глава 27

   Скриптонит пел, слегка хрипящим голосом, почти на грани истерического плача или смеха:   —Ну дай же ты мне сделать хотя бы глоток!Давай переиначивать мои слова!    Мужчина в молочном свитере, который его уже явно душил, сидел на с-образном диване, держа в руке бокал со льдом, где совсем недавно ещё плескалась золотистая жидкость, но теперь течёт по венам, смешиваясь с кровью. На другом конце дивана сидел мужчина лет тридцати, с разрисованным телом у тату мастера и виднеющимся контуром двух змей, оплетающих его шею под ключицами, как колье.    —Я тебе говорю, они достали уже! Хочу вот съехать от них! —слегка пригибаясь к приятелю и повышая голос, чтобы перекричать Скриптонита, яростно объяснял мужчина.    —А куда ты съедешь? —также выкрикивая, ответил Иван.    —У нас в пригороде Лондона дом. Туда думаю уехать.    —А деньги где брать будешь?    —Ты чудак! С карты платить буду! —усмехнувшись недогадливости собеседника, мужчина сделал жадный глоток из своего бокала и опустошил его до дна. Потряхивая льдинками он продолжил. —Смотри, как бьются!    Но Ваня не ответил на это, лишь поднял бокал и встал, дав понять, что идёт за новой порцией к барной стойке.    —А чего это такая красотка сидит одна? Могу угостить?   Приметив ещё издалека, когда девушка танцевала, подходя ближе к бару, Иван приобнял брюнетку за талию и прошептал ей это на ухо, вероятно, надеюсь застать ту этим врасплох.    —Можно! —радостно бросила незнакомка, держа возле губ трубочку от коктейля, и сразу отпугнула мужчину.    —За мой счёт ей ещё! —крикнул он бармену, но знал, с ней продолжать он не станет. —Брат! Давай ещё бутылку виски и льда. —Так мило, не знакомы мы, но губы с языком шепчут на ухо телефон - так что перезвони потом. Женский голос прозвучал справа, напевая какие-то незнакомые мужчине строчки и его обладательница захихикала, не скрывая, что случайно, а может и не очень, подслушала этот нелепый разговор.   —Что, так окрылён успехом, что не хочешь замечать старых знакомых?    Иван нехотя повернул голову, намереваясь отшить девушку, ожидая увидеть такую же пустышку, как та, что слева с коктейлем в руках, но встретившись с ней глазами на секунду замешкался.    —Не знал, что ты ходишь по таким местам. —не отводя глаз от ее лица, уперевшись локтем в дубовый барный стол, продолжил он, явно меняясь в лице.    Девушка сделала глубокий вдох грудью, от чего та вздымалась, и отвела взгляд, приподнимая брови.    —Я здесь сегодня по работе.    —Правда? А кем ты работаешь? Журналистка?    Рядом с Иваном поставил бармен бутылку и ведёрко льда с металлической лопаткой, но тот этого не заметил, обращая всё своё внимание лишь на пышногрудую блондинку перед собой, с бокалом Маргариты.    Прикусывая дольку лайма губами, девушка утвердительно кивнула и слегка поморщилась, вздёрнув носик.    —Почему ты смеёшься? —глядя техникой треугольника на мужчину, с игривой улыбкой, спросила Лика, ненадолго задерживая взгляд на губах и возвращая к глазам.    —Ты забавная.    —Забавная? Это всё, что ты можешь обо мне сказать? —приподняв брови, девушка поднесла к губам бокал.    —Нет, не только.    Лика успела сделать глоток и Иван перехватил бокал, допив в один заход.    —Это было моё.    —Я закажу ещё. Пойдём со мной.    Но журналистка отрицательно покачала головой, прикусывая нижнюю губу и глядя в глаза мужчины с желанием.    —Слышала, сегодня был тендер. Как всё прошло? —начала Лика так, будто они были близкие друзья.    —Всё отлично! Он подписал, проект наш. Стройка начнётся в апреле, кажется.    —Парк?   —Парк. С утками, деревьями, кустами, озером искусственным и подобной хренью.   Сам не зная чему, мужчина улыбался Лике, как идиот. Пьяный идиот.    —Чего это ты так смотришь на меня? —водя пальцем по контуру треугольного бокала, склонив голову влево, прикусив губу и прищурив глаза, спросила журналистка.    —Как?    Иван пододвинулся телом к девушке и протянул левую руку к её, дотрагиваясь кончиками пальцев до её ладони.    —Так. —выпучив большие голубые глаза, она захихикала.    Мужчина засмеялся в ответ, облизал свои губы и потянулся ближе к девушке, так что между ними оставались жалкие сантиметров десять, если не меньше. Недолго думая, сверкнув глазами, Лика сократила дистанцию и мужчина почувствовал на своих губах сладкий вкус карамельного блеска с губ девушки.    