Глава 9. Тебе бы она, кстати, понравилась, ма

Я мог связаться с кем-то из «джокеров» – целый ноутбук в моём распоряжении. Но нет.

Не хочу.

Не хочу, что бы кто-то узнал, что левая девчонка не дала вылиться всей моей крови, а я сам был не в состоянии помочь себе же. Или... нет – не так. Я не хочу, чтобы кто-то узнал об этой левой девчонке. Так куда вернее.

Да и не хочу, что бы кто-то знал об этом доме.

С этим местом связанно слишком много меня. Здесь я укрывался от моего любимого папаши – именно благодаря этому дому я не сдох от его рук. Здесь я хранил товары для моей банды – для моей первой и единственной банды «джокеров». Здесь я впервые набухался будучи мелким и тупым пиздюком. Здесь я не раз отсиживался от копов.

Тут же, разглядывая шрамы и незажившие раны, задавался вопросом: почему я? Почему именно я? Почему именно моя жизнь такая... такая, блять! Но ответа не находил ни здесь, ни где-то ещё. Видимо, я просто упырь.

И единственная, кто теперь знает об этом месте – эта беловолосая девчонка.

Дрыхнет она конечно похлеще меня. Не думал, что в моём присутствии люди могут так крепко и долго спать.

Мне нужно дождаться пока она проснётся, дальше отвезу её в город, а ещё дальше мы оба забудем о существовании друг о друга и о сегодняшней ночи.

Я смотрю прямо на спящую Анабель. Она лежит в такой же позе, в какой и заснула. Даже не двинулась. Странно, но её лицо выражает лишь спокойствие.

Спокойствие рядом с человеком, который кажется психопатом и каким-то маньяком. Неужели она смогла спустить на тормоза мой ночной выстрел?

Может и вправду сумасшедшая...

Или Анабель слишком чиста.

Я никогда не любил книги, где героиня добренька и светлая, вся из себя порядочная, непорочная девушка, находящая прекрасное даже в куче дерьма. Обычно такие ещё и пол мира спасают своим внутренним сердешшшным светом. Банальщина до мерзости. Только вот Анабель почему-то кажется именно такой. За исключением одного – я не ощущаю того отвращения, что питаю к героям сопливых романов.

– Блять, – почти беззвучно выплёвываю брань. Хватит приплетать к жизни свои книги, грёбаный идиот! Я завязал. Чернила на стене – бумага в костре.

И всё же...

Она до безумия светла, чёрт возьми. Но этот свет заставляет питать к ней что-то вроде уважения. Анабель не гаснет даже в полной темноте. Даже рядом с окровавленным ублюдком. Это дорогого стоит.

Хотя, наверное, уважаю ещё и потому, что вчера она показала свой характер, да и на хуй послала. Ну и спасла конечно. Это тоже важно.

Интересно, что бы я делал, не попадись мне эта девчонка?

Анабель-Анабель...

Какого ж хрена я вообще думаю о тебе? А, Бель?

Сам не знаю почему, но мысли о ней просто не отпускают мою башку.

Готов поспорить: она живёт в приличном районе, ничего не знает о смерти, и до встречи со мной даже представить не могла, что такие уроды как я существуют на самом деле. От части даже жалко, что я сломал прекрасный мирок девочки. Вломился в него с пистолетом, будучи измазанным в крови.

Ещё, скорее всего, дома её ждут любящие мать и отец, которые ежедневно устраивают ужин с любимой дочкой. За ужином смеются и разговаривают о простой бытовухе.

Прикольно звучит, да, па? Ублюдок... ты мне в шесть лет рассказывал о том, как тебе нравится пытать людей. Спасибо, что на практике показал немного позже.

Невольно встряхиваю головой.

Опять в философа играю. Забавно. Вчера стрелять в людей, заслуживающих жить, самому истекать кровью и почти терять сознание, а сегодня размышлять о книгах и семнадцатилетней беловолосой школьнице. Или сколько ей вообще? Восемнадцать?

– А ещё мне говоришь не пялить на тебя. Себя самого в зеркало видел? – бубнит сонная и только что проснувшаяся Анабель.

Я и не обратил внимания, что задумался слишком сильно, и уже несколько минут тупо на неё пялюсь.

– Вставай и поехали, – отзываюсь я.

– Как ты? – вполне заинтересованно спрашивает Анабель.

– Кровь не течёт, значит нормально.

– А... что с Эдмоном? – кое-как подбирает слова.

– Эдмон.. А, Эдмон. Твоего парня нашли и уволокли люди Кристофера. Федералы короче.

– Он не мой парень, Эдмон просто друг, – недовольно фырчит девчонка. – И что значит «уволокли»?

– То и значит. Как приедем, я договорюсь с Крисом. Нормально всё с твоим другом. В больничке лечится.

– А если Эдмон расскажет им про моё похищение? – спрашивает она, не отрывая свои до безумия синие глаза. Не помню, что бы я когда-нибудь хотел рассмотреть чьи-то глаза настолько сильно.

