Глава 17. Конец? Снова

– Дерьмо!

«Джокер» бьёт своими красными костяшками пальцев по штурвалу.

От неожиданности я невольно вздрагиваю.

– Какого хрена ты глаза вылупил, придурок?! – Не сразу понимаю, что он обращается ко мне. – Кто плывёт на яхте за нами?

– Он слишком далеко, я не вижу... – упираюсь взглядом в разъярённые глаза преступника.

– Бинокль взять не пробовал? – гневный ответ словно ударяется об меня.

– Эд, это ваш Коул. – Папа бесшумно подошёл сзади, и теперь пылающие глаза Эда жгут уже его кожу.

– До сих пор имена помнишь?

Ему не важен ответ. Его мысли где-то далеко и, судя по пальцам, нервно отбивающим ритм на штурвале, он обеспокоен.

«Коул...» – ещё одно совершенно незнакомое мне имя.

– Конечно помню. Я не мог браться за заказ, не зная вас...

– Хреновый из тебя исполнитель. – Его губы расползаются в противную ухмылку. – Ещё и жену не уберёг.

Мои глаза расширятся будто в меня вонзилась пуля. Я хочу наброситься на этого почти что наголо выбритого урода. На его голове уже есть с десяток шрамов, но я хочу добавить новые. Сотню новых.

Упираюсь взглядом в папу. У него напряжено лишь лицо, а глаза... пусты.

– Джеймс, чего твой сосунок покраснел? – ублюдок снова обращается ко мне. – Мамочку вспомнил? Ну ты говори, если чё не нравится, пацан, я не запрещаю.

– Эд... – шепотом чеканит папа, кладя руку мне на плечо. – Не трогай его.

– Закрой пасть, недоумок овдовевший.

Его мимика, голос, движения – всё выражает пренебрежение. Он плюёт на всё: на живых и мёртвых. Для него есть только он сам. Ничего и никого больше.

«Посмотрим как со своим повелителем заговоришь...» – кричу я самому себе. Мои губы желают разомкнуться и сказать это вслух. В красках расписать, что с ним сделает их великий «Джокер», когда узнает, что его предали и переметнулись на сторону облысевшего мафиози. Но я молчу.

Молчу, как забитый щенок.

Ненавижу.

Я рывком сбрасываю тяжёлую руку со своего плеча. В ответ на негодование в пустых и грустных глазах отца, я лишь одариваю его раздражённым взглядом.

Неужели ему безразличны слова о маме?!

Боже! Теперь я хочу орать и на него тоже.

«Нужно было искать Анабель одному.» – шепчет голос внутри. И сейчас я полностью согласен с ним.

Чем может помочь потрёпанный жизнью мужчина, не способный ответить даже такому щенку?! Да этот Эд мне в братья годится! А отец просто молчит, пока над его покойной женой насмехаются, к тому же и затыкают его самого.

– Давай ты его грохнешь? – неожиданно начинает «джокер», кивая в сторону яхты позади и обращаясь к отцу, – тебе это как два пальца обоссать.

– Да, но... Разве Коул не... – мнётся как школьник. Сейчас меня чертовски раздражает его неуверенность и податливость.

– Эм... ну... да... о... у... Разговаривай по-человечески, тебе на пенсию скоро!

– Хватит цепляться. Просто выполни работу и довези нас, как договаривались! – С неожиданной для самого себя твёрдостью чеканю я. В этот раз язык не советовался с мозгом, и я выпалил то, что рвалось из души.

Только Эду это явно не понравилось.

Гнев и злоба мгновенно заливают его глаза, а я гадаю: обматерит ли он меня или разукрасит кровью моё лицо, как только оторвётся от преследователя.

Я уже готов к худшему, но стоит этой выбритой свиноте открыть рот, как звонок телефона режет по ушам. Очень громкий рингтон скребётся в глубины черепной коробки.

Не обнаружив мобильник в карманах, преступник указывает на стол с лежащим на нём кнопочным телефоном. Злобно выпаливает:

– Принеси мобилу, щенок! Живо!

Инстинкт самосохранения подсказывает мне сорваться с места и послушаться, поэтому через считанные секунды я отдаю ему телефон.

Интересно, все бандиты таскаются с кнопочными звонилками? Ещё и номера не подписывают.

– Свалите оба!! – Шипит Эд, но даже не дожидаясь нашего ухода, молниеносно принимает звонок.

В груди рожается нехорошее чувство. Почему он так суетиться? Кто ему позвонил? Уверенный и злобный «джокер» выхватил у меня телефон трясущейся рукой, а теперь вжал его в ухо так сильно, что его кожа побелела от напряжения. Почему-то ко мне приходит мысль, что сейчас не я распоряжаюсь собственной жизнью, и даже Эд не властен надо мной, хотя, казалось бы, и может убить – настоящий вершитель судьбы по ту сторону трубки.

Но ведь с облысевшим мафиози «джокер» вёл себя вальяжно и расслаблено. Тогда с кем он говорит, замерев с побледневшим лицом?

Кто он?

Вырывая меня из омута вопросов, Эд тычет в меня пушкой, безумно выпучив глаза и беззвучно шевеля губами, и указывая на выход. Как бы мне не хотелось остаться, я молча ухожу.

Но не успеваю я уйти достаточно далеко, как до меня доносится жалобная каша из слов:

– ...Господин.. Да, наверное, Эрон там... Да, я говорил Вам, но вдруг... Значит начинаете?.. А если... Нельзя больше ждать?.. Да. Да... Я всё исполню. Как-нибудь передам ему Ваш «подарок».