Углубляя поцелуй, она провела открытой ладонью по щеке, спустилась к шее. Иван подхватил её инициативу, прижав её тело к своему и отвечая на поцелуй, но тут, помимо пряного яблочного аромата от волос и открытых участков кожи, и карамельного во рту, он почувствовал резкую боль.    Не до конца понимая, от выпитого виски, что только что произошло, Иван видел только отдельные кадры происходящего. Лика отодвигается от него, хищно улыбаясь, будто выиграла спор, забрала свою сумку, послала воздушный поцелуй и ушла, пританцовывая под новую песню Люси.    Мужчина бесповоротно был сбит с толку, ведь был уверен, что этот вечер и, вероятнее всего, ночь, они проведут вместе, не в состоянии произнести что-то членораздельное, напоминающее слова, а не просто отдельные междометия. Ведь она так на него смотрела, будто в её голове уже крутились кадры их совместного вечера, где она могла бы быть сверху, прямо здесь в приватной комнате на тесном диване. Она могла бы мешать ему вести машину, постоянно лезть к лицу с поцелуями, привлекать к себе внимание, высовываясь из окна. Могла бы танцевать, снимая с себя одежду, начиная с кофты и заканчивая трусиками. Могла бы вновь поехать с ним домой, но на этот раз остаться ночевать, а не уезжать, как в пятницу.    Любая на её месте осталась бы, что тогда, что сейчас. Других пинками с утра не выгнать, если привезёшь на ночь домой, а Лика, проснувшись, молча уехала, о чем мужчина узнал от дворецкого только минут через двадцать, так как тот не хотел вклиниваться в их спор с Марией Ивановной.    Возможно, Иван продолжил бы думать о нестандартном, строптивом поведении журналистки, ещё больше разжигаясь страстью к ней и даже мог бы пойти вслед за ней, но в нём было слишком много алкоголя, его собутыльник уже обжимался с какой-то темноволосой девушкой, из-за спины которой были видны лишь его руки, а перед ним самим танцевала высокая и стройная девушка, крутя попой вправо, влево, чем отвлекла Ивана.

Разбивая зеркало на мелкие стеклянные капли, разлетающиеся по полу, девушка сверлила себя взглядом. Она отражалась в каждом многоугольнике, будто девушек было также много, как и самих осколков. Отлетая в стены, они со звоном стучали, соприкасаясь с твёрдой гладкой поверхностью. Среди кривых слезинок зеркала виднелись оливковые стёклышки от Шато Бордо, распитого прошлым вечером. Иван вновь не сдержал своих слов. Это не то, что удивляет или расстраивает, ведь стало настолько постоянным, рефлекторным «сказать и не сделать». Но сейчас, после тяжелой, выматывающей, сбивающей волосы в колтуны, оставляющей следы под глазами, раздирающей душу, выворачивающей ребра, бьющей в грудь, бросающей в дрожь и в жар, бессонной ночи, Мэри была не в состоянии закрывать глаза. Он клялся, он божился, что исправится! Он с лицом праведника тыкал Мэри в её аморальное поведение, а потом в очередной раз напился до состояния бормотания и бульканья, вместо слов. Теперь, когда она оставлена любовью всей жизни, ей была необходима решительность старшего брата. Ей был нужен тот, кто ещё совсем недавно будил ранним утром, тащил на тенистый корт, кто вёз её обмякшее тело к подругам, желая помочь. К чёрту теннис! Туда же подруг, но поддержка, вот что было так необходимо. Он был ей до невероятного нужен! Это то, что он сам не видел, пасуя страху, а она отрицала, давясь гордостью. С момента, когда Мэри горела и была готова рвать, убивать, двигать горы, прошло всего ничего. С момента, когда девушка вторила словам Земфиры: «Хочешь в море с парусами? Хочешь музык новых самых? Хочешь, я убью соседей? Что мешают спать?». Но теперь, любовь, которая горела и разжигала азарт, порождала силы, дарила мотивацию всем действиям и, чего уж греха таить, всему существованию её, превратилась в обычный огонь. А что бывает, когда огонь выходит из под контроля? Он сжигает всё вокруг. Так и случилось, гонясь за недосягаемой звездой, пытаясь быть на шаг впереди, Мэри упустила главное и, нет, это не находчивость и решительность американца, а свой собственный огонь. Который остался забытым и превратился из маленького костра в необъятное пламя, пожирающее всё вокруг. Пожравшее и её саму. Остался лишь пепел, который разлетится от дуновения ветра и что останется тогда? Останется ли что-то? Сейчас, будучи хрупкой и