Глава 7. Доверие? Зверьё не умеет верить

Ей хватило бы времени сбежать.

Я поднимался вверх, как чёртов калека. Непозволительно долго.

Она могла бы попытаться убежать. Но девчонка выбрала дожидаться меня.

Можно было бы подумать, что она боится оружия...

С пушкой в руке гораздо проще договариваться с кем-либо, проще убеждать – я понял это давно. Заглядывая в дуло оружия и видя там смерть, люди начинают цепляться за свою жизнь куда крепче обычного.

И она должна видеть в грёбаном пистолете смерть, но... На ствол ей словно плевать.

Эта девчонка какого-то чёрта прилипла к моим глазам. О пушке она вспомнила, лишь когда её телефон пробила пуля.

Неужели мои глаза произвели на неё больший эффект, чем херня, которая способна выплюнуть пулю и убить?

Походу поехавшая попалась. Ну, должны быть и плюсы. Поехавшему проще найти язык с такой же поехавшей.

По завершении бесконечного подъёма по ржавой лестнице, я наконец вдохнул обыкновенный воздух. Без пороха и гари – просто воздух. Из-за потери крови я и не заметил, что увалился на мягкую траву. К рёбрам подступает холод. Пусть подступает, сейчас он даже обезболивает моё никчёмное ослабшее тело.

Ненавижу чувство слабости. Поэтому ненавижу сны. И поэтому ненавижу ловить пули.

С шумом выдыхаю. Всё вокруг давит на мою голову. Звёздное небо кажется тесным, отчего я хочу закрыть глаза.

Но добровольно погружаться во мрак, когда в твоём теле есть пара лишних отверстий – весьма хреновая идея. Лучше держать глаза открытыми. Закрыть всегда успею.

Да и наблюдатели всякие мешают расслабиться...

Невольно стискиваю зубы: в свете Луны хорошо видно, как эта барышня снова пялит в моё лицо.

– Чё особенного разглядеть хочешь? – вытираю кровь со своих губ, но чувствую, что только больше её размазал.

Она меня бесит. Смотрит, как будто увидела неземное животное в зоопарке.

– Глухая или тупая? – пытаюсь подняться, но чувствую как резкая боль в районе живота сковывает всё тело. – Может поможешь, не? – ядовито выплёвываю вопрос.

– Не знаю как там у вас принято, но можно разговаривать нормально. Покультурнее. Если, конечно, знаешь как это. – Резко огрызается, но помогает встать.

Это уже интереснее. Со мной мало кто решается показывать свои зубки. Хотя, может сейчас мой вид не совсем устрашает. Но по количеству крови, покидающей моё тело, так и не скажешь. Может, поэтому и пялится так? Видит перед собой измазанное кровью животное: чем не зоопарк?

Ну или девочке просто адреналин ударил в голову. Вот и скалится, показывает свой характер.

И всё же я принимаю игру. Почему бы не попугать того, кто отказывается дрожать от страха. Проверим стойкость, так сказать:

– А ты типа смелая и крутая девочка? – с нотками надменности усмехаюсь я. – Может ещё и ствол в трусах спрятала?

– Хочешь меня убить – вперёд. – Она более чем изящно плюётся ядом. Пытается казаться смелой. Аж бесит. И даже сейчас смотрит мне прямо в глаза: – Но я же вроде как должна тебе помочь. – Как же много яда чувствуется в её «помочь».

– Договоришься ты сегодня, – облокачиваюсь на её хрупкое тельце и чувствую, как девчонка сгибается под моим весом.

Наверное, не нужно было мне шмалять в того придурка со стулом. Он бы больше сгодился под опору.

Коул сейчас помог бы как никто другой... Надеюсь, он смог унести свои подстреленные лапы без лишних проблем. Хоть большую часть федералов мы перестреляли, «джокерам» пришлось валить врассыпную из-за новой толпы защитников порядка.

– Угрожаешь? – нагло выдёргивает меня из мыслей. – Придумаешь что-то новое или опять пистолетом потыкаешь? А может, пробьёшь мне ногу, как Эдмону?

– Как кому? Эдмону?.. – в моей памяти как будто что-то щёлкнуло.

Эдмон – не слишком распространённое имя, но, кажется, я его знаю.

– Не важно... – она резко замолкает. Неужто я и правда знаю этого Эдмона?