Кажется, что эти перемешанные слова несутся из самой преисподней... По отдельности в них нет ничего угрожающего, но когда Эд собрал предложение целиком... «Джокер» напуган, но словно голову готов положить на плаху за своего «господина».

Чувство, будто этот Эд прямо сейчас подписал договор с самим Сатаной. Властелин людских душ ознаменовал некое «Начало», а верный «джокер» отдал клятву беспрекословно исполнить свою часть.

Хочу обернуться, но в эту же секунду огромная грубая рука сдавливает моё горло. «Джокер» вжимает меня в стену, а дуло пистолета смотрит прямо в мои глаза.

Земля уходит из-под ног, и только железная хватка на моей шее не даёт мне потерять равновесие. Его глаза... они горят... нет. Они пылают самым адским пламенем.

– Иди к штурвалу.

В ответ я только хриплю, пока холодный ствол упирается прямо в мой лоб.

– Остров будет впереди. Не смей останавливаться. Потом просто прыгни в воду и ищи свою тёлку. Хоть на ходу ныряй. – Абсолютно безумные глаза сверлят меня. – А отойдёшь от штурвала хоть на секунду – я убью тебя самым омерзительным способом.

Кашель поражает мои лёгкие, и я сгибаюсь пополам, пытаясь сделать хотя бы один вдох, но из-за удара в мою печень я продолжаю задыхаться.

– Быстро!! – Потащив меня за волосы, он снова бьёт: на этот раз по рёбрам. – Сделай так, как я сказал, иначе ты будешь ссаться под себя кровью и умолять меня о смерти, выплёвывая собственные кишки! – Не успеваю я выдавить хоть слово, как этот урод со всего размаху бьёт меня головой по полу.

Снова. Снова. Виски гудят. Мир трещит по швам. Перестаю считать удары, чувствую только головокружение и дикую тошноту. Я словно на убое, где неопытный мясник никак не может отключить бедное животное.

Я – животное... «Джокер» – ...нет, не мясник. Он куда безобразнее и страшнее.

Мои мысли перемешиваются в густую и вязкую кашу. Почему он не убьёт меня сейчас? Что ему мешает? Что вообще он хочет?

«Вымещает гнев...» – отвечаю сам себе. Он просто псих, которого разозлил этот телефонный звонок. Его нервы напряжены до предела. Он боится. Боится, что ошибся. Боится, что Эрона нет на острове. Боится, что не выполнит свою часть.

Словно услышав мои мысли он сухо отзывается:

– Я приду за тобой позже. Не хочу пачкаться твоей кровью. Пока гуляй, и постарайся довезти меня до острова. А я передам привет твоему папочке.

Как во сне мои ватные ноги несут меня к штурвалу яхты. Он не хочет меня убивать только из-за крови? Не хочет, что бы кто-то узнал, что я был здесь? Или хочет, что бы я нашёл Анабель?.. Я ничего не понимаю. Зачем им отец? Мне нужно помочь ему. Но тогда... я умру. И она тоже... Нет. Я должен ей помочь. Тем более, когда меня отпускают, вместе того, чтобы убить.

Вязкая каша в голове. Может, у меня сотрясение? Или это дуло в лоб превращает мозг в неразумную жижу? Нужно помочь отцу. Но... я боюсь. Боюсь за него. За себя. За Бель. Я тряпка. Немощное существо. Боюсь. Стоило мне заглянуть смерти в лицо, как я стал забитым беспомощным щенком. Могу ли я вообще помочь ей? Разве такой нужен ей?..

Стучу по карману. Подарок всё ещё там. Мне нельзя его потерять. По пути из больницы мы заехали домой – отец брал оружие, а я свой подарок для неё. И почему я сейчас думаю об этом? Ведь меня могут убить. А отец... Мысли мешаются. Каша. Голова кружится.

Резкий хлопок пронзает мой мозг. Как будто разряд. Жмурюсь от боли. Каша. Жижа. Болит голова. Ещё один. Ещё. Это выстрелы! Где-то в яхте. Там папа.

Я боюсь.

Мне нужно добраться до острова. Нужно спасти мою Бель.

«Я боюсь» – снова и снова повторяет размякший мозг.

Очередной выстрел. Я словно слышу мужской протяжный стон.

– Всё должно было начаться без меня!! Я не должен был быть на острове, а из-за тебя буду! Из-за тебя Каталанно станет подозревать меня, ведь ЭТО началось именно тогда, когда я не находился у итальяшки на привязи!! – Я слышу этот вопль и невольно жмурюсь.

Я пытаюсь понять смысл его слов, но выходишь паршиво... Что должно «начаться»?

Хруст. В фильмах бьют именно с таким звуком...

– Ты и твой щенок всё испоганили! Ты хоть знаешь, что со мной сделают?!

Нахрен вам сдалась какая-то тёлка?! – Эд продолжает орать во всю глотку.

Мои пальцы дрожат.

– Какое же ты ничтожество! – хруст. – Отдай эту хрень. Отдай конверт!! Если из-за вашей семейки ёбаный Хес раньше времени поймёт, что я не с ним.. – конверт рвётся. Он кладёт новое послание? Да. Наверное. – Тогда. Я. Голыми. Руками. Разорву. Твою. Глотку!!!

Какое же Я ничтожество... Ноги превратились в две застывшие бетонные колонны. Как я помогу ей, когда не способен помочь другим и даже самому себе?! Бедная Бель... и почему твой Мони такой ничтожный..

Страшно думать о папе. Страшно думать о словах «джокера». Просто страшно.

