26 глава. Здраствуй, Белоснежка.

Хантер.

Семь лет. Семь лет, за которые моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Я получил компанию отца полностью в свои руки. Теперь мои дни состоят из совещаний, бесконечных встреч, переговоров в разных странах и людей, которые готовы целовать землю под моими ногами ради контракта. Я привык носить костюмы, привык к власти, привык к контролю. Но есть то, к чему я так и не смог привыкнуть — к отсутствию её. Моей Белоснежки.

Я до сих пор муж Хелен. Наш союз давно стал формальностью, и не только из-за денег. Да, развод со скандалом лишил бы меня половины состояния, но дело не только в этом. Пока рядом Хелен, у меня связаны руки, и я остаюсь в глазах общественности человеком, который не бросает невесту на полдороге. Мне нужен был этот образ — идеального наследника, мужчины, на которого можно положиться. К тому же Хелен приносит свои выгоды: её связи, её имя, её умение держать лицо, когда рядом со мной пылают интриги. Удобно. Не больше.

Но все эти годы я следил за другой. За той, которая в один миг может разрушить мой холодный фасад. В аэропорту, когда она уезжала в Испанию, я был там. Никто не знал, я стоял чуть в стороне, и видел, как она обернулась. Наивная. Думала, что просто уезжает, и всё закончено. Но я не собирался её отпускать.

В Испании у неё не было ни единого шага без моего ведома. Мои люди работали тихо и чётко. Каждый отчёт я читал сам. Я знал, когда она меняла зал, что она заказывала на завтрак, во сколько ложилась спать. Я знал имена её любовников. Да, они у неё были. Но каждый раз это было одно и то же: отели, случайные встречи, ни одного дома. Никто не переступал порог её квартиры. Никто, кроме него.

Алекс. Чёртов Алекс. Он рядом с ней всегда. В командировках, в офисе, в спортзале, даже ночует у неё. И она у него. Я не понимаю, что он для неё. Коллега? Друг? Мужчина, которому она позволяет больше, чем остальным? Каждый отчёт о нём был как нож под рёбра. Она — и он. Снова и снова.

Я ждал её на свадьбе Элен и Винса. Пять лет прошло, я думал, она наконец перестанет упрямиться и приедет. Я ждал, как идиот. Думал, увижу её. Но она не приехала. Вместо этого было её видео-поздравление. Все растрогались, когда она говорила о дружбе с Элен, но я перестал слушать в тот момент, когда увидел в кадре его. Алекса. Он прошёл сзади, полуголый, в штанах, как будто у себя дома. Я готов был сломать телефон, раздавить его в руках. Я никогда раньше не думал об убийстве всерьёз. Но в тот момент я хотел вырезать ему улыбку вместе с горлом.

Когда позвонил Кэптан, я сидел на совещании. Голос его звучал насмешливо, но слова прожгли меня изнутри: «Видел твою Белоснежку. Она уже в Бостоне. С Алексом». Этого было достаточно. Хелен должна была ехать одна, Винс звал её помочь — у него похмелье. Но я не дал ей поехать одной. Я сказал, что еду с ней. Она обрадовалась, решила, что я проявил внимание. Пусть думает так.

Я знал, что меня ждёт. Семь лет я мысленно прокручивал эту встречу. Семь лет представлял, как её глаза снова встретят мои. И вот — я переступаю порог дома Элен и Винса, и она стоит там. Моё сердце впервые за долгое время бьётся быстрее, чем диктует разум.

Моя Белоснежка.

И теперь я никуда её не отпущу.

Она стояла посреди гостиной, прижимая к себе мальчишку — сына Элен и Винса. Он обхватил её за шею маленькими ручками, а она поддерживала его под попой, как будто всю жизнь держала детей на руках. Волосы собраны, лицо спокойное, но глаза... глаза были теми же, что я помнил семь лет назад. Глубокие, тёмные, с какой-то вечной тоской и силой внутри. Эти глаза видели меня тогда в аэропорту. И видят меня сейчас.

