21 глава. Предательство.

Ванесса

Черлидеры уже поднимались на трибуну, тренируясь и подбадривая команду. Мне хотелось вырваться, найти Хантера, схватить его за руку и вытянуть из этого проклятого зала, пока всё не рухнуло. Но Лана резко схватила меня за запястье и повела на разминку. Я шла за ней, будто в густом тумане. Каждое движение отдавалось в теле тяжестью, дыхание сбивалось. В голове крутилась одна мысль: Неужели он меня бросит... так же, как когда-то сделал отец?

— Ванесса!!!

Я повернула голову на голос и увидела Илана и Элен — близнецов Поларис. Они махали мне руками, их улыбки были такими лёгкими, беззаботными. Элен даже показала большой палец в перчатке. Я машинально махнула в ответ и отвернулась, не в силах выдерживать их искренность.

На площадку стали выходить баскетболисты. Один за другим, в синих майках, под рёв толпы и крики поддержки. Я ловила взгляд Хантера, но он будто не замечал меня. Не видел? Или... не хотел видеть? Моё сердце болезненно сжалось.И в этот момент на арену вышли баскетболисты Леонхайта — их противники. Высокие, собранные, уверенные в себе. В зале раздался свист и громкие аплодисменты. Я сделала вдох, но перед глазами поплыло. Голова закружилась. Всё вокруг смешалось — шум толпы, крики поддержки, яркий свет прожекторов.

Судья дал сигнал.Матч начался.

Хантер

В раздевалке Винс присвистнул, когда я снял водолазку.

— Кто это так тебя? — ухмыльнулся он, явно разглядывая следы на коже.

— Отвали, — отрезал я и отбросил ткань в сторону.

Кэптан промолчал. Он сосредоточенно переодевался, поправляя майку, словно ему самому хватало забот. Синяк на его лице уже сходил, но всё равно бросался в глаза.

Мы собрались полным составом и, уже на выходе, нас перехватил тренер. Его голос был чётким, резким, будто удар свистка: напоминания о тактике, позициях, о том, что мы должны задавить Леонхайт темпом. Я слушал краем уха, сердце уже грохотало в груди в предвкушении. Баскетбол — моя отдушина. На площадке не было ни прошлого, ни будущего. Только мяч, кольцо и я. Сегодня я собирался порвать Леонхайт.Когда дверь арены распахнулась, нас накрыл шум толпы. Гулкие крики, аплодисменты, свистки — всё сливалось в единый поток.

Кэптан, как обычно, строил из себя клоуна: раздавал пять зрителям на первом ряду. Винс, разумеется, махал Элен, сверкая улыбкой.

А я... я повернул голову туда, где была Ванесса. Нашёл её взглядом почти сразу. Она сидела среди черлидеров, но выглядела чужой. Слишком серьёзная, сосредоточенная, будто её мысли были где угодно, только не здесь. Лана что-то говорила ей на ухо, но Ванесса лишь кивала, не слушая.Я нахмурился. Что-то было не так.

Но свисток судьи вырвал меня обратно в игру.Матч начался.

Мяч ударился об паркет, звонко, звонче моего сердца. Я вёл его, уводя соперника влево, потом резкий разворот — и я уже прорывался к кольцу. Леонхайт играл жёстко, плотно, каждый наш бросок давался с трудом. Но я не чувствовал усталости. Адреналин гнал меня вперёд.

Первое попадание.Трибуны взорвались.

Я выдохнул, коротко улыбнулся — и снова вернулся в игру.С каждой атакой меня будто захлёстывала волна. Винс орал что-то радостное после своего трёхочкового, капитан размахивал руками, подбадривая команду. Но для меня всё это было фоном. Я снова и снова искал её глазами.Ванесса.

Каждый раз, как я поворачивал голову, она двигалась вместе с остальными, как будто её тело выполняло движения, а мысли были где-то далеко. Я хмурился, возвращал взгляд на игру и снова бился о защиту Леонхайта. Рывок, пас, бросок — очки наши.

Я был зол. На соперников. На себя. На то, что не понимал, что с ней. И эта злость давала силы. Я рвал воздух на каждом ускорении. Мы набирали преимущество.И в какой-то момент, когда мяч оказался у меня в руках, я резко обернулся, будто сам себя ловлю на этом — снова хочу увидеть её.