– Ты сама пошла со мной, – ровно отвечаю я. Жду реакцию.

– Ты серьёзно?!

– Абсолютно, – я коротко ухмыляюсь, после всё таки продолжаю: – Ты слышала Криса по радио? Да пусть твой Эдмон меня хоть за руку приведёт: со мной ничего не случится. Там все сидят на моих цепях.

– Как высокомерно, – хмурится она.

– Умолкни уже, – резко бросаю я. Следует напомнить ей, что я не тот, с кем ей стоит болтать об отвлечённых от дела вещах: – Бери сумку и едем в город.

«Слишком чиста» – напоминаю себе.

Ещё несколько раз Анабель обращалась ко мне. Бубнит что-то под нос. Я молчу. Достаточно пустого трёпа. Не хочу, чтобы она приблизилась слишком близко.

Достаточно того, что вчера ночью прозвучало моё кривое «спасибо». Какое всё таки это жалкое слово. Его возможно произнести лишь в темноте с бутылкой виски в руке!

Оставив дом, каким он был до меня, я двигаю к машине. Слышу сбивчивое дыхание Анабель. Она торопливо топает за мной, не успевая за моими шагами. Сегодня, когда в моём теле стало побольше крови, я явно чувствую себя лучше.

Слышу нервный вздох за спиной. Бесится, что не отвечаю на её обращения. Неужели на полном серьёзе ждёт моих разглагольствований, как это было ночью? Девочка не маленькая, должна же понимать в каком состоянии я был. Но главное, должна понимать, что за это время мы не стали товарищами или боевыми партнёрами.

Должна понимать, что не нужно приближаться к уроду.

Ночью я позволил ей почувствовать себя в безопасности... Но сейчас жалею. Она не должна была забывать, что я – конченый человек, что я не из её жизни, что мы никогда не должны были встретиться.

Я пришёл в её чистую девчачью жизнь абсолютно случайно... Случайно и разрушил, заставив находиться рядом с «джокером».

Она должна помнить, что я – её кошмар. Помнить, как тряслась и роняла слёзы в темноте, как едва не упала во тьму...

«Какой же ты урод. Грязный конченый ублюдок!» – напоминаю себе о себе же.

Прости, принцесса, но я не хочу, чтобы ты верила «джокеру». Не хочу, чтобы думала, что я нормальный. Я лишь грязная, испачканная в своей и чужой крови, скотина. Мерзкий зверь.

Помни об этом, ладно?

Я сам того и не замечу, как разобью твои чистые синие глаза. До дрожи, сука, чистые. Разобью – и из них польются слёзы.

Поэтому, Бель, не приближайся к «джокеру». Принцессам и королевам не место в грязи.

Я ведь прав, ма? Прав ведь? Ты тоже не должна была видеть блядского зверёныша, каким стал твой сын... Прости, ма. Пусть хотя бы Анабель уйдёт от «джокера». Убежит. Ты-то не смогла...

Эту девочку я выкину из свой грязной жизни ради неё же. В этом и есть моя благодарность за спасение. Здесь моё «спасибо». Она поймёт это. Поймёт, когда осознает, что я ни разу не нормальный человек.

Я открываю пассажирскую дверь авто и пихаю её на кресло. Взвизгивает. Недовольно смотрит. Всё верно Анабель – пошли «джокера» на три буквы. Он уйдёт.

Злись. Пожалуйста, злись.

– А ночью ты был не таким конченым, – произносит она со стиснутыми зубами.

– В момент когда стрелял в тебя?

– Когда говорил, что я спасла тебе жизнь, – не отрывает взгляд от моих глаз. Почему ж половина «джокеров» пялят в землю когда я с ними говорю, но эта девчонка сама перехватывает инициативу и прожигает меня! Каждый ссытся под себя, но не она! Сколько можно? Хули такая смелая?!

– Ах, да. Забыл тогда добавить. Я не собирался стрелять мимо. Рука сама дёрнулась.

– Ч-чего?.. – не верит. Не верит, блять. Не верит! – Ты... Ты не..

Одним резким движением я беру её за подбородок пальцами. Слегка поднимаю и притягиваю её бледное личико ближе. Раскалённая кожа обжигает мои ледяные пальцы.

Что же мне ещё нужно сказать, чтобы ты ушла, Бель? Что мне сказать, чтобы ты спасла себя от грязного меня?

– Да, Бель, да. Собирался ёбнуть тебя прям там, но что-то не срослось: видно вспомнил, что тело ещё закапывать придётся, – я слегка сдавливаю её подбородок. А она даже не пытается высвободиться, лишь слегка щурит мокрые разбитые глаза и тяжело дышит. – А в целом... Ну да. Я был совсем не конченым. Просто хотел, чтоб пуля вышибла твои мозги на стену. Хотя, я сомневаюсь, что они там у тебя есть. Если ты до сих пор не свалила от меня, то у тебя явно не все дома.

