177 Глава. Принцесса Сю Ли (*прекрасная, пленительная императорская наложница)

 Осень день ото дня все прохладнее, чистое холодное дыхание ветра окутывает цветы хризантемы. Лотосы в озере Тхай Цсин (*Высшей чистоты) уже давно завяли, а берег покрыл ковер из опавших листьев зонтичных деревьев. Главный зал, напоминает тихое прозрачное озера без осенней ряби, голос Сун Ди, как позолоченный медный треножник мягко благоухающий, тает в тишине зала, ставшем еще более пустым и безмолвным.

«Принцесса Юн Кхан, старшая супруга Хуа Янга, супруга принца Джунаня, супруга принца Туан Цсиана, супруга принца Цзин Ана, все поочередно предстали перед престолом, изъявив свою готовность заниматься воспитанием (растить) малолетнего императора. Принц Жунань, принц Туан Цсин, принц Цзин Ан, генерал Сыту, муж принцессы Ан, муж принцессы Юнь, так же прибыли, императорский двор сейчас разделен на две фракции, большинство военных министров преклоняются перед принцем Цзин Аном, в то время, как чиновники по гражданским делам предлагают трем принцессам (женам принцев) общими усилиями растить малолетнего императора, а трем принцам совместно управлять государственными делами».

Поднявшийся ветер, раскачивает деревья, в лунном свете заплясали тени. Чу Цяо сидит на мягком стуле во внутренних покоях, в расшитом китайском халате из белого хлопка, одна рука лежит на подоконнике, другой подпирая голову, смотрит на луну, зависшую над рядом зонтичных деревьев, широкие рукава чуточку свисают, открываю небольшую часть белоснежной, как снег, руки, лицо осунулось, глаза спокойные, сложно было понять о чем она думает.

«Генерал конницы Сье Суй во главе семидесяти тысячной армии, в конечном счете, уже достиг подножия горы Закат и намеревается через несколько дней войти в столицу. Сье Суй некогда ранее служил принцу Цзин Ану, а в настоящее время сам возглавляет войска, мы не можем сидеть сложа руки. Я направил приказ генералу Сюй Су в Хань Шуэй организовать оборону. Если Сье Суй прибыл с намерением поклониться новому императору, ему следует пересечь реку в одиночку, без войска».

«Сье Суй?», - Чу Цяо, прислонилась к окну, не поворачивая головы, тихо сказала: «Во времена бунта принца Лоу, я и тогда не замечала в нем особого патриотизма и преданности императору, почему же сейчас он стал таким гордым и своевольным?»

Голос Сун Ди, неизменно глубокий, произнес: «Имя не благоприятное, нет ничего удивительного в том, что при дворе существует коварный замысел» (*подразумевается, что она сейчас исполняет роль регента, но у нее нет титула).

Чу Цяо немного косо взглянула на него, в глазах Сун Ди уверенный блеск, по всей видимости он хотел что-то сказать, но, в конечном счете все же промолчал, не получив ответа, тихо повернулся, долгое время глядя в окно на хрустально-чистые лазурные волны, не говоря ни слова.

«Кроме того, сын престарелого царедворца Лю, Лю Юан, уже тайно расспрашивал меня, уверяя, что, когда появится такая возможность, он свяжется с бывшими министрами Лю, чтобы оказать поддержку госпоже и протянуть руку помощи, нужны только лишь удобный момент и титул».

Внезапно, в зале раздался топот шагов, оба обернувшись, увидели императора в желтых одеждах расшитых драконами, ноги босые, со слезами на глазах, мальчик вбежав в тронный зал, бросился в объятия Чу Цяо, и громко зарыдал. Две служанки следовавшие позади, увидев, Чу Цяо и Сун Ди поспешно опустились на колени.

Тело ребёнка еще совсем слабое, но его руки держались за талию Чу Цяо, так, как будто от этого зависела его жизнь, все еще продолжая рыдать воскликнул: «Тетя! Матушка наложница приходила за мной, матушка наложница приходила за мной!»

Чу Цяо жалела маленького императора, достав носовой платок, вытерла слезы мальчика и нежно спросила: «Император снова видел сон, не так ли?»

Мальчик, рыдая, сказал: «У матушки наложницы вся голова в крови, полностью измазало мое тело». Чу Цяо успокоила мальчика: «Императору нечего бояться, это всего лишь сон, разумеется, это неправда. Матушка императрица при жизни очень любила вас, зачем бы она стала вас пугать?

«Тетя ...» Ли Сюий все еще крепко держался за Чу Цяо, по-прежнему не хотел разжать рук. Сун Ди глядя на императора, без малейшего сожаления сказал: «Император настолько мал, он может попасть в руки людей у которых есть свои скрытые мотивы, как бы ему не хлебнуть горечи в известной мере».