И именно в этот миг её подкинули вверх.Сначала всё шло по плану: лёгкий кувырок, как они делали сотни раз. Но я увидел, как её тело чуть дрогнуло в воздухе. Она не поймала баланс. В следующий миг Ванесса летела вниз.Секунда тянулась как вечность.

Она пролетела над двумя рядами девчонок, ударилась о паркет.Зал ахнул в унисон.

Мир оборвался.

У меня в ушах зазвенело, словно кто-то выключил всё вокруг. Я даже не сразу понял, что бросил мяч и рванул вперёд. Люди вскочили с мест, чьи-то родители побежали к ней. Я среди них.

— ВИНТЕРС, ВЕРНИСЬ НА ПОЛЕ! — сорвался тренерский голос.

Мне было похуй.Я видел только её.

Я прорвался сквозь толпу. Кто-то держал меня за плечо, пытался остановить, но я с силой оттолкнул руки и упал рядом с ней на колени.

Ванесса лежала на холодном паркете. Щёка бледная, волосы растрёпаны, губы приоткрыты. Я боялся прикоснуться — как будто любое движение может сделать хуже.

— Эй... слышишь меня?.. — мой голос дрожал, я почти шептал, — Несс... открой глаза...

Я наклонился ближе. Она дышала. Неглубоко, прерывисто, но дышала. Боже, это спасало, но и сводило с ума. Я не знал, что делать. Голова трещала от крика трибун, кто-то уже звал «Скорую!» и «Врача сюда!» — а я видел только её губы, её ресницы, её руки, безвольно лежащие вдоль тела.

— Винтерс! — голос Алекса.

Резкий. Командный.Он встал напротив, буквально схватил меня за ворот формы и потянул вверх.

— Смотри на меня, слышишь? — он тряс меня, его глаза были жёсткие, холодные. — Ты не поможешь ей, если будешь истерить. Дай место врачам.

Я вырвался, оттолкнул его так, что он качнулся назад.

— Не трогай её! — сорвался я.

Я снова упал рядом, схватил Ванессу за ладонь. Она была тёплая. Боже, тёплая. Я жадно вслушивался в её дыхание, будто сам делал вдохи за неё.

— Она дышит... дышит, слышишь? — я сам себе это повторял, как заклинание.

Кто-то прокричал, что скорая уже в пути. Зал гудел, но всё это будто было за стеной. Внутри меня осталась только паника и она.

Я не знал, что делать в такой ситуации. Впервые в жизни я не мог контролировать ничего. Только держал её руку и молился, чтобы она открыла глаза.

Я не отпускал её руку, пока не услышал, как сквозь рев зала прорезалась сирена. Двери с шумом распахнулись, внутрь ворвались медики с носилками и аптечными сумками. Люди расступились, а у меня внутри всё сжалось.

— Освободите место! — жёсткий голос женщины в белом.Один из санитаров резко подался ко мне, пытаясь оттащить. Я сжал пальцы ещё сильнее.

— Я с ней, я никуда не пойду!

— Парень, ты мешаешь! — рыкнул второй. — Если она дорога тебе — дай нам работать.

Меня схватили за плечи и буквально подняли с пола. Я вырывался, бился, хотел вцепиться в неё снова, но Алекс оказался рядом. Его руки были как железо.— Хантер! — он смотрел прямо мне в глаза. — Они знают, что делать. Дай им шанс.

Я выдохнул так, будто из меня вырвали воздух. Сердце било в висках. Я хотел разорвать всех вокруг, лишь бы они не трогали её, но пришлось отступить.

Медики склонились над Ванессой, проверяли пульс, светили фонариком в глаза, фиксировали шею.

— Дышит. Давление нестабильное. Срочно в машину.Зал снова загудел, кто-то аплодировал в поддержку, кто-то снимал на телефон. Я видел только, как её бережно подняли на носилки. Её тело казалось таким хрупким, что я сам хотел нести её на руках, лишь бы никто больше не касался.Я рванулся за ними, но Алекс снова поймал меня, удержал.

— Ты не можешь поехать. Сейчас — нет.

— Пошёл ты к чёрту! — я толкнул его, но его хватка не разжималась.

— Ты весь в крови и поту, ты даже форму не снял. Очнись, Винтерс! Дай ей доехать до больницы живой.

Я замер. Всё плыло перед глазами. Впервые в жизни я чувствовал, как земля уходит из-под ног.