– Убери руку.

– А если не уберу?

– Убери свою лапу! – Без замедления выкрикивает она и впивается ногтями в мою руку. Края белоснежных заострённых, не слишком длинных, ноготков открашиваются в алый.

Они кажутся ещё более синими, чем виделись мне ночью...

Не убирая расцарапанную руку ни на миллиметр, я шепчу, смотря прямо в ещё разбитые, залитые слезами, расширенные зрачки:

– Псих, да?

– Ты хуже, Дайер.

– Я знаю.

Отталкиваю девчонку от себя. С силой захлопываю дверь.

Если она продолжит капать мне на нервы, то я точно заткну ей рот.

Я выезжаю из леса куда быстрее, чем мы в него заезжали. Набираю скорость и так же быстро выбираюсь на шоссе.

Анабель отвернулась к окну. Ощущение, словно она и не дышит. Теперь она хотя бы согласна отстраниться от меня: этого достаточно.

Изредка я сам поглядываю на белую макушку девчонки. Всю нашу ночь она упирала свой взгляд в меня. Пыталась найти что-то в глазах. Разглядеть.

Как же глупо и наивно искать что-либо во взгляде убийцы и выродка, разрушителе чужих судеб и отравителе жизней...

Я сделал всё правильно, ма. Анабель не заслуживает компании «джокера». Она правда слишком чиста... Тебе бы она, кстати, понравилась, ма. Ты ведь тоже не заслуживала «джокера»-сына.

Но теперь мне хватит сил сделать всё правильно.

Возвращайся в родной мир, принцесса. Прогулка с психом подходит к концу.

***

И в этих глазах я видела лес...

Я не просто видела... Какая же дура!

Пыталась украсить этот ёбаный хвойный лес: придать насыщенности, «влаги после ливня», глубины, тайных троп и уюта.

Я не зря боялась смотреть в эти глаза ночью сразу после выстрела.

А ещё непонятно чего стыдилась.

Он. Хотел. Смерти.

...Моей смерти.

Неужели я настолько ошибаюсь в людях?

Человек ли он вообще?!

Я засыпала на той кровати, под одеялом, которым он же и укрыл меня, с уверенностью, что мне ничего не угрожает. Ну да...

Как же, блять, это всё тупо! Я думала, что он искренне благодарен. Конечно, я не собиралась обмениваться с ним номерами и назначать встречу на чашечку кофе. Я хотела приехать и забыть его.

Но когда человек говорит тебе о том, что хотел твоей смерти... Это сбивает с ног. Словно удар под дых. Он ведь даже не колебался: смотрел абсолютно хищным взглядом, рассказывая какая я тупая малолетка, раз не сбежала.

Да если бы я попыталась свалить, то точно уже лежала бы где-то в траве с простреленной головой.

Или чёртов Эрон реально решил, что раз я шлю его на хуй – значит не боюсь?!

Я ведь просыпалась. И не раз. Снился Эдмон, и снился грёбаный Дайер. Я смотрела на пистолет, долго смотрела, но не решалась взять его. Чёрт возьми, я боялась! А ещё хуже, что верила... Убеждала себя, что мой мозг просто выдумывает кошмары во снах, не связанные с реальностью. Но оказывается, он просто показывал мне, что я в одной комнате со зверем...

Мне снилось, что Дайер просил меня уйти. Убежать. А потом стрелял в моё безостановочно бьющееся сердце. И зачем-то обнимал моё холодное тело. Каждый раз я вскакивала с кровати в момент, когда он начинал говорить с моим трупом. Не знаю о чём именно. Но каждый раз об одном и том же. И так снова и снова...

Я боялась и пыталась верить. 

Наверное, в одном этот ублюдок прав: у меня не все дома. Если были бы все, то я бы не пыталась поверить в глубину глаз преступника.

Хочу забыть про эту ночь.

Сколько раз я могла умереть? Один? Два? Три? Я сбилась со счёта.

Сейчас я не ощущаю вчерашней уверенности. Тогда я знала: Эрон не выстрелит в меня, он даже ствол на предохранитель ставил. А в итоге выстрелил. Оказывается – хотел убить.

Глупо, но я по-настоящему чувствую себя преданной.

И сейчас я не знаю ничего.

После тех слов... Я не знаю.

Это преступник. И глупо было полагать, что он вправду может оценить помощь.

Блять. Я как ребёнок! Как вообще можно было верить, что с этим психом мне ничего не угрожает?!

«Я в долгу...» 

...Да иди ты нахрен со своим долгом!!

Я и краем глаза не хочу видеть этого ублюдка. Выглядываю в окно в надежде занять свои мысли хоть чем-то кроме осознания своей тупости.

Больше ничего не выпью. Это виски и стресс наверняка заставили мой мозг размякнуть и вместо здравого страха, я рассматривала татуировки преступника. Такие картины на теле такого урода...

