Глава 2. Опасная вылазка

Следующие месяцы были сплошной, мучительной пыткой. Были слёзы, которые не приносили облегчения и лишь оставляли после себя соленую пустоту. Были похороны, полные скорби, где каждый вздох давался с трудом. Вереница бессонных ночей, наполненных терзающими душу вопросами о том, что произошло, превратилась в сплошной, нескончаемый ад сомнений, где тишина становилась нестерпимой, а мысли путанными. Но громче остальных звучала одна: как это могло случиться?

Но вот ответов не было. Полиция поспешно закрыла дело, отмахнувшись от него, как от какого-то мусора. "Отсутствие события преступления", - констатировали сухо. Рина, мол, поскользнулась. Упала. Ударилась головой. Насмерть.

Меня такой ответ не устраивал. Он был не просто неприемлем – невыносим. Звучал, как издевательство. Кричал ложью. Причин сомневаться в этой нелепой версии было не то, что достаточно, их оказалось слишком много. И каждая из них подталкивала меня начать собственное расследование, опираясь на уже имеющуюся на руках информацию. Я не могла, не хотела жить, не выяснив, правду о том, что случилось в ту ночь. Открыв блокнот дрожащими пальцами, принялась перечитывать написанное:

«Вчера были похороны. Само слово кажется бессмысленным. Похороны. Чьи похороны? Не её. Не может быть. Она лежала там, почти как живая. Выглядела так, будто просто спит. Только бледнее, да. И эти синяки. Они были по всему её телу.

Но даже синяки не смогли убедить меня. Это нереально. Как можно так просто исчезнуть из нашей жизни? Как можно было быть здесь, смеяться, дышать, а в следующий момент... лежать вот так? Это какой-то чудовищный, жестокий розыгрыш. Я ждала, что она откроет глаза и скажет: "Ну, что вы так смотрите? Я всего лишь прилегла отдохнуть". Но она молчала. И это молчание – было самым громким отрицанием всего, во что я когда-либо верила»

Спустя две недели я добавила:

«Возвращение в школу оказалось испытанием, которое я не способна выдержать. Разговоры не утихают. Все до одного лицемерно обсуждают ЕЁ смерть, делая вид, что им небезразлично, но, по правде, лишь желают быть частью драмы. Мерзкие, вонючие стервятники! Сборище идиотов, мать их! Каждый их взгляд, каждый гребанный шепот — это удар под дых. Коридоры полны людей, но я чувствую себя абсолютно, катастрофически, одинокой.

На физре нас снова заставили нарезать круги вокруг школы. Ненавижу! До скрежета зубов, до тошноты и спазмов ненавижу это место! Их всех! Ненавижу, что вынуждена быть здесь, когда её нет! Хочу кричать так, чтобы барабанные перепонки лопнули вместе со стеклами! Хочу крушить всё, что попадается на глаза! И пусть они, ушлёпки, ощутят ту ярость и отчаяние, что сжигают меня изнутри! Когда я пробегала рядом с задним входом в бывшую столовую, нашла ЕЁ браслет. КАКОГО ХРЕНА?! КЛЯНУСЬ, я абсолютно уверена, что он был на её запястье в тот вечер, когда мы виделись последний раз. Это не случайность…»

Позже появилась новая запись:

«Звонила мама Рины. Пригласила в гости чтобы отдать на память часть вещей. Пойти? Не хочу. Слишком больно. Но... а вдруг что-то важное? Вдруг, её личный дневник расскажет мне то, что она не успела? Это 'вдруг' толкает вперед.

И вот я там. Перебираю вещи. Каждый предмет - эхо её жизни. Среди твидовых платьев и пиджаков нахожу толстую розовую тетрадь. Сразу видно, что она ей пользовалась: обложка утратила свежесть, покрывшись сетью мелких царапин, где-то даже проглядывает более светлый картон под верхним слоем. Открыть? Прочитать? Это вторжение. Имею ли я право? Моральные принципы против отчаянной надежды. И надежда побеждает.

Не могу поверить, у неё был парень! Никита, двадцать три года… в тот вечер они планировали встречу. "Особенный, опасный. Знает все грязные секреты города", "преступник в маске добродетели" – так Рина писала о нём. Это зацепка. Надо обратиться…

…В полицию… Не отмахнутся ли? Но другого пути нет.

Там лишь покачали головами и ничего не сделали. Ничего. Снова.»

Через неделю:

«Не знаю, что происходит, но чувствую, что за мной следят. Человек в капюшоне словно тень скользил за мной повсюду несколько дней подряд, а потом исчез. Как будто его и не было. Логика подсказывает попросить о помощи, но я больше не доверяю полиции – в конце концов, кому какое дело?

Купила перцовый баллончик, но он вряд ли пригодится (пустая трата денег). Никто даже не заметит, если что-то случится.»

Эта вся информация, которую удалось нарыть за прошедший год.