незащищённой, Мэри с надеждой распахнула дверь в комнату брата. Мучаясь бессонницей ночной, она не слышала позднего возвращения обездвиженного текилой в перемешку с виски тела брата, потому что в её голове кричали другие голоса, заглушая собой все звуки мира. С какой надеждой она вошла, с таким же отчаянием и выбежала, поняв, что все обещания оказались просто словами. Громкими, ласкающими слух и льющимися бальзамом на израненное сердце, но всё же просто словами. Пустыми, с тяжестью прошлого вечера они с глухим грохотом упали на пол, прямо под ноги Мэри. А может упали не столько слова, сколько сама убитая Мэри? Мэри с отвращением смотрела на бессилие зеркала, которое так быстро сдалось от одного столкновения с вином. Даже она держится, не разлетелась, от ударов Софы, новых и старых. А оно рассыпалось десятками, а может сотнями слёз, которые больше не текут из глаз зеленоглазой. Но эти осколки лежат друг с другом, они рядом со своими, такими же, как они сами. А Мэри? Она совсем одна в доме, полнящегося прислугой, как пчелиный рой. Наверняка Дмитрий уже спешит по лестнице, пропуская ступень за ступенью, сейчас он преодолеет лестничный пролёт, приостановится, обопрётся о перила, с тяжелой отдышкой покачает головой, с трудом вытянется струной и учтиво постучит в дверь, будто извиняясь за беспокойство. Она не откроет. В этом нет смысла. Зачем попусту волновать стареющее, слабеющее сердце? Хватит на этот дом одного больного сердца, изнывающего каждую ночь так, что не поможет ни один тримектал, моносан, сиднофарм и другие лекарства, по громким заявлениям фармацевтических клиник справляющиеся с болью в сердце. Но что может избавить от боли, когда это не стандартный сердечный приступ с затрудненным дыханием и болью в груди, а покалывания, будто кто-то медленно и упорно вонзает остриё, как иголку в плюшевого мишку, стараясь пришить оторванную лапку на место? Хотя физические ощущения крайне схожи. Может Мэри стоит обратиться к врачу? Может дело действительно в сердце? Может её ещё починят? Может лапку можно пришить? Можно, конечно, если эту лапку найдут. Но что, если мальчишка разбойник со двора, тянул мишку так, что лапка отлетела под лавку, откуда уже была утащена бродячим псом? А если этот мальчик нарочно украл лапку, желая напакостить ещё больше? Кажется, имя этому мальчику - Фредерик. Он утащил не просто лапку Мишутки, он утащил всю игрушку. Целиком. И теперь она его. Ей это нравится. Короткий стук, затишье, ещё один. Только Дмитрий может извиняться, когда его даже не видно, когда молчит. Нельзя пускать. —Мария Ивановна, у Вас всё в порядке? Я могу чем-то помочь? «Нужно прогнать его», —но девушка не может заставить себя открыть рот. Слышится сквозь дубовые двери постукивание, более настойчивое, но отточенное, выученное не навязчивое. —Мария Ивановна? Вслед за словами дверь отходит от косяка, образовывая щель, в которую просовывается, покрасневшее от нежданных кардио нагрузок на лестнице, лицо. Лоб изрезан морщинами, которые теперь, когда Дмитрий хмурится, стали ещё заметнее. —Ох, Боже! Что же Вы наделали, Мария Ивановна... —с опаской просачиваясь в комнату, пожилой мужчина сдержанными, но волнительными шагами приблизился к девушке. «Нужно убрать осколки. Спрятать всё», —но на деле она лишь таращилась на нежданного гостя, как напроказничавший ребёнок, в чью комнату так внезапно нагрянули родители. Мужчина осмотрел перепуганного ребёнка и скрылся в дверном проёме. «Запереть дверь. Замести осколки. Не пускать». Но вот он уже вновь перешагивает порог, решительно, уверенно. Зная своё дело он опускается на одно колено, морщась от боли в левом суставе, а затем и на второе колено. —Позвольте. —достав из красного чемоданчика с белым плюсом, он протянул к девушке открытую ладонь, дотрагиваясь до открытой бледной и тонкой кожи с выступающими васильковыми венами. Лакей взял руку Мэри, с трудом разжал палец за пальцем и охнул: —Что же Вы так... не острожно. «Уходи! Пошёл прочь!», —скалясь, мысленно кричала адвокатша, пока Дмитрий вытирал ватой жизнь, сочившуюся из свежей раны.    Только сейчас Мэри увидела, что сидит на полу в куче осколков, вонзающихся острыми краями в тонкую кожу. Мужчина осторожно достал кусочек стекла из ладони, облил перекисью и стал дуть, приговаривая успокаивающие слова, родом из детства.