Окраины города стали глотком свежего воздуха. Наконец я скоро окажусь дома.

Хочу забыть тебя навсегда, Эрон Дайер.

Оказывается, люди не выдумывают. Про тебя говорят правду – ты пожираешь души людей, плюёшь в их жизни, уничтожаешь судьбы, считая себя выше других. Больше не смей касаться моей души, жизни, или судьбы.

Я всё поняла – правда. И не нужно меня убивать. Я сама уйду, правда.

Но, будь добр, уходи и ты.

Исчезни, «джокер».

***

– Останови здесь.

Я продолжаю ехать прямо, постукивая пальцами по рулю под ритм музыки.

– Останови машину. – повторяет она твёрдым голосом.

– Не самый лучший район.

– Я не хочу, чтоб люди видели меня в машине с тобой. – Закатывает глаза.

Я кидаю на девчонку короткий взгляд. Меня Эд не так вымораживает, как она. Но с другой стороны так и должно быть. Я больше не кажусь ей хорошим собеседником, а она испытывает мои неокрепшие после вчерашнего дерьма на заводе нервы.

– Ох, ну прошу прощения, Ваше Высочество. Тогда на выход, принцесса, – вдавливаю тормоз в пол. Резко. Её бросает вперёд, а сумка валится на пол. В эту же секунду отдёргиваю себя от мыслей помочь ей поднять с пола рассыпанные из-за резкого торможения тетради. С ядом добавляю: – Красная дорожка нужна?

Анабель прислушивается. Лезет своими пальцами в магнитолу, и замирает. Лишь обратив внимание на голос из колонок я понимаю в чём дело.

Новости.

– ...было сложно, для моих людей...

– ...да-да. Накануне ночью, Ваш товарищ Кристофер Лиан отзывался о недавней ситуации. Он уверен, что на том заводе была ранее неизвестная банда, никак не джокеры. Вы считаете иначе, мистер Лав?

– Кхм-кхм... – один его кашель уже выводит меня из себя. – Лично моя позиция такова: там были именно те самые «джокеры». Мы не можем узнать, были ли там какие-либо вещества, ибо крупное возгорание и взрывы стёрли всё. Но повторюсь, я считаю, что там были именно «джокеры». И моя цель – борьба с этим отродьем.

– Мистер Лав, позвольте спросить. Почему вы считаете корпорацию «Джокер» такой серьёзной угрозой? Да, о ней ходят тысячи тысяч слухов, но такова участь всех успешных компаний. Нет ни одного официального подтверждения преступной деятельности корпорации, к тому же документы и счета публикуются в открытом доступе. Люди знают о преступлениях неких «джокеров» лишь по слухам. Есть подтверждения, что корпорация «Джокер» вкладывает средства на постройку и содержание не только игорных заведений, но также и тюрем, гостиниц, выделяются средства на развитие городской инфраструктуры, поддерживаются даже школы и университеты. Оказывается помощь и транспортным компаниям: покупаются машины и самолёты для торговли. Многие жители не видят никакой угрозы... – монотонно-деловая речь прерывается уверенным голосом Лава.

– Мне не важно то, как «джокеры» называют свою шайку на документах. Будь это бизнес-корпорация или клиниг служба. Они – убийцы, знающие, что на бумагах себя нужно называть не «мафия», а «бизнес». К сожалению, всё перечисленное вами – очень банальные криминальные схемы, но люди, не знакомые с преступностью, верят, что государство борется с несуществующей угрозой ради отмывания денег. Всё, что делают «джокеры» – делается для вида, и главное: для собственного пользования. Тюрьмы нужны самим джокерам; гостиницы прибыльный бизнес: к тому же это места для частных встреч; о торговли и говорить не буду, туда поставлены их же люди: на самолётах перевозят килограммы наркотиков; а здания, построенные вашей прекрасной корпорацией, могут скрывать много секретов. Например, совсем недавно мои люди под новым зданием университета обнаружили секретные подвальные хранилища...

Я коротко усмехаюсь.

Анабель смотрит в точку, а потом на меня, как на больного психопата. В её глазах застыл вопрос, но она всё также молчит. Решаюсь развеять её сомнения.

– Он отчасти прав, но всё куда сложнее. Ты же не думаешь, что я тупой. – Натягиваю холодную ухмылку.

– ...и из-за всего этого, я искренне переживаю за жителей Чикаго и всей страны в целом. Им нужна помощь «Партии Света», и мы поможем любой ценой. Я не желаю видеть страдания семей. Люди должны быть в безопасности! А особенно я волнуюсь за детей...

– Извините за нескромный вопрос, мистер Лав. У вас есть свои дети? Жена? – безэмоциональным голосом спрашивает ведущая.