Я тряпка.

Тянутся минуты.

Тряпка.

Боюсь.

***

Охото утопиться.

Особенно после всех телефонных разговоров.

Особенно от своих же мыслей.

Что я, чёрт возьми, творю?

Когда-то воды Мичигана подарили мне второй шанс – шанс начать всё сначала. Шанс заставить папашу ответить за всё. Шанс забрать у него всё. И даже его гнилую душу.

Наверное, в тот день я должен был умереть. Он любил играть с каждой жертвой – он любил издеваться. Просто убивать не в его стиле. Вот и меня любимый отец хотел наказать, показав, насколько я ничтожен. Вёз меня на этот самый остров, а я... нырнул во тьму. Смотрел на маму... весь в слезах поджёг его яхту и сиганул в воду посреди озера. Нырял и плыл, плыл и снова нырял, а рядом проносились пули...

Он не смог меня найти. Через время я сам нашёл его.

Вспомнился револьвер...

– Боже... – сжимая виски, одними губами шепчу я. Какой нахрен револьвер и озеро? Вопрос был другой: что я творю?..

Для чего было вмешиваться и «спасать» её? Что это был за порыв чести и доблести? Хозяин слова? Вот меньше языком трепать нужно. Чести дохрена. Да кому рассказываешь, придурок. Было бы много чести, не убивал бы людей.

Тогда почему я пошёл за Анабель? Понравилась девчонка? Её характер? Бесстрашие?

А то других не видел. В банде таких навалом было...

– Не было. – Чётко выговариваю я, устремив взгляд на озеро. Меня боялись даже мои парни – все «джокеры» знали, что я замочу папашу, все знали, что я прошёл через кошмар, который никогда не закончится. Не зря нарисованный на мне джокер разрывает свою грудь. Он устал и не может больше нести в себе такое чудовище. Голыми руками готов вырвать из себя свой персональный кошмар. Девчонки из банды и подавно боялись. Уважали, благодарили, ценили, любили, хотели; но страх не покидал их даже когда они стонали подо мной. Даже когда я кончал, я оставался, мать его, «джокером»: холодным психопатом. Вот и боялись.

Любой ведь видит в психопате психопата. Не так ли?

Одна только Анабель смотрела другими глазами. Её пугал пистолет вначале, пугают звуки выстрелов, бляди и психи вокруг, пугает темнота. Но не я. Она... доверяет?

Я видел разных девушек. Разных. Но среди них не было по-настоящему светлых. С такими не сводила жизнь. А с ней свела. Из всех кого я знаю, лишь Анабель хранит в себе свет. Настоящий такой свет, о котором рассказывают сказки для маленьких, пока ещё чистых, детей.

– Долго будешь бубнеть себе под нос? – вот и она. Её светлость, блин.

– Долго будешь пялилась на меня исподтишка? – зачем-то завязываю разговор. Ну не придурок ли? Когда она заснула, я пытался убедить себя в необходимости больше не заводить разговоров с ней.

– Я вообще-то недавно проснулась. Ну, почти. А ещё, – раздражённо шипит Анабель и толкает меня в плечо. Ну и наглость. – Забери свой телефон. Он разрывается от звонков. Из-за него я и проснулась!

Молча кладу телефон на столик рядом. Всем весом опираюсь на стеклянное ограждение балкона.

Телефон снова просит взять трубку.

Кто на этот раз? Пустоголовые идиоты, служившие папаше, а потом сразу же переметнувшиеся ко мне, просят совета? Другие идиоты пытаются поймать Анабель? «Джокеры» хреновы... Или мне хотят рассказать о планах великого Эндрю Лава? А может, Эд в очередной раз хочет выслужиться или рассказать, как трахнул очередную тёлку? Хотя... А вдруг этот придурок уже вообще отдал мои контакты другому придурку из Италии, и звонит сам облысевший недоделанный дон Корлеоне.

Не хочу. «Джокер» Эрон Дайер вне зоны доступа. Он потерялся на солнечном озере. «Джокер» поминает свою первую и единственную банду, любуясь озером, и не желает говорить с пародией на неё... Пока Анабель спала я уже успел поговорить с сотней людей: оказывается крыс куда больше, чем я ожидал – те, что перебежали от папаши ко мне, теперь пошли к ёбаному старику Каталанно, а молодняк, хоть и ссытся меня сильнее, чем черта с вилами, но нихрена не понимает, что означает «джокер», выбитый на их теле – им лишь бы беспределить побольше, шлюх да денег.

Ещё всё так резко... Как будто с той секунды, когда я выбрал вытащить Бель из задницы, какой-то Бог или Сатана запустили таймер с динамитом. И первые взрывы уже рушат остаток моей разросшейся «банды». Хотя, это было ожидаемо – «джокеры» – мои, настоящие, – ушли в лучший мир. Та самая банда осталась в прошлом. Разве что Коул пока телепается, когда даже Рейчел переметнулась. А вот все прочие люди вокруг бегут за личными целями. Это не «джокеры». Пародия, родившаяся из моей собственной тупости.

– Ты разочарован.

– Чё? – недоумевая смотрю на бледное лицо Анабель. – Нет. Почему спрашиваешь?

– Это не вопрос, – внимательно изучает меня. Лицо, особенно глаза. Вновь пробирается в мои мысли. Да какого хрена?!

– Мы опять личное обсуждать будем?

– Опять? Считаешь, тот подвал был ошибкой? – и даже не думает отрывать взгляд. Чего она хочет добиться этими фразочками? «...был ошибкой.» – что за цитаты из подростковых сериалов?

