186 Глава. Надвигается ветер Янь

В какой-то момент, Чу Цяо показалось, что она снова увидела Ян Сюня.

Снаружи царила абсолютная темнота, не было и отблеска лунного света, пурга заволокла все небо, и ветер, как нож, со свистом хлестал в лицо. Человек стоял там, укутавшись в плащ с ног до головы, так, что была видна лишь пара глубоких глаз, взирающих на нее. Ворвавшийся через открытую дверь ветер задул горевшие в комнате свечи, и только бледный свет, отразившись от снега, искрился в густых сумерках ночи, еще сильнее оттеняя скользящую по земле размытую тяжелую тень.

Показалось, что прошел час, хотя возможно это было лишь мгновением, прежде чем человек медленно поднял ногу и двинулся вперед, едва наклонив голову. В его движениях чувствовалась усталость, когда он поднял, исхудавшие до костей руки ко рту, негромко кашлянув. Дверь закрылась, и теперь в небольшом тесном погребальном зале стояли три человека.

Горбатый слуга в темной одежде проворно зажигал свечи, а тусклый свет медленно озарял помещение, освещая человека в темном плаще начиная с длинных темных волос с проседью у висков и заканчивая морщинистыми руками. Как только, Чу Цяо приперла дверь скамейкой, слуга тщательно протер ее от пыли и мужчина кашлянув, согнулся чтобы присесть. Девушка заметила, что под одеждой у мужчины скрыто исхудавшее слабое тело. Она все еще стояла. С того момента, как они вошли, Чу Цяо не проронила ни слова, у нее в душе закралось подозрение, при виде этого болезненно тощего мужчины, и она даже почувствовала волнение, когда ей вдруг показалось, что это прибыл сам Ян Сюнь.

Слуга отступил в сторону, встав у двери, его фигура была укрыта тенью, он стоял, молча словно камень, опустив голову. В еле освещенную комнату, завывая, сквозь дыры в черепичной крыше, врывается ледяной ветер, огонь свечей, потревоженный порывами ветра, мерцает и вот-вот в любую минуту может погаснуть. Мужчина поднял голову и, посмотрев на нее, внезапно произнес: «Сегодня невероятно сильная метель». Чу Цяо остолбенела, она не понимала, почему находясь рядом с этим человеком, чувствовала себя настороженно. Как будто мощное давление, вытекая из его тела, постепенно заполняет комнату и затрудняя ей дыхание.

«Да, в самом деле, очень сильная», - кивнув, тихо ответила она.

«Уже много лет не было столько снега», - человек, должно быть, был немолод, так как по голосу он казался старым и усталым: «Кажется, пятнадцать лет назад зима была такой же снежной. Вьюга была настолько сильной, что повалила все старые деревья перед воротами».

Пятнадцать лет назад... Как раз в тот год вся семья Ян Сюня была убита. Зима тогда выдалась на редкость холодная, поэтому, когда они прятались в заброшенной разрушенной гостинице к югу от городской стены, и чтобы не замерзнуть, они сожгли всю имеющуюся там мебель, но, тем не менее, все равно получили обморожения по всему телу. «В этом году фестиваль фонарей удался?», - мужчина так естественно спросил, как будто они были старыми друзьями. Чу Цяо слегка наклонив голову, ответила: «Небеса не благоприятствуют и торжества сорвались. Почтенный учитель тоже шел на праздник фонарей, но буран преградил ему путь?»

Он глухо усмехнулся, сказав: «Разве с таким телом, как у меня, все еще ходят полюбоваться на праздничные фонари?» Чу Цяо моргнула, затем осевшим голосом спросила: «В таком случае, господин пришел поклониться старому князю Янь?» Хоть она и не видела лица мужчины, но, Чу Цяо все еще могла представить беззвучную усмешку на его лице.

Внезапно издалека долетел взрыв затяжного колокольного звона и звуков барабана (*символы Неба и Земли, мужских и женских предков), отбивающие восемнадцать ударов ночной стражи в честь празднования фестиваля фонарей. Звон доносился с башни Тхьен Чхен во дворце Шен Дзин (*священный золотой дворец), где в это время, следуя обрядам, под предводительством великих буддийских наставников, возжигали благовония Будде и читали молитвы, прося даровать в следующем году мягкого ветра и обильных дождей, процветания государства и благополучия народа.