– Нет. – твёрдо отвечает Лав. – Родителей я потерял давно. Свою семью не завёл. Я бы хотел обрести семейное счастье с любимыми женой и детьми, но будет эгоистично растить своих же детей в таком грязном мире. Какими они вырастут в такой непроглядной тьме? Я дам своим будущим детям свет, а это можно сделать только разогнав тучи. Они должны расти под лучами солнца, а для этого следует побороть тьму криминала.

– Но всё же, на данный момент отсутствует официальное подтверждение незаконной деятельности корпорации «Джокер». – диктует всё тот же безэмоциональный голос.

– Но почему лица, находившиеся в преступной банде «Джокеры» находятся в вашей корпорации? Даже их название... Не наталкивает ли Вас это на вопросы? – защищается чёртов Лав.

– ФБР считает похожее название случайностью. На счёт людей... общественность, столкнувшаяся с бандой «джокеры» задаёт те же вопросы властям. Но многие из них успели исправиться в специальных учреждениях и... – вновь не договаривает. Интересно, она верит в свои слова, или она читает по методичке слова, выданные Крисом и его ребятами?

– Запомните, что нет никакой корпорации. Ваше корпорация – мафия, родившаяся из банды испорченных детей. За ними не уследили, не дали любви и света, и мы просто не можем допустить...

Я выключаю радио и Лав затыкается. Иди к чёрту со своим светом и любовью, лучше бы нового чего рассказал, оратор хренов! Выбивает побольше бабок на разговорах, а потом колесит по всем странам.

«И какая в жопу мафия?! Ищешь банду – я и остался в банде. Извини, аристократом не стал. Остался уличным псом!» – произношу самому себе в своей тяжёлой от мыслей голове.

Через считанные часы газеты и интернет будут бурлить яркими заголовками и вырванными фразами Эндрю Лава. Оттуда узнаю ещё больше.

Пока мне достаточно того, что у этого спасателя нет семьи.

Анабель до сих пор потерянно смотрит в точку. Неужто до неё начало доходить значение слова «джокер»? Может хоть сейчас поняла с кем сидит в машине. Или её тревожит нечто другое...

Почему её не волновали разговоры Кристофера, но так зацепил этот Лав? Неужели он настолько гипнотизирует людей?

Ещё и не вышла до сих пор.

Сидит бледная. Упёрлась взглядом в точку, словно я снова убедительно соврал ей о том, что хотел её убить.

На одно единственное мгновение у меня проносится запись выступления Эндрю Лава. «Ну и синеглазка, сука!» – поржал я вместе с Коулом, когда увидел лицо Лава впервые.

Сам того не осознавая, заглядываю в синие-синие глаза Анабель. До безумия синие... Ну нет. Эта девчонка жизнь мне сохранила. И Лав сам сказал, что... 

Ложь?

Анабель. Помогла. Мне. Я. В долгу. 

Я даже не имею права подозревать эту светлую девчонку в чём бы то ни было. Хватит. Нужно забыть. Забыть свои тупые мысли.

Не могу перестать изучать её зрачки. Они расширенные даже днём. Кто-то говорил мне, что такая особенность свидетельствует о большой эмоциональности человека... Каковы твои эмоции, Бель?

Что же творится в твоей светлой голове? Моментами кажется, будто она в разы тяжелее моей собственной.

– Валить собираешься? – спрашиваю я, искренне желая, чтобы она сбежала от меня. Убежала навсегда. 

– Да... да, – она едва мотыляет головой, и берёт в руки свою сумку. – Голова просто закружилась.

– Давай быстрее. – Я нервно выдыхаю, глядя насколько медленно девчонка открывает дверь.

По её глазам заметно, что она хочет сказать что-то ещё, но молчит. Лишь пялится на асфальт под ногами, а потом на меня. Опять смелости набралась что ли?

– Красной дорожки нет, принцесс. Свали.

Анабель коротко кивает. Без хлопка надавливает на дверь.

Неужели я правда пытаюсь не отравить её жизнь? Не думал, что умею даже пытаться быть менее ядовитым, кровавым, грязным...

...Сбегаю от своих мыслей. Я с силой жму на газ. Последнее, что попалось мне на глаза: бледное лицо и синие-синие глаза Анабель, смотрящей вслед ревущей машине. Ещё её волосы – белые, как снег.

Именно как снег, а не кокаин.

Такой чистый и сияющий снег..

Рвусь на встречку, обгоняя десятки машин.

Странное чувство. Тишина. Никто не бесит. И некого выгонять.

Даже как-то раздражает.

***

Я не знаю сколько времени простояла посреди тротуара.

Странно осознавать, что я снова одна в этом мире. Осталась я с тишиной внутри.

С психом я хоть и боялась за жизнь, но позабыла об одиночестве в этом огромном мире. Ещё вчера днём всё стало так хорошо... Был Эдмон.

Как мне смотреть в его глаза после этой ночи? Я оставила его там. Почему я вообще пошла с Эроном? Лучше бы получила пулю как Мони, но лежала рядом... Хотя, как выходит, он мог и вовсе убить. Эдмона так уж точно...