Она стала другой. Строгая, уверенная, в чёрном платье, которое подчёркивает её фигуру так, что мне хочется сорвать его прямо здесь, плевать, кто смотрит. Но в ней всё равно осталась та девчонка, которую я держал когда-то за руку, которая смеялась, прикрывая рот ладонью, которая рыдала у меня на груди. Я чувствую это, когда смотрю на то, как она улыбается Элен.

И меня это сводит с ума.

Она не заметила, как за семь лет превратилась в женщину, которая управляет людьми, строит бизнес, выглядит так, будто может одной фразой перевернуть мир. Но я замечаю. Я вижу каждую деталь. Я знаю, как дрогнули её пальцы, когда она впервые услышала мой голос за её спиной. Я знаю, как на секунду её дыхание сбилось, когда наши взгляды встретились.

Моя Белоснежка. Она всегда будет моей.

А рядом этот чертов Алекс. Он стоит недалеко, вроде бы расслабленный, но глаза следят за мной. Его чёртова рука уже была на её талии в аэропорту, его смех звучал рядом с ней в каждом отчёте, что я получал. Я почти чувствую запах его парфюма на её коже. И от этого внутри меня всё темнеет. Я не просто ревную. Я хочу уничтожить его. Стереть. Чтобы рядом с ней не осталось никого, кроме меня.

Я улыбаюсь, но внутри меня рвётся зверь. Она держит ребёнка, но я вижу, как это будет выглядеть, когда она будет держать МОЕГО ребёнка. С МОИМИ глазами. Я знаю, что она пытается спрятать свои чувства за холодной вежливостью, но я чувствую её дрожь. Между нами всё ещё та же сила, тот же ток, что и раньше. Она может отрицать, убегать, строить карьеру, окружать себя другими мужчинами. Но она никуда не денется.

— Здравствуй, Белоснежка.

Я говорю тихо, но так, чтобы только она слышала. И вижу, как в её глазах мелькает вспышка. Удар. Признание. Семь лет, а она всё ещё моя.

И она никуда не уйдёт. Никогда.

Ребенок при виде меня расплакался. Я не знаю, почему я ему не нравлюсь, но я и не притендовал на его место в сердце. Элен хотела взять его на руки, но мальчик вцепился в платье Ванессы, растянув его.

— Ничего страшного.— Сказала Ванесса, пробуя расслабить пальчиками мальчика, потом  повернулась к нами, окинула мимолетным взглядом и кинув простое— Привет.— отвернулась.

— Пойдемте в столовую.— предложила  Элен разрядив атмосферу.

Хелен взяла меня за руку. Я и забыл, что она тут есть. Вот она не ожидала увидеть Ванессу и своего брата Алекса. Я смотрел вслед уходящей Ванессы. Снова. Но на этот раз, я пошел за ней. Не один конечно, но сути это не меняет.

За столом она усадила ребёнка к себе на колени так естественно, словно всегда была рядом с ним. Дилан уткнулся носом в её шею, хлюпая носом, и, к моему раздражению, успокоился моментально. Я видел, как её пальцы осторожно поглаживают его по спине, как она что-то тихо ему шепчет, и от этого внутри меня закипало. Ему — достаточно нескольких секунд, чтобы обосноваться в её руках. А мне — семь лет ждать, чтобы снова дотронуться хотя бы взглядом.

Элен с улыбкой села рядом, Винс разливал вино по бокалам, Алекс бросал на меня короткие изучающие взгляды, будто пытался что-то прочитать в моём лице. Он вообще смотрел слишком внимательно на всё, что касалось Ванессы. Даже то, как она откусывала хлеб, казалось, он видел только это.

Хелен держала мою руку на колене, крепко, словно боялась, что я встану и уйду. Её пальцы были холодными, и я поймал себя на мысли, что они не оставляют во мне никаких эмоций. Совсем. Она рядом, но будто пустое место.

