Глава 22. Напряжение, купол, смерть

Аурелия

Утро началось с сирены.

Ровной, гулкой, безэмоциональной — будто не было ни паники, ни тревоги, а просто кто-то спокойно отмерил, что пора всем собраться.

На центральной площади перед башней учителей толпились ученики. У кого-то заспанные лица, кто-то стоял в боевой готовности — особенно те, кто хоть раз сталкивался с тем, что зовут "аномалией".

На балкон над ними вышла Розалин.

Ветер поднимал её длинный тёмный плащ, волосы были идеально уложены, голос — как ледяной поток в каменном ущелье:

— В связи с повторяющимися всплесками магической нестабильности, директорат школы принимает решение временно закрыть периметр Алфеи.

С этого момента никому не разрешается покидать территорию, как и входить в неё извне.

Любые вылазки за пределы барьера будут считаться актом деструктивной магии.

Пауза.

— Те, кто уже покинул школу до срабатывания барьера... — Розалин опустила глаза, — ...не смогут вернуться. До стабилизации ситуации.

Шепот прошёлся по рядам. Кто-то испугался. Кто-то выглядел растерянным. Кто-то — молча взялся за руку соседа.

Но Ривен смотрел не на неё. Он смотрел на землю под её ногами.

На трещину, крошечную, едва видимую, будто... кто-то выжег её изнутри.

Ривен

Что-то не так.

Слишком гладко. Слишком... вовремя.

Розалин никогда не действовала на опережение.

Она реагировала — но не предупреждала.

А значит, она знала.

Значит, она хотела, чтобы мы сидели взаперти.

Я сжал кулаки и свернул в сторону лазарета.

В лазарете было на удивление... тихо.

Не рабоче-тихо, не утренне-тихо.

Мёртво.

Такое чувство, будто всё здесь стояло в заморозке, и даже время не тикало.

Белые стены. Лаковые шкафчики. Жидкий свет из магических светильников, зависших над потолком, как капли замершей крови.

И тишина.

— Доброе утро, — медсестра подняла на меня взгляд, почти машинально. — Чем могу помочь?

— Я принёс сюда ученицу. Вчера. У неё был магический выброс. Почти неконтролируемый.

Фея с короткими каштановыми волосами, в тёмно-синем мундире. Я наложил на неё блок и доставил сюда в бессознательном состоянии.

Медсестра моргнула. Один раз. Потом второй.

— Простите, вы уверены, что это было здесь?

Я почувствовал, как в груди что-то стянулось.

— Более чем. Я лично отнёс её. С моих рук. Вот сюда. На вашу кушетку. Она едва дышала.

Она слегка нахмурилась и повернулась к шкафу. Взяла журнал.

— У нас нет ни одной такой записи. Все пациенты зафиксированы, в том числе с лёгкими ожогами, пищевыми отравлениями и двумя случаями проклятия на экзамене. — Она перевернула страницу. — Вчера вообще был спокойный день.

Я подошёл ближе. Страницы — аккуратные, чёткие. Но...

Прямо в центре — пустое место. Одна дата. 7 строк вырваны. Бумага срезана чётко.

Не порвана.

Не случайно.

А вырезана.

Я показал пальцем:

— А это?

Медсестра нахмурилась и поджала губы.

— Этого... не может быть. Я проверяла всё этим утром. Журнал был цел.

— Кто ещё имел доступ?

— Только я. И... возможно, Розалин. Но она никогда—

— Она могла?

— Я не знаю... — её голос сбился.

Ложь. Или страх. Или и то, и другое.

Я отступил на шаг.

Холод пробежал по позвоночнику.

Не от воздуха — от осознания.

Это не просто зачистка.

Это... стирание.

Я вспомнил лицо той девочки. Как у неё дернулась рука, когда я блокировал поток магии. Как кожа подёрнулась налётом света. Как она кричала внутри, но не могла сказать ни слова.

Теперь от неё не осталось ничего.

Ни имени.

Ни диагноза.

Ни даже следа в памяти у окружающих.

— Если вы что-то вспомните... — начал я.

— Вы думаете, за нами кто-то следит? — прошептала она, почти не шевеля губами. — Думаете, мы всё ещё в школе?

Я посмотрел на неё пристально.

— А вы не чувствуете?

Она медленно кивнула, будто наконец осознала, что боится.