В голове мешаются мысли, всплывает взгляд Дайера, но главное – радио. «...Какими они вырастут в такой непроглядной тьме...». Какими же растут дети и подростки? Намёк на то, каким вырос Эрон?

А что на счёт меня самой, уважаемый Эндрю Лав? Как там поживаю я в этой «непроглядной тьме»??

Хватит. Я не могу больше держать всё это в себе.

Пора... Давно пора.

Но сейчас меня волнует Эдмон. Мони... Скоро я приду.

Перемены совсем чуть-чуть подождут.

Для начала нужно найти мой старый телефон, который валяется где-то дома. Надеюсь там есть сим-карта. И надеюсь мама отсыпается, и мне на голову не высыпятся десятки вопросов о том где и с кем я была.

– Мисс, – оборачиваюсь на приятный мужской голос, – с вами всё в порядке?

– Ээ... Ну да, – непонимающе отвечаю.

– Просто я вышел из своего магазина покурить, и вы совсем не двигаетесь уже с десяток минут.

– Извините... Просто тяжёлый день выдался. Всё хорошо, спасибо. – Торопливо выкидываю фразы на ходу, пытаясь скрыть смущение.

Вот же чёрт. Наверное уже пол улицы приняло меня за сумасшедшую. Как же много повсюду глаз. Я очень надеюсь, что никто здесь не видел меня с Дайером – у него на лбу написано, что он преступник: ещё не хватало, чтоб подумали чего...

Повезло, что в сумке завалялось пару купюр. Этого мне хватило на такси, и сейчас до дома осталось совсем немного. Проплывающие за окном люди как обычно куда-то спешат. Думают о чём-то своём. И я спешу. И тоже думаю о своём. Думаю о тёмной ночи, о бесконечной дороге, о той странной хижине. Думаю о... Эроне? Конечно, как не думать о мудаке, который хотел тебя грохнуть, который попросту конченый псих! И ведь в полицию нет смысла обращаться... Он не просто «джокер» – он их король. А королей не садят за решётку. Короли обычно строят эти самые решётки для других.

– Приехали, мисс, – заговорил водитель.

Видимо я опять зависла. Неловко.

– Да-да, – бубню открывая дверь, – большое спасибо. Хорошего вам дня.

Я иду к дому, по пути молясь не наткнуться на маму. Мне нужен только телефон, а дальше обзвоню больницы и найду Мони. Только не сцены мамы.

Кажется, что секунды растягиваются до непозволительно огромных масштабов. Только сейчас я пытаюсь придумать оправдания где я была всё это время, но рука сама открывает дверь.

Тишина. Это хорошо, к тишине я привыкла – она всюду таскается за мной.

Пробую аккуратно закрыть входную дверь, но тут же голос из гостинной рушит все мои планы:

– Анабель, – кричит мама, – Это ты? Анабель!

Не обращая внимания на полупьяный голос мамы, я захлопываю дверь, уже не пытаясь играть в шпиона. Меня рассекретили – фиаско. Побеждённая, я бреду по коридору в пропахшую спиртом гостинную.

– Да, ма. Это я.

– Будь добра, принеси воды с кухни.

Даже не спросишь где я была? Ну, премия мать года наверняка твоя.

– Хорошо, мам, – откликаюсь я, и быстро приношу стакан.

– Ага, спасибо. – всё также безэмоционально ворнякает она.

– Я пойду в комнату, хочу поделать уроки, – вру, чтобы не смотреть на всё это.

– Стой-стой-стой, – снова еле шевелит расслабленными губами.

– Да? – невольно напрягаюсь.

– Слышала новости?

– Какие именно?

– Ну, про нашего Эдмона. Видимо вот вернулся в город, – лениво отвечает она.

– Что? – переспрашиваю.

– Что?

– Ну, ма, – закатываю глаза, – Что там про Эдмона?

– Говорят, федералы привезли его в медици... мед.. цен... – с усилием пытается выговорить не сложное словосочетание «медицинский центр», но спирт отбирает у неё эту возможность, – в общем в больничку Раш... Ещё из-за одного оратора, рожу которого я видеть не хочу, люди шум поднимают, мол ФБР разбираться с преступностью не хочет.

– Медицинский центр Раш... – отзываюсь эхом. – Нет, не слышала. Я узнаю, чего там с ним.

– А почему ты не отвечаешь на звонки? – неожиданно мама переводит тему. Видимо вспомнила, что я её дочь.

– Да так, телефон просто разрядился, а зарядку дома забыла, – снова вру.

Пока мама клацает каналы на телевизоре, я стараюсь как можно незаметнее удалиться в коридор, а там и до комнаты не далеко.

Может быть, её самой не было дома всю ночь? Поэтому и не заметила пропажу дочки.

