193 Глава. Янь Хонг - Инь Янь

Как только Юйшу ушла, у Налань тут же начался сильный кашель, несколько лекарей из императорского лазарета дежурившие во дворе, немедленно бросились во дворец Чжао Ян. Проверка пульса и приготовление лекарства для императрицы заняло более двух часов. В огромном зале повсюду стоял густой, резкий запах отвара из лекарственных трав, Налань Хонгье, все еще задыхаясь, лежала на постели, она промучилась почти полдня, лицо ее стало совершенно бледным.

- Матушка императрица, по слухам император остался ночевать во дворце Цинь Лоу, где никого нет.

Налань Хонгье положила руку на грудь, ее дыхание было слабым, она спросила: - А разве наложница Чэн не там?

- Нет. У наложницы Чэн месячные и она все еще скрывается в квартале Хонг (красном) от Хонг (вероятно самой императрицы Хонгье).

Налань коротко кивнула, и после минутного размышления, сказала: - С каждым днем погода все холоднее, иди, распорядись в Цао Цу, пусть слуги будут немного осторожнее, не позволяйте Его Величеству простудиться.

- Да. - Вэнь Юань уже собралась уходить, когда императрица неожиданно крикнула: - Забудь об этом, не нужно.

Сказав это, она перевернулась на другой бок и, лежа спиной к служанке, слишком легким голосом произнесла: - Не нужно нести ужин, я хочу спать.

- Как прикажете, госпожа.

Янь Сюнь сидел на троне уже почти пять лет, и, подобно многим императорам прошлых династий, с каждым годом его гарем все больше оживлялся. Не счесть юных красавиц, как поток стекающихся во дворец. Все разные, одни прекрасны, элегантны, другие напичканы поэзией и книгами, третьи милые и наивные, словно все цветы мира пышно распустились в этих холодных, одиноких внутренних покоях дворца.

К сожалению, в то время как все прочие наложницы вновь и вновь находились в положении, Налань Хонгье, вошедшая во дворец четыре года назад, сих пор не имела детей. Наложница Чэн, младшая сестра главнокомандующего Чэн Юаня, выносила уже двух детей, и сейчас ее положение в гареме сравнялось с положением императрицы, из-за многих болезней, удалившейся от мирских забот. Но он уже очень долго не заходил во дворец Чжао Ян (дворец императрицы). Если бы Юйшу с сыном сегодня не пришли сюда, вероятно сам бы он, так и не зашел.

Солнце медленно опустилось за горизонт, на макушке дерева, словно вспыхнувший красным фонарь, мерцающий жемчужным светом, повисла луна.

Совершенно исхудавшая, завернувшись в парчовое одеяло, Налань походила на чахлого птенчика, она то и дело тихо кашляла. Возможно, она с давних пор уже ничего не ждала, а возможно, она давно это ожидала.

Шесть лет назад, после того, как войсками Янбэй был атакован последний оборонительный рубеж Великой Вэй, известия из Цинхая о рождении наследника немедленно разлетелись по всей материковой части Симинг. Поскольку во время беременности его мать подвергалась многим испытаниям, страдала от тряски, ветра и холода, то ее организм был сильно истощен, и ребенок едва не умер при рождении.

Ослабленная после родов, Принцесса Цинхая находилась на краю гибели, и всем было известно, что князь Цинхая, из любви к жене и ребенку, в тот год, ради них, отказался от сражений с Янь Сюнем за власть в мире. Цинхай тут же разослал по всему континенту уведомление о поисках лучшего лекаря из ныне живущих, назначив огромное денежное вознаграждение. Немало ходило слухов о мудрости и искусстве врачевания учителя Цин Чжу из Мау Лин, однако, этот старый упрямец, считавший Цинхай варварской землей, отказывался ехать. В том же году, когда Янбэй ради победы объединился с Хуай Сун, князь Цинхайя, взяв отборную трехтысячную кавалерию, осмелится выехать за пределы заставы Цуйвэй, с боем прорываясь к Мау Лин (*Цветущий холм), он намеревался схватить (взять в плен) учителя Цин Чжу, чтобы тот спас жизнь новорожденного наследника и принцессы Сюли. Известие долетело именно в тот самый день, когда она и Ян Сюнь обменялись золотыми карточками, с изображенными на них ярко-красными утками, то чего она столько лет страстно желала. Налань раскрыла золотую карточку, в самом ее верху располагалось два имени, которые собственноручно написал Ян Сюнь. «Ян Сюнь» и «Налань Хонгье», бок о бок, переплетение штрихов, кажется, что росчерк пера очертил контуры половины этой ее жизни.