Сердце Чу Цяо, сжалось не глядя на Сун Ди, она тут же холодно произнесла: «Уже очень поздно, господину нет необходимости задерживаться во дворце. Мэй Сян, проводи гостя».

Мужчина не рассердился, он лишь церемониально попрощался с Чу Цяо, а затем небрежно развернулся и вышел.

Мэй Сян пристально смотрела в спину Сун Ди, в его облике сквозило негодование, дождавшись, когда он выйдет, раздраженно сказала: «Барышня, не слушайте вздор этого человека, нам всего лишь нужно дождаться прибытия четвертого господина и увезти маленького принца».

Чу Цяо все еще не отвечала, Ли Сюий обнимая ее поднял на нее глаза и спросил: "Тетя хочет уйти?"

Чу Цяо наклонив голову, посмотрела на черноглазого мальчика, как будто сквозь пару этих глаз смутно увидела тень другого человека. В тот день небо заволокло снегом, дул холодный режущий ветер, он проигнорировал всю оппозицию и, взяв огромное войско, пришел, чтобы спасти ее, она прижималась щекой к его холодным латам, его грудь, как высокая гора, защищала ее от ветра, как величественный дворец, который никогда не упадет.

Ничего не ответив, она крепко обняла мальчика. В углу мерцает огонь свечей, ночь во дворце всегда такая долгая. Двери Тхай Ан медленно открылись, Сун Ди, одетый в легкое платье, не спеша вышел на улицу.

Тье Ю сидел в темном углу, увидев его выходящим, беззвучно подошел. Сун Ди слабо улыбнувшись, посмотрел на него и как-то праздно, спросил: «Тунлин (*ранг командующего войсками) Тье хочет предложить мне выпить вина?»

«Ты убил мать императора, наложницу Юань?» Внезапно глухо спросил Тье Ю, его взгляд был тяжелым, как вода.

На лице Сун Ди отсутствовало волнение, он слегка ухмыльнулся и спросил: «Тунлин Тье, откуда такие мысли? Наложница Юань сама убила себя, ударившись головой о стену, весь дворец это видел, ты все видел своими собственными глазами, как это может быть связано со мной?»

Тье Ю, нахмурив брови, так же холодно сказал: «Цзинь Юань насильно пыталась принудить императора отречься от престола позапрошлой ночью. Ты отправил секретное послание с указанием вручить его наложнице Юань. Прочитав твое письмо до конца, мать императора отправились в покои Его Величества, и чуть ли не силой пыталась заставить его в тот же вечер отречься от престола, служанка императрицы говорила, что мать императора всю ночь рыдала и даже ничего не стала, есть, что ты ей сказал?»

«Что я мог сказать? Ни что иное как, наставлял принцессу быть очень осторожной с братом и сестрой Чжань, конечно».

Тье Ю неожиданно сделал пару шагов вперед, твердо впился глазами в Сун Ди и понизив голос, произнес: «В таком случае, почему ты тайно казнил младшего дворцового евнуха, который доставил твое послание? А прошлая ночь была прикрытием внутренней чистки дворца Исин?»

Лицо Сун Ди внезапно изменилось, отвернувшись, он холодно произнес: «Я не понимаю о чем ты».

Сказав это, мужчина намеревался уйти.

«Сун Ди!», - неожиданно громко крикнул Тье Ю, привлекая внимание находившейся в отдалении императорской стражи, все глаза были направлены в их сторону, грудным приглушенным голосом он сказал: «И у стен есть уши, во дворце за тобой следят пара сотен глаз, ты и правда полагал, что об этом никто не узнает?» (* дословно "тебе по силам бесшовные одежды небожителей).

Лунный свет ясный и холодный, серебристо-белые блики мерцают на спине Сун Ди, не смотря на то, что на нем простая одежда, от этого благородного молодого господина исходит невыразимое достоинство.

Он медленно обернулся, спокойно взглянув на Тье Ю, после небольшой паузы, глубоким голосом произнес: «Тье Ю, ты ведь не забыл какого твое происхождение?»

Тье Ю остолбенел, на лице мелькнуло легкая неприязнь, с ледяными нотками в голосе, ответил: «Тье Ю из простого народа и конечно же, не может сравниться с господином Сун Ди».

«Я и не прошу об этом», - холодно сказал молодой человек, лунный свет сияет на его красивом, но холодном лице, гордая осанка: «Я думаю, что ты не забыл о благосклонности императора к нам обоим?»

Тье Ю сбитый с толку, на мгновение замер, но тут же холодно спросил: «Убив его наложницу и мать маленького императора, это так ты платишь за милости Его Величества?»

«А как же иначе? Как только Его Величество вступит на престол, наложница Юань стала бы регентом? Что ж, если и так, но не более трех лет, в скором времени министры Бань Тан Лян последует за принцем Цзинь Аном».