Наконец я добралась до островка спокойствия – я у себя в комнате. Пожалуй, только здесь меня не трогает напившаяся мама, а остальному миру я просто неинтересна будь я хоть тут, хоть снаружи.

Борясь с желанием забыться и просто уснуть на кровати, я кое-как нахожу свой старый, но всё ещё рабочий телефон. Проверяю симку – на месте.

Не хочу нарваться на маму второй раз, тем более она начала задавать очень неудобные вопросы. Что ж, сбегать в окно мне не впервой – даже таких как я приглашают на некоторые ночные вечеринки, а убегать через дверь как-то не по-подростковому. Особенно часто приглашали когда Эдмон жил здесь... Спасибо, друг, что вернулся.

Я ловлю первое встречное такси, и уже внутри набираю номер медицинского центра.

Вот же я дура, могла бы и фруктов каких купить. Он всё таки с простреленной ногой лежит, а я с пустыми руками прусь.

– Алло, медицинский центр Раш Чикаго слушает, чем мы можем помочь?

– Алло, здравствуйте... – после всей суматохи я спотыкаюсь среди своих же мыслей, – Мой друг Эдмон Хелпс поступил к вам, да?

– Всё верно, – отвечает девушка дружелюбным голосом спустя пару мгновений, проверив данные пациента.

– Могу ли я навестить его?

– Да, конечно. Только по приезде заполните входной лист. И... когда вы будете у нас?

– С минуты на минуту, мисс.

– Отлично, сейчас предупредим пациента, – щёлкая по кнопкам, девушка быстро добавляет: – Ах, да, как Вас представить?

– Анабель... – снова запинаюсь. – Просто Анабель, он поймёт.

– Прекрасно. Эдмон Хелпс ожидает Вас, мисс. Всего доброго.

Ага, прекрасно. Было бы ещё прекраснее, если б Мони не получил пулю, а я не спала в одном доме с преступником.

Ночь...

Безопасно ли рассказать о ней Эдмому? Что, если он обратится к копам, а Дайеру не понравится, что я разболтала о том доме... Ведь «джокер» не обратился за помощью к своим подручным, значит хотел оставить своё местоположение в тайне.

Чёрт! Хватит об Эроне. Сейчас хочу только увидеть Мони. Убедиться, что он в порядке. И рассказать ему о своих планах... Хоть он и не одобрит их.

Я быстро дохожу до входа в здание, и так же быстро расписываюсь везде где только нужно. Белые коридоры навевают воспоминания. Когда-то в похожей больнице лежал и папа. Он вернулся из очередной длительной поездки, и прямо возле дома на него напали какие-то люди. Мама говорила, что папа перешёл им дорогу, но её глаза скрывали огромную боль и страх. Видно, она знала, что папа продолжит нести свои едкие истины и голую правду, забив на свои грешки и семью. В те годы они пытались что-то наладить, но куда проще наплевать на трудности. 

Вот и наплевали.

Незаметно меня довели до нужной двери. Наконец.

Я врываюсь в небольшую комнатку рассчитанную только на одного пациента.

Мой Мони. Улыбается и пытается подняться с подушек.

– Лежи, пиздюк, – отвечаю ему широкой улыбкой и обнимаю лежащего на койке друга.

– Господи, с тобой всё хорошо... – приобнимает в ответ.

– Конечно хорошо, вчера встретила своего самого близкого друга который спас мой День Рождения.

– Бель.. – ему тяжело выговаривать слова. – Эта ночь. Тебя похитили. Тебе могли навредить, понимаешь? Он угрожал? Делал что-то плохое, Бель?? Ты уже обратилась в полицию?! – Мони слишком долго молчал, и теперь его словно сорвало, он крепко обнимает меня и продолжает быстро-быстро говорить: – Нужно найти этого ублюдка. Федералы сказали врачам, что это они по ошибке подстрелили меня... не хотят геморроя. Но мы же знаем правду. Знаем!

– Мони, – кое-как я высвобождаюсь из его сильных рук, и сажусь на стул рядом. – Мони. Не нужно полиции.

– И я даже не успел отдать тебе подарок... – грустно шепчет он, словно не слыша меня.

– Ты обязательно подаришь мне его как только тебе станет лучше, – я искренне улыбаюсь, и замечаю вопрос в глазах Эдмона. Я не успеваю спросить. Он говорит сам.

– Почему не нужно полицию, Бель?

– Это не просто бандит. Он... – подбираю нужные слова, не хочу делать этого ублюдка всемогущим, – он имеет некоторую власть. Даже над федералами.

– Поэтому они и соврали медикам... – догадывается сам.

– Да. И мы наживём себе много проблем если попытаемся бороться. Сейчас всё хорошо и...

– Кто он? – перебивает Эдмон. Он пытается скрыть беспокойство, но его пальцы сжимающие мою ладонь говорят сами за себя.

Не хочется говорить, что Дайер как раз «джокер» – лидер «джокеров». Мони так тяжело говорил о своей покойной маме, и это слово ударит по нему.