— Какой он у вас серьёзный, — улыбнулась Ванесса, глядя на Дилана, который уже пытался дотянуться до её серёжки. — Будущий сердцеед.

— Это точно, — засмеялся Винс. — Он всегда всех очаровывает. Правда, кроме некоторых. — Он бросил на меня ироничный взгляд, словно намекал, что даже ребёнок чувствует во мне что-то чужое.

Я лишь сжал челюсти и сделал вид, что не слышал.

Ванесса между тем поправила мальчику рубашку, прижала ближе, и он снова расслабился в её руках. Она смотрела на него так мягко, так нежно, что у меня внутри будто нож проворачивался. Я хотел, чтобы этот взгляд принадлежал мне. Только мне.

— Ты хорошо смотришься с ним, — вдруг сказала Элен, и её слова прозвучали так звонко, что все головы поднялись. — Дилан явно тебя любит.

Ванесса чуть смутилась, поправила волосы, улыбнулась уголком губ.

— Он просто добрый мальчик.

— Нет, — вмешался Алекс, и его голос был слишком уверенным. — Дети не ошибаются.

Я поймал его взгляд. Холодный, вызывающий. Он знал. Он прекрасно понимал, что у меня внутри всё горит из-за её. И ему это нравилось.

Я откинулся на спинку стула, отпил вина и почувствовал, как ярость медленно растекается по венам. Они все сидели за этим столом как большая семья. А я? Я сидел рядом со своей невестой, которая сжимала мою руку, но чувствовал, что нахожусь не здесь. Всё моё внимание, вся моя жизнь, всё моё проклятое существование тянулось только к одному человеку.

К ней.

И к чёрту всё остальное.

Элен вернулась из кухни с подносом, на котором стояли первые тарелки, и поставила их на стол.

— Я помогу, — тихо сказала Ванесса, всё ещё держала Дилана у себя на коленях.

— Нет-нет, сиди, я сама, — Элен улыбнулась, но взгляд её скользнул на ребёнка: тот обнял Ванессу за шею так, будто без неё даже дышать не мог.

Ванесса нахмурилась, словно ей было неловко сидеть, когда другие хлопочут, и поднялась вслед за Элен в кухню. Я тут же встал.

— Давай подержу его, — сказал я, протянув руки.

— Он не хочет у тебя на руках сидеть, — Ванесса даже не посмотрела на меня, прижимая мальчишку крепче.

— Хочет, — упрямо ответил я.

— Он плакал при виде тебя. Значит, не хочет.

— Может, он просто проверял, насколько громко может кричать, — усмехнулся я, делая шаг ближе.

Дилан повернул голову то на меня, то на Ванессу, будто наблюдал за теннисным матчем. Его голубые глаза бегали туда-сюда, а потом он фыркнул, будто в точности понимал, что мы спорим из-за него.

— Вы ещё подеритесь из-за ребёнка, — хмыкнул Винс, закатывая глаза. — Я, конечно, думал, что моя жена устроит разборки на кухне, но что вы тут?

Алекс тихо усмехнулся, отпил вина и не вмешивался — только смотрел на меня так, словно ждал, что я потеряю терпение.

— Я могу его подержать, — настаивал я, вытянув руки чуть настойчивее.

— Нет, — спокойно ответила Ванесса, и её упрямство бесило меня ещё больше, чем сам ребёнок. Она посмотрела на Дилана: — Правда, ты не хочешь к нему?

Мальчишка на удивление протянул ко мне ручонку.

— Вот, видишь? — довольно сказал я, чувствуя, как губы сами тянутся в улыбке.

Но стоило мне взять его, как он тут же захныкал, губы задрожали, и он начал выгибаться в моих руках.

— Ну да, прямо хочет, — Ванесса едва сдерживала смех, глядя, как я пытаюсь удержать маленького бунтаря, который вертелся так, будто собирался выпасть.

— Он просто... э-э... привыкает, — процедил я сквозь зубы.

— Да уж, очень быстро, — усмехнулся Винс, не упустив шанса подколоть.

