В следующей жизни

   В тот день я не ответил ему. Полусидя в постели, я наблюдал, как Ин Хо ставит бокал на стол, бросает на меня последний взгляд и выходит из комнаты. А что я мог ответить? Что тоже люблю его? Как я мог сказать это человеку, который на моих глазах убил моего лучшего друга? Да, Ин Хо мне нравился. Мне нравилось находиться рядом с ним. Сердце каждый раз слегка ускоряло ритм, когда Ин Хо был рядом, а когда я смотрел на него, то, уверен, нежность в моём взгляде было заметно даже со стороны. Но сказать, что люблю его, я не мог. Сказать — это значило бы, что я простил ему тот его поступок. Что отпустил смерть друга и готов впустить Ин Хо в своё сердце. Я стал бы тогда предателем, осквернил бы память Чжон Бэ и не смог бы простить себе этого.

   Я не ответил на признание, но моё сердце забилось тогда в сотни раз быстрее, а в лёгких будто распустились цветы, наконец заставив дышать полной грудью и наслаждаться этой возможностью каждую секунду. Как бы ни старался, я не смог спрятать улыбку, когда Ин Хо вышел из комнаты.

   Я не ответил Хвану, но многое с тех пор изменилось. Теперь он мог, сидя рядом со мной, взять меня за руку, наши пальцы переплетались, и мы сидели так до тех пор, пока меня не начинало клонить в сон, или пока Ин Хо не начинал зевать по десятому кругу, с трудом заставляя глаза оставаться открытыми, и тогда, не взирая на его уверения на счёт того, что он не устал, я гнал его спать. Иногда мы просто говорили  до глубокой ночи, наслаждаясь присутствием друг друга и дорожа каждой секундой этого времени, цеплялись за него, как тонущие хватаются за спасательный круг. Мы оба понимали, что скоро это хрупкое равновесие нарушится, и тогда такие моменты, мимолётные касания и душевные разговоры останутся лишь ценным воспоминанием, потерять которое будет приравниваться к смерти.

   Весь месяц после освобождения я был прикован к кровати и без помощи Ин Хо не вставал. Он запрещал в одиночку ходить, да и мне не то чтобы сильно этого хотелось — боль в ногах не давала спокойно это делать. А из камеры сюда, он, как оказалось, принёс меня на руках. Но однажды он сказал, что мне пора наконец вставать на ноги, и я был с ним согласен. Мысль о том, что я снова смогу самостоятельно ходить, приводила в восторг.

   Понемногу мы с Ин Хо начали приводить моё измученное тело в тонус. По началу я просто по несколько минут стоял, опираясь на него и дрожа от слабости, а он тихо шептал мне на ухо, что я молодец и что всё получится. Боль в атрофированных мышцах не давала расслабиться, но с каждым днём мне было всё легче оставаться в стоячем положении, и вскоре я мог стоять уже без поддержки. Мы оба были в восторге от этого. А когда, спустя уйму времени, кучу страданий и упорного труда я наконец самостоятельно сделал несколько шагов, пройдя круг по комнате, мы с Ин Хо, как маленькие дети, бросились друг другу в объятия от радости.

   На посту Хвана временно заменял доверенный человек с Пхукета, которого послали сюда, чтобы помочь Ин Хо с работой, пока он был занят мной. Но в последнее время Хван всё чаще уходил в главный корпус для обсуждения проблем и вопросов по работе, ведь я мог самостоятельно ходить, следовательно — был способен наконец сам о себе позаботиться, а Ин Хо должен был работать в прежнем ритме, чтобы отводить от себя подозрения начальства.

   В один из вечеров после целого дня отсутствия наконец зайдя в комнату, Ин Хо посмотрел на меня как-то странно, а затем сказал:

— Идём.

   Я почувствовал стремительно нарастающую панику. Неужели он решил, что уже пришло время отправить меня домой? Но я ведь ещё не настолько хорошо хожу и не смогу о себе позаботиться, если останусь один. Понимание, что это всё отговорки и я просто не хочу расставаться с Хваном, привело меня в смятение. Я уже приготовился выдать целую тираду о том, что ещё слишком слаб, чтобы куда-либо отправляться в одиночку, но заметив мою нервозность, Ин Хо успокоил меня:

— Я покажу тебе кое-что. Думаю, тебе понравится.

   Не сказать, что мои подозрения рассеялись окончательно, но я хотя бы перестал паниковать, поэтому кивнул и, выйдя из комнаты, направился вслед за Ин Хо по тёмному коридору. Мы шли, по моим расчётам, минуты три и когда подошли к какой-то двери, он взял меня за руку и сказал:

— Ки Хун, закрой глаза.