Чу Цяо несколько растерянно обернулась на звуки колоколов. «Это кладбище настолько безлюдно, ты не боишься оставаться здесь одна?» Чу Цяо обернувшись взглянула на старика, понимая, что он, легко проникнувший сюда, и не будучи обнаруженным людьми Юэ Шисан, не так прост как кажется. В уме она перебрала всех возможных кандидатов, кто мог в это время прийти сюда, но, тем не менее, не смогла найти человека, кто был бы на это способен. Это обстоятельство вызвало в ней еще больше подозрений, но по ее лицу нельзя было ничего прочесть, она лишь безразлично усмехнувшись, произнесла: «Великодушное сердце не ведает страха, в сравнении с человеческими страстями, так называемые блуждающие души-призраки, во много раз лучше». «Великодушное сердце?», - тихо рассмеялся старик: «Скольких людей в этом мире можно по-настоящему назвать этими двумя словами?»

«Достаточно начать с себя» - Чу Цяо все еще стояла на месте, в огнях свечей ее длинная белая шуба выглядела особенно изящно, лицо было гладким и сияющим, она спокойно продолжила: «Кто-то всю жизнь живет честно, предан престолу, не ворует, бескорыстен, всегда спокоен. Кто-то до конца дней своих, живя обычной жизнью, в поте лица зарабатывает свой хлеб, чтобы прокормить семью, но никогда не творит зла и не нарушает закон. Такому сердцу нечего стыдится и его можно назвать великодушным. Мир в душе зависит от себя, а вовсе не от достижений».

Старик слегка приподнял брови, в это время порыв ветра, закрученный в вихрь тонким шелком пепла, припорошил его длинное платье. На мгновение он глубоко задумался, и немедленно чуть заметно улыбнувшись, сказал: «Ты говоришь разумно».

«Снаружи такая сильная метель, почтенный учитель прибыл глубокой ночью, это потому что его сердце что-то гнетет (дословно - сердце в оковах)?»

«Старики неизбежно легкомысленно вспоминают что-то из прожитой жизни». Ураган внезапно открыл дверь, тотчас погасив все свечи в комнате. Испуганный слуга, несмотря на старость, был еще очень гибким, он быстро закрыл дверь, намереваясь зажечь и свет, но старик, подняв глаза, с блеском во взоре, посмотрел на ряд гробов, укрытых глубокой темнотой, немного ухмыльнулся и, отмахнувшись, произнес: «Оставь так». В комнате было тихо, только снаружи был слышен вой бушующего ветра. Глаза постепенно приспособились к окружающей темноте, а свет, от снега проникающий через окно, позволял смутно разглядеть силуэт стоящего напротив человека. Старик снял плащ и сказал: «Возможно, он не хочет меня видеть» - далее продолжил: «Я принес вино, составь мне компанию. Выпей со мной чашку». Не дожидаясь ответа, стоявший в стороне старый слуга подошел и разложил на полу шелковую материю, сверху поставил две чаши и сияющий в темноте полупрозрачный чайник из белого нефрита. Наполнив обе чаши ароматным вином, старый слуга, взяв одну из них двумя руками, преподнес ее девушке.

Чу Цяо улыбнувшись сказала: «Это Цин Цю из Циньнюй Дзяо».

Старик усмехнувшись похвалил: «Хороший, чувствительный нос». Чу Цяо улыбнулась: «Я мало пью вина, но неплохо разбираюсь в его запахах». Сказав это, она вынула шпильку и опустила ее в чашку, через секунду вынув, поднесла к лицу и вдохнула аромат, после чего запрокинув голову, спокойно попробовала напиток: «Это действительно хорошее вино». Старик, глядя на то, как она открыто, у всех на газах проверяет вино на наличие яда, не разозлился, а наоборот с интересом проговорил: «Одолжи и мне твою заколку». Чу Цяо немного удивленно спросила: «Вы сами принесли эту бутылку, так почему же вы сомневаетесь?»

«Осторожность никогда не повредит». Взяв у девушки серебряную заколку, он опустил ее в вино, затем вынул из кармана бумажку, поджег ее и долго разглядывал шпильку, после чего запрокинув голову, выпил напиток. Чу Цяо расхохоталась: «Так вы делаете только хуже» Старик немного удивленно спросил: «Почему?»