Маленькая девчонка бежит от мальчика старше, заливаясь звонким и радостным смехом. Она постоянно оборачивается, не сбавляя скорости, смеётся, что брат отстаёт. Солнце светит в лицо, засвечивая путь и обнимая горячими лучами, как руками. Смоляные волосы разлетаются от ветра, липнут к лицу, шаловливо закрывают глаза, будто что-то прячут. Девочка оборачивается, брат что-то кричит, ветер задувает пряди спутанных волос. Кювет. Боль в ладонях и коленях, резкая, острая, пощипывающая. Во рту земля. Детские слёзы. А дальше мужчина взял малышку, посадил на колени, вытирал ваткой ссадины, дул и приговаривал: —Всё хорошо, не переживай. Сейчас немного пощиплет. Тише-тише, сейчас помажу и заклеим. Не переживай, всё заживёт скоро. Как же ты это так? Хорошо, виноград не завалила, твоя мама бы тогда меня убила. Да, представляешь? Был бы я весь в таких царапинах. Девочка удивлённо хлопает ресничками, лупя зеленые глазки на забавного и милого мужчину, с добродушной улыбкой отца. Пусть и не её. —Она будет тебя ругать? —утирая тыльной стороной ладони слёзы, шептала девочка. —Не знаю. Вам не стоит об этом думать, Мария. —Ты хороший! —обвив своими тоненькими ручками шею мужчины, малышка повторяла эту фразу и добавила. —Давай, это будет наш секрет?

Солнце, подглядывая, сочилось в тонкие щели между приоткрытых жалюзей, расползаясь и разбредаясь по полу, попадая на кровать и задерживаясь на теле, задумчиво пересматривающем и щёлкающем что-то в экране ноутбука, слегка засвеченного жульническими лучами света, проникающими в окно. Согнув ноги в коленях и прижав к груди, девушка уставилась в экран. Недовольно сдвигая брови к переносице она поминутно вздыхала, чмокала, цокала, хмыкала и всяко разно выражала своё неодобрение и вроде даже разочарование.    «Возможно, зря я прогнала Макса...», — на мгновение коварная мысль пробралась в голову, разбивая все прошлые суждения и выставляя себя самой рациональной.    Лика замотала головой, отбиваясь от глупых назойливых домыслов «что если», атакующих и жужжащих возле лица. Светлые пряди рассыпались и закрыли собой лицо. Резким и нервным движением руки, запуская пальцы в копну бело-пшеничных волос, она убрала "занавес", открывая взгляд. Но лучше не стало. Что-то всё ещё мешалось, отвлекая от работы.    А если бы Макс вчера был с ней? Предположим, Лика его не прогнала. Что тогда? Он бы пошёл вместе с ней, оставался бы начеку, контролируя ситуацию. Возможно, он бы раньше заметил подходящие силуэты или просто бы одёрнул Лику, пробуждая от некоего затмения. Тогда могли бы сохраниться хорошие кадры, а так девушке пришлось совмещать всё и сразу и не сказать, что больно удачно.    «Я заметил, что если одного человека достаточно для выполнения задачи, то двое справляются с ней куда хуже, а если дать это же задание троим, то и вовсе результата можно не добиться.», — самой себе, как мантру, повторила Лика. Не самообман ли это? Считает ли она в действительности, что работать одной всегда лучше? Командная работа, конечно, не для неё, но если один партнёр, напарник? Так ли он ей мешает?    Будучи одной можно ни с кем не советоваться, не ставить в известность и не пытаться подогнать планы свои под возможности другого. Свобода одним словом. Узнала поздно ночью, что бизнесмен устроил скандал в ресторане? Садишься и едешь, не пытаясь растормошить сонного напарника. Депутат позвал в отель красавицу, из дома терпимости, что готова скрасить вечер одинокого, пусть и женатого, мужчины? Уже под дверью ждёшь хороших кадров на выходе и делаешь снимки через окно.    Живот жалобно завел китовую песню, напоминая о себе. Вчерашняя карбонара, попавшая туда за весь день только ближе к обеду, давно была желудком забыта.    