В уголках губ Сун Ди проскальзывала легкая, едва уловимая, усмешка, лукавые молодые глаза напоминали лисьи, порывы ночного ветра раздували его одежды, делая его еще более не похожим на обычного человека.

Голос Сун Ди глубокий: «Действительно, Его Величество еще задолго до смерти ожидал такой ситуации, потому продумал все детали и раздал соответствующие распоряжения. Я просто решил поступить иначе, я наоборот уступил дорогу беспорядкам в Великой Лян, я хотел, чтобы Чжань Цзыю, этот вор-мятежник, поднявший руку на своего государя, принял смерть от генерала армии Сю Ли, тем самым открыв ей дорогу к успеху. Даже если бы наложница Юань не убила бы себя в тот день, я бы позже сам это сделал. Просто она оказалась достаточно умна, она осознавала свою беспомощность и поспешила сделать свой выбор, тем самым избавив меня от лишних хлопот, я взбаламутил застоявшееся болото. В складывающейся ситуации я вынужден использовать госпожу Чу, для своих целей, она не должна уехать из Бань Тан Лян вслед за Юйвень Юэ.

Тье Ю был ошарашен, в этот момент, толстые стены вокруг будто бы сдавили с четырех сторон, в ночном небе раздался пронзительный крик птицы. Между бровей Тье Ю пролегла глубокая морщинка, губы напряглись, после минутного молчания он недоверчиво сказал: «Ты сумасшедший!»

«Нет, я не сумасшедший». Сун Ди поднял голову, ветер окутывал его фигуру, весь его облик дышал достоинством, спина прямая как рукоять меча, он бросил пронзительный взгляд далеко на север в ночное небо, и сказал: «Разве ты не слышишь? Уже прозвучали северные барабаны войны, в Ян Мин миллионы не погребенных тел, Великая Вэй вот-вот рухнет. Ян Сунь из Янбэя, жаден до власти, как стратег он необычайно талантлив, к тому же жесток и беспощаден. Вэй до сих пор держится только благодаря Юйвень Юэ и его Цинхайской армии, если однажды Юйвень Юэ уйдет, Вэй останется полагаться только на Юань Чэ, в таком случае как долго она сможет противостоять Янбэю? К тому же, в Вэй внутренние интриги, бесконечные междоусобицы, каждая из великих семей тянут одеяло на себя, в придачу Юань Шунь не тот человек, который поклонится другому. Как только Вэй падет, прикрытие с севера исчезнет, тогда возникнет угроза проникновения многочисленной армии Янбэй в Бань Тан Лян водным путём через Южный Синцзян. С востока к Янь Суню примкнет Налай Хонгье, внутри страны принц Цзин Ан мутит воду. Скажи, тогда Великая Лянь все еще сможет выстоять?»

Тье Ю обомлел молча слушая Сун Ди, тот продолжал: «В войне с принцем Лоу, Бань Тан Лян понесли тяжелые потери, после смерти Его Величества, семья Ли (по фильму Сяо, родня Сяо Цэ) не отказалась от своих подлых замыслов, но лишь больше активизировалась, в настоящее время, если поддерживать их деление на четыре лагеря, мы все еще можем противостоять им. Как только ситуация нарушится и Вэй падет от меча Янбэй, Бань Тан Лян в одночасье будет полностью разгромлена. Ты и я в равной степени пользовались огромными милостями Его Величества, ныне же его нет, неужели ты способен безучастно наблюдать, как тысячелетняя Великая Лянь, унаследованная нами от предков, рухнет в один миг?»

«Но ты не должен был убивать наложницу Юань, она все-таки жена Его Величества и мать малолетнего императора!», - громко высказался Тье Ю, его лицо стало багровым.

«Она просто бесполезная женщина». Сун Ди презрительно хмыкнул и, понизив голос, произнес: «В настоящее время, нужно лишь всеми способами сохранить Вэй, чтобы у нас было время перевести дух. Если мы не сможем захватить Хуай Сун Лян до того как Янбэй сотрет с лица земли Вэй, в будущем в войне с Янбэй они однозначно станут нашими врагами.

В конце концов, в глазах Сун Ди вспыхнули горящие искры, обернувшись он взглянул на Тье Ю и тихо продолжил: «Покуда госпожа Чу Цяо остается в Бань Тан Лян, Юйвень Юэ не покинет Вэй и не вернется обратно в Цинхай, а значит Ян Сунь не сможет вывести свои войска с заставы Цуй Вэй и в полную силу атаковать Мэйлинь. Пока Вэй в безопасности, у нас есть время и возможность встать на ноги. Более того, мы используем в качестве политической опоры отношения госпожи Чу с Янь Сунем и Юйвень Юэ, приветствуя поддержку с обеих сторон, любое изменение баланса сил внутри страны должно будет учитывать возможное вмешательство этих двух стран и положение Его Величества будет стабильным, принц Цзин Ан сто раз подумает прежде чем попытается захватить власть. Более того, боевая мощь армии Сю Ли огромна, их верность непоколебима, они не уступают элитным войскам Лан (*волки), они станут лучшей защитой для императора. К тому же, госпожа Чу, поистине военный гений, она завоевала огромное уважение среди остатков движения Датун. Не имея своей собственной семьи, она всецело и искренне заботится о малолетнем императоре, Его Величество верит ей. И еще, будучи женщиной, она лишена амбиций, поэтому среди политических фигур, в современном мире, ты бы смог найти вторую такую же?