Я вышел, не оборачиваясь.

Шаг за шагом по коридору, как по тоннелю без воздуха.

Кто-то затягивает петлю.

И я пока не знаю — на ком именно.

Аурелия

Я заметила его у лестницы к южному крылу, где обычно никто не задерживается. Скай стоял, прислонившись к перилам, и смотрел в пустоту. Небо было тусклым, серым, но в его глазах — как будто небо вовсе исчезло.

Я медлила. А потом подошла.

— Ты выглядишь так, будто только что проглотил как минимум преподавателя заклинаний.

Он чуть дёрнулся от моего голоса, а потом выдохнул.

— Лучше бы я проглотил преподавателя, чем всё это...

— Что — «это»?

Скай посмотрел на меня. Обычно в его взгляде было что-то... твердое. Уверенное. Даже когда он злился. А сейчас — только скомканное беспокойство.

— С ней что-то не так. — Он не уточнил, но я и так знала. — Она не спит. Почти не ест. Я видел, как она разговаривала сама с собой. А потом... она чуть не выжгла стол в столовой. За то, что кто-то не убрал тарелку.

— Аиша?

— Угу. Как ты догадалась? — сухо усмехнулся он.

— У неё талант попадать под горячую руку. Особенно, когда забывает закрыть кран.

Он не улыбнулся. Только провёл рукой по лицу.

— Это не просто срыв. Блум... она не моя Блум. Иногда мне кажется, что она смотрит на меня, и я вообще никто. Пустое место. А потом вдруг вцепляется, будто я её якорь. И я... не знаю, что с этим делать.

Я сглотнула.

— Я знаю, — тихо сказала я. — И мне кажется, у меня есть способ помочь. Но... мне надо быть рядом.

Он уставился на меня.

— Ари... ты серьёзно? Ты хочешь лезть под руку фее огня, которая и без повода может тебя испепелить?

— Ну, я думала прийти с табличкой "Не жги, я полезная", но пока не нашла, где её распечатать. — Я старалась улыбнуться, но губы дрожали.

Скай вдруг прищурился.

— Ты боишься.

— Я... да. Потому что она — моя подруга. Потому что я не хочу снова терять кого-то. И потому что я всё ещё не понимаю, где заканчивается её воля и начинается... чужая.

— Ты хочешь быть приманкой, — хмуро сказал он.

— Нет. Я хочу быть ключом. Но мне нужно спрятаться, чтобы она не сорвалась сразу. Если будет шанс — я попробую вернуть её. Или хотя бы понять, где именно она потерялась.

— Я поведу её на старую поляну. — Скай выпрямился. — У заднего барьера. Там тихо. Если что — кричи.

— А если ты кричишь?

— Тогда тебе лучше бежать.

Я фыркнула.

— Убедил. Только давай не будем доводить до необходимости спасать тебя из огненного супа.

Он на секунду смягчился.

— Ты правда думаешь, что сможешь вернуть её?

— Думаю, что она всё ещё внутри. Просто... глубоко. — Я коснулась груди. — И нам нужен кто-то, кто сможет достучаться. Ты — этот кто-то. Я — запасной план.

— Приятно быть главным героем, — буркнул он. — Только если что — скажи Ривену, чтобы не переживал.

— Ага. Скажу, что ты поджарился геройски. Он оценит.

Скай кивнул. Но перед тем как уйти, задержался:

— Ты правда готова? Там может быть всё. Даже не Блум.

Я сделала вдох.

— Тогда я найду способ достать до неё. Даже если придётся пройти через ад. С огнём — я, вроде, уже подружилась.

Он криво улыбнулся.

— Только не забудь крем от ожогов.

Я хотела пошутить в ответ, но ком застрял в горле. Я просто кивнула.

И тогда он пошёл прочь — навстречу своей девушке, которую, возможно, сегодня придётся спасать от самой себя.

***

Поляну обволакивала утренняя дымка, будто сама природа пыталась спрятать то, что вот-вот должно было случиться. Я встала за раскидистым стволом старого клёна у самой кромки леса. Сердце стучало слишком громко — казалось, оно выдаст меня раньше, чем шаг. Я почти не дышала. Даже магию приглушила до тени, чтобы не вспыхнуть ненароком.

Скай вышел на открытое пространство первым. Рядом шла Блум. Нет, не Блум. Фигура — её, походка — её, но что-то в её взгляде было... сломано. Как будто она смотрела сквозь мир, а не на него.