Ее пальцы скользили по цветам и красным уткам, красовавшимся на карточке, по позолоченным символам чжуаньшу (*древний стиль каллиграфического письма), и наконец, замерли на тех восьми, радостно выглядевших: «поддерживать друг друга, всегда быть едины». Всего-то шесть простых слов, но ее глаза вдруг стали влажными.

В тот день под вечер они оба сидели за свадебным столом, вокруг двора цвели абрикосы, будто объятые пламенем пышные розовые облака, подхваченные ветром, кружились лепестки цветов, застилая все небо осыпающимися, точно прекрасный дождь, красно-белыми цветами. Ян Сюнь спокойно сидел рядом с Налань Хонгье, дипломатичен, немногословен, придраться не к чему, неучтивости не проявляет, но и не очень-то и близок. Налань Хонгье несколько раз порывалась рассказать ему немного о тайне, которую она скрывала в течение многих лет, но каждый раз его равнодушие останавливало ее. В один миг небо стемнело, Ян Сюнь собрался уходить, что невольно огорчило Налань, она уже собиралась высказаться по этому поводу, но стражник внезапно сообщил, что пришло срочное военное донесение. Оказалось, что князь Цинхая вот-вот достигнет Мау Лина. Ян Сюнь всегда оставался хладнокровным и невозмутимым, но в тот момент выражение его лица изменилось, он немедленно распорядился стянуть войска из окрестностей Мау Лина, во что бы то ни стало, нужно было остановить правителя Цинхайя у ворот. Однако, еще до того, как стражник ушел, Ян Сюнь окликнул его, заходящее вечернее солнце отражалось на его лице каким-то диким сиянием, он немного вытянул руку, похоже собирался что-то сказать, но так ничего и не произнес. Во дворе кружащиеся лепестки цветов абрикоса, медленно опускаясь, застилали землю.

«Впрочем, забудь», - Ян Сюнь отпустил руку, и вновь вернул себе невозмутимый вид.

«Забыть?», - невольно переспросил несколько ошеломленный стражник.

Услышав вопрос, Ян Сюнь вопросительно приподнял брови, он молчал, лишь искоса бросив на стражника холодный, как лед, взгляд. Испуганный мужчина, тут же бухнувшись на колени, поспешно удалился. Небо стемнело, Ян Сюнь повернулся и очень естественно улыбнулся Налань, держа в руке молодой бамбуковый побег, он сказал: «Ешь больше зеленых побегов, это хорошо для здоровья».

Налань Хонгье пережила за свою жизнь немало взлетов и падений, и уже давно достигла вершин самоконтроля, также безоблачно улыбнувшись, она слегка кивнула: «Большое спасибо Ваше Величество». Это всего лишь незначительный эпизод, все слуги моментально забыли эту невинную историю, вот только она ее неожиданно вспомнила.

В тот вечер, в лучах заходящего солнца, она смутно осознала один факт, но, тем не менее, на протяжении многих лет отказывалась признавать его.

Из покоев императрицы послышался приступ кашля, вбежавшая Вэнь Юан, схватив фимиам и пучок душистых трав, бросила их в курильницу и немного нахмурилась.

За окном мерцает серебристый лунный свет, деревья дрожат от ветра, в Чанане наступает зима.

________________________________________________________________

Заснув днем, ночью Юйшу, напротив, мучила бессонница. Она набросила на плечи плащ с мехом седой лисы и, взяв в руки фонарь, отравилась в комнату сына. Юнъэр спал спокойно и крепко, надув губки, будто во сне ел что-то очень вкусное.

Юйшу села у кровати сына, ночной ветер стих, оказывая успокаивающее действие, в углу, закручиваясь в спирали, поднимался дымок от ладана. Она хотела дотронуться до его щеки, но побоялась, что ребенок может проснуться от прикосновения холодных рук, поэтому, просто отбросила волосы с его лба, после чего тихонько улыбнулась.