Тье Ю не знал, что ответить, он лишь ошеломленно смотрел на Сун Ди, как будто впервые видит его.

Сун Ди посмотрел на него и тихо сказал: «Если ты хочешь, чтобы многовековая Бань Тан Лян была разрушена в одно мгновение, просто передай мои слова другим. Будучи давним другом, я не буду винить тебя, просто не все способны понять и вместить в себя мои идеи».

"Тем не менее, ты хочешь, чтобы госпожа Чу, ... ... не станет ли это для нее роковой ошибкой?"

Сун Ди покачал головой, слегка похлопав ладонью по плечу, спокойно сказал: «Хотя я уверен, что, Чу Цяо не имеет коварных замыслов, однако я просто не могу не обращать внимание на других. Если бы Юйвень Юэ действительно женился на ней в будущем, мог ли я позволить императрице Цинхай исполнять обязанности регента в Бань Тан Лян?»

С неба яркая луна разливает серебро по земле, мужчина развернулся и ушел, высоко держа голову, звук шагов растворялся в темноте ночи, оставляя пустоту.

Путь императора не имеет места милосердию?

В лунном свете мелькают тени, бесконечный осенний ветер кружит опавшие листья зонтичных деревьев, вокруг царит абсолютное безмолвие.

Ми Хэ по-прежнему пустует, но теперь он стал самым популярным местом в Золотом дворце, по крайней мере, в нем, еще можно встретить людей, в то время как во дворец Роуфу, по слухам, ночью даже птицы не осмеливаются залетать.

Во дворце Роуфу воцарилась тишина, в нем больше нет песен и танцев, там уже не устраиваются пиршества, и вино не льется рекой, там больше не увидишь голубоглазых танцовщиц Донху с кожей медового цвета, не раздаются всю ночь напролет звуки флейты.

Дворец окутан тишиной, даже соловьи покинули этот храм молчания, в одночасье дворец стал до такой степени безмолвным, что прогуливаясь по его коридорам можно услышать собственное дыхание. Все звуки замерли, как будто боясь потревожить еще не развеявшихся духов недавно умерших людей. В пустых дворцовых покоях, белый расшитый серебром шелк, танцует на ветру, как белоснежная рука девушки, смутно напоминая о былой роскоши, но в мгновение ока все обратилось в прах, рассеялось как дым.

Все здесь напоминает о нем, в том числе приветливо кивающие акации, изогнутые карнизы и искусственная горка в саду.

Маленький император лежал на кровати Чу Цяо, едва заснув, с того самого дня, когда он воочию видел самоубийство своей матери наложницы Юань, он не мог уснуть. Его брови по-прежнему крепко сомкнуты, как будто он боится даже во сне, новорожденный принц, лежащий в колыбели рядом с кроватью, крепко спал, уголки его губ изогнулись, совсем как у отца.

Чу Цяо спокойно сидит у окна. В углу горят свечи, капли воска, в смутном свете огня, чуть красноватые, напоминают слезы, упавшие со щеки девушки.

В руке она сжимала толстую стопку запечатанных писем, печать на них все еще не тронута, конверты не вскрыты.

Она сидит так вот уже более двух часов.

Слова Сун Ди поневоле снова и снова эхом отдаются в ее голове, она медленно обернулась назад, взглянув на двух маленьких детей, в глубине ее сердца расползается сплошной безбрежный туман.

Это уже тринадцатое письмо, он должно быть очень беспокоится, если бы не сложившаяся обстановка в Вэй, вероятнее всего он уже давно был бы здесь.

На губах Чу Цяо, едва заметно скользнула улыбка, она представила себе его сердитое выражение лица, нахмуренные брови, пристальный взгляд, плотно сжатые губы, совсем как у капризного ребенка.

Что там в письме? Сердится на меня? Ругается? Обижен? Или же обеспокоен?

Но она не хотела открывать и читать письма, ее нынешний путь настолько холоден, что она не могла обернуться и взглянуть на другой, озаренный светом, она боялась, что увидев его, у нее уже не будет смелости двигаться дальше. Жар в ее сердце понемногу остыл, мало-помалу покрываясь прочным льдом.

Она вспомнила, что он сказал ей в ту ночь, сидя под раскачивающиеся на ветру ветвями азалии, в чарующем лунном свете, он смотрел на нее, его взгляд такой чистый и прекрасный, тогда тихо спросил: «Дорога длинная, может еще что-то произойти, ты боишься?»