— Блум, — тихо начал он. — Мне кажется, я тебя теряю.

Она молчала.

— Ты стала другой. Не снаружи, не магией. Изнутри. Ты не смеёшься больше. Не прикалываешься над тем, как я вслух читаю книги. Не щёлкаешь по носу, когда я забываю сказать "спокойной ночи".

— Я здесь, — произнесла она. Голос был ровный, пустой. — Просто ты перестал меня видеть.

Он сделал шаг ближе.

— Это не ты говоришь.

— Кто же? — её губы изогнулись в лёгкую улыбку. Без тепла.

Скай замолчал. Потом выдохнул:

— Я тебя люблю. И всегда любил.

И вдруг — будто кто-то дёрнул нитку в её голове. В глазах вспыхнуло пламя, но не яркое и живое, как раньше, а... злобное, как кислотный огонь.

— Тогда зачем ты привёл с собой её?

Я не успела даже понять, что она... почувствовала меня.

Шар пламени сорвался с её руки так стремительно, что не воздух — сама реальность будто разошлась по швам. Огонь с рёвом прошил поляну, и старое дерево в метре от меня взорвалось в пепел. Я инстинктивно закрыла лицо, пригнувшись, чувствуя, как волосы запахли гарью.

— Блум! — закричала я. — Это я! Аурелия! Я пришла помочь!

Она медленно поднялась в воздух. Платье развевалось, волосы, как живое пламя, крутились вокруг головы. Лицо искажённое яростью. Никакого узнавания.

— Помочь? Мне? Или себе? Чтобы снова быть особенной?

Я выставила щит — плотную сферу из серебристого света. Первый круг огня ударил с такой силой, что земля подо мной дрогнула. Я удержалась. Второй удар. Щит затрещал. А потом... я сделала невозможное. Я открылась.

Я пропустила огонь через себя.

Он врезался в грудь, обжёг кости, лёгкие, разум. Я чувствовала всё — гнев, боль, обиду, страх, одиночество, которыми был наполнен каждый кусочек этого пламени. И я впитывала его, медленно, но уверенно, переплавляя в себе.

— Что ты творишь?! — прорычала она. — Перестань забирать! Перестань быть лучше!

— Я не лучше, Блум! — крикнула я, сдерживая следующую волну. — Я просто не хочу терять тебя!

— Ложь! Ты всегда всё отбираешь! Всех мужчин, всё внимание! Ты даже мой гнев себе присвоила! — она взревела, и в этом звуке была не она. Это было что-то чужое, зазубренное, рвущее душу.

Вдруг передо мной оказался Скай.

— Всё, хватит! — закричал он. — Посмотри на меня, Блум! Это я!

Он протянул руку, но огонь уже рванул навстречу. Я резко переместилась, встала рядом, подняла ладонь — поток магии исцеления вплёлся в ожоги на его коже. Он вздрогнул, но продолжал говорить:

— Ты всё ещё здесь. Где-то внутри. И ты помнишь, как сильно я тебя люблю.

— Ты мне не веришь, — прошипела она. — Ты притащил её, ты смотришь на неё!

— Потому что я хочу тебя вернуть, Блум! Я пытаюсь! Ради нас!

И тогда она крикнула. Страшно. Отчаянно. Магия закрутилась вокруг неё в вихре, и в один миг она бросила в нас последний огненный шар — неосознанный, полный страха.

Скай бросился вперёд.

— НЕТ! — закричала я, но было поздно.

Пламя врезалось в него. Он согнулся, завалился на землю, из горла вырвался хрип. Блум замерла. А потом... рухнула на колени рядом с ним.

— СКАЙ?! — её голос был уже другим. Живым. Испуганным. Раненым.

Я подбежала, опустилась рядом. Внутри меня всё рвалось. Я видела его глаза — он был ещё жив. Но если я сейчас не сделаю ничего...

Ты должна выбирать.

Я смотрела на Блум, на Ская, на их руки, что почти соприкасались.

Если я спасу его — шанс вернуть Блум может исчезнуть навсегда. Если спасу её — он может умереть.

Выбор, который разрушает.

Нет, нет, нет...

Я смотрю на Ская — его тело дергается в судорогах, кожа обугливается на глазах. Его ресницы дрожат, будто он борется за то, чтобы остаться. Он дышит прерывисто, и с каждым вдохом будто сходит с ума от боли.