«Джокер»...

– Он сказал, что его зовут Эрон...

– Как? – снова перебивает и сжимает мою ладонь ещё сильнее.

– Эрон. А что?

– Он «джокер», да?

– Стой-стой-стой, откуда ты... – я чувствую, как мои глаза лезут на лоб от удивления. – Ты что, знаешь его??

– Ты не ответила, Бель. – Делает такой вид, словно не слышит мои вопросы.

Я с шумом выдавливаю воздух из своих лёгких. Ладно. Хорошо.

– Да, он «джокер».

– Как ты смогла сбежать от него?

– Он сам привёз меня. Я помогла ему, и он отстал от меня, – я делаю короткую паузу, но продолжаю смотреть в глаза Эдмона. – И ещё раз: ты знаешь Эрона? – почти раздельно произношу я.

Медлит. Подбирает нужные слова. Значит и вправду знает.

– Ты помнишь всю ту ситуацию. И то, как мы бежали с папой из города. За день до нашего отъезда, к нашему дому приехало полдесятка байков. Это и был твой Эрон с дружками – приехал на разговор. Нам пришлось уезжать, схватив только самое главное. – Замолкает. Резко. Но я заслуживаю знать большего. Он ведь никогда не говорил мне об этой теме!

– Что натворил твой папа, Мони? Почему ты молчишь? Он же не преступник, верно?

– Просто обстоятельства, Бель...

– «Джокеры» же не станут заезжать к каждому встречному.

– Наверное, им не нравился мебельный бизнес папы.. Я не знаю. Бель, давай потом. – Он недоговаривает. И это заметно.

– Хорошо... – грустно соглашаюсь с другом. Ему нужно отойти от последних событий.

Чувствую как горячие пальцы Эдмона вырисовывают узоры на моей ладони. Он не спускает с меня глаз.

– Бель, – словно зовёт меня. – О чём ты молчишь? Что-то тревожит?

– Слегка.

В голове кружится только одно. «Пора. Давно пора». Я слишком долго жду. Хватит этих тайн.

– Расскажешь? – мягко шепот греет меня.

– Я пойду к отцу. Я решила.

– Но... – этих слов Эдмон наверняка не ожидал. Но я уже решила, друг. – Он ведь говорил, что нельзя. Помнишь, когда уезжал в последний раз?

– Мони, он в городе. Мог бы хоть раз прийти! За ним явно не ведут слежку каждую секунду. Думает и говорит о высоком, а о пьющей жене и собственной дочери как-то забыл. Моралист хренов! – своими словами я словно убеждаю саму себя, что поступлю правильно. Ведь правильно?

– Тебя задевают его речи, да? – вкрадчиво спрашивает.

– Я зла, понимаешь? Нельзя быть рыцарем несущим свет, при этом забить болт на родных. Когда я была маленькая, он обещал маме, что всегда будет рядом, – от обиды я сдавливаю горячую руку Мони, и тут же ловлю его грустный взгляд. Он на моей стороне, просто боится последствий. – Ему пора признавать грешки, и пусть его фанаты будут в курсе.

– Бель.. – запинается, – давай ты поговоришь с ним лично. Наедине.

– Я не могу больше ждать. – перевожу взгляд куда-то в окно, и тут же добавляю с усмешкой в голосе: – Тем более, он не привык говорить без камер и микрофонов. Даже личное выносит в новости.

Эдмон знает, что меня не переспорить. Он пробовал ещё в детстве – тщетно. Я понимаю чем может обернуться моя выходка для папы – наверняка поднимут шумиху, пострадает репутация и всё прочее. Плевать. Я настрадалась достаточно – тем более теперь, когда слышу всю ложь которую любители добра с удовольствием съедают.

Папа и до отъезда не показывал мне, что на самом деле значит слово папа. Но была хотя бы иллюзия семьи. Только и её он забрал! Три года я надеялась, что он приедет и обнимет нас с мамой. Но, видно, папа привык лишь говорить о своей вездесущей любви. А может, его любовь распространяется только на других, ведь в наше тёмное время нельзя любить жену и детей. Ведь такая любовь эгоистична – мир-то грязный, значит и родным в нём не место.

– Пора, Мони. Я по пути узнала, что у него совсем скоро будет выступление на Площади Возрождения. Скоро мы поболтаем о чём-нибудь весёлом, – я наклоняюсь к койке, и обнимаю друга.

– Обязательно, Бель. Я всегда тебя жду.

Я чувствую, как прямо сейчас стою на развилке.

Что-то наверняка должно измениться. Иначе я не могу. Три года я жила в рутине без шанса на перемены. Я устала.

Всю жизнь я... я жила не так, как нужно... Правда, не знаю и то, как нужно, но я всё делала явно не так. Как минимум: слишком долго стояла на месте. Стояла и не двигалась с самого детства.

Поговори со мной, па.