Нехотя отложив ноутбук, Лика зашаркала на кухню, лениво перебирая ногами, почти не отрывая их от пола. Будоражащий морозец пробежал по телу, заставляя окончательно проснуться и придти в себя, и вышел через кожу мурашками. Подойдя к порталу в мир схватившейся прошлой ночью слякоти, Лика решительно толкнула оконную раму от себя, запираясь в тепле.    Пошаркав ещё пару шагов, девушка заглянула в холодильник, осматривая опустевшие полки. Начатая бутылка молока, четыре куриных яйца, кусочек сыра, полтора эклера, купленных на прошлой неделе, пятидневные макароны и творог, дай бог не просроченный. Девушка удивлённо осматривала полки, не понимая, куда подевалась вся еда, всегда битком забивающая холодильник. Пытаясь понять, кто поворовывает запасы продовольствия, Лика достала молоко и пару яиц, захлопнув дверь.    Она разбила в миску яйца, добавила щепотку соли, залила молоком и стала размешивать. На сковороду положила два куска белого хлеба, а в столе нашла бутылку масла.    «06.03», — красовалось на голубой крышечки, уже опустевшей бутылки, и старательно лезло в глаза журналистки, увлеченной темнеющим хлебом.    Холодильник пуст, кружки после кофе грязные стоят возле раковины, а в ней самой несколько тарелок, на ванной появился неприятный налёт, зеркало заляпано брызгами от воды, машинка стиральная полна не стираных вещей.   —Чёрт! —выругалась девушка, заметив прошедшую дату на молоке, и тут же искривилась от неприятных ощущений в горле. Кажется, гулять в начале марта в лёгкой куртки и без шапки по лесу это не лучшая затея. Но всё приходит с опытом, а здравая мысль с опозданием.    Более твёрдыми шагами, энергично переставляя ноги, Лика зашла в ванную комнату, заглянула в навесной шкафчик над раковиной и с досадой и злостью хлопнула дверкой. По всей видимости, сейчас, она осознала одну маленькую, но очень важную истину.     «Человеку нужен человек».   Всё это время Максим был рядом и не просто "существовал на фоне", как долгое время была уверена девушка. Он был частью этой жизни, как оказалось, достаточно большой. Парень создавал и оформлял эту жизнь, каждую частичку форматировал так, чтобы было удобно Лике. Напоминать поесть, когда девушка заработалась, сообщать о погоде, чтобы та оделась потеплее, закупать продукты, выкидывать вовремя просрочку — лишь малая часть того, что Макс с удовольствием взял на себя, как заботу о любимом человеке.    Он никогда не горел желанием быть впереди планеты всей, но с готовностью и самоотдачей он догонял Лику, старался соответствовать ей и её запросам. Она хотела проникнуть в дом Романовых, найти что-то интересное, а он хотел быть рядом, поддержать, помочь. Она хотела узнать сенсацию и первой опубликовать статью, а он хотел, чтобы Лика была счастлива.    «Ему ни с кем не было так хорошо, как со мной. Мне ни с кем не было так хорошо, как с собой». Но есть ли она теперь без него? Когда холодильник пуст, как и желудок и, будто бы, также жалобно напоминает о себе, запевая китовую мелодию родом из кухни. Когда она простыла, а мини-аптеки больше в квартире нет. Какие вообще нужно покупать лекарства? Что должно быть в домашней аптечке?    Сгоревший напрочь хлеб сбегал с кухни и, подразнивая своим ароматом, лез в нос журналистки. Но его попытки были безуспешны и совершенно проигнорированы, пока девушка прокручивала события прошедшей ночи. Быть может, если бы Макс был рядом... Быть может ей нужно, чтобы он был рядом. Или кто-то такой же.    