– Ты поехавшая, Бель... – невольно воспоминания тянут меня в ту тёмную комнату. Там было... тепло и тихо. Да и, что странно, вовсе не темно, несмотря на отсутствие нормального света. – Сейчас ты глазеешь на конченого ублюдка, ещё и говоришь с ним так, как будто он твой парень прямиком из сопливого романа.

– Не надо про романы. В них, обычно, жертва похищения сосётся с похитителем при первой возможности. И это ещё в лучшем случае: обычно сразу раздвигает ноги. А я хочу разобраться со всей хренью, которая приключилась с нами. А ещё я злюсь на тебя. Злюсь из-за того, что твои «джокеры» могут убить меня. Из-за того, что ты похитил меня. Из-за того, что на той «вечеринке гангстеров» ты вёл себя, как мудак. Из-за твоего пафоса и фраз по типу: «Я – монстр. Я – чудовище.». Вот ты, видимо, и вправду из романа. – Она резко выдыхает из лёгких весь воздух. Её взгляд – лёгкий и снисходительный. Такой, как будто это я, а не она, пытаюсь добиться от преступника сердечных признаний и дальнейшего тёплого разговора.

– Что ты этим хочешь сказать? – глядя на закатное солнце, бросаю в ответ.

– Не знаю кем ты там себя считаешь, но выглядишь, как заблудившийся котёнок, – Анабель смеётся. Не истерически. Просто хихикает. А я продолжаю убеждаться в том, что эта девчонка на голову больная.

«Заблудившийся котёнок...» – повторяю в голове, словно пробуя слова на вкус и понимая, что «заблудившийся» – это как раз про меня.

– Знаешь, я понимаю, что ты как бы спас меня и...

– А я то думал... – саркастично перебиваю её. «Как бы». Ага. Именно как бы.

– Не перебивай, – резко обрывает уже меня на полуслове. – Я злюсь, что всё получилось именно так: похищение, все дела. Но ты спас меня, хоть и охоту на меня устроил тоже ты. Эрон, ты помог мне, хотя и не был обязан. А я как будто хочу помочь в ответ... – она так же, как и я, не понимает, что с нами происходит. Два болвана из двух разных миров пытаются говорить друг с другом на одном языке, ещё и «помогать». Анабель ничего не понимает, но говорит. Я не понимаю ещё больше, но говорю. Если она сумасшедшая – я сумасшедший вдвойне.

– Ты помогла мне в ту ночь. Отвезла в укрытие, остановила кровь, одолжила ноут, не сдала копам. Этого достаточно, Бель, – усмехаюсь. Горько и сдавлено. Что со мной?..

Краем глаза замечаю, что Анабель повторяет мою позу. Так же опирается на ограждение. Смотрит куда-то вдаль своими небесно-сине-голубыми глазами.

Слабое, но тёплое солнце греет наши лица. Нет даже ветра. Всё спокойно: оранжевые лучи играют на воде, птицы мирно кружат над прозрачной водой. Ничто вокруг не издаёт ни единого звука, нарушавшего покой. Даже птицы молчаливо грациозны. Услышать можно разве что дыхание Анабель.

Всё везде спокойно – только не внутри. Только не у нас.

Телефон на столе трезвонит: прерывает хрупкий покой. Но мы оба уже не обращаем внимания на звонки. Стоило бы вырубить звук, но мне просто напросто не хочется даже шевелиться.

– У тебя бывало чувство, словно всё не так, как должно быть? – наконец, повернувшись к Бель, я добавляю: – Вот вообще всё.

– Честно? – ловит мой взгляд. Она снова шагает по заросшему лесу в моих хвойных глазах. – Всегда. Сколько себя помню.

– И как вернуть всё на свои места? – непроизвольно сжимаю пальцы на стекле ограждения. Словно этот разговор вправду поменяет мою жизнь. Словно верю во что-то. Придурок. Чистый идиотина.

Такого ли разговора хотела добиться Анабель, бесшумно подойдя сзади?

– Я не знаю, – искренне отзывается она. Действительно. Чего я ожидал? У неё своего дерьма навалом, а тут ещё преступник ответа божьего просит.

– Мне кажется, что я зашёл слишком далеко. И зашёл не с теми людьми. Я иду в толпе, но один. Один, пока окружающие ждут моего падения. Ещё и иду по костям, – вхожу в глубину её глаз, так глубоко изучающих меня. Это океан, отражающий безоблачное небо, холодный и тёплый одновременно.

– Разве твои «джокеры»... не что-то вроде семьи?

Медленно я трясу головой из стороны в сторону:

– Уже нет... – внезапно я запинаюсь. А была ли моя настоящая банда семьёй? Ведь и в ней хватало лицемеров и предателей, сбежавших в сложные времена. – Нет. Сейчас меня окружают сотни лжецов – вряд ли их можно назвать семьёй. Я в этом убеждаюсь всё больше. Или окончательно убедился. – Вспоминаю телефонные разговоры, пока спала Бель. «Свои» же сдавали мне «своих», пока ещё одни «свои» доносили на первых «своих». «Джокеры» крутились в компании Каталанно. В присутствии других непонятных хренов. А видя перемену в Эде, я более чем уверен, что донесённая мне информация – не ложь. Да и разлад среди «семьи джокеров» видят даже извне. Не зря Люка намекнул мне о моей же слабости, о которой так же знает и сам грёбаный Хесуно. – Хрен знает, честно говоря, – непонятно зачем, добавляю я.