Она исчезала за дверями, на руках у чужих людей, а я стоял здесь, беспомощный. Впервые у меня вырывали что-то по-настоящему моё — и я не мог ничего сделать.

Я даже не помнил, как оказался в больнице. Всё было как в мутном фильме: коридоры, запах антисептика, равнодушные лица санитаров. Я сидел на пластиковом стуле, опершись локтями на колени, и сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони. В голове гудело, как после удара мячом.

Двери распахнулись, и в приёмное отделение ворвались родители. Первой я увидел мать Ванессы — она будто летела, вцепившись в сумку, глаза красные, в них паника.

— Что произошло?! — её голос сорвался на крик. Она металась по коридору, хватала медсестру за руку. — Где моя дочь? Где Ванесса?!

Я поднялся, но слова застряли в горле. Что я мог сказать? Что она упала? Что я смотрел и ничего не сделал? Что вместо того, чтобы быть рядом, я бегал по дурацкому полю?

— Она жива, — только это смог выдавить из себя. Голос дрогнул.

Мать схватилась за сердце, но кивнула. На её лице мелькнула надежда, и от этого мне стало ещё хуже.

Мой отец, Томас, вошёл следом. Холодный, собранный, хотя и в его глазах было напряжение. Он даже не взглянул на меня — сразу подошёл к врачу, что-то сказал, и они вместе скрылись за дверью.

Я снова сел, будто ноги отказали. Мир вокруг двигался сам по себе: кто-то шёл, звенели капельницы, в регистратуре переговаривались медсёстры. Всё было неважно.Я был потерян. Совсем. В груди жгло, руки дрожали, и впервые в жизни я не знал, что делать. Хотелось рвать стены, бить кого-то, только бы не сидеть и не ждать.

Мать Ванессы опустилась рядом со мной, всё ещё плакала, сжимая носовой платок. Я чувствовал её плечо, но не мог повернуться. Мне казалось, если я встречусь с ней глазами — меня разобьёт окончательно.

А Томас всё ещё был за дверью с врачами. И только он, казалось, держал ситуацию под контролем.А я... я просто сидел и молился, чтобы она открыла глаза.

Дверь приёмного отделения открылась, и я резко поднялся. Врач вышел — высокий мужчина в белом халате, уставший, с глазами, в которых смешались забота и холодная профессиональность. Следом вышел отец. За его спиной мелькнула медсестра с запачканными бинтами, и у меня в животе всё скрутило.

— Родители Ванессы Линдеманн? — спросил врач.

— Я! — мать сорвалась с места, чуть не упав, но Томас подхватил её за локоть.

— С вашей дочерью всё относительно стабильно, — врач говорил спокойно, но каждое слово билo, как молотком. — Она в сознании, но в тяжёлом состоянии. При падении получила сотрясение мозга, сильное рассечение виска. Кровотечение мы остановили.

Я машинально сжал кулаки. Кровь. Чёрт, я же видел её кровь...

— Кроме того, — врач сделал паузу, и все в коридоре будто замерли, — сложный перелом бедренной кости. Мы будем оперировать. Но... — он посмотрел на Томаса и мать, будто выбирая слова. — Даже при успешной операции вероятность, что она вернётся к танцам или черлидингу, крайне мала.

Клара всхлипнула так, что у меня сердце разорвалось. Она закрыла лицо руками, а Томас крепче сжал её плечи.А я будто окаменел. Танцы были её жизнью. Её дыханием. Всей сутью. Я видел, как она горела на тренировках, как глаза светились после выступлений... и теперь всё?

— Можно к ней? — голос матери дрожал.

— Да, но ненадолго. Она должна отдыхать перед операцией.

Я шагнул вперёд.— А я? — спросил, почти шёпотом.

Врач посмотрел на меня, задержался взглядом, будто решая, кто я вообще такой. Потом кивнул:— По одному. Не больше минуты.

Мать Ванессы первой пошла в палату. Томас — за ней. Я остался в коридоре, стоял и чувствовал, как меня разрывает. Всё во мне кричало, что я должен быть рядом, держать её руку, объяснить, что я тут, что я никуда не денусь.

Но вместе с этим в голове звучал другой голос: "А если Алекс был прав? А если она узнает всё про Хелен... и возненавидит? Уйдёт? Я потеряю её окончательно?"И впервые за долгое время я по-настоящему испугался.