Так внезапно покинуть общество Ивана Романова младшего было не только импульсивным желанием блондинки, желавшей подразнить мужчину своей неуловимостью и недосягаемостью, но и сильная необходимость. Информатор скинул журналистки одно короткое сообщение, адрес и имя. Кабанов Виталий Илларионович, состоятельный предприниматель, самостоятельно не ведёт ни один бизнес, но имеет акции во многих крупных фирмах, в том числе процентов пять в «Высоте» Романовых, собирался на очередную охоту, устроенную для подписания каких-то документов. Можно сказать, это является его личной традицией, будущих бизнес-партнеров возить на свою дачу, топить там баньку, распивать коллекционное вино из личных погребов и поохотиться, забавы ради, на зверушек. Всё бы ничего, если бы домик не находился в заповедной охраняемой зоне, где, разумеется, охота строго запрещена.    Не долго думая, а может и не думая вовсе, Лика взяла всё необходимое, фотоаппарат, и, в своей манере, никому не сообщив, поехала по предполагаемому адресу дачи кабанчика.    Машину пришлось оставить у трассы, и идти по сосновому лесу в перемешку с голыми лиственными деревьями пешком метров двести, но вероятнее дольше. Связь не ловила, навигатор работать отказывался, по слухам, в радиусе полукилометра-километра расставлены глушилки, по соображениям безопасности. Не без труда, поплутав по лесу в темноте минут 20, оставляя за собой следы, чтобы суметь вернуться к машине, Лика отыскала нужный домик. Спутать его было невозможно, так как от слова "дача" сохранилось лишь название, а на деле это нескромных размеров дом, можно сказать хоромы. Не подходя слишком близко, оставаясь за забором из металлической сетки, как удачно, что не трёх метрового забора, блондинке удалось рассмотреть территорию, чтобы иметь понимание, где находится охрана, а где сам объект её слежки. Прикинув варианты и придя к выводу, что оставаться по ту сторону изгороди смысла нет, ведь хороших кадров точно не будет, Лика предприняла попытки перелезть на территорию. Рискованно и незаконно.    Осторожно ступая по территории частной собственности, журналистка прислушивалась к шорохам и голосам, пытаясь остаться скрытой, но всё же подобраться достаточно близко, чтобы видеть хоть что-то конкретное, а не просто чёрные двигающиеся точки, предполагаемую охрану. Вышагивая и замирая от каждого постороннего шума, Лика добралась до отличного места, предполагаемого укрытия, но тут резко всё осветилось и на некоторое время ослепило девушку. Подводимая сегодня своей чуйкой, та подошла почти вплотную к фонарному столбу и попала в освещенную зону. Благо и невероятная удача, что никто этого заметить не успел, ну или сделали вид, что не заметили, а потому она успела перепрятаться.    В любом случае, блондинке удалось сделать пару удачных кадров и самого Кабанова и его неизвестного гостя, походившего на водочного магната Самойлова Валерия, но точно утверждать невозможно. Они оба покидали баню и, распаренные, голышом прыгали в снег и активно им растирались. Вероятно из-за более холодного загородного климата, снег здесь ещё лежал, пусть и не большим слоем. Ещё пару кадров со спины и, увлеченная своим делом, Лика не заметила подкравшегося лося, чьё горячее дыхание внезапно опалило щеку девушки. Такое большое и шумное животное, под чьими ногами хрустели ветки, не могло не привлечь внимания, но охрана уже привыкла к подобным шумам и потому даже не реагировала, а Лика была слепа и глуха, пытаясь поймать наиболее удачный кадр.    Кажется, чуйка её всё больше сдаёт позиции, так сильно подставив свою обладательницу. Нервно сглотнув слюну, блондинка медленно повернула голову в сторону животного и с ужасом обнаружила, что лось до невозможного большой. Его странный бесформенный, но как-то подогнутый нос тянулся к девушке и шевелился, унюхав незнакомый запах, аромат терпких вишневых духов. Животному пришлось склониться немного, чтобы быть ближе к заинтересовавшему его объекту, ведь рост Лики значительно отличался от его собственного. Ей всегда казалось, что она достаточно высокая, но сейчас, стоя рядом с двухметровым лосем весом около полутонны, девушка ощущала себя совсем крохотной, которую этот великан может раздавить.    