– Но ты же говоришь, что тебя боятся. Тогда отчего предают? Не должен ли страх сдерживать? – спрашивает ровным голоском.

– Сдерживает лишь до определённого момента. Как только появляется возможность: страх перерождается в ненависть. Я уверен, что многие ненавидят меня оттого, что раньше боялись. – Задерживаю взгляд на покусанных губах Бель. Ощущаю вкус крови на своих. Мои губы такие же. – Наверное, я слишком много взял на себя, забрав у папаши его ублюдков и добавив новых. Мои «Джокеры» разрывали грудь от боли и сожаления о содеянном ужасе, – аккуратно показываю ей свой «рукав»: джокер на предплечье кричит от боли, устремив взгляд куда-то в небеса – он мечтает разорвать свою грудную клетку на куски, выдрать рёбра по обломкам, следом сердце, и, если она всё же где-то есть, выковырять пропащую и грязную душу. Его рога, крылья и хвост говорят о принадлежности к Аду, но для него это наказание, нежели привилегия. – Эти – новые – «Джокеры» рвут грудь просто потому, что так нарисовано. Они накуриваются и нанюхиваются, чтобы разрывать грудь веселья ради, а своими адскими рогами наверняка гордятся.

– Ты заблудился, Эрон, – она мягко озвучивает мои мысли.

– Моё тупое стремление слепить из уродцев настоящих «джокеров» – своих «Джокеров», – загнало меня в... в чистые ебеня завело. В тупик. Не знаю зачем было начинать. Играл в Творца, походу. А может я, всё же, такой же, как мой отец. Сын, идущий по отцовским стопам, – последние слова мне даются с особым трудом. Проще признать, что «джокеры» просто горстка чужаков и крыс, чем назвать его отцом.

– Каким был твой отец? – Анабель аккуратно выговаривает слово «отец», словно боясь наступить на мину.

– Уродом, – с ухмылкой отвечаю я. – Просто уродом. Расскажи лучше про своего.

Она не медлит в ответе, ведь знает и уверена, что я спрашиваю просто так. Вовсе не рою на него информацию. Тем более, какой смысл рыть, когда всё рушится и без участия великого миротворца и героя Эндрю Лава. Обстоятельства с уродцами куда сильнее рыцарей на белых конях.

– Ну... – запинается и сразу же отводится взгляд. – Он убил мою подругу детства, которая была мне, как родная сестра.

На мгновение я забываю как дышать:

– Мы об одном человеке говорим? – уверен, что на моём лице читается не просто вопрос, а полный шок.

– Ага, – невесело отзывается она. – Я люблю его, люблю и маму. Не люблю алкоголь, потому что они оба бухали, когда я была маленькой. Ненавижу их, когда они пьяны. А Лею, мою подругу, папа сбил насмерть на своём пикапе, будучи в стельку ужратым... Хреново, что это произошло на моих глазах, буквально на расстоянии вытянутой руки... Наверное, тоже могла помереть, если бы Лея не толкнула меня на метр-полтора.

– Сколько тебе было?..

– Почти тринадцать. Её мама всегда говорила, что мы с пелёнок вместе. По соседству жили и я часто была у них, когда родители уходили в запой. Моментами считала, что именно там мой настоящий дом. – Бедная девочка в эту самую секунду вернулась в тот момент из детства. Её глаза неподвижно замерли на моей татуировке джокера. Наверняка чувствует себя как он. Если не хуже.

Не знаю как и зачем, но я протягиваю свою руку Анабель. Моя ладонь раскрыта, как бы приглашая и маня. Бель не думает, просто вкладывает свою руку в мою.

Её тепло обжигает – холод моих рук отступает. Раньше я думал, что мои касания замораживают тех, кого я касаюсь. Но тепло Анабель отчего-то сильнее. Чувствую, как рука словно отогревается ото льда.

– Ты сильная, – рассматриваю её белоснежную макушку, как в первый раз. Такая белая: как снег. «Именно как снег, а не как кокаин» – вспоминаю я. – Ты любишь его, когда другие возненавидели бы. Ты очень сильная, Бель.

Хочу спросить про её Лею, но не решаюсь. Просто так, не думая, говорю:

– Я любил только маму. Её забрал папаша.

Анабель смотрит прямо в мои глаза, но, как обычно, погружается глубже. Хочет что-то сказать, но тоже молчит. Меня она уж точно не сможет назвать сильным в ответ. Я возненавидел, когда другие попытались бы любить. Но нет... Такого невозможно любить! Кого угодно, но не его!

– Он ужасный человек, Бель... – будто оправдываясь, опускаю глаза в пол. Мой голос звучит ужасно жалко.

В лучах пылающего солнца за руку держатся маленький мальчик, чью маму убил отец на его глазах, и ещё более маленькая девочка, чью подругу, ставшую сестрой, сбил её отец.

Маленький мальчик вспоминает, как за его спиной пылала яхта с трупом матери, пока этот мальчик уплывал. Маленькая девочка помнит, как перед её лицом пронёсся пикап и стёр тельце подруги, пока эта девочка замерла.

– Я знаю. Иначе ты бы попытался его полюбить. – Её пламенная ладонь, маленькая и нежная, сжимает мою огрубевшую и тяжёлую.

Не могу дышать. В горле застрял тяжёлый ком. Я до боли сжимаю веки глаз, пытаясь вдохнуть хотя бы каплю кислорода. Чувствую, как из моих глаз выступили ненавистные мне слёзы. Вспомнилась мама...