А рядом Блум. На коленях. Потерянная, будто сломанная кукла, в глазах — ужас. Настоящий. Её губы шепчут его имя. Она дрожит так, как будто тоже умирает.

Если я спасу Ская — мы потеряем её. Совсем. Если спасу её — он может не выжить.

Мои руки дрожат. Грудь сжимает.

Я хочу закричать, разорвать этот мир, вырваться отсюда.

Но времени нет.

Я чувствую, как мгновения падают, как песчинки сквозь пальцы, унося с собой шанс. И никто — никто — не скажет, что правильно.

Слёзы уже текут по щекам. Я не чувствую лица. Только огонь внутри, и он не от магии — от выбора.

От боли.

Что ты выберешь, Ари?

Его смерть или ее?

***

Я выбрала.

Колени опалены, голос сорван, руки — как в горячем воске.

Но я выбрала.

Скай.

— Прости, Блум... — только и успеваю прошептать, прежде чем во мне что-то рвётся.

Не боль — что-то древнее. Глубокое. Я слышу крик, который не произношу вслух. Крик... не мой.

Мир треснул. Изнутри.

Из моей груди, как тень, но светлая — вырывается образ. Она — Я, но не Я. Сирин. Волосы волной, глаза — как пламя и лед в одном. Мы дышим в унисон. Движемся в унисон.

В четыре руки.

Я — за Ская.

Она — к Блум.

Магия разума и исцеления рвётся через нас. Мы вшиваем обрывки памяти, заживляем трещины, возвращаем дыхание и... чувства. Цепляемся за их души. За то, что осталось.

Скай с глухим стоном открывает глаза. Хватается за меня.

Блум — вскрикивает и отшатывается. Дышит тяжело, а затем — как обрушение плотины — начинает рыдать. Кричать.

— О боги... Скай... Ари... Что я...

Она падает рядом с ним на колени, вцепившись в его рубашку.

— Это была не я... Это не я...

Я в крови. Чужой и своей. Я дрожу. И сижу на земле, среди разрушенной поляны, будто среди последствий бури, которую сама же и вызвала.

Скай жив.

Блум... вернулась.

Я должна радоваться. Но внутри всё хрустит.

Потому что в ту же секунду, когда я почувствовала облегчение — я увидела, как чёрная дымка — тонкая, как шелк, зловещая как смерть — втягивается в землю. В самую её суть.

Боль. Память. Магия.

Я понимаю — эта вуаль... питается.

Каждый раз, когда я думаю, что всё позади — что самое страшное уже случилось — мир только начинает раскрываться новыми кошмарами.

Я не выдерживаю. Падаю на колени, рядом с ними. Обнимаю Блум, держу за руку Ская. Мои плечи трясутся в рыданиях, которых я не стесняюсь.

Слишком много боли. Слишком много любви.

И впереди... может быть ещё больше потерь.

***

Мы шли втроём. Медленно. Словно каждый шаг — через вязкую воду, сквозь туман из обломков недавней боли.

Скай, шатаясь, держался за плечо Блум, а она — за меня. Я поддерживала их обоих, как будто могла стать опорой, хотя сама с трудом сдерживала дрожь. Солнце уже клонилось к закату, и его лучи вычерчивали на лицах и руках длинные, острые тени. Казалось, будто время замедлилось, давая нам последние секунды покоя перед новым витком событий.

— Мы должны поговорить, — начала я негромко, обводя взглядом их уставшие лица. — Пока не вернулись.

Я рассказала всё. Без пафоса, без прикрас. Про Теней. Про Розалин. Про Сирин и Дракона. Про Зельмана. О том, что внутри меня живёт древняя сила, которой я до конца не понимаю. О барьере. О потерянных воспоминаниях.

Говорила, а внутри всё сжималось: что если они снова отвернутся? Что если сейчас, когда я стала для них "стороной, что знает больше", они испугаются?

Но никто не отстранился.

Скай молча слушал. Иногда сжимал кулаки. Блум... она просто смотрела. Смотрела, как будто заново училась видеть меня. Не как врага. Не как угрозу. А как ту, кто борется рядом.