Я стоял за дверью её палаты, пока не остался один. Слышал, как мать всхлипывала, как Томас говорил врачам о чём-то деловом. А потом — тишина. Только стук моего сердца в висках. Я вдохнул, будто ныряя в ледяную воду, и открыл дверь.

Она лежала на белоснежной простыне, слишком бледная, с повязкой на голове и забинтованной ногой, зафиксированной в металлической конструкции. Щёки чуть покраснели, но это было не румянец — а следы боли. Она повернула голову ко мне, и сердце моё провалилось.

— Ты... помолвлен с Хелен? — её голос дрожал, но в нём было столько стального холода, что я замер.

Я не смог выдавить ни слова. Только смотрел.

— Я могу всё объяснить, — наконец выдохнул.

Она закрыла глаза, морщась от боли, и прошептала:— Я ненавижу тебя, Хантер Винтерс. Ты врал мне. Ты спал со мной, целовал, зная, что предназначен другой.

— Ванесса... — шагнул ближе, но ноги будто налились свинцом.

— Закрой рот, — резко перебила она, срываясь на крик, и тут же зашипела от боли. — Всё из-за тебя. Из-за тебя. Мне врач сказал... что я больше не смогу заниматься танцами. Танцы были для меня отдушиной! Если бы не твои интриги...

Каждое её слово било сильнее удара в лицо. Я видел, как ей больно даже говорить, но она продолжала, будто вырывала меня из своего сердца с мясом.

Я протянул руку, хотел коснуться её, но она вытянула ладонь вперёд, словно ставя между нами стену:— Просто уйди.

— Ванесса... — я захлебнулся в собственном голосе.

— Будь мужчиной. Хоть в этот раз. Просто. Уйди.

Она отвернулась. Слёзы тихо стекали по её щекам и пропитывали подушку.

Я остался стоять. Несколько секунд. Минуту. Может, целую вечность. Потом развернулся и вышел.

В коридоре стукнул кулаком о стену так, что костяшки разорвались в кровь.

— Чёрт! — прошипел я, держась за ладонь. Какая мразь рассказала об этом?!

И впервые за долгое время я понял, что могу потерять её навсегда.

Я не помнил, как добрался домой. Голова гудела, пальцы ныли от удара, а перед глазами всё ещё стояла Ванесса. Её слёзы. Её голос, полон боли и ненависти.

Я ждал Лану на улице, едва сдерживаясь. Она стояла, нервно кусая губу, будто давно ждала, что я спрошу.

— Кто? — мой голос был срывающимся шёпотом. — Кто ей рассказал?!

Она опустила глаза.

— Хантер... ты же сам понимаешь...

— Лана! — я рявкнул так, что девушка вздрогнула. — Не тяни!

— Это был Алекс. Но Хелен подталкивала его. Она... она хотела, чтобы Ванесса всё узнала. Я застала их за разговором в раздевалке, перед выступлением.

Внутри меня что-то хрустнуло. Я развернулся и пошёл к машине, не слыша больше ничего. Колёса взвизгнули, когда я сорвался с парковки. Я не думал. Просто гнал. Вены горели.

Дом Гарсиа встретил меня тишиной и светом в окнах. Я влетел в холл, едва не сшибив горничную.

— Хантер? — Хелен выбежала в коридор. — Ты что здесь делаешь?

Её взгляд был встревоженным, но в нём читалось и что-то ещё — ожидание. Надежда.

Я резко остановился перед ней. И толкнул в сторону, будто она была просто преградой на пути.

— Отойди.

— Хантер... — её голос дрогнул. Она схватила меня за руку, но я вырвал её так, что она едва не упала.

— Ещё раз прикоснёшься — пожалеешь.

Я направился к кабинету Алекса. Дверь была закрыта, но я распахнул её с такой силой, что петли заскрипели.

Алекс сидел за столом, перелистывая какие-то бумаги. Спокойный, собранный, как всегда. Он поднял глаза на меня, и по его лицу скользнула еле заметная усмешка.

— Вижу, новости дошли.

Я закрыл дверь за собой, шагнул вперёд и вцепился руками в край стола.

— Ты. Сказал. Ей. — каждое слово вылетало, как удар молота.Алекс не шелохнулся. Только положил ручку на стол и откинулся на спинку кресла.

— А что, я солгал?

У меня перед глазами вспыхнуло красным.

Я навис над столом, сжимая кулаки так, что костяшки побелели.