В тот день ветер был мягким, погода очень теплая, ее платье трепетало на ветру, как крылья бабочки. В тот момент она развязала узел своего сердца, тихо посмеиваясь, сказала, что не боится. Глядя на нее, он легко рассмеялся, что, безусловно, было крайне редким явлением, без смущения, без раздражения, без пререканий и споров. Это был первый раз, когда он улыбнулся от всего сердца, после чего, в лучах лунного света, он медленно опустил голову и поцеловал ее губы, крепко обхватив руками ее талию, нежно лаская ее мягкие губы, глубоко вдыхая их пьянящий аромат, о котором мечтал годами.

Однако, сон еще даже не успев начаться, должен был закончиться.

Судьба безжалостна, как тысячи лезвий, врезающихся в плоть, разрывая ее на части, как всепоглощающее ослепительное пламя степного пожара, никогда не утихает, не знает спокойствия и тишины.

Чу Цяо медленно поднесла к свече стопку сжатых в руке писем. Вспыхнули языки пламени, обжигая конверты, бумага постепенно желтеет и сворачивается, медленно разгораясь, превращается в черную золу.

«Госпожа!» Мэй Сян вошла в покои, увидев, что Чу Цяо сжигает письма в панике вскрикнула и подбежала, чтобы убрать свечу, потом удивленно спросила: «Что вы делаете?»

Чу Цяо не ответила, она просто спокойно смотрела на письма, сожженные более чем на половину, несгоревшая часть полностью пожелтела и свернулась, остальная превратилась в пепел.

«Госпожа!» Мэй Сян удивленно посмотрела на нее, внезапно она схватила тонкие плечи Чу Цяо и с тревогой спросила: «Не может быть, только не говорите, что вы прислушались к словам Сун Ди?»

Чу Цяо подняла голову и посмотрела на Мэй Сян, та вдруг почувствовала, что глаза девушки как будто умерли, превратившись в безжизненную золу. Она напряженно схватила руки Чу Цяо, с силой сжимая их, взволнованно сказала: «Госпожа, не делайте глупостей. Ведь это уже на всю жизнь, хотя Император Лян одобрил бы это, но он уже ушел, вы просто женщина, зачем вы собираетесь взвалить на свои плечи всю ответственность за судьбу Бань Тан Лян?»

Чу Цяо по-прежнему молчала, от напряжения у Мэй Сян проступили капли пота на лбу, на глазах наворачивались слезы, дрожащим голосом, сказала: «Госпожа, вы не можете снова обмануть ожидания четвертого молодого господина, вы не должны соглашаться, очнитесь уже, не будьте так глупы!»

Внезапно ворвавшийся в покои порыв ветра сдул пепел с кусочка недогоревшего письма, в тусклом свете свечей смутно видны слова, выведенные четким красивым почерком: «Вы должны дождаться меня ...»

Дождаться вас ...

На долю секунды в глазах Чу Цяо мелькнула тревога, но она не заплакала, на полу мерцали свечи, тихим бледным светом. Сердце сковала невыносимая боль, но она молчала, давясь невысказанными словами.

«Госпожа!» Мэй Сян внезапно рыдая, опустилась на землю возле кровати, разбудив ребенка, он открыл заспанные глаза, увидев рыдающую Мэй Сян, немного испугавшись, ошеломленно смотрел на девушку, затем протянув к ней руки, закричал: «Тетя!».

Испуганный голос ребенка разбил оцепенение в сердце Чу Цяо, встав, она направилась к мальчику. Мэй Сян, держась за край ее юбки, подняла затуманенные слезами глаза и скорбно сказала: «Госпожа, почему живые люди живут ради мертвых?»

Шаги Чу Цяо, тотчас замерли, обернувшись, она посмотрела в покрасневшие глаза Мэй Сян, руки невольно задрожали.

«Госпожа, вы не должны снова обманывать ожидания четвертого господина, вы не должны». Из глаз Мэй Сян ручьем текут слезы: «Вы не забыли припев из песни? Луна озаряет ваше сердце, призывая скорее вернуться домой, госпожа, зачем терять, чтобы потом раскаиваться? Возвращая сегодня долг императору, кто знает, будет ли возможность возместить долг четвертому господину? У мертвого человека нет причин желать, чтобы живые страдали и пребывали в постоянной боли до конца дней, ради него».

Мэй Сян ударив головой о землю, громко сказала: «Госпожа, прошу вас, идите с четвертым господином, Мэй Сян умоляет вас!»

Внезапно вскочив с кровати, Ли Сюий прыгнул сверху на Мэй Сян, сбив ее с ног. Ребенок, точно маленький дикий зверь, изо всех сил рвал волосы Мэй Сян, крича: «Плохой человек! Ты плохой человек! Ты хочешь украсть мою тетю, а не позволить тете покинуть меня! Плохой человек!»