   Я послушно зажмурился, хотя, надо сказать, сюрпризы не любил, особенно после знакомства с Баном. Но для Ин Хо я готов был почти на всё. Закрыв глаза, я почувствовал, как он сильнее сжал мою руку и, открыв дверь, осторожно повёл меня внутрь. Я понятия не имел, что меня ждёт. Догадки о том, что он решил всё же таким образом отправить меня домой, удовольствия приносили мало, поэтому я вообще перестал строить теории и просто шёл туда, куда меня вели. Вскоре прозвучал его бархатный, полный таинства и ожидания голос:

— Открывай.

   И я открыл. И увидел звёзды. Их были сотни, нет, тысячи. Тысячи маленьких ярких точек в ночном небе, которое всегда было так высоко, но сейчас казалось таким близким, что можно дотянутся рукой. Мы были в помещении, где потолок прозрачным куполом уходил вверх, открывая виду невероятной красоты пейзажи, а пол, которого, собственно, и не было, являлся просто травяным покрытием. Голая земля с травой, цветами и самыми мелкими насекомыми, среди которых, как я позже заметил, были даже светлячки. Это место будто было священным, полным таинства и немыслимой красоты, казалось, здесь нельзя говорить, ведь это нарушит магию.

   За полтора месяца нахождения на этом острове, в тот вечер я первые увидел небо, впервые смог коснутся мягкой травы, провести по ней рукой, небрежно сорвав один стебелёк, и набрать полные лёгкие свежего воздуха — не того, что очищен специальными аппаратами — а настоящего ночного воздуха, наполненного ароматом земли, деревьев и моря, влажного и прохладного. Он прочищал мысли и приводил их в порядок — именно то, чего так не хватало всё это время.

   Я почувствовал лёгкое прикосновение пальцев на подбородке, и в следующую секунду Ин Хо аккуратно повернул моё лицо влево, туда, где, к моему огромному удивлению, расположился сад, на который я сразу не обратил внимания. Небольшой, скромный, но невероятной красоты, он собрал в себе все цветы, которые я когда-либо видел. Среди них были хризантемы, розы, пышные пионы всех окрасок и даже орхидеи. Я ахнул и обратил взгляд на Ин Хот— тот стоял рядом, с интересом наблюдая за моей реакцией, и улыбался своей самой пленительной улыбкой, которую, надо признаться, я так обожаю. Ин Хо был главным цветком в этом саду. Гордым, пышным цветком, лепестки которого своей красотой и нежностью так влекли, что невозможно было устоять, но шипы которого были настолько ядовиты, что хватило бы одного неверного прикосновения к ним, чтобы растворится во тьме.

— Но… как? — всё, что я смог произнести в тот момент, ведь был настолько поражён, что слова никак не собирались в отдельные предложения. Хван окинул взглядом скопление цветов, которые всецело поглотили моё внимание, и, вздохнув, произнёс:

— Мир, в котором я оказался, когда пришёл работать сюда, был полон тьмы, и первое время я просто не мог в нём находиться, не имея места, куда мог бы сбежать. У меня не было возможности слишком часто выходить на улицу, поэтому я создал этот уголок, чтобы сбегать сюда от проблем и суеты, наслаждаться видом на звёзды, вдыхать аромат цветов и наполняться силой для новой борьбы. Благодаря этому месту я выжил, здесь мой свет, который должен был вот-вот погаснуть, каждый раз разгорался вновь. Я приходил сюда разбитым, огорчённым, счастливым и полным новых амбиций, приходил, когда совсем терял смысл жить дальше и когда чувствовал себя самым одиноким, и всегда магия этого места помогала мне. Этот уголок мне очень дорог.

   Я смотрел на Ин Хо, в полной мере осознавая, что совсем его не знаю. Что в нём есть то, о чём я даже не подозревал всё это время. Мне стало до ужаса интересно, сколько ещё секретов пылится в его шкафу? Затем он удивил меня ещё сильнее.

— Это место за восемь лет стало частью моей души, частью самого меня, и я хотел бы разделить его с тобой, Ки Хун.

   Лёгкое прикосновение пальцев отозвалось электрическим импульсом в мозге, когда Ин Хо протянул ко мне руку и с предельной аккуратностью взял меня за талию, увлекая в танец. Заиграла приятная мелодия — Ин Хо включил её на телефоне и отложил его в сторону, на траву. Я уже слышал однажды эту песню, кажется, Лана Дель Рей, одна из самых известных её песен, что-то про летнюю грусть. Магия вокруг нас стала почти ощутимой, когда мы начали танцевать. Каждое прикосновение теперь ощущалось по-другому, будто не наши тела, а сами души прикасались друг к другу, а наши взгляды, встречаясь, сами говорили обо всём, поэтому слова были здесь не нужны. Одна моя рука лежала у него на плече, а другая крепко сжимала пальцы его руки. Он вёл меня, и я послушно шёл за ним, понимая, что пошёл бы и на край света, стоит ему только попросить.