«Не все яды разъедают серебро, к тому же передавая вам заколку, было бы очень просто отравить ее. Даже если я не использовала яд, но, тем не менее, я так близко от вас. Неужели вы не боитесь, что могу оказаться подосланным убийцей?» Старик совершенно спокойно, без паники, взглянул на нее, и наоборот очень доверительно спросил: «Это действительно так?»

«Если я скажу, нет, вы мне поверите?» Он нахмурил брови, похоже, серьезно задумавшись, и через некоторое время сказал: «Не уверен». Чу Цяо рассмеялась: «Да, фермер желает сегодня есть курицу, потому не режет свиней, но это не означает, что завтра он этого не сделает».

«Ты сравниваешь меня со свиньей?»

«Нет», - Чу Цяо покачала головой: «Вы такой человек, на три части волк, на три части змея, а остальные четыре я не рассмотрела, во всяком случае, и они не очень хороши». Старик повернулся к своему слуге, стоящему у двери и, смеясь, сказал: «Взгляни на эту девушку, ее язык в сто раз более ядовит, чем перо Железный зуб». Старика это, кажется, весьма позабавило, он пригласил, Чу Цяо присесть и выпить с ним. Снаружи буран становился все сильнее и сильнее. Она взяла маленький стул, вытерла его и села рядом, медленно попивая с ним вино. Вокруг царила кромешная темнота, только через дыры в крыше просачивался бледный свет. У вина соблазнительный аромат, стоит выпить одну чашку, и вы не удержитесь от второй. Даже если оно не отравлено, большое количество алкоголя туманит голову. Через какое-то время, у Чу Цяо закружилась голова, она упала на стул, положила руки на подлокотник, опустив сверху голову и медленно закрыла глаза, продолжая разговаривать со стариком. Кажется, они еще много говорили, но она уже не очень хорошо помнит. У нее на душе было так спокойно, так хорошо, как будто белоснежная морская волна мягко гладила ее пальцы и щеки.