Я стал слабым всего на миг – и вот результат. Хочу стать одной из греческих статуй на этой террасе, и одновременно хочется разрыдаться, как в детстве у мамы на руках. Кем теперь для Анабель Лав стал Эрон Дайер? Слабым ничтожеством?

Я вздрагиваю. Нежные пальцы аккуратным движением осушают тонкий влажный ручей от слезы на моём напряжённом лице. На секунду её горячая ладонь касается моей скулы, оставляя на ней тепло, какое я ощущал лишь будучи ребёнком. След от предательской слезы испарился, остался только сладкий дух её нежных пальцев.

Мои глаза решаются взглянуть на Бель – единственного человека в этом мире, увидевшего меня таким... жалким и слабым. Наши взгляды сплетаются во что-то целое и единое. Её небесные глаза наполнены тоской, но не жалостью или отвращением. Ей просто грустно от осознания того, через что мне пришлось пройти. Ровно как мне грустно понимать, что она и сама – светлая и чистая – прошла через собственные кошмары.

Она смотрит твёрдо. С тем твёрдым уважением и пониманием, как пару минут назад смотрел я, когда назвал её сильной. Неужели глядя в мои красные глаза Бель видит силу? Какая может быть сила во влажных от слёз глазах?

Получается... может?.. Бель показала это на своём примере. А теперь пытается доказать, что видит силу и во мне. Только я не могу принять себя такого: слабого, с расплывчатым миром перед глазами.

А Бель видит силу...

Через сколько ещё она прошла? Как с такой жизнью она сохранила свет в себе?

Она сохранила, а вот я не сумел. Или даже не пытался. Или мне суждено быть похожим на отца. Хоть я и не верю в судьбу.

Сжав её ладонь сильнее, хочу сказать «спасибо». Не то жалкое и вымученное «спасибо» к которому я привык, а настоящее и чистое. Как говорят нормальные люди: от самого сердца. То «спасибо», какое я не произносил, наверное, ни разу в своей жизни.

Я разжимаю свои губы, в голове вспыхивают десятки вопросов. Неожиданно для себя, я понимаю, что хочу продолжить разговор, который сначала не хотел даже начинать.

За это время Бель стала ходячей проблемой, но сейчас, глядя на её белоснежные волосы, я с идиотской ухмылкой называю её иначе:

– Слушай, Белоснежка... – чуть не договариваю то самое «спасибо».

– Почему это я Белоснежка? – приподняв уголок губ, она прерывает меня.

– Ну... – ладно, на минуту отложу своё «спасибо», никуда не убежит. – Знаешь, цвет твоих волос похож на холодные хлопья падающего снега где-нибудь посреди далёкой Аляски. – Метафорично, с интонацией какого-то поэта века эдакдевятнадцатого, выговариваю я.

– Но у Белоснежки тёмные волосы.

– Ну тогда... – пытаюсь вспомнить какие-то имена из детских сказок, но с досадой понимаю, что не могу назвать ни одно. Сказки и мультфильмы как-то прошли мимо меня...

– Может, Эльза? – едва наклоняет голову.

– Э... Эльза? – бубню я.

– Угу. Тоже принцесса из сказки, зимняя принцесса, только волосы уже больше похожи на мои, – свободной рукой она вплетается в светлые пряди, подкидывая их наверх. На её голове получился беспорядок, но его не хочется убирать. Разве что заправить пару беспорядочных прядей за ухо...

«Ну и кретин...» – сам себе даю характеристику. При чём весьма точную.

– Эльза... – пробую это имя на вкус. – Звучит интереснее Белоснежки. Хотя знаешь, ещё могу предложить... Снежинка? Будешь Принцессой, а раз твоя Эльза – зимняя, – то ты ещё и Снежинка. – Всё та же идиотская ухмылка растянулась по моим губам. Так дебильно с девушками я ещё точно не говорил. Но... отчего-то чувствуется лёгкость, которой в общении с кем-либо я не замечал ещё никогда.

– М-м, оригинально. Я согласна быть Принцессой, а вдобавок и Снежинкой. Знаешь, это получше ходячей проблемы, – она точно научилась перенимать мою ухмылку. Поначалу у неё не было такой способности: улыбаться одновременно легко, но в то же время с вызовом и азартом. – Только чур «Принцсса» не той интонацией, что была раньше. Попрошу слегка побольше грации, – невинно и задорно ухмыляется она.

– Конечно же, Принцесса, постскриптум Снежинка, – я пародирую её интонацию, невольно улыбаясь от этого. А ещё невольно подмечаю, что наши руки сцепились словно сильнее. Бель же тоже бросает взгляд на наши руки, и, будто подумав о чём-то далёком и теплом, тоже улыбается.

«Наверное, невольно улыбается, как и я. Не будет же она грёбаному бандосу улыбаться своими невинными губами» – мысленно усмехнувшись со своей тупости, я хочу сказать хоть что-то, но тишина между нами кажется такой уютной и правильной, что я просто не могу позволить словам нарушить этот хрупкий, но прекрасный покой.

Но чем внимательнее я вглядываюсь в её глаза, тем теплее становится улыбка на аккуратном лице. При мне она улыбается не слишком часто, но сейчас я замечаю, что изгиб её губ напоминает мне мою собственную детскую улыбку. Тогда я ещё улыбался, но быстро бросил это дело.

Как у неё вообще получается держать меня за руку ещё и улыбаться? Ладно если бы я был её одноклассником-кретином, пытающимся играть законченного психа с криминальными наклонностями. Но перед ней реальный ублюдок с пушкой в трусах, а она не просто не боится, а ещё и слушает его. Открывается сама...