Общая комната встретила нас ледяным напряжением. Девочки сидели на кроватях, кто с книгой, кто с маской сна на лбу, кто с пледом до подбородка. Но стоило им увидеть меня — как будто по команде выпрямились и нахмурились. Аиша даже демонстративно сжала в руках чашку, точно надеясь разбить её при первом слове.

— А ты опять здесь? — зло спросила Стелла. — Ты не поняла с первого раза?

— Мы уже сказали тебе: проваливай. — добавила Терра. — Хватит...

Но голос Блум пронзил комнату, как выстрел:

— Хватит.

Все повернулись к ней. Она стояла ровно, в центре комнаты, будто в неё снова вернулась вся прежняя суть. Блум из наших воспоминаний. Только теперь — с огнём не только в руках, но и в голосе.

— Вы нападаете на неё, потому что не знаете правды, — она сделала шаг вперёд, а я машинально остановилась рядом, в полушаге за её плечом. — Но я знаю. Теперь знаю. И я готова напомнить вам.

— Что ты несёшь? — скривилась Стелла. — Ари — это...

— Ари — это наша подруга, — резко сказала Блум, и на её ладонях вспыхнул мягкий, но пугающе яркий огонь. — И если вы не хотите вспоминать, я вас заставлю.

Девочки замерли.

— Блум... — попыталась вмешаться Муза, но Блум уже схватила меня за руку и заговорила, не отводя взгляда от подруг:

— Доверься мне. Сейчас. Просто доверься.

Я глубоко вдохнула. Наши пальцы сплелись, и в следующий момент над нами замкнулся магический купол — мягкий, золотисто-фиолетовый, как сотканный из света и живой энергии. Внутри купола всё стихло. Снаружи — комната замерла, как картинка, за стеклом.

Я закрыла глаза. Сосредоточилась.

Разум.

Исцеление.

Воспоминания.

Слёзы.

Дружба.

Каждая из этих эмоций была как нота. Я играла на них, как на струнах. Выпускала в купол мягкие волны энергии — волны тепла, глубины, боли, нежности. Это была не просто магия. Это была... правда. Истина. Память.

Девочки начали вздрагивать. Аиша уронила чашку. Стелла прижала ладонь ко лбу. Терра вскрикнула. Муза судорожно втянула воздух. Каждая из них вдруг — словно упала внутрь себя.

А потом...

Крик. Один. Второй. Вздохи. Шепот.

И — тишина.

Купол исчез. Комната словно выдохнула. И все... замерли.

Первой заговорила Терра. Её голос дрожал:

— Я... всё помню. Господи... Ари...

— Прости, — прошептала Аиша, обнимая себя за плечи. — Мы... ты...

— Я называла тебя... — Стелла всхлипнула и отвернулась. — Прости.

Я смотрела на них, но ничего не чувствовала. Ни злости. Ни радости. Только... опустошение. Я слишком устала. Слишком многое уже пережила, чтобы сразу обнять их всех и простить. Я просто... не могла.

— Спасибо, что вспомнили, — тихо сказала я. — Но мне нужно побыть одной.

И, не дожидаясь ответов, прошла мимо них к своей кровати, закрыв за собой дверь в отдельную спальню.

Я не включила свет.

Слишком ярко. Слишком громко.

Просто нащупала кровать, сбросила с себя верхнюю одежду, не глядя, и села, уставившись в пол. Внутри было... ничего. Пустота. Тяжёлая, вязкая, как затопленный колодец без дна. В груди не было ни пульса, ни тепла — только гул. Знаете, тот гул, который появляется после сильного взрыва или слишком громкой музыки. Когда уши звенят, но ты даже не замечаешь.

Я провела ладонью по лицу. Кожа была липкой — от слёз, пота или магии, я уже не различала. Подушечка пальца нащупала засохшую кровь у виска. Когда? Откуда? Почему?

А потом я просто легла.

Не укрываясь. Не заботясь, как лежу.

Плевать.

Я смотрела в потолок. Он слегка покачивался — то ли от усталости, то ли от той магии, что всё ещё витала в воздухе. Или, может, от того, что я больше не чувствовала своего тела. Оно было где-то здесь, но будто не моё. Только сосуд.

Я слышала, как девочки за стеной тихо переговариваются. Их голоса — глухие, будто сквозь воду. Иногда прорывались фразы: «она в порядке?», «что теперь делать?», «как мы могли...»

Слишком поздно.

Я знала, что они переживают.