Хозяин этого леса начал фыркать, будто что-то попало ему в нос и мешало дышать. Не понравился парфюм блондинки?   —Тихо, тихо... —медленно отступая назад и не сводя глаз с лося, шептала ему журналистка.    Но тот, вероятно, не понял ее слов и начал издавать странные и громкие звуки, напоминающие рев медведя и мычание быка одновременно, чем до ужаса напугал девушку. Дрожа от страха, Лика сжимала в ладонях камеру и пыталась вспомнить хоть одну молитву, которым бабушка обучала её в детстве, но на ум ничего не шло.    —Хей, кто там! —раздался вдалеке мужской грозный голос и послышался хруст веток и скрип снега под ногами.    Нужно бежать, ведь шаги приближаются, но остолбенев от пожирающего страха, Лика не могла даже глаза отвести от рогатого рыкающего здоровяка. Шаги стали более слышными и боковым зрением журналистка уловила свет фонарика, направленного на лося, явно перекрывавшего своими габаритами девушку. У неё был шанс скрыться, но, видимо, сегодня не её лучший день.    —Тут лось просто! —оборачиваясь назад, кому-то крикнул высокий мужчина в чёрном и с ружьём на плече.    Замедлив шаг, он подошел ближе и положил ладонь куда-то в районе шеи, поглаживая животное.    —Привет, дружище. Чего ты тут выступаешь, а? Скучно тебе, наверно.    Лось оглушающе проревел, будто отвечая мужчине, и отвернул голову в противную сторону, открыв перепуганную застывшую Лику.    —Ты кто такая? —сняв ружьё с плеча и сменив тон голоса, он обратился к незнакомке.    —Я... я хотела... животных посмотреть... в заповеднике... —несвязно бормотала блондинка, чувствуя, как трепыхается её сердце, опускаясь куда-то к желудку, бешено колотится и болит.    —А ну, покажи-ка камеру, —протягивая ладонь к девушке, командовал мужчина.    Но та была слишком ошарашена и напугана такой внезапной встречей с громадным животным, что до сих пор не могла заставить себя шевелиться, а тем более разжать пальцы и передать камеру. Охраннику территории пришлось буквально вырвать фотоаппарат из рук девушки и, отсмотрев последние кадры, он разбил технику об ствол ближайшего дерева.    —Если скроешься за десять минут, сделаю вид, что не видел тебя здесь. А если нет, то тебе не поздоровится.    Лика пучила глаза и сжимала челюсть, пытаясь не разрыдаться от сковывающего страха перед возможной повторной встречей с лосем или другим животным, водящемся в этих местах.    —А ну пошла! —подняв ружье в небо, мужчина сделал выстрел, пробудив завороженную девушку от гипноза.    Не чувствуя земли под ногами, журналистка ринулась бежать, сама не зная куда, лишь надеясь, что сможет отыскать выход из леса и дойдёт до машины раньше, чем её нагонит лось или тот мужчина с ружьём. И ей удалось, подгоняемая страхом за собственную жизнь, Лика крайне быстро выбралась из леса. Сев в автомобиль, она положила ладони на руль, с силой его сжала и закричала, прекрасно понимая, что вечер потрачен в пустую. Две недели без сигарет. Две недели. Девушка открыла бардачок в машине и достала начатую пачку с тонкими красавицами. Зажала одну из них губами, подожгла и, прикрыв глаза, откинула голову на кресло. Дым постепенно стал заполнять собой всё пространство, как туман ранним утром перекрывает улицы города. Жжение и сухость в глазах вынудили Лику открыть окно и выбросить недокуренную малышку на холодную улицу, ей самой помотать головой и наконец завести автомобиль. Вдавив педаль газа в пол до талого и переведя рычаг вбок и назад, она рванула с места. Лика была бы не собой, если бы не сделала пару кадров и на телефон. Конечно, качество этих снимков было гораздо хуже, чем на фотоаппарате, но лучше, чем совсем ничего.    Но что, если в этой же ситуации рядом был бы Макс? Изменилось ли что-нибудь? Может итог был бы лучше, чем разбитая камера, до смерти перепуганная и теперь ещё простывшая Лика?