Девчонка всеми силами пытается показать, будто ей не тяжело тащить мою тушу на свои плечах. Настырная. Ну и адреналин наверняка играет свою роль. Когда смешивается страх, прилив сил и дерьмовая ситуация, то человек вообще на многое способен.

Каждый порыв ветра развевает её белые волосы, которые лезут мне в лицо. Можно было бы и в хвост собрать.

Хвосты практичнее вообще-то – причём во всех смыслах.

– И куда мы идём? – кряхтит белобрысая.

– До ближайшей машины. Будешь угонять. – Откашливаюсь и снова плюю кровью на землю.

Терпеть не могу вкус металла во рту.

– Чего?! – Наглой девочке что-то не понравилось. Интересно, что же могло её так зацепить? Всего лишь простой угон тачки: почти ничего криминального.

– Обычное дело.

– Мистер гангстер, – раздражённо цедит она, – нести вас почти на руках. Взломать тачку. Угнать её. Что дальше?!

– Закрой рот, пожалуйста, – перебиваю её тоненький голос.

Что может быть непонятного в ситуации: «у ёбаного преступника ствол – делай всё, что он говорит»? Неужели ей серьёзно нужно объяснять на пальцах, что рядом с ней законченный ублюдок с пушкой. А для закрепления этой пушкой потыкать в белобрысую макушку.

– А можно...

– Нельзя, – вновь не даю договорить.

Показывая мне всю свою силу, она выворачивает свою маленькое тельце из-под меня, отчего я теряю пусть и хрупкую, но опору. Почти валюсь на землю.

– Я не подписывалась на угон! Человека ещё, случаем, убить не нужно?.. – возмущается она, однако быстро сжимается, заметив в моих глазах мимолётно вспыхнувшую искру.

Пожалуй, хватит мне сохранять спокойствие.

Иногда людям следует показывать их место. Вот время и пришло.

Не спеша я приставляю пушку к её белой башке. Она вздрагивает всем телом и замирает, как настоящая греческая статуя. Я лишь тяжело дышу: сейчас нет ни сил, ни желания, ни времени на пустые разговоры.

Пусть теперь покажет свою смелость. Когда смерть буквально дышит на кожу, никому не хочется огрызаться. Я это хорошо знаю.

– Как тебя зовут? – медленно обхожу её, обхватывая за плечи сзади. Смотрю сверху вниз на светлые волосы, медленно проводя холодным стволом по её виску.

– Анабель.

Как ровно и чётко. Словно и нет никакого пистолета направленного прямо в висок. И всё же, чувствуется лёгка дрожь глубоко в голосе. В этом и есть магия оружия: ответы с его помощью получаются отменные, словно болтаешь с давним другом, но всё же, если приглядеться, хорошо заметен страх. Дикий страх.

Я ведь очень хорошо помню каково это – ощущать мороз оружия на своем виске. Металл словно живой: дышит, облизывается, нашёптывает, что жизнь может оборваться в любую секунду. Сучье чувство.

Безумно мерзко именно то, что под прицелом ты не имеешь никакой власти. Чувствуешь себя игрушкой. Именно это я чувствую в ней, бедной беловолосой девчонке: она боится быть жалкой игрушкой.

– Слушай сюда, Бель. Объясню тебе всё. На пальцах. – Я цежу слова сквозь зубы, стараясь стоять как можно ровнее. Боль словно напоминает мне, что нужно побыстрее заканчивать с разговорами и наконец валить куда подальше. – Тебе деваться некуда, ты и так почти что моя соучастница. Но главное – твоя жизнь в моих руках. Понимаешь, Бель? Я слегка двину пальцем, и ты больше никогда не заговоришь. Не думай, что я здесь с тобой играюсь. Хочешь, реально прострелю твой ядовитый язык? А потом ещё вернусь и твоего Эдмона замочу. Неужели хочешь? А, Бель? – слегка надавливаю пушкой ей на висок. Усмехнувшись, я решаю медленно поднести ствол пистолета к её губам, как будто и правда готов засунуть ей эту железку в рот и выпустить пулю в язык.

Но как только я собираюсь припугнуть её ещё парой слов, то резко теряю равновесие, почти падая на землю.

Слабая ухмылка мигом слетает с моих губ, а лицо словно сводит одной большой судорогой. Чёртова, мать её, Анабель – она даже сама не поняла, что надавила своим локтём на мою рану. Хочется зарычать, как это делает раненое зверьё, но я только молча стискиваю зубы до боли в дёснах.