Знала, что вспоминали меня.

Знала, что извинялись.

Но всё это прошло сквозь меня, не оставив отклика. Слишком много за раз. Слишком много ударов подряд. Я не чувствовала в себе ни злости, ни прощения.

Ничего.

Я была, как чаша, из которой вылили всё до последней капли — эмоции, мысли, надежды.

Сухая, потрескавшаяся.

Пустая.

Иногда люди думают, что тяжесть — это когда тебе больно. Но настоящая тяжесть — это когда тебе ничего. Когда устал настолько, что даже не можешь захотеть отдохнуть. Когда просто лежишь и ждёшь, что кто-то — или что-то — придёт и остановит всё.

Снаружи зашуршали шаги. Голоса замерли. Тишина.

Я прикрыла глаза, надеясь, что ночь сотрёт хотя бы часть этой тяжести.

Но знала: утром она будет ждать меня здесь же.

Потому что, когда ты та, кто помнит всё — ты уже не можешь забыться.

***

Проснулась я резко. Резко и зло, будто из страшного сна, будто после падения с высоты — в грудь ударила паника, под ребрами будто вспыхнуло: опасность. Матрас слегка прогнулся, и я дернулась, срываясь вверх. Рука сама нашла кинжал под подушкой — тот самый, что он когда-то подарил. Я была готова вонзить его вслепую, если понадобится.

— Эй, эй... тише, Булка, — услышала я знакомый хрипловатый шепот, и остриё кинжала замерло в сантиметре от его плеча.

Я тяжело дышала. Он мягко коснулся пальцами запястья, осторожно отводя мою руку.

— Ты даже не представляешь, как польщён. Хранишь под подушкой. Прямо как сердце.

Я не ответила. Только уставилась на него. Он был в черной майке, волосы чуть растрепаны, под глазами усталость, но в голосе — всё тот же привычный, почти домашний сарказм.

— Что ты здесь делаешь?

— Соседки. Сами. Без давления, без наколдованных пощёчин, — он уселся на край кровати, — пришли и сказали, что всё вспомнили. И если я хоть чуть-чуть в порядке, то должен быть рядом с тобой.

Он смотрел на меня долго. Я отвела взгляд.

— А я не хочу никого видеть, кроме тебя.

Слова сорвались сами собой. Глухо. Без эмоций. Просто констатация.

Я прижала кинжал к груди, будто это был щит.

— У меня не осталось сил прощать. И желания. Они... столько всего сказали. Столько раз отталкивали. Не знаю, зачем вообще старалась. Пусть теперь с этим живут.

Он кивнул.

— Справедливо. Хотя, если по-честному — я, наверное, обидел тебя сильнее всех.

Я посмотрела на него.

— Ривен. Не сейчас. Я правда не хочу злиться. Не хочу снова говорить это вслух. Если ты не собираешься уйти — просто побудь рядом. Или спи на диване. Без пафоса, без "нам надо поговорить".

Он вскинул бровь, криво усмехнулся.

— Ну хоть не выгнала. Уже что-то.

Он оглядел меня с ног до головы, и тон стал чуть мягче:

— Но ты, кстати, вся в крови. И платье прилипло к тебе, как вторая кожа. И не в сексуальном смысле, прости. Иди в душ, пока я тут веду себя прилично.

Я фыркнула, впервые за весь день слабо улыбнувшись. Без радости, но хоть с чем-то.

Когда я вернулась, он уже лежал на моей кровати, раскинувшись как дома, но без лишних движений. Ждал.

Я легла рядом. Он повернулся ко мне, не навязываясь. Просто протянул руку и обнял — осторожно, тепло, будто оберегая. Потом прижался к шее, уткнулся носом и прошептал:

— Если бы мог забрать у тебя хоть половину боли — сделал бы это не думая.

Я не ответила. Только позволила себе дышать рядом с ним. Он целовал мой висок, тихо, чуть-чуть, будто проверяя — не исчезну ли снова. Я не отстранилась, но и не ответила. Ни телом, ни словом.

— Прости, — сказал он тихо. — Просто быть рядом, окей. Пока так.

Я кивнула.

А потом просто закрыла глаза. Его рука лежала на моей талии, дыхание было ровным, а голос больше не звучал.

Мне больше не нужно было говорить.

Только спать.

Пока он рядом.

Хоть этой ночью.