Не густо, конечно, но зато теперь у меня появился план действий. Начать расследование стоило с самого подозрительного - со столовой. Точнее, с бывшего помещения столовой, где сейчас располагался центр детской психологической помощи "Наше Дело". Звучит невинно, правда? Но я нутром чуяла – с ним определенно что-то не так.

Рина, моя Рина, однажды туда обращалась: у нее давно были панические атаки, и только когда центр распахнул свои двери, она набралась смелости заняться лечением. Но там, по её словам, ничего толком не сделали. Она прекратила приёмы. Сказала: - "Бесполезно". А у нас не было причин сомневаться.

Но из её дневника стало ясно другое: за нашей спиной она продолжала регулярно посещать это место. И некоторые записи о нем откровенно пугали.

Желая убедиться, что все не так прозрачно, как кажется, я собиралась пробраться в сдаваемое помещение. Еще на этапе подготовки поняла: внутри ждет что-то интересное. Центр работал по графику только в первые месяцы после открытия, сейчас же окна в "столовой" оказались наглухо зашторены все время, а двери, вечно заперты, даже в рабочие часы. Из-за этого я не знала, когда будет лучше устроить вылазку. Ночной дозор отпадал сразу: после смерти Рины, мама очень за меня волновалась. Буквально поселилась на пороге моей комнаты. Однажды, помню, чуть не плакала, говоря, что благодарит всех святых за то, что я осталась цела, ведь в ту ночь мы с подругой вместе возвращались домой. Правда, спустя год она, конечно, подуспокоилась, но все равно не давала мне полной свободы и ни за что не отпустила бы гулять по темноте. Несмотря на это, единственное, что имело значение, - действовать. Подгадать момент и проникнуть в чёртово логово.

Да, план был далек от совершенства, но это лучше, чем ничего. Захлопнув блокнот с пометками, я на пару минут зависла, прокручивая в голове детали сегодняшнего вечера, а затем, подхватив рюкзак, побежала в школу, чтобы не пропустить первый урок по литературе.

Этот день тянулся бесконечно, оставляя горькое послевкусие. По окончании уроков, школа словно превратилась в улей: все гудели, стекаясь в актовый зал, где устроили вечер-реквием по случаю годовщины трагедии. Показательные коллективные рыдания. Я не собиралась участвовать в этом цирке. Схватив рюкзак, буквально вылетела из класса, лавируя между одноклассниками, направляясь к выходу. Учебный год обещал быть тяжёлым. Я впервые начинала его без неё.

На крыльце меня окликнули:

- Лисса!

- Мм? - я даже не улыбнулась.

- Соболезную, - голос был мягким, но от этого не легче. - Ты как сегодня? Держишься? Пойдешь на вечер?

- Нет, - ответила на все вопросы разом, собираясь уйти. Мне нужно было выбраться отсюда. Прямо сейчас.

Последний раз нормально мы говорили с Никой в тот роковой день. Тогда все было иначе. До него я была на вершине пищевой цепи в нашей школе. Окруженная свитой из друзей и обожателей, не пропускала мимо ушей ни один слух, ни одну интригу, ни одно событие. Что до Ники? Она всегда была где-то на периферии, в тени. Серой мышкой, чьё имя не запоминали и которой никогда не доходили приглашения на вечеринки. Мне всегда было ее немного жаль, поэтому я старалась находить для одноклассницы время: делилась новостями, пусть и мимоходом, или просто улыбалась, когда наши взгляды пересекались.

Всё изменилось. Мое место заняли другие, те, кто теперь жил той жизнью, что должна была быть у меня. Они грелись в лучах славы, смеялись над шутками, которые придумала я, занимали на переменах мое место в актовом зале – в общем чувствовали себя хозяевами положения. И посреди всего этого праздника жизни… Ника. Она особенно выделялась. За этот год с ней произошел такой "глоу ап", что увидь я ее в прошлом году, ни за что бы не узнала. Серьезно. Где те секущиеся кончики, которые вечно торчали во все стороны? Теперь у нее были длинные, до пояса, каштановые волосы, такие ухоженные и блестящие, что хотелось спросить, каким бальзамом она пользуется. А эти безразмерные балахоны? Настолько объемные, что под ними можно было спрятать полмира, не то что грудь третьего размера. Канули в лету. На их место пришли классические, но стильные блузки, идеально подчеркивающие фигуру "песочные часы". И, честно говоря, выглядела она в них просто потрясающе. Даже слишком. А макияж? Если она прошла какие-то курсы, я готова продать душу за координаты преподавателя. Раньше она вообще не прикасалась к косметичке, а сейчас тон ложился идеально, плавные переходы, никаких пятен. Владение кистью на уровне профи…

А я? Я стала призраком. Тенью, лишь отдаленно напоминавшей девушку из прошлого. Умер близкий мне человек, но казалось, будто я и сама исчезла из этого мира.