Водя рукой по внутренней части бедра, ещё свободного от одежды, Софа задумчиво выводила буквы, награждая каждую из них привычными для себя завитками и округляя. Ей было необходимо записать хоть что-то в дневник, потому что уже завтра идти к Наталье, а записи ни одной нет. Недолго думая, девушка как можно более кратко, делая акцент на самих действиях, описывала прошлый вечер и побег из ресторана. А чуть ниже описала тот же вечер, сосредоточившись на своих чувствах: жаре в груди, сладостном тумане в голове, пробирающей тело дрожи в коленях, захватывающем дыхании. В начале ей было до ужасного страшно. Страшно идти на свидание. Страшно много говорить, боясь сказать лишнего или перегрузить, своей бессмысленной болтовней. Страшно и стыдно сбегать. Но убегая с прихрамывающим кавалером, чьё бедро с синяком, после непредвиденной встрече со льдом на ступенях, всё ещё давало о себе знать, хоть и значительно меньше, чем два дня назад, Софа позабыла о всех тревожных мыслях, ныряя с головой в его любовь, которой Фред так старательно окутывал девушку. Будто желая этим чувством защитить её от всего и сразу. Скрыть от чужих глаз и залечить все раны, о которых даже не подозревал. Кажется, она была счастлива вчера. «Оно того стоило», —Софа подытожила записи короткой фразой, прикусывая нижнюю губу и пытаясь не улыбаться как дура собственным мыслям. Но резкий импульс ударил по воспоминаниям, разбивая их, как бьётся хрупкий фарфор в руках неловкой и неповоротливой хозяйки на тесной кухни. Ссора с Мэри не давала покоя, подселяя в сердце к червяку ещё одного. Он был толще, а потому проползая по старым и чужим туннелям, слегка застревал в них, силился вылезти, тем самым рвал тонкие стенки, образовывая не просто дорожки и тропки, а настоящие дыры внутри. Он по лёгким залез в трахею и сидел там, мешая воздуху поступать. Лёгкие сжимались, как пустая металлическая банка от колы, под ногами. Но девушка не могла ничего сделать. Ушёл один, пришёл ему на смену новый. Софа больше не боится, быть открытой с Фредом. Она не боится своих чувств и не боится его. Все страхи были так безосновательны, а слова Мэри оказались ложью. Каждое, до последнего. И если Тревогу американец прогнал, вытолкнул из сердца теплотой Любви, то новое чувство только предстояло отыскать и выгнать. Быть может, Софии стоило бы сделать это самой, а не полагаться на других, в ожидании принца спасителя, что убьёт дракона. Но кто же этот дракон? Скопище тех червячков образуют огнедышащую ящерицу размером с дом? Или дракон чуть более реален, намного более осязаем и в разы умнее, чем собственный страх? «Мне так жаль», —написала она, не понимая, нужно ли ставить знак и, если да, то какой, или лучше продолжить мысль, чтобы самой понять. «Мне очень жаль», —появилось ниже и лезвием отозвалось в глубине тела. Осознавая необходимость взять себя под контроль, дабы наконец собраться и поехать на работу с холодным разумом, насколько это возможно, девушка босыми ногами поплелась в ванную комнату. Она застыла возле раковины, вцепившись взглядом во флаконы с чистящими средствами для самых разных видов поверхности: стекла, металла, керамики, посуды, пятновыводитель и ещё какой-то гель, в самой глубине. Но больше всего её внимание привлекла и полностью захватила обычная белая бутылочка белизны, с самым отвратительным запахом из всех средств, стоящих здесь, но самая действенная для тайных помыслов. Задрожав от этой мысли всем телом, Софа ухватилась руками за раковину. Чувствуя, как её выворачивает изнутри, девушка согнулась пополам, отведя таз назад и опустив голову вниз. На полу появились капли. А потом ещё, пока она не поняла, что это слёзы, вытекающие из её глаз. Вскинув голову, девушка быстро включила воду и стала умываться, размазывая косметику по лицу. Вода быстро стала горячей, так что от струи шёл пар, но почему-то она не спешила убирать руки. Как только стало совершенно нестерпимо, Софа одёрнула ладони, укутала в полотенце и случайно заметила испуганную девушку с размазанной тушью по всему лицу, внимательно следящую из окна напротив. Присмотревшись, она вспомнила, окна здесь быть не может, а значит это её собственное отражение. «Неужели, я так плохо выгляжу?», —крутя лицом перед зеркалом и убирая пряди от лица, недоумевала София.