Анабель явно видит то, чего не вижу я. Хотя, скорее придумывает. Иначе никогда бы не стёрла чёртову блядскую слезу.

Огненный шар на небе ушёл за горизонт почти окончательно. Его лучи еле-еле достают до нашей кожи, отчего греет скорее тёплый воздух, нежели само солнце. Звезда уходит на покой, но именно в это время вода особенно прекрасна: Мичиган словно горит.

Конец очередного блядского дня. Но зато какой лучезарный.

Выходит... и конец может быть пламенным?.. Солнечным...

– Принцесса... – произношу я именно так, как просила она. Без сарказма и холодного скрежета в голосе. Произношу так...

...Но на этот раз отдалённый и едва уловимый шум обрывает моё «спасибо». Не могу не обратить на него внимание, отчего устремляю взгляд куда-то вдаль. Прислушиваюсь.

Шум вертолёта. Нет. Не одного. Звук далёких лопастей доходит еле слышимым эхом, но это эхо так многогранно, что кажется, будто где-то вдали витает целый рой техники.

Не успеваю я приглядеться к небу, как где-то справа в уши вбивается пол десятка выстрелов. В эту же секунду я заваливаю Анабель на пол. Она успела лишь вскрикнуть от неожиданных и абсолютно нежданных выстрелов. Я приподнимаюсь в надежде увидеть стрелка: на полной скорости к острову мчатся две яхты. Одна чуть впереди, а с задней... снова два выстрела. Просто в небо.

Это... предупреждение?

– Зайди во внутрь! – не оборачиваясь, рявкаю я. – Живо!

– Что опять происходит?!

Очередной звонок. Выстрелы стали знаком – громом посреди райского сада Эдем, из-за чего я наконец беру телефон в руки. Не понимаю почему, но в голове нет вопросов – лишь тоска от осознания, что теперь в моей руке безжизненный холодный телефон, а не горячая ладонь Анабель...

На панели уведомлений сотни пропущенных. Нет. Десятки сотен. Их никогда не было так много.

Сейчас трезвонит Коул. Уперев взгляд в обеспокоенную и растерянную Бель, я медленно провожу пальцем по экрану: так медленно и осторожно, словно я расписываюсь в документах Дьявола, обязывающих меня отдать ему остатки своей души. Хотя я лгу. Свою продал бы без замедлений.

Не сумел бы продать её чистую душу.

Подношу Коула к уху, ожидая чего угодно, но не чистого вопля. Почти что животного.

Я не успеваю даже раскрыть рот, как голос «Джокера» бьёт мне в мозг:

– Ты в какую жопу мобилу засунул, сукин ты сын?!! Это я стрелял в небо, придурок!! Перезвони Крису и жди меня!!! Нам просто пизда!! Эда! Надо! Убить!

Он отключается так же молниеносно, как и проорал все свои слова. Проорал на одном дыхании. Проорал рычанием. Проорал мне в самый мозг.

Нет. Выстрелы были не громом в саду – они ознаменовали приход всадников Апокалипсиса. Именно в эту секунду я осознаю, что мой падший ангел, выбитый татуировкой на моей груди, расшибся о землю окончательно. Он падал и падал, а теперь – упал.

Голова начинает кружиться. Слышу, как в висках стучит кровь.

Мир накренился и в этом внезапном хаосе я цепляюсь лишь за глаза Анабель.

Телефон вновь оживает. Кристофер позвонил мне сам – в сотый или тысячный раз, – и сейчас я беру трубку:

– Эрон... – его голос сорван, слышу кашель. Хрипит так, словно его закапывают заживо и в гробу совсем нет места и кислорода. – Это конец! Федералы прямиком из Вашингтона летят к тебе на острова. Их сотни... – кашель. Каждый хрип – гвоздь в крышку гроба. Моего гроба. – Эрон, ФБР, копы, спецы... СВАТовцы, мать их, будут штурмовать! Коул сказал, что у вас в особняках море народу... ФБРовцы не будут говорить. Будет штурм, РОН!! ШТУРМ!

Анабель всё слышит. Динамик телефона разрывается.. Так, что она всё слышит...

Наверное, я полный придурок, но сейчас меня заботит лишь то, что этот первобытный ужас в орах из моей трубки слышит она... Её не должен касаться этот Ад.

Не сводит с меня глаз. А я застыл взглядом на ней. Только на ней.

Конец очередного блядского дня. Который теперь может стать по-настоящему конечным. А конченым – во всех смыслах, – стал уже.

– Как? – вместо внятных вопросов я только шевелю губами и выковываю железное: «как?».

– Некий крупный бизнесмен по фамилии Дример слил про «Джокеров» всё. Буквально все карты на его руках. Он дал наводки и на твоих гостей... Но нет информации только про тебя самого, разве что имя и фамилия... Это странно, ведь...

– Дример?..

– Да. Дрим... – начинает, но я не даю ему договорить.

– Это фамилия моей матери. До замужества. – Я застыл. Не дышу. Не понимаю почему, но я хочу взять за руку Анабель. Она единственный человек, который увидел не только моё бессилие – мою слезу, – но и стал свидетелем конца. Бесповоротного конца. – У неё не было родственников. – «Да и знал её фамилию разве что... отец.» – уже мысленно, сам себе, бессильно добавляю я.