В этот момент из кухни снова вышла Элен, неся в руках ещё один поднос. Я, чтобы хоть чем-то занять руки и вернуть себе вид взрослого мужчины, а не идиота, нянчившегося с орущим ребёнком, сразу рванул к ней.

— Давай я помогу, — выхватил у неё тарелки, в то время как Дилан всё громче верещал у меня на руках.

— Хантер, ты либо помогаешь с едой, либо с ребёнком, но не мучаешь обоих сразу, — рассмеялась Элен.

В итоге я поставил тарелки на стол, с облегчением передал Дилана обратно Ванессе и посмотрел, как он тут же успокоился, уткнувшись ей в плечо.

— Великолепно, — сказал я сухо. — Значит, проблема не во мне.

— Конечно, — съязвила Ванесса. — Просто он явно выбирает лучших.

За столом все рассмеялись. Даже Алекс. А я только сильнее сжал кулаки под столом.

— Не знала, что ты любишь детей, милый, — Хелен прошептала мне на ухо, её пальцы скользнули по моей ладони, будто напоминая, что она рядом.

Я даже не ответил на её намёк. Я никогда не любил детей. Ни чужих, ни, тем более, крикунов вроде этого. Но вот как Ванесса держала его, как её лицо мягчало от каждого его движения, от каждого его смешка или всхлипа — это сводило меня с ума. В её глазах было столько нежности, столько тепла, что у меня перехватило дыхание. Она... она создана для этого. Для семьи. Для моих детей. Наших.

Я поймал себя на том, что представляю маленькую девочку с её глазами и моими тёмными волосами. Или мальчишку, упрямого, с её улыбкой и моим характером. Чёрт. Нет. Не сейчас. О детях потом.

— Дома поговорим, — холодно сказал я Хелен, отстраняясь. Она улыбнулась натянуто, явно не поняв, что я имел в виду.

Когда Ванесса вернулась в комнату, неся кувшин с соком, я понял одно: Хелен должна исчезнуть. Исчезнуть из этой картины, где есть я и Ванесса, где её смех заливает комнату, где её руки держат ребёнка, а не чужого мальчика.

Пока Хелен суетилась у стола, расставляя приборы и делая вид, что помогает Элен, я смотрел на Ванессу и думал только о том, как стереть всё лишнее вокруг нас. Чтобы остались только мы двое.

После ужина за столом стало спокойно. Няня быстро собрала тарелки, и дом наполнился уютным гулом разговоров. Алекс с Хелен куда-то отошли, переговаривались в полголоса. Винс растянулся на диване, а Ванесса уселась рядом с ним, усадив на колени Дилана. Она доставала из пакета игрушки одну за другой, показывала малышу, озорно поднимая брови, будто это был самый важный показ мод в её жизни. Он хохотал, хватал всё сразу, а она смеялась вместе с ним.

Я сидел чуть в стороне и смотрел. Она. Такая живая, красивая, настоящая. Свет ламп падал на её волосы, отливая золотом. Я мог сидеть и наблюдать вечно, пока её пальцы перебирали детские игрушки, а губы тронула улыбка.

И тут малыш, разыгравшись, срыгнул прямо ей на платье.

— Чёрт, я вытру! — подскочил Винс.

— Я в ванной протру, — спокойно сказала Ванесса, отодвигая его. Она поднялась, аккуратно держа ребёнка на руках, передала его отцу и, даже не взглянув в мою сторону, пошла к ванной.

Я видел, как её платье прилипло к коже в том месте, и чёрт, у меня перехватило дыхание.

Я поднялся следом. Тихо. Дверь в ванную оказалась приоткрытой, оттуда слышался шум воды. Она что-то бормотала себе под нос, торопливо намыливала ткань, пытаясь оттереть пятно. Я толкнул дверь и закрыл её за собой на замок.

— Ты думаешь, сможешь от меня избавиться? — мой голос прозвучал низко, прямо у её затылка.