В этот момент она как будто вернулась в детство, в то время когда ее еще оберегал дедушка. Он скрупулёзно обучал её тайцзы и чаньцюань (*кулак великого предка и длинный кулак - виды боевого ушу), прививая принципы тактики ведения боя с преимуществами использования ландшафта, в то время, когда он учил её пользоваться разными видами холодного оружия, раз, за разом заставляя повторять наизусть цитаты из высказываний главы государства. Тогда, ей каждое утро приходилось стоять под флагом и повторять клятву. И не смотря на то, что она была еще ребенком, но все равно она ощущала всю торжественность обстановки, стоя позади старого, но по-прежнему сильного дедушки, она громко говорила: «...Быть преданным председателю, партии и народу, в случае необходимости отдать жизнь за страну и людей...». Изображение перед внутренним взором изменилось, обернувшись холодными внутренними покоями дворца, огромная яркая луна висит высоко в небе, а перед ней стоит непреклонный подросток, поджимая губы, он смотрит на заколку в ее волосах и, рассердившись, не хочет с ней говорить. Заметив это, она спешно снимает украшение. Она пытается успокоить паренька, объясняя, что это тринадцатый Юань навязал ей эту безделушку, но ей она совершенно не нравится. А спустя некоторое время, он нерешительно протягивает ей некрасивую заколку из медной проволоки, по-видимому, сделанную его собственными руками. Это простая шпилька без каких-либо украшений, она видит его пальцы в царапинах, некоторые из которых кровоточат, хоть и обмотаны наспех тканью. Потом перед внутренним взором, появляется пара лисьих глаз. Мужчина, одет в ярко-красные пышные одежды. Он сидит в беседке у воды, играя на флейте. Толпа девушек в ярких одеждах окружила его. У него немного затуманен взгляд, похоже, он выпил два кувшина вина, но увидел ее издалека. Вот он внезапно встает, и, прикладывая усилия, машет ей рукой, зовя её: «Цяо Цяо! Цяо Цяо! Иди сюда!» Изображение снова поменялось, и теперь она видит, как небо наполнилось туманом и светом, кадры, вращаясь, собираются в виде красивого мужчины. Сцена похожа на фестиваль фонарей, проходивший три года назад, мужчина дуется, потому что она не соглашается ехать с ним в Цинхай. Он едет впереди в полном негодовании, упрямо не обращая на нее никакого внимания, ругаясь и называя ее упрямой дурехой. В гневе она хватает ком земли и бросает в него, случайно попадая ему в затылок, его щеки побледнели, он обернулся, бросив на нее свирепый хищный взгляд. А потом, на корабле, покачивающемся на волнах, два человека обнимая друг друга, стоят под тонкими нитями дождя, и он шепчет ей на ухо: «Я очень счастлив, я никогда еще не был так счастлив, как сейчас...» В этот момент, неожиданно, в ушах эхом прозвучал детский голос: «В конце концов, он мертв, он тоже мертв, она осталась одна и горюет, в конечном счете, она тоже умерла, чтобы быть рядом». Да, да, она спит, Сяо Цэ умер, он умер от рук собственной матери, умер у нее на руках, его грудь была залита, свежей кровью. Она коснулась его холодного, как лед, тела и закрыла глаза, а он облокотился на ее плечо и умер. Он больше не сможет, посмеиваясь, назвать ее по имени, не сможет ущипнуть ее за щечки, не сможет, забраться ночью в ее комнату через окно, не сможет тайком читать ее письма, полученные от Юйвень Юэ, не сможет ласково смотреть на нее, когда она грустит и, взяв ее за руки, сказать: «Не бойся, тебе нечего бояться. Ведь у тебя есть я и четвертый Юйвень. Даже Ян Сюнь в действительности не может причинить тебе боль». Между небом и землей бушует северный ветер, с неба падает кроваво-красный снег, теперь она видит, как Юйвень Юэ и Ян Сюнь схватились друг с другом на поле боя. Она видит, как души десятков тысяч человек покинули тела и парят высоко в небе. Она слышит стон земли и рев ветра, она видит, как небо, раскололось на куски, а из трещины медленно течет свежая кровь, проливаясь на поле битвы. Она видит, как Юйвень Юэ упал на землю, его плоть на спине треснула, от раны, которую она нанесла ему много лет назад, а холодный меч пронзает грудь. Она видит, что Ян Сюнь держит в руке трехфутовый покрытый кровью меч, стоя на груде окровавленных тел, и десятки тысяч стрел вылетев из луков, затмили собою солнце, образуя между небом и землей кромешную тьму. Он стоит на вершине мира, а под его ногами растекается красная жижа, тело пробито множеством острых стрел, однако он не падает. В тот момент, перед внутренним взором на сцене появляется огромное войско, но кадры событий стали внезапно рассыпаться. Свирепые мечи цюаньжунов разгромили Си Минг. Она опускается на колени на берегу ледяного озера Цьен Чжан, смотрит на рухнувший в одно мгновение, мир. А в ушах эхом звучит низкий голос, снова и снова повторяющий: «Продолжай жить. Живи...»

Из ее глаз хлынули слезы, стекая вниз по подбородку, они капали на белоснежный мех. Старик стоял перед ней, он уже не улыбался как прежде, сейчас он превратился в равнодушного хитрого лиса. Обернувшись, он спросил у старого слуги: «Это она?» Старый слуга наклонился вперед, и как всегда скромно, но с достоинством, тихо ответил: «Да». Мужчина еле заметно улыбнулся, однако в его глазах не было и капли веселья: «Не ожидал здесь встречи». Старый слуга немного приподнялся, ничего не ответив. Старый господин долго думал, потом вдруг вытянув руку, провел пальцами по лицу Чу Цяо, ощутив холодные слезы, он тотчас замер, а затем медленно поднял руку к своему лицу и слизнув с пальцев капли, ощутил соленый привкус. «Анфу (*имя главного евнуха императора), как, выпив вина, Хуан Лян, она все еще может плакать?» Похоже, что в темноте старый слуга не заметил, что сидевшая в кресле девушка, тихо плачет. Он поспешно зажег свечу и внимательно осмотрев лицо Чу Цяо, обомлел. Словно нитка жемчуга, по ее щекам тихо катились горькие слезы. Изумленный Анфу, с присущей ему неспешностью, сказал: «До сих пор никогда не слышал, чтобы кто-то, испив вина Хуан Лян, все еще плакал. Возможно, в сердце этой девушки живет много боли». Сказав это, слуга слегка нахмурился, как будто был чем-то озадачен: «У нее такое почетное положение (социальное), отчего же она страдает?» Услыхав эти слова, старик слегка улыбнулся и сказал: «Чем больше счастья, тем больше страха потерять его. В сердце этой девушки живет страх и вероятно она не в силах обуздать его».