Дыра в животе пульсирует, выдавливая из себя всё больше крови. Блядское стадо федералов... Это ж надо было умудриться почти что замочить многоуважаемого Дайера. Тупого кретина. Как можно было так глупо попасться под пули?!

Я не успеваю понять как, но девчонка вырывается из моей хватки. Из-за её резкого движения я пошатнулся, что ещё больше усилило острую боль. Ещё и плечо дало о себе знать.

Какого чёрта эта Анабель вообще выскользнула и стоит передо мной?!

– А твоя жизнь в моих руках, – девчонка не отрывает влажный взгляд от моих горящих глаз. – И я пошла с тобой, чтобы помочь тебе! Правда хочешь убить меня?! Я повторю: вперёд! Убей меня, но подохнешь и сам. Урод! – её голос дрожит, но несмотря на это она не унимается, передразнивая меня же: – Хочешь? Неужели хочешь?!

Судя по блестящим глазам, ледяной металл, оказавшийся у губ почти во рту, напугал Анабель сильнее, чем я планировал. Её прерывистое дыхание смешивается с моим шипением, и мы оба смотрим друг на друга посреди тёмного пустыря.

Оказывается, глаза Анабель настолько небесно синие, что почти светятся в полумраке: минут пять назад я и не замечал этого. Странно, что изучение её бледного и аккуратного лица будто отвлекает меня от боли ран...

Пока я рассматриваю её напуганное, но уверенное личико, меня не покидает чувство, будто я читаю портрет, умело написанный каким-нибудь романистом девятнадцатого века. Например, как тот, что прочёл пару дней назад или...

«Блять, о чём ты думаешь, идиота кусок?!» – едва не произношу вслух. Книги, мать их. Когда-когда, но только не сейчас! Вообще не время забивать свои мысли мыслями давно умерших писак. Лучше уж перечитаю эти описания попозже, если прям здесь копыта не отброшу.

Сглатываю металл, скопившейся во рту и на губах, пока эта наглая девчонка хочет прожечь меня своим пылающе мокрым взглядом. Если она пытается пародировать мой звериный взгляд, то выходит отвратно.

В любой момент может приехать очередная волна федералов, а может и «Партия Света» с ними, а я всё ещё около завода: без телефона, вожусь с какой-то наглой девчонкой. Что за идиотизм?

Нужно думать куда мне можно свалить, потому что на подъездах в городе уже точно ждут подстреленного «джокера», а я, как будто старшеклассник: не могу договориться с упрямой одноклассницей.

Анабель торопится стряхнуть рукой выступившую на глазах влагу, а я не хочу лишний раз шевелиться – и так потерял слишком много крови. Да и её слёзы... сейчас это лишнее. Не нужно пугать её ещё больше. Меня отец запугал достаточно – ничего хорошего из этого не вышло.

– Слушай, Бель...

– Не называй меня так. – Только успокоилась, и вот опять гавкает. Ну что за чертёнок.

Может, её тоже называют психопатом? Прямо как меня самого. Какого чёрта школьница выпрашивает пристрелить себя. Сумасшедшая.

– Слушай, Анабель, – повторяю я, уже почти что рыча от раздражения, – давайка мы закончим эту сделку, и забудем друг о друге раз и навсегда. Тебя ещё твой Эдмон ждёт.

– Мне нравится такой вариант, – твёрдо заявляет Анабель, пытаясь выдавить любезно-злобную ухмылку. Ну, следует отметить, хищные ухмылки не слишком гармонируют с её милым личиком

– Машину вскрою я, то была шутка. – Добавляю, вспомнив о начале её возмущений.

– Спасибо за пояснение, что бы я без вас делала, мистер.

«Чёрт, какая же она!..» – даже в собственных мыслях не могу подобрать нужных слов. Я скорее сдохну не от потери крови, а от бешенства, которое разжигает во мне эта наглая девчонка.

Анабель-Анабель... просто невыносимая синеглазая проблема.

– Тогда сначала свалим. Ты поможешь мне. И потом я забуду о твоём существовании. Идёт?

Ответа я так и не получаю. Значит, молчание приму за согласие.

Я давлю на свою рану, а кровь не прекращает красить руку и одежду. Кажется, Бель наконец начала думать головой, вместо другого места, и сейчас не приходится просить её стать моей опорой. Сама догадывается помочь.