— Ты сказал ей, — прошипел я. — Ты разрушил её.

Алекс посмотрел прямо в глаза, спокойно, без страха.

— Нет, Хантер. Ты её разрушил. Я лишь открыл ей глаза на правду.

— Ты вообще не должен был лезть в это! — я ударил кулаком по столешнице, и по кабинету разлетелся глухой звук. — Это не твоё дело!

Алекс слегка приподнял бровь.

— А чьё? Твоё? Ты врёшь ей каждую секунду, держишь рядом, зная, что никогда не сможешь быть с ней по-настоящему. Ты знал о помолвке. Знал о контракте. Но всё равно тянул её в постель, врал ей, что любишь, когда сам по уши завязан в делах своей семьи.

Я шагнул ближе, дыхание сбилось, кулак дернулся, но он не шелохнулся.

— Ещё одно слово, Алекс, и я...

— Что? Ударишь меня? — он усмехнулся, но в голосе звучала сталь. — Хочешь свалить вину на меня? Так бей. Но запомни: её слёзы на твоей совести. Ты не спас её, Хантер. Ты загнал её в тупик.

Я схватил его за воротник, рывком подтянув к себе.— Заткнись!

Наши лица оказались в нескольких сантиметрах. Я видел, что он даже не дрогнул.

— Ты сам довёл её до этого, Хантер. Отпусти её. Ты в плену своей фирмы, ты не избежишь этого, — его голос был тихим, но каждое слово впивалось в мозг. — Отпусти Ванессу. Пусть уедет на учёбу спокойно. Ты и так сделал всё, чтобы разрушить её. Её разрушил ты, не я. Запомни это.

Моя рука дрожала. Я мог ударить. Очень хотел. Но пальцы соскользнули, и я оттолкнул его с такой силой, что он чуть не задел кресло.

Я стоял, тяжело дыша, глядя на него, и понимал: каждое его слово резало сильнее любого удара.

Я вылетел из дома Гарсиа, хлопнув дверью так, что по коридору разнёсся звон. Воздух будто раскалился от ярости, что горела во мне. Алекс был прав... И это бесило ещё больше.Я не заслужил Ванессу. Я сам разрушил её. Я должен её отпустить. Должен...

Я сел в машину, ударил ладонями по рулю так, что хрустнули костяшки. В этот момент небо словно издевалось надо мной — разразился дождь. Крупные капли стекали по стеклу, сбивая ритм с бешеным биением моего сердца.

В тот вечер, когда меня отстранили от уроков, Томас вызвал меня к себе. Его кабинет всегда давил — запах кожи, старых книг и вина. Я вошёл, и он не стал ходить вокруг да около. Рассказал прямо: о помолвке.

Причина была жёсткой. Такой, от которой я не мог отказаться. Это было больше, чем про семью. Это был контракт, который решал всё — положение компании, будущее отца, моё место. Отказ означал крах.

Я сидел напротив него и сжимал кулаки. Хотел орать, бежать, послать всё к чёрту. Я хотел просто... после окончания школы взять Ванессу за руку, в охапку — и уехать. Куда угодно. Лишь бы подальше от этой вонючей игры.Но жизнь решила по-другому.

Судьба — та ещё стерва.

Воспоминания нахлынули рекой.

Я вошёл в кабинет. Томас даже не поднял глаз от бумаг.

— Садись.

Я сел. Чувствовал себя как на допросе.

— У меня к тебе разговор, Хантер, — сказал он ровно. — И я прошу тебя хотя бы раз выслушать до конца.

— Что опять? — буркнул я.

— Ты знаешь, кто такие Гарсиа. Их фирма, их связи, их влияние. — Он поднял на меня глаза, холодные, стальные. — Мы держимся рядом с ними только потому, что у нас общий проект. Но этого мало. Нужна гарантия.

— И ты хочешь использовать меня как живую печать?

Томас усмехнулся.

— Называй как хочешь. Но если ты не обручишься с Хелен, мы теряем не только контракт. Мы теряем защиту.

— Ты думаешь, я поверю в эти сказки? — Я фыркнул, сдерживая злость.

Он наклонился вперёд.

— Это не сказки, Хантер. Ты понятия не имеешь, на что способны люди вроде Гарсиа, если что-то идёт не по плану. Ты думаешь, твои друзья — Клара, Ванесса, даже твои тренеры в школе — будут в безопасности, если я сорву сделку?

Я замер.