«Ваше Величество, время позднее, нам пора возвращаться». Мужчина кивнул и, накинув плащ, направился к двери, но внезапно он обернулся, и, посмотрев на стоящий, на земле гроб сказал: «Ши Чэн, ты говоришь, что Вэй продержится еще несколько лет?» Ветер снаружи по-прежнему был сильным, от чего фигура старца казалась еще более тонкой. Он вдруг несколько раз кашлянул, улыбнулся, после чего открыл дверь и вышел.

Бледный огонек свечи еле мерцает под напором ледяного ветра, но, тем не менее, горит. Девушка, облаченная в белые меха, откинулась на спинку стула, слегка наклонив в сторону голову. Из ее глаз одна за другой капали тихие слезы. Неизвестно сколько времени прошло. Чу Цяо слегка нахмурилась, когда поняла, что рядом кто-то говорит, а яркий свет лампы слепит её, в это время звонкий голос Мэйсян зазвучал у нее в ушах, та радостно тараторила: «Очнулась, очнулась, отлично!» Чу Цяо нахмурилась, увидев, что с одной стороны над ней склонилась Мэйсян, а с другой, держа в руках фонарь, стоит Хуан'р, обе они смотрят на нее весьма обеспокоенно. «Госпожа, что случилось?»

Чу Цяо немного растеряно огляделась вокруг, поняв, что след старика давно простыл не вдаваясь в подробности, ответила: «Ничего. Случайно заснула». Мэйсян тотчас с упреком ответила: «Здесь так холодно, разве можно здесь спать?»

«На мой взгляд, госпожа выглядит очень усталой. Вьюга почти уже стихла, так что нам следует немедленно возвращаться домой!»

Путники сели в повозку. Ронг все еще крепко спал, Моэр также устроился в объятиях Цин Цин.

Налетевшая метель разогнала праздничные гулянья. На обратном пути повсюду встречались сорванные ветром фонари, улицы же были пусты и унылы. Чу Цяо отдернула занавеску, глядя вдаль, но огней нигде не было, и лишь на кладбище перед дверью висел одинокий фонарь, излучающий холодный бледный свет, он, не понятно как, но оставался целым и невредимым, пережив такую метель.

Когда они вернулись во дворец, было уже поздно, Юэ Лю ждал перед дверью, увидев Чу, он глубоко вздохнул, сразу подошел сообщить, что Юйвень Юэ уже давно вернулся и несколько раз о ней спрашивал. Забежав в дом с мороза, в лицо Чу Цяо, пахнуло теплом, спешно скинув шубу в главном зале она прокралась в спальню. В комнате было тихо, от курильницы струился пряный аромат благовоний, девушка неслышно подкралась к постели и увидела немного раскрасневшееся лицо Юйвень Юэ. Он спал на кровати одетый, но продолжал хмурить брови, как будто даже во сне на что-то злился. Его дыхание было тяжелым, чувствовался концентрированный запах алкоголя. Он никогда прежде не злоупотреблял вином, но сегодня вечером, по-видимому, выпил много и его сморило. На спинке кровати из красного дерева, висел изящный фонарь в виде кролика, красные глаза, длинные уши, точь-в-точь как живой. Она сняла обувь и легла рядом с Юйвень Юэ, вдыхая запах его тела и слушая его тяжелое дыхание, она почувствовала, что ее застывшее сердце постепенно согревается. Она обняла его за талию, смахнув тень отчаяния взбудоражившего ее во сне. Этого не случится, никогда. Они всегда будут вместе! Будут счастливы! У них будут дети, и они вместе покинут это место и начнут другую жизнь. Все будет именно так, определенно так.