– Рон, уже не важно.. Тебе нужно валить... – кашель. Он отдаёт приказы своим людям. Снова кашляет, и в его прерывистом дыхании я слышу могильный ветер. – Я уверен, что они устроят полноценную зачистку! Я это знаю! У тебя там слишком много разыскиваемых, особо опасных кримина... – кашель. Сдавленным и охрипшим голосом он пробует продолжить мысль, но плюёт и чеканит уже другое: – Тот Дример подал фальшивые доки вашего Эда. Теперь он Эд Каталанно, якобы детектив, который поможет федералам в обыске зданий. У тебя море крыс, океан, Рон, и многие странным образом связаны с этим Дримером.

– Эд Каталанно. Крысы. Я не удивлён... – мой голос абсолютно спокоен.

Какие-то глупые мысли лезут в мою пустую и одновременно до краёв забитую, башню.

Стихи, поэмы, романы, повести... Словно осознавая конец, я перестал пытаться сдерживать свои творческие, мать их, наклонности.

Сам себе, внутренним голосом, в мозгу, зачем-то нашёптывая отрывок Маяковского. Люблю русскую литературу. Люблю литературу.

Прошу. Владимир Маяковский. «Облако в штанах». Двадцать шестая строфа первой части поэмы.

«Эй!

Господа!

Любители

святотатств,

преступлений,

боен,—

а самое страшное

видели —

лицо мое,

когда

я

абсолютно спокоен?»

– Абсолютно спокоен... – одни только губы вышёптывают крайнюю строчку.

Я всю жизнь репетировал это лживое спокойствие. И выходит, что каждую секунду прожитого мной дня, я выковывал это самое спокойствие, чтобы в этот миг не выглядеть жалким. Чтобы не выглядеть жалким в глазах девчонки, еле-еле стоящей передо мной. Я как умалишённый пытался выбить из себя эмоции, оставив лишь беззвучное спокойствие внутри. Но сейчас там – внутри – всё трескается, хоть внешняя маска холода и скрывает это.

Я абсолютно спокоен за себя. Но...

...Я лгу. Я боюсь. Страшнее всего признать, что я боюсь. По-настоящему.

Не за себя. За неё. И только за неё.

Я дал своё слово, а она поверила.

Я натравил на неё уродов, а попытавшись всё исправить, натравил уже настоящую смерть с косой. Я протянул ей руку, и она её приняла. Я нацепил добрую маску поверх своего запачканного кровью лица – она и тут поверила. Но теперь Бель идёт на дно вместе со мной...

– Абсолютно спокоен он!.. Значит молодец, и не надо беспокойств! Скройся! Исчезни с острова!! Просто исчезни!!! Отовсюду исчезни!! При встрече обсудим остальное, сейчас я двигаюсь к твоему зданию, устрою поджёг у тебя в кабинете, чтобы ничего не нашли... – его голос окончательно охрип.

Крис пытается говорить быстро: волнуется за время. Я же пытаюсь сделать вид, что мне глубоко плевать на уходящие в вечность секунды. Если бы не эта светлая Принцесса-Снежинка напротив меня, я бы и вовсе сыграл в капитана тонущего корабля.

Лишь из-за неё я пытаюсь включить мозг, придумать план спасения, но мозг отвечает тишиной.

– Зачем ты рискуешь собой ради меня? – понимаю, что не жду ответа. Я просто не хочу осознавать, что конец уже настал. Хочу слышать посторонний голос, как будто всё нормально; как будто СВАТовцы не летят штурмовать меня. Я до сих пор не отрываю взгляд от растерянной Анабель.

– Знаешь, ты всегда пытался быть уродом и тварью, но получалось хреново. Моя семья жива благодаря твои деньгам. Пусть грязным деньгам.. Не мне тебя винить и судить. Для меня главное здоровье моих родных девочек... А осудишь и покараешь себя ты уж как-то сам, – понимаю, что голос Криса слабый и замученный, но вовсе не тревожный. Внутри он куда спокойнее меня. Он смирился, отчего его слова веют лишь печалью, но никак не тревогой. – Ты совсем не тот, кем пытался казаться... Разберись с собой. И... спасибо, Рон..

Длинные гудки разрывают меня и Криса. Хочу ущипнуть себя, ведь всё это слишком, чтобы оказаться правдой. Даже слова Кристофера... словно он герой, который вот-вот погибнет и его последние слова непременно должны быть услышаны.

«Даже он сказал спасибо... А я?..»

На горизонте разрастаются приближающие точки. Они жирнеют на фоне едва тёмного неба – бухнут в синеве, прямо как утопленник разбухает в иссиня-чёрной воде.

Не хочу их считать: достаточно того, что такого числа вертолётов хватит для штурма целой крепости размером с город.

Всё совсем не так, как должно быть..

– Я пойду с тобой. – Выпаливает Анабель.

Ладно. Признаю. Я ошибся: если я сумасшедший вдвойне, то она, как минимум, втройне!

Время настолько сложная и отвратительная штука, что может течь так, как ему вздумается. Вот сейчас оно решило вовсе остановиться. Превратилось в густую чёрную кровь из печени, никак не желающую вытекать из раны.

Несколько лет назад, я чувствовал ту же остановку времени перед своим верным решением: за секунду до того, как вдавил спусковой крючок и оставил в голове отца дыру.

Вот и теперь нужно принять верное решение.

Нужно сделать правильный шаг.

Нужно вынырнуть из небесного океана глаз Анабель. Выползти на берег. Оставить её.

Освободить её от себя.

Эти глаза – чистейшая гладь океана, но я в нём Кракен...

Остановившееся на миг время подсказывает мне верное решение.

Пора исправлять ошибки. Главная из которых – она. Принцесса. И всё же ошибка.

Пора надеть маску моего джокера.

Снова.