— Что?..

— Ты слишком привязался к своей мачехи и сестре. — Он говорил почти буднично, будто обсуждал цифры. — Я видел, как ты с ними ведёшь себя. Думаешь, они останутся вне игры? Нет. Если мы потеряем союз — мы потеряем крышу. И тогда пострадают они.

Я почувствовал, как кровь стучит в висках.

— Ты угрожаешь использовать их как разменную монету?

— Я не «угрожаю». — Томас откинулся в кресле. — Я констатирую факт. В нашем мире нет друзей, Хантер. Есть только те, кого можно защитить. И те, кого используют против тебя.

— Это... бред, — прошептал я, хотя внутри уже знал, что он говорит правду.

— Это реальность. — Его голос стал твёрже. — Ты хочешь, чтобы Клара и Ванесса жили спокойно? Чтобы на них никто не смотрел, как на слабое звено? Тогда закрой рот и сделай то, что должен.

Я сжал кулаки до боли. Хотел крикнуть, что он всё перепутал, что я не дам Ванессу никому тронуть. Но понял — в его глазах я был ребёнком, который играет в любовь, а он — единственный, кто понимает, что на кону.

— Ты и Хелен, — закончил он. — Это решено.Я встал. Не помню, как дошёл до двери. Только стук собственного сердца в ушах.

Всё ради неё. Ради её же безопасности.Но именно это и рвало меня изнутри.

Я сидел в своей машине и смотрел в окно, где дождь полосовал стекло, и не мог избавиться от одного воспоминания.

Той ночи. Нашей первой ночи.

Я тогда думал, что это было правильно. Что именно в тот момент я доказал ей и себе — мы вместе. Что она принадлежит мне, а я ей.

Но теперь, когда я прокручивал это в голове снова и снова, я видел другое.

Её доверие. Её глаза, полные нежности и какой-то наивной веры в меня. Её руки, которые дрожали, но всё равно тянулись ко мне.

Она открылась мне полностью. Поверила без остатка.И что сделал я?

Я, зная, что на мне уже лежит клеймо, что меня по факту приговорили к чужой жизни, взял её и сделал своей. Привязал её к себе так, как никто другой не смог бы. Я сделал её частью себя — хотя уже тогда понимал, что не смогу дать ей того, чего она ждёт.

Я сломал её.

Проклятый эгоизм. Я хотел её так сильно, что плевал на всё. На обещания, на договоры, на ту чёртову судьбу, в которую меня загнали.

— Как я мог?.. — прошептал я в темноте.

Я видел её перед собой — её дыхание, её сбивчивый шёпот, её боль и её доверие.

И теперь видел, как она лежит в палате, с перевязанной ногой и головой, смотрит на меня с ненавистью и говорит: «Я ненавижу тебя, Хантер».

В груди было пусто. Будто сердце вынули, сжали и выбросили.Я тогда решил, что никогда не отпущу её. Что буду бороться. Но в итоге... я оказался тем, кто ломает её жизнь.

Тем, кого она возненавидит сильнее, чем собственного отца.И ведь она права.

Но уже тогда я знал, что она вернется ко мне. Не сейчас, не завтра, не через месяц — но вернется. Потому что иначе и быть не может. Я видел её глаза, когда она смотрела на меня, даже когда злилась, даже когда шипела, что ненавидит. В этой ненависти жило нечто большее. Она дышала мной, как я ею. Она могла отрицать, могла пытаться отталкивать, но тело, дыхание, дрожь в пальцах — всё её выдавало.

Я буду ждать. Сколько нужно — буду. Она не понимает, что связана со мной сильнее, чем думает. Её тянет обратно, всегда будет тянуть. И пусть сейчас она обижена, пусть обвиняет меня, но когда её злость уляжется, когда останется лишь пустота — она вспомнит, кто способен её заполнить.

Я видел, как она обещала. «Я только твоя» — её слова жгли в памяти, словно вырезанные на коже. Я не позволю им стать ложью. Она может бежать, может закрываться, может притворяться, но я знаю правду. У неё нет другого пути.Да, я отпущу её. Пусть думает, что свободна. Пусть пробует дышать без меня. Но я уже чувствую, как однажды она сама вернется — и тогда всё станет на свои места. Потому что она моя. Всегда была. Всегда будет.

И если для этого придётся сжечь всё вокруг — пусть. Я дождусь тебя, Белоснежка.