Чу Цяо торопливо обняла Ли Сюий за грудь, находясь в ее объятиях мальчик все еще трепыхался, глядя на Мэй Сян его глаза переполняла злоба, как у брошенного матерью волчонка.

«Плохой человек! Иэр уже потерял отца и матушку, ты хочешь забрать мою тетю, злая!»

Слова ребенка, как острый нож, кололи сердце Чу Цяо. Ли Цинжон тоже проснулся, пара черных глаз пристально осматривала находившихся в комнате людей, внезапно увидев, что его старший брат плачет, тоже начал громко рыдать. В комнату поспешно вбежала кормилица, она не осмеливалась что-то говорить, только лишь взяв на руки принца Жон, вынесла его из комнаты, чтобы накормить молоком.

В главном зале потрескивает пламя свечей, за окном мелькают тени отбрасываемые ветвями зонтичных деревьев, ночь настолько тиха, что кроме плачущих детей, Чу Цяо не слышит других звуков.

«Кто такой четвертый господин?» Маленькое лицо Ли Сюий внезапно стало холодным как лед, вырвавшись из объятий Чу Цяо, мальчик подбежал к кровати и схватил ее меч, громко выкрикнув «Я убью его за то что он хочет отнять у меня мою тетю!»

Чу Цяо вырвав меч, сердито закричал: «Что ты делаешь?»

Лицо маленького императора исказилось, по щекам текли слезы, мальчик громко воскликнул: «Я больше не нужен тебе, Сюий знает, что тетя хочешь уйти, я тебе уже не нужен!»

Чу Цяо упала на колени обняв его, боль разрывала ее сердце на куски, она чувствовала, что задыхается.

«Тетя, не уходи!», - ребенок протянул свои маленькие ручки, прижимаясь к ее спине, рыдая, пробубнил: «Юэр скоро вырастит, Юэр сможет защитить тебя, тетя не уходи».

В дверях внезапно появилась очень красивая девочка, в широкой юбке, девочка просто стояла у порога, не понимая что происходит, у нее белое пухлое личико, большие округлые глаза.

Ли Сюий увидев девочку вырвался из объятий Чу Цяо, подбежав, начал тянуть ее за руку, и всхлипывая сказал: «Давай умолять тетю не уходить».

Эта девочка дочь Сяо Цэ, в этом году ей исполнилось всего четыре года. Из-за недавних событий во дворце, Чу Цяо разместила всех троих детей в Ми Хэ, но Сяо Сяо и ее кормилица разместились в соседней комнате.

Сяо Сяо стояла как вкопанная, совсем не понимая слов брата, она даже не шелохнулась.

Ли Сюий вдруг рассердился и закричал: «Встань на колени и поклонись! Ты что не слышишь меня?»

Громко рыдая, Сяо Сяо встала на колени и начала отбивать поклоны, касаясь лбом земли, горестно всхлипывая: «Сяо Сяо не будет баловаться, Сяо Сяо не будет, пожалуйста тетя..!»

Чу Цяо, тоже упала на колени, она крепко прижала к себе обоих детей, чувствуя как в груди расползается чувство горечи.

«Я не уйду, ваша тетя никуда не уйдет», - каждое слово давалось ей с трудом. Двое детей уткнулись лицом в ее грудь, их громкий плач эхом отзывался в пустом зале.

Мэй Сян смотрела на трех человек, обнимающихся друг с другом, ее сердце погрузилось в глубокую бездонную яму. Она сидела неподвижно, слегка наклонив голову, слезы текли по ее лицу, попадая в рот, оставляя горечь. В конечном счете, она нехотя улыбнулась: «Это судьба».

На второй день, Сун Ди пришел когда Чу Цяо уже закончила свой утренний туалет, на ней было платье темно-красного цвета расшитое золотом для особых случаев, отворот украшенный золотыми лилиями немного распахнут открывая ключицы, выглядело великолепно.

Сун Ди бросив на нее взгляд, казалось, был ошеломлен, спустя мгновение он рассмеялся и тихо сказал: «Осторожно, похоже, госпожа все обдумала».

Девушка сидела в главном зале на троне, в ярких лучах солнечного света, окутывающих ее фигуру сиянием, от которого человек не осмеливался смотреть прямо на нее. Несмотря на помпезный наряд, ее глаза оставались такими же резкими, более того, сейчас они стали еще более уверенными, она взглянула на Сун Ди.

С легкой иронией и прохладой в голосе, медленно ответила: «Уверенна, что господин Сун не разочарован».

Это немного обидело Сун Ди, но он тут, же успокоился и, опустив голову, ответил: «Госпожа, это слишком сильно сказано».

Чу Цяо не хотела больше слушать, она резко взмахнула рукой останавливая его: «Полагаю, господин имеет ясное представление как все устроить так, чтобы полномочия перешли к тебе».