«Бель...» – сам себе повторяю я. И почему её нельзя так называть?

Пустырь мы проходим в полной тишине, лишь её сдавленные хрипы и мои проклятия на ФБР и партию прерывали это молчание. Впереди показалась небольшая парковка с десятком машин. Не думал, что здесь будет такой выбор.

Неприметный додж чарджер прошлого века однозначно прекрасный вариант для угона. Тем более, судя по его виду, хозяин этой тачки забыл о её существовании. Ну, или он был таким же ублюдком как я и уже где-нибудь сдох.

– Ты умеешь взламывать машины? – без сарказма интересуется Анабель, словно ей вправду это интересно.

– Нет, на святой дух надеюсь.

– Как тебя зовут? – с осторожной резкостью спрашивает она, не реагируя на моё раздражение.

– Серьёзно не знаешь? – невольно я усмехаюсь. – Я думал в школе подружки рассказывали, поэтому так пялилась на меня.

– На твоей руке тот самый джокер, да? – полностью игнорируя все мои колкости, она аккуратно продолжает: – Ты один из них? – поднимает голову, заглядывая мне в лицо. Её вроде бы напугало моё поведение и пистолет всего несколько сотен шагов назад, но сейчас она как ни в чём не бывало глазеет на меня.

Точно поехавшая.

И всё же я не хочу говорить о себе:

– Воу, оказывается не каждая старшеклассница Чикаго знает обо мне, надо бы исправить. – Я слегка смеюсь: думал в этом чёртовом городе каждая собака трубит обо мне, причём на каждом углу квартала, а оказывается всё не так плохо.

Выходит, что меня всё ещё сопровождает какая-никакая тишина. Буду надеяться, что моя морда и правда почти не мелькает в разных соцсетях или в ящиках. Но вполне возможно и то, что эта девчонка просто из пещеры сбежала, вот и не знает ничего обо мне.

Слушаю недовольное фырканье Анабель. Либо она обдумывает очередной вопрос кто же я такой, либо мысленно посылает меня куда подальше за тишину с моей стороны.

Ещё слушаю и пульсацию в висках, которая напоминает мне, что кровь выходит из меня с каждым стуком.

Наконец я вожусь с замком машины, пока Анабель топчется позади. Интересно, она даже сейчас не думает свалить куда подальше?

Невольно оборачиваюсь и прохожусь взглядом по хрупкому силуэту. Она потупила глаза, но почему-то это не выглядит противно – хотя раньше меня всегда раздражало, когда люди не смотрят мне в глаза, а пытаются отыскать что-то под ногами. Прямо бесило.

Но не сейчас. Не с ней.

– По сторонам смотри, не хочу чтобы меня поймали вместе с заложницей. И без того грехов хватает. – Со злобой бью по двери авто: замки доджей всегда хрен откроешь. Надеюсь, с зажиганием будет попроще.

– Заложницей? – коротко переспрашивает она. – Я помню, ты говорил, что я соучастница.

– Я вижу, ты любишь поговорить, – не поворачиваясь, бросаю я. Дёргаю за ручку двери.

Момент и чудо – она распахивается.

– Когда мне не пытаются засунуть пистолет в рот, могу и поговорить, – передразнивает с каплей раздражения. Даже фырчит.

И почему мне попалась именно эта школьница? Почему не какая-нибудь забитая девочка-отличница, которая лишнего звука не пикнет.

На пару секунд я невольно задумываюсь: не такая ли эта девчонка? В её глазах будто есть что-то... одинокое. Даже когда она огрызается – её взгляд не пылает гневом. Скорее в нём видна печаль и всё тот же отблеск одиночества. Да и внешне она не выглядит развязной и наглой девицей. Её аккуратный макияж не похож на тот, что любят стервозные сучки. Да и лицо больно уж милое...

...Чёрт! Какие в жопу сучки и макияжи?! От куда это вылезло в моей башке?!

Я только сейчас понимаю, что уже явно не один десяток секунд просто туплю, глядя на внутренности замка зажигания и ничего не делая. Вместо этого я стою, как тупоголовый олень и придумываю какую-то хрень о чёртовой Бель.

Глаза с отблеском одиночества. Ну и хрень же! Нужно реально завязывать с чтением.

Неужели это потеря крови так сказывается на моём организме и я буквально тупею с каждым вылитым из меня миллилитром?