После новогодних торжеств, царский дом Вэй еще больше продемонстрировал свой упадок, беженцы наводнили район Лунси, хотя императорский двор уже огласил указ о помощи пострадавшим от стихийных бедствий, тем не менее, путешествуя по дорогам, везде можно было встретить «перепродающих своих жен и детей и съедающих их» (*выражение означает бедственное положение). Не смотря на то, что Император приложил все усилия, чтобы изыскать золото из казны, тем не менее сейчас Вэй была уже не достаточно сильной, война как рычащий зверь, свирепо разинула свою пасть. Всего за несколько коротких лет, и от процветавшей в прошлом империи, ныне остались лишь кожа да кости. При этом условия жизни в Яньбэй тоже были тяжелыми, хотя благодаря набегу на Бань Тан Лян, провианта хватило временно пережить зиму, но теперь выживать стало тяжело. Вследствие такого положения дел, в начале года на пограничных заставах даже не было масштабных сражений. Вне зависимости от того намерен ли Яньбэй отправиться на восток или предпринять северный поход, тем не менее в связи с тяжелыми последствиями стихийных бедствий, их шаги были оттянуты.

В первый день марта, император пожаловал Юань Чэ северные земли, хотя все и так знали, что земли на севере принадлежат седьмому принцу, но официального титула у него не было, но в этой критической ситуации, Император уступил сыну командование северными племенами, не пострадавшими от стихийных бедствий.

Седьмого марта главный военный министр Юйвень Юэ, закончив семейные дела, вернулся в совет старейшин. Семнадцатый сын Императора Юань Ци, выразил свое хорошее расположение Юань Чэ, тотчас влияние седьмого принца возросло еще больше, как лодка, поднимающаяся вместе с уровнем воды. В это время Юань Ян под предлогом болезни весь день не выходил из дворца, эти два месяца он не занимался делами. Однако тринадцатого марта в столицу пришло послание из Яньбэй, заставившее, Чу Цяо снова начать волноваться. На самом деле в сообщении не было ничего, что заслуживало бы внимания, всего лишь новость о том, что Ян Сюнь хочет открыть торговлю с Вэй, что он намерен менять лошадей и железную руду на провизию из Вэй, такие как чай, соль и шелк. Это обстоятельство, конечно, вызвало всеобщий смех при дворе, чиновники Великой Вэй насмехались над Ян Сюнем, называя его безумцем, как он мог додуматься предложить вести торговлю с Вэй? Хотя в действительности они испытывали нехватку боевых лошадей и железа, но они все еще могли торговать с Бань Тан и Хуай Сун. Великая Вэй, конечно же, отказывается сотрудничать с Яньбэй, наоборот, впервые цензорат и главный министр канцелярии, рука об руку написали красноречивую язвительную речь, высмеивая бредовые фантазии Ян Сюня. Это событие не имело особого значения для обеих стран, однако это ясно показало крайне бедственное положение и упадок Янбэй. Хотя дела в Вэй обстоят тоже не лучшим образом, но увидев врага более беспомощным, военные министры Вэй снова задрали носы. Кучка сумасшедших ученых стали кричать о том, что пришло время уничтожить Яньбэй. Даже кое-кто из родни императора, находясь далеко от столицы, писали письма Юйвень Юэ, призывая его немедленно отправить войска и разгромить Яньбэй, быстро устранив угрозу. Юйвень Юэ холодно смотрел на толпу бушующих министров, они были точно демоны, пустившиеся в бешеную пляску, и невольно усмехнулся: «Действия Ян Сюня нельзя назвать слишком умными, но на самом деле, это то, что нужно». Эти всего лишь несколько ничего не значащих слов, однако, весь Чайнань переполошился. Когда он сказал это, Чу Цяо испугалась. Юйвень Юэ видит ситуацию глубже других людей, он понял, что Ян Сюнь умышленно показал свою слабость, желая выманить войска Вэй. Чу Цяо и Ян Сюнь были вместе в течение многих лет, поэтому она прекрасно знала его характер, гораздо лучше, чем кто-либо другой. Даже умирая, он не станет демонстрировать слабость перед врагом. Он намеревается развязать войну, желая застать врага врасплох. Стоит ли это таких жертв?

За зимой следует весна, пора пробуждения природы, но ледяной северный ветер отступает неохотно. За окном все еще виднеется снег. В этом году зима кажется особенно длинной.