«Это так, ваш покорный слуга неизменно заслужил доверие».

В мгновение ока обращение изменилось, Чу Цяо повернула голову в другую сторону, даже холодная усмешка ей давалась сейчас с трудом.

Сун Ди некоторое время колебался, а затем сказал: «Через три дня счастливый день» (*возможно речь о празднике Чунъян — праздник двойной девятки. Он приходится на девятый день девятого месяца по лунному календарю. В древности этот день считался счастливым).

«Три дня?» Чу Цяо слегка нахмурилась: «Не слишком торопишься?»

«Неважно, ваш покорный слуга поторопит Министерство церемоний и Министерство работ, чтобы они ускорили подготовку».

«А как быть с высочайшим указом?»

Сун Ди улыбнулся и весьма самодовольно сказал: «Госпожа, уже забыла? Предыдущий император возвел госпожу в ранг принцессы, просто титул в указ еще не вписан, нужно лишь немного внести изменения, только и всего. В настоящее время уже никто его не отклонит, во-первых, предыдущий император собственноручно подписал указ, к тому же подданные всем сердцем одобрят, учитывая, что сейчас госпожа имеет огромную силу, почти наверняка никто не отважится высказаться против нее».

«Хм, ты все тщательно продумал», - Чу Цяо говорила не холодно и не грубо

Тем не менее, Сун Ди внезапно почувствовав в нем легкую прохладу, торопливо тяжелым голосом сказал: «Ваш слуга немедленно займется приготовлениями».

«Ладно». Чу Цяо безразлично кивнула головой, выражение лица было каким-то небрежным.

Сун Ди быстро отвернулся, как только он ступил за порог, до его ушей долетел безразличный женский голос: «Это в последний раз».

Сун Ди вдруг остановился, повернувшись он увидел как Чу Цяо уже покидает главный зал.

«Я не ослышался?»

Он плотно сжал брови, а потом неожиданно непринужденно рассмеялся, подняв голову, посмотрел на небо, смутно, как будто, снова увидел друга и государя, мужчина, посмеиваясь, смотрел на него.

«Не смотря на твою внешнюю праведность и непогрешимость, в душе ты тоже рада». Сун Ди глубоко вздохнул и спокойно закрыл глаза.

Ненависть мне не мешает, главное сохранить кровную преемственность династии Лян, абсолютно все того стоит.

Октябрь, пятый день лунного месяца, во дворце Цзиньгу огласили указ покойного императора, генералу армии Сю Ли Чу Цяо пожалован титул великой супруги второго ранга и дана печать главы дворца Фэн, а так же объявлено что император признал перед всеми людьми, что после рождения сына, дарует ей титул императрицы Южной Лян.

Указ был издан три месяца назад, когда Сяо Цэ был еще жив. Это значит, что Чу Цяо единственная женщина возведенная в ранг великой государевой супруги второго ранга. Но в связи со смертью императора Сяо Цэ великая наложница Сю Ли не сможет уже родить сына, поэтому она навсегда остается только государевой супругой второго ранга.

Таким образом, церемония возведения в ранг, была назначена через три дня, Министерство церемоний ускорило режим работы изготовления самого главного атрибута Южной Лян, черного церемониального платья Фэн (*феникс), все государственные лица тоже спешили подготовить торжественные церемониальные подношения, на главной дороге царила нездоровая суета, множество лошадей мчались к столице.

Все ожидали церемонии посмертного бракосочетания через три дня. (*Брачный обряд за умерших для усыновления от их имени ребёнка и продолжения рода). Собирая строгие взгляды, со стороны всех соседних стран, эта женщина снова потрясла мир, потому как все знают, что она не только становится великой императорской наложницей, но и истинной хозяйкой Бань Тан Лян на ближайшие десять лет. Никто не ожидал, что рабыня из Вэй однажды получит такую возможность, и шаг за шагом поднимется на вершину власти.

Янь Сунь узнал это известие во время торжественного приема гостей во дворце. Выслушав новость, сказанную ему на ухо, его выражение лица внезапно изменилось, стакан в его руке наклонился, пролив половину ароматного вина, забрызгал свое черное платье.

Гости едва заметно улыбались, не без любопытства интересуясь: «Что это с императором?»

Янь Сунь спокойно засмеялся, покачав головой: «Старая лошадь, которую я содержал в течение многих лет, только что умерла, извините, мне действительно неловко».

«Это из-за лошади». Гости рассмеялись: «В Янбэй обширная земля богатая природными ресурсами, если в будущем великий государь снова нападет на Вэй, тогда этот народ падет в руках великого императора, чего еще желать? Раз уж Его Величество так любит хороших лошадей, я пришлю для него тысячу первоклассных боевых коней, поднимаю эту чашу за успех Вашего Величества на востоке, только развернулись знамёна - как победа уже одержана (*за успешное начало)».