Перебираю провода, чтобы завести машину. Несколько раз останавливаюсь и оборачиваюсь из-за каких-то посторонних звуков, но, судя по невозмутимой Анабель, они мне мерещатся. Надеюсь не галюны от всё той же потери крови.

– Куда мы поедем?

– Есть одно место. Газ в пол и на выезд, – отдёргиваю пальцы от заискрившегося провода. В этот же момент с рыком заводится додж.

Я отхожу в сторону от двери, но теряю шаткое равновесие и уже готовлюсь упасть прямо на асфальт. Спасают нежные хрупкие руки...

– Тебе нужно в больницу... – Анабель быстро подхватывает меня, буквально в последний момент спасая моё лицо от встречи с землёй. За это спасибо. Могла бы и сделать вид, что не поймала.

– Дурочка что ли? Или кто поглупей? – я откашливаюсь, пока мир вокруг меня водит хоровод. – Я тебе сказал, мне нужно валить.

– Но ты очень побледнел... Посмотри, – она тыкает пальцем на асфальт рядом с водительской дверью тачки. Он и правда весь алый. – Из тебя вытекла целая лужа.

– Делай, что говорю. Или мне напомнить про пистолет... – прерываюсь и кашляю, отчего моя угроза становится жалкой.

Но сейчас девчонка не спорит.

Нехотя, Анабель отходит от меня, и садится на водительское сидение. Изнутри она открыла мне пассажирскую дверь, и я кое-как завалился на кресло. Краем глаза замечаю, как она бросает свою сумку назад: только сейчас обращаю внимание на то, что в ней помимо тетрадей есть небольшой ноутбук.

– У тебя хорошая реакция, – прерываю задумчивость Анабель, которая усердно пытается разобраться с механикой.

– Ты о чём?

– Поймала меня быстро. У моего Эда ума не хватило бы.

– У твоего?.. – она кидает короткий взгляд на пушку, которую я, сам того не заметив, направил на неё, но быстро перекидывает свои синие фонари на моё лицо. Снова прожигает меня своим взглядом, будто на самом деле не замечает пистолет. – «Твой» – это значит, что ты глава?

– У «джокеров» – я лидер. Не глава. Глава у мафиози, а мне эти аристократы всегда были противны. – Невольно я вспоминаю папашу. Из-за его желания собрать вокруг себя все мафии и загрести побольше бабок, я стал ассоциировать всю мафию с ним. Поэтому и противно. До блевоты.

Она смотрит в одну точку. Пытается понять, верны ли догадки и мысли. О «джокерах» наверняка слышала не раз.

– Ты... Эрон Дайер.

– Ох, оказывается школьницы всё-таки знают меня.

На короткое мгновение в машине рождается тишина, но девчонка быстро находит в своей светлой голове очередной укол:

– Не льсти себе. Если о тебе и говорят в школе, то только как о кровавом дилере, убийце, подонке, а ещё пожирателе младенцев и ублюдке... – она бы наверняка продолжала этот список до бесконечности, но всё же решила разобраться с тачкой.

– Да-да, я звезда. Но может уже тронемся отсюда, я тут слегка кровью истекаю. – ставлю пушку на предохранитель, но всё так же держу её направленной на Анабель. И кажется, она замечает щелчок предохранителя.

Конечно, я и до этого момента не планировал пускать в ход пулю, но пусть она немного выдохнет. Звук щелчка неплохо расслабляет – словно символизирует некую безопасность. Но целиком ей расслабляться не стоит, поэтому и не убираю пистолет насовсем.

Всё же лучше пусть будет побаивается, чем начнёт наглеть.

Девчонка не сказала ни слова, лишь молча начала выруливать с парковки. Она так долго разворачивалась между машин, что мне захотелось забрать у неё руль и и поехать самому. Но боль в животе приказала мне не рыпаться и сидеть как можно ровнее.

А вообще, Анабель стоило бы сказать мне спасибо. Но если быть точнее, моей боли: благодаря дикому огню под рёбрами и в плече, я не произнёс ни единого проклятия в сторону её навыков вождения.

– Эрон... – словно пробует моё имя на вкус. Интересно: оно горчит, или больше похоже на кровь во рту? – Так куда мне ехать?

– На восток. За Беверли Шорс, а там объясню.