С Евой и Гелей тоже больше не общалась. Не знала как. Мы больше не "мы". Теперь - просто три человека, которые когда-то были близки. После того, что произошло, между нами разверзлась черная дыра. Я хотела им столько всего рассказать… о своих кошмарах, о том, как я не могу уснуть, о том, как каждый раз, когда прохожу мимо нашего любимого магазина, меня сводит судорогой, о том, как больше не могу слушать "ту самую" песню, о том, как смотрю на ее пустую парту в классе и чувствую, как мир сужается до одной точки. Но каждый раз, когда я думала о звонке или сообщении, что-то внутри останавливало меня. Обсуждать её смерть, было как пытаться дышать под водой - мучительно. Я предпочла справляться с болью в одиночку. Заперлась в своей скорлупе, потому что мир без Нее потерял свои краски, стал каким-то блеклым и фальшивым. Я добровольно отгородилась от всего, потому что больше не находила в этом «всём» смысла, изводила себя мыслями о мёртвой подруге - но был ли в ЭТОМ хоть какой-то смысл?

- Ну... может, зайдешь завтра к Максу? Развеешься? - Прежней у Ники осталась только привычка теребить от нервов ворот рубашки.

- …

Не получив ответа, она напряжённо сглотнула и продолжила:

- Просто с тех пор, - запнулась, ее взгляд скользнул куда-то в сторону, - после того года... ты же знаешь. Ты перестала появляться где-то кроме школы. Я подумала, может захочешь? - в ее голосе звучала надежда, которая тут же угасла.

- Спасибо. Не думаю. - Ответ был уклончивым, но смысл ясен.

Не видя причин больше задерживаться, я метнулась за забор, чувствуя, как в жилах бурлит кровь. Ускорившись, мчалась домой, пытаясь выбросить из головы приглашение Ники. Её забота казалась милой, но первый порыв ветра сорвал с лица маску безразличия, и в этот момент стало понятно насколько я на самом деле напряжена. Будничный разговор, который должен был остаться простой повседневной болтовней, открыл мне глаза на то, как кардинально изменился мир вокруг, а я этого даже не заметила.

Добравшись до дома и заперевшись в комнате, включила музыку на полную громкость, но она не могла заглушить назойливую грусть, засевшую где-то глубоко внутри. Оставалось дождаться наступления темноты. Когда она наконец опустилась на город, пришло время привести план в действие: забраться в сомнительный центр. Вариантов было не много, и ночная вылазка казалась единственным выходом, хоть и таким рискованным (маму, к моему счастью, невероятно удачно попросили выйти на дежурство).

Не медля ни секунды, чтобы не дать себе ни малейшего шанса передумать и отказаться от этой абсолютно сумасшедшей затеи, я выдвинулась на дело. Воздух, пропитанный ночной сыростью и запахом влажной земли, холодил кожу, но внутри меня горел огонь решимости. Тишина, звенящая в ушах, делала каждый шаг громче: это было безумие, чистое, беспримесное безумие, но жажда получить ответы гнала меня вперед, не позволяя остановиться. И вот, спустя десять минут, которые тянулись целую вечность, я стояла напротив пристройки, где раньше располагалась столовая.

Дверь ожидаемо была заперта, единственный верный путь внутрь – через окно. Моим оружием, припасённым заранее, стал гаечный ключ, обернутый старой футболкой. Адреналин зашкаливал. Удар. Стекло разлетелось с оглушительным треском. Осторожно, чтобы не порезаться об острые края, я смахнула в сторону осколки и перелезла через подоконник. И только оказавшись внутри, почувствовав, как в нос ударил спёртый запах подвала, позволила себе выдохнуть с облегчением: в помещении никого не было. На мгновение, всего на мгновение, страх отступил, сменившись привкусом победы.

Дрожащими пальцами включила фонарик на телефоне. Тонкий луч света прорезал кромешную тьму, выхватывая по углам силуэты, покрытой пылью, мебели. Не тратя время на осмотр, я направилась к самому массивному столу: ящики, один за другим, поддавались с противным скрипом, словно протестуя против моего вторжения. Внутри покоились горы бумаг, сложенных без какой-либо навигации и исписанных неразборчивым почерком. Я лихорадочно перебирала их, надеясь на чудо, что среди этого хлама найдется хоть что-то ценное, хоть какая-то зацепка. Время поджимало, пора было уходить. Подхватив максимальное количество документов, но не больше, чем можно унести, не растеряв по дороге, направилась к двери. Уже почти у выхода, мой взгляд случайно скользнул по краю стола. Там, среди прочего мусора, лежали два шприца, наполненные прозрачной жидкостью. Что за чертовщина? Мысль промелькнула в голове, но я отбросила ее. Открыв замок изнутри, буквально вылетела на улицу, и застыла, как вкопанная.

Лицом я уткнулась в грудь человеку, стоявшему вплотную к двери.