Незаметно, издалека долетели звуки гонга, отбивающие третью ночную стражу, эти звуки были столь же длинными, как ночь. Юйшу в эту минуту ощущала абсолютное спокойствие, даже звуки, возвещающие о пожаре, показались бы ей умиротворяющими.

Юйшу поднялась и вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь, в тот момент, когда она намеревалась вернуться в свою комнату, женщина вдруг увидела пламя свечи в одной из комнат. На мгновение она оцепенела. И, так же как сотни тысяч раз за эти годы, она стояла, тихо наблюдая, как вздрагивает пламя на ветру.

Прошло пять лет, монумент Восточному морю, должно быть, уже полностью покрылся пеплом, а придворные сплетники, позабыли его имя, даже приморский люд, благословлявший его день и ночь, вероятно, уже выбросил из дома его поминальные таблички, поставив вместо них таблички своих родителей и родственников. Люди мало по малу забыли его, забыли о его заслугах, его голос и улыбку, забыли, что он сделал для страны, цену, которую он заплатил за эту землю. Только ей, этой глупой женщине никак не забыть, каждый день, с наступлением сумерек, в его кабинете, для него зажигалась свеча. Когда он был жив, она не осмеливалась подходить близко к этой комнате, даже суп, который она готовила для него собственными руками, Юйшу была вынуждена позволять отнести специально назначенной для этого служанке. Он говорил, что очень занят важными государственными делами и просил, чтобы никто его не беспокоил. Она верила.

Он говорил, что у него срочные военные донесения, и посторонних не должно быть рядом. Она верила. Он говорил, что будет занят до поздней ночи, поэтому остается ночевать в кабинете, ей не нужно ждать его. И этому она верила. Она была так наивна, независимо от того, что говорил ее мужчина, она всему верила. Но временами, она тоже хотела что-то сказать, всего несколько слов, например, что между ней и прислугой нет никакой разницы, она тоже может принести ему чашку супа и сразу уйти, не побеспокоив его. Или о том, что она его жена, а не посторонний человек. И еще о том, что на самом деле, она тоже очень поздно ложится спать и даже если он припозднится, ему не стоит волноваться о том, что он может разбудить ее. Но она все еще не решалась это ему сказать, возможно, из-за своей застенчивости. Поэтому каждую ночь, прислонившись головой к окну, она с болью в сердце смотрела на пылавший в кабинете огонек свечи, и лишь когда огонь потухал, она забиралась в постель и спокойно закрывала глаза. Она иногда думала, это, считается, что они спят вместе? Однако, как только появлялись такие мысли, ее щеки тут же краснели.

Каждый раз, когда она приезжала в дом к родителям, старшие сестры спрашивали, не думала ли она, что у князя есть женщина на стороне? И каждый раз, когда Юйшу слышала это, она очень злилась на это. Она спрашивала, какой на их взгляд князь человек, что они могут так клеветать на него? Но сколько бы доводов она не приводила, тем не менее, переспорить сестер не могла. Постепенно, она все реже стала навещать семью.

Она знает, что у нее самый лучший муж в мире, он честный, порядочный и талантливый мужчина, его ценят при дворе, в столице ему нет равных, его стихи популярны, дома он не пьет вина, даже если принимает гостей, никогда не напивается. Он не взял наложницу, не разжигает беспорядки, при дворе он известен как мудрый князь Сюань, никто не сравнится с его авторитетом в армии. Даже если из-за своей загруженности, время от времени, он бывает, холоден с ней, ну и что с того? По сравнению с матерью и сестрами, которые целыми днями напролет правдами и неправдами домогаются внимания мужей, она очень счастлива. Он ее муж, ее небо, весь ее мир. Разве она не должна была верить ему, ухаживать за ним, ждать его? Как она может сомневаться в нем, подозревать его, злиться, или жаловаться на него? Более того, даже если он умер, она все еще пользуется плодами его заслуг. К тому же он оставил ей самое драгоценное, сына. Разве этого недостаточно?

Юйшу улыбнулась, улыбка была светлая и чистая, она натянула воротник плотнее и тихо пробормотала: «Завтра надо купить больше оконной бумаги, похолодало. Нужно заменить оконную бумагу в кабинете».