Анабель молчит, но я уверен, что ей хочется выкинуть меня где-то в центре города или у больницы, а может и у полицейского участка. Если бы у меня был телефон и связь с Кристофером или ублюдками выше него, то я бы был не против таких вариантов. Но не сейчас.

Мне нужно побыть в своём укромном месте, где в подростковые годы я проводил целые недели. Тогда мне тоже приходилось прятаться. Скрываться и набирать чёртовы силы.

Буду верить, что я потерял много крови, но не дохрена. Не до такой степени, что мне нужно восполнять её переливанием. Буду верить, что простое зашивание и сон всё исправят.

Довольно внезапно, пытаясь не провалиться в холодный сон, я ловлю себя на достаточно странной мысли – почему-то я абсолютно уверен, что Анабель поможет мне. Не просто сделает то, что я прикажу – нет. Именно поможет.

Думаю, из-за того же «почему-то» она сама уверена в том, что я не наврежу ей. И тоже не знает почему.

Да и я не знаю ответов на все эти «почему».

Сейчас ничего не знаю. Меня самого слегка шокирует то, почему я настолько уверен в себе. Почему во мне только растёт уверенность в том, что не наврежу этой бледной и напуганной девочке. Почему, мать её, эта уверенность родилась в самой Бель.

Ведь.. родилась?

Раньше я никогда не ставил пушку на предохранитель в машине с кем бы то ни был. Тем более, когда меня буквально вырубает, а мир в глазах плывёт.

Но вот сейчас поставил...

Куда интереснее лишь то, что по пути к парковке я – прямо как и сейчас, – не держал пистолет наготове. Он всё время был на предохранителе. Я не хотел случайно ранить Анабель, если бы она начала вырываться и брыкаться. Поэтому и перестраховался.

Поэтому пистолёт чёртового «джокера» не был готовым к стрельбе в любую секунду. Да. И ещё раз да – снять предохранитель и вдавить спусковой крючок для меня секундное дело. Хотя, даже секунды для этого много.

Но я никогда – никогда, – не разрешал себе держать в руках ствол, не готовый убить здесь и сейчас. Предохранитель нужен для хранения, но раз я взял оружие в руку – я должен плевать на свою уверенность в человеке. Я должен держать свой ёбаный палец на спусковом крючке, не отвлекаясь на чёртов предохранитель.

Глупо? Пусть. Но это почерк «джокера». Мой почерк. Начиная с раннего возраста я просто привык. Когда я был рядом со своим папашей, то мой ствол всегда – всегда, чёрт возьми, – был готов выплюнуть пулю в любое мгновение. Я привык быть наготове с любым человеком – это инстинкт.

Но эта поехавшая Бель притупила мои животные инстинкты. Какого хера?

Вновь я привёл пистолет в боевое состояние только на парковке, когда мне казалось, что за нами след. Но даже тогда я и не думал использовать оружие против неё. Какого-то абсолютно и полностью необъяснимого хера я...

«Доверял.» – шепчет разум. – «Нет.» – моментально пытаюсь одёрнуть себя же.

Я не умею доверять. Разучился, сука, ещё будучи пиздюком. Разучился, прямо как та псина, которую всю жизнь били ногами и сажали на цепь, а потом она вырвалась. Вырвалась, но стала дикой и больной. Её веру выбили вместе с прочим дерьмом. Спасибо, что злобу оставили.

И всё же... Что со мной было?

Наверное, мне просто не хватало крови для трезвого рассудка. Прямо как не хватает сейчас. Да. Всему виной ранения. Да. Пусть так.

Но мои мысли всегда остаются моими. Даже в пьяном угаре. Даже с дырой в теле.

И я не думал, что придётся.

Не хотел, что бы пришлось.

Или... знал.

Знал, что бледная беловолосая девчонка не всадит нож мне в спину. 

Знал, что не должен навредить своему спасителю. Пусть я и скалился, тыча пистолетом в светлое личико. Я знал, что не причиню ей боль.

Почему?

Не знаю.

Невольно я встряхиваю свою тяжёлую голову, прижимая какую-то тряпку к ране под рёбрами. Пытаюсь плотнее прижаться спиной к сидению тачки – кажется, отверстие от пули сквозное и кровь хлыщет не только спереди.

«Доверие...» – мысленно пробую на вкус это слово. Оно не горчит. И на кровь не похоже. Скорее, ощущается попросту нереальным. Несуществующим.

Я конченая избитая и озлобленная псина. Зверьё. Какое в жопу доверие?