Звонкий смех летел из дворца Шуофэн, разлетаясь далеко вокруг плато Северной Янь. Небо и земля огромны, судьба как стрела неуклонно движется только вперед, стоит выпустить стрелу и она уже никогда не сможет вернуться назад.

В ту ночь Ян Сунь со своим окружением поднялся на вершину Луожи. Внешне роскошный дворец напоминал плывущие облака.

Он сидел у нефритового пруда во внутренних покоях дворца и долгое время не возвращался. Солнце катилось с гор, алый закат напоминал бушующее пламя.

Алкоголь без меры льется в горло, в глазах мужчины постепенно появляется горечь, сейчас его взгляд уже не такой резкий, становясь несколько туманным. Вокруг него больше нет никого из свиты, и он может позволить своим мыслям временно отдохнуть.

«Ачу, выходи за меня замуж».

«Да».

«Я всегда буду с тобой».

«Я всегда буду верить тебе».

«Ачу, как только на востоке закончится война, мы поженимся».

«Ачу, все бури пройдут, а мы всегда будем вместе».

«Кто-то меняется, но не мы».

«Мы не изменимся».

Взрыв смеха донесся из дворца Юнхай, он удивленно повернулся, но только ощутил резкий запах алкоголя. Император никогда раньше не пил вина, но с тех пор как она ушла, вино стало важным в этом месте.

Вспомнив о ней, кончик носа защемило. В конечном счете, двое несчастных людей разбросаны по разным частям света, ступают по лезвию ножа и никто не имеет настоящего мира.

Ветер в Янбэе становится холоднее, близится зима.

В то же время, в Сиан Ян только что группа людей пересекла реку, несколько человек вышли на берег. На лицах людей отпечаток пережитых трудностей (дословно - ветра и инея) они тянули на поводьях лошадей, один из них хриплым голосом сказал: «Только что получены известия, никто не знает, что молодого господина нет дома. Седьмой господин сообщил, что молодой хозяин сейчас занят делами и вернется через десять дней, и что не о чем волноваться».

Мужчина в пурпурной одежде слегка нахмурил брови, у него были красивые черты лица, алые губы, глаза как омуты древних колодцев, на дне которых сияют отблески света.

Он быстро вскочил на лошадь, его лицо покрылось пылью. «Если ехать напрямик, дорога до столицы Лян займет три дня, но так как на пути нет крупных городов, дорога немного ухабистая».

«Время не ждет, так что едем кратчайшим путем».

Один из сопровождающих повернулся, сказав мужчине в пурпурной одежде: «Молодой господин, вам подготовить повозку? Вы уже несколько ночей нормально не спали».

«Нет необходимости». Он отрицательно покачал головой и глубоким голосом спросил: «Какие новости из Танцзин?»

«После того, как госпожа разгромила Чжан Цзыю, императорский двор постепенно успокоился, но кто станет помощником регента по-прежнему остается предметом горячего спора».

Мужчина кивнул: «Идем».

Люди следовали за ним на лошадях, под копытами летели брызги, в одно мгновение они исчезли в конце пути, группа немедленно выехала через западные ворота Сиан Ян, по старой разбитой дороге.

Через час после того как императорский посланец въехал в город Сиан Ян, зачитали указ, о том что Чу Цяо возводится в ранг великой императорской наложницы с именем Сю Ли. Начальник стражи Сиан Яна опустился на колени и поклонился, а после поспешно вернулся в резиденцию, чтобы организовать доставку подарков от богатых домов Сиан Яна, для новой хозяйки.

Годы как грань, все время в спешке, все эти десять лет были насыщены событиями. Смутно всплывали в памяти прошедшие годы, больше нет той девочки в старые времена носившей распущенные волосы (*значение - о юном возрасте) и упрямого подростка. На протяжении всех этих двух лет - людей разделяли семейная вражда, государственные противостояния, любовь, война, неудачи, жизнь и смерть, но, в конечном счете, любовь и множество долгов следуют друг за другом, это как пытаться разорвать рулон парчи с помощью силы рук.

Нескончаемый ветер дует из Янбэй, минуя безбрежные земли Вэй, задувает в Бань Тан Лян, а потом несется дальше к восточному морю, теряясь среди белоснежных волн.

«Дорога длинная, еще может что-то случится. Ты боишься?»

«Не боюсь».

«Помни, я жду тебя».

Последние теплые воспоминания, в конечном счете, охвачены бесконечным кровавым дождем и пахнущим кровью ветром. Свет от мечей охватил все счастливые чувства первоначального ожидания, осталось лишь холодное настоящее, разделяющее реальность от желаемого, и не позволяющее им соединиться.

Копыта лошадей стучат по земле день и ночь без остановки, деревья мелькают, город Таньцзин, который он давно не видел, уже перед глазами.