   Позволив себе забыть обо всём: о нашем прошлом, о нашем будущем, которого не будет — мы медленно кружились в танце, и воздух вокруг нас был пропитан волшебством. Ин Хо осторожно коснулся носом моего лба, и в этом жесте было куда больше нежности, чем в любом другом, больше, чем я когда-либо чувствовал. Тем вечером магия не кончалась, она окутывала наши тела призрачными искрами, проникала в самые затаённые уголки разума и души и заставляла льнуть друг к другу, будто нас притягивало магнитом. Мы закончили танцевать и сели на землю совсем рядом, плечом к плечу, и я услышал тихий шёпот Ин Хо:

— Я хотел бы родится заново, чтобы всё изменить. Начать всё сначала, прожить другую жизнь и, встретившись с тобой, быть совсем другим человеком. И тогда мы могли бы быть вместе. Тогда всё было бы по другому.

   Его слова болью отдавали где-то в груди, перекрывая дыхание, заставляя до крови закусить губу. Я повернулся к нему — теперь наши лица находились на расстоянии всего в несколько сантиметров. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, будто пытаясь найти в них ответы на все свои вопросы, пытаясь найти в них выход, который так долго искали. Его дыхание обжигало кожу вокруг моих губ, и я тихо, чтобы не нарушить магию, произнёс:

— В следующей жизни мы обязательно встретимся снова.

   И я знал, что так будет. Обязательно будет. Мы встретимся другими людьми, но так же сильно полюбим друг друга, и нам уже ничего не будет мешать, ничего не будет угрожать нашей любви, нашему миру, в котором мы будем только вдвоём. Ин Хо посмотрел на меня глазами полными нежности, описать которую я просто не в силах, и прошептал:

— Хорошо.

   Притяжение, которое мы чувствовали, с каждой секундой поглощало нас всё больше, ускоряя наше дыхание и заставляя наши сердца биться в такт. Тишина и таинство этого сада, звёзды, так ярко сверкающие в ночном небе, и желание, что так неистово рвалось наружу, в конце концов заставили меня сделать первый шаг, и спустя всего секунду раздумий я осторожно прильнул губами к губам Ин Хо. Он послушно позволил увлечь себя в этот поцелуй, долгий, трепетный, но полный страсти — он скрепил наше обещание быть вместе в следующей жизни. Наконец Хван немного отстранился и, тяжело дыша, прохрипел мне в губы:

— Я не могу.

   Я понял, что он имеет ввиду. Он боялся что после изнасилования такие прикосновения, а тем более поцелуи, вызывают у меня страх. В какой-то степени он был прав — меня пугали даже объятия, в мозгу в такие моменты сразу проносились ужасные воспоминания, и медленным потоком по телу растекалась паника, импульс бежать как можно быстрее. Но я старательно это подавлял. Именно поэтому со временем смог держатся за руки с Ин Хо, обнимать его, а сейчас даже смог поцеловать, ни разу не дрогнув. Я ласково провёл костяшками пальцев по его щеке и прошептал:

— Я не боюсь.

   Я видел, что в его голове велась ожесточенная борьба трезвого разума с желанием, затуманивающим мысли, он еле сдерживался, чтобы снова не поцеловать меня. Вены на его шее бешено пульсировали, а челюсть была сжата, пока его взгляд метался от моих глаз к губам и обратно. Я не мог наблюдать за этим цирком, ведь ужасно хотел его. В конце концов он послушно лёг на спину, когда я легко толкнул его в грудь и, сев на него сверху, снова поцеловал его. На этот раз страстно, не сдерживаясь ни секунды и не отвлекаясь на ненужные мысли. Ин Хо судорожно касался пальцами моих волос, лба, щёк, отчаянно впивался своими губами в мои, снова и снова заставляя моё дыхание сбиваться. Мои руки скользнули под его белоснежную рубашку, пальцы трепетно коснулись его рёбер и поднялись выше, к груди. Ин Хо сдержанно выдохнул, и затем, поднявшись выше, к его шее, я начал целовать нежную кожу вокруг его кадыка, легонько покусывая.

   Внезапно я почувствовал, как моя спина касается земли — Ин Хо повалил меня на спину и навис сверху. Я не сдержал стон когда он, коснувшись губами моего живота, начал стремительно спускаться вниз. Играла по десятому кругу та самая песня, под которую мы танцевали, но я почти не слышал её за бешеным грохотом сердца в ушах. Я растворился в прикосновениях Хвана, стал с ним одним целым и понял, что уже не уйду отсюда без него.

   В ту ночь мы так и не уснули. Примерно к четырём утра, когда в небе начали виднеться первые проблески поднимающегося солнца, а мы, полусонные, лежали в объятиях друг друга, я услышал бархатный голос Ин Хо:

— Давай покончим с этим.