Она вздрогнула. Руки замерли. Через секунду испуганно вскрикнула и хотела обернуться, но я удержал её, держа зрительный контакт в зеркале, я прикрыл ей рот ладонью, не давая привлекать внимание.

— Тише... — почти рычание. Я наклонился ближе, губами коснулся её уха, провёл языком по коже за ним. Я почувствовал, как её тело дрогнуло, как по спине пробежали мурашки.

В отражении зеркала я видел её глаза. Она стояла неподвижно, но грудь тяжело вздымалась. Простое платье облегало её тело, будто нарочно подчёркивая каждую линию.

— Не носишь лифчик? — прошептал я, пальцами легко задевая её плечо, скользя ниже, к лямке. — Так даже лучше.

Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Я медленно спустил ткань с одного плеча, и обнажённая грудь выглянула на холодном свете лампы.

Я смотрел прямо в её глаза в зеркале. Там не было ненависти. Там был блеск, от которого у меня свело челюсть.

— Ты моя, — сказал я тихо, но так, будто это приговор.

Я развернул её к себе, впиваясь взглядом. Она дрожала, но не отстранялась. Сосок напрягся под моими губами, и я прикусил его, чувствуя, как её тело выгибается ко мне. Её стон сорвался — негромкий, сдавленный, но достаточно, чтобы я понял: всё, что я ждал семь лет, никуда не исчезло.

— Да, — прошептал я, сжимая её сильнее. — Стони для меня. Только для меня.

Её волосы, выбившиеся из причёски, щекотали моё лицо, а дыхание сбивалось всё быстрее.

Я жадно смотрел на неё — слишком долго ждал этого момента. Моё тело знало её изгибы наизусть, даже если прошло семь лет. Я провёл рукой по её бедру, скользнул выше, ощущая, как она дрожит. Её глаза метались, но не отвращение там читалось первым — желание, спрятанное глубоко.

— Ты всё ещё моя, — прошептал я, цепляя её за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Не пытайся отрицать, Белоснежка.

Она пыталась сопротивляться, но я видел, как её губы приоткрылись, дыхание сбилось, тело предало её. Моя ладонь легла на её грудь, пальцы грубо сжали мягкость. Я наклонился, зажал сосок губами, прикусил его, заставив её резко выдохнуть.

— Стони для меня, — снова сорвалось с моих губ, и она застонала, хоть и пыталась тут же подавить звук.

Мгновение — и я почувствовал, что могу взять её прямо здесь, прижать к холодной плитке, и она не убежит. Я ждал этого так долго, что каждая секунда превращалась в пытку.

Но её глаза вдруг изменились. Взгляд стал холодным, стальным, словно я сорвал с неё маску.

— Ты действительно думаешь, — её голос сорвался, но тут же окреп, — что обманув меня и сломав мне жизнь, ты получишь прощение? Что я дам тебе трахнуть себя в туалете, как шлюху?

Я едва успел моргнуть — и резкая боль вспыхнула между ног. Она ударила коленом с такой силой, что у меня вырвался глухой стон, дыхание сбилось, я отшатнулся, хватаясь за стену.

— Ты идиот или просто притворяешься, Хантер, — её голос был как нож, хлёсткий и безжалостный. — Я приехала сюда не из-за тебя. А из-за Элен, которая попросила меня быть крестной. Если бы я знала, что ты приедешь сюда сегодня... — она прищурилась, с отвращением глядя на меня, — я бы никогда не приехала.

Она поправила платье, подняла мокрую кофту с раковины и, выпрямившись, прошла мимо меня. Голова поднята гордо, плечи расправлены. Она вышла, будто это была её победа — и чёрт возьми, так и было.

Я остался в ванной, тяжело дыша, с болью, пульсирующей внизу живота, и всё равно улыбался. Потому что именно такой — дерзкой, недоступной, гордой — я хотел её ещё сильнее.

Она думает, что поставила меня на место. Но на самом деле только ещё крепче связала меня с собой.