7 глава. Улыбнись для камеры , детка.

Хантер

Безнадёжность пахнет потом и дешёвыми дезодорантами.Именно так воняло в зале, когда эти новенькие решили заявиться на отбор. Смешно. Кто-то, видимо, подумал, что форма и кроссовки автоматически дают билет в команду. Хлюпики. Один даже чуть не навернулся на разминке — встал не с той ноги и мозг оставил дома.

— Сваливаем на улицу, — буркнул я, кидая взгляд на своих. — Здесь только воздух портят.

Никто не спорил.

На свежем воздухе с них хотя бы можно было выбить что-то настоящее. Мы их загоняли как могли — короткие спринты, броски, отжимания на время. Кто-то уже на втором круге выглядел, как будто вот-вот и его вырвет. А один реально вырвал. За дерево. Ну хоть не на кроссы.

Я сел на скамейку и наблюдал, как мой состав и пара ветеранов из команды выжимают из новеньких всё. Это было почти забавно. Почти.

— Кто-нибудь из них вообще жил до этого? — лениво спросил Кэп, жуя жвачку.

— Жили, но недолго, — ответил я и встал. — Двоих можно оставить. Остальные пусть идут в кружок по шитью.

Когда отбор закончился, я жестом подозвал парней:

— Вон тот высокий, с хорошей координацией. И ещё тот, который чуть не свалился, но всё же допёр до финиша — упёртый, как бульдог.

Они кивнули. Остальным мы пожелали удачи и посоветовали пить меньше энергетиков.

Я потянулся, поправляя футболку. День только начинался, а уже хотелось разбить что-нибудь об стену, просто чтобы встряхнуться. Слишком скучно. Слишком одинаково. Даже чужие страдания перестали удивлять.

Но всё изменится. Очень скоро.Я тогда ещё не знал, какое сияющее, ехидное бедствие уже шло в мою сторону.Я успел к отбору черлидерш. Даже не особо спешил, но, похоже, пришёл в нужный момент — на сцене уже вертелись новенькие.

И сразу её заметил.Ванесса Линдеманн.Самая... нелояльная из всех.

Улыбается только Илану, и то не как обычно. Словно он её личный щенок. Ни мне, ни Лане — никому, кроме своей задрыстой тусовки. Раздражающе уверенная. Надменная. Хитро прикусывает губу, когда что-то задумала — я уже запомнил.

Я сажусь с пацанами на трибуны. Кто-то уже делает ставки: "эта точно упадёт", "вот та нормальная, пойдёт", "смотри, сиськи".

Классика.

Но все мы знали: большинство пришли не за спортом. Просто чтобы на девушек поглазеть. Ну и, может, прикинуть, с кем захочется замутить в ближайший месяц. У нас ведь тут как: все всё видят, но никто ничего не говорит.

Пока новенькие крутились, я смотрел не на юбки и не на шпагаты. Я смотрел, как ведёт себя Ванесса.Слишком спокойно.Слишком... подготовленно.

Сидела, будто знала — её очередь перевернёт всё это шоу.

Пацаны улюлюкали, когда одна из девчонок с треском упала с опоры. Кто-то хлопал. Кто-то ржал.

Я молчал. Просто ждал.

Интересно, насколько далеко она зайдёт, чтобы доказать, что ей плевать на правила?И плевать ли?Она прошла первый тур.Как и ожидалось.Но то, с какой уверенностью она это сделала, выбило из-под ног даже тех, кто годами жрал сцену. Я не мог отвести глаз. И не только потому, что юбка была на грани закона, а топ — на грани фантазии. Она двигалась, будто знала, что я смотрю. Будто каждый поворот — специально для меня.

Я плыл.Ненавижу это слово, но именно это со мной и происходило.

Когда отбор дошёл до второго тура, по правилам — я должен был выбрать песню.

Мой шанс.

Я покосился на Лану, которая стояла с перекошенным ртом и явно уже что-то себе там считала: баллы, угрозы, планы по устранению.Но мне было плевать. Потому что я знал, кто выйдет первой.

— Сейчас я включу вам рандом, — сказал я вслух, чтобы всё выглядело невинно.

— А что такое рандом? — спросила какая-то девчонка с голосом утёнка.

Я проигнорировал. Включил одну из своих старых подборок с пометкой "стриптиз. жёсткий."И буквально на втором ударе баса она вышла вперёд.

Ванесса.

Плавно. Хищно.Слишком соблазнительно для черлидерского отбора — но всё ещё в рамках правил. На тонкой грани.

И она смотрела на меня. Прямо.Без фальши. Без флирта. С вызовом.Как будто знала, что я заглатываю каждый её шаг, каждое движение бёдер, каждый поворот шеи.

И, сука, знала — что это работает.

Но самое отвратительно прекрасное — я не мог отвернуться.Мои глаза словно заклинило. Она держала контакт, а я, перефирийным зрением, всё равно считывал, как двигаются её бёдра. Как скользят ладони по телу. Как мышцы на животе играют под светом прожекторов.

Мне стало душно.У кого из нас сейчас отбор — у неё или у меня?Она двигалась так, будто это была не сцена школьного спортзала, а подиум в аду, и каждый её шаг — смертный приговор.

Я не дышал.Никто не дышал.Только музыка, хриплый бас и её тело, извивающееся в такт.

И под конец...Юбка. Упала.

Сука.

Черные кружевные.Я замер.Глотнул воздух. Пальцы сжались в кулаки.Она стояла спокойно. Как будто так и надо. Как будто знала, что довела меня до точки кипения.

Повернулась к Лане.

— Я могу идти? — голос уверенный, насмешливый.

Та кивнула, скрипя зубами. Она бы сожрала Ванессу с потрохами, если б не было зрителей.

Я наблюдал, как Ванесса неспешно разворачивается и направляется к выходу. Юбка всё ещё в руке.Демон в кедах. Грёбаный кошмар на ножках.

Я сорвался.

— НЕ СМОТРЕТЬ, БЛЯТЬ! ДЕСЯТЬ ШТРАФНЫХ КРУГОВ! — заорал я на команду.

Парни заголосили, заскулили, но послушались. Кто-то начал молиться. Кто-то заплакал внутренне.Капец. Они все пялились. На МОЁ.

Кэп и Винс подошли ко мне, когда она почти дошла до двери.

— Слушай, — начал Кэп, почти шепотом. — А я могу с ней замутить? Ну типа... на пару ночей, а лучше на месяц... — и посмотрел на меня щенячьими глазами. Сдохни, Кэп.

Я развернулся к нему, подошёл вплотную и прорычал прямо в лицо:

— Тебе тринадцать. Бежать.Он даже не стал спорить. Просто рванул вслед за остальными, сжав между ног кепку.

А я остался стоять. Смотрел на закрывшуюся дверь.

Чёрт.Что ты со мной делаешь, Линдеманн?

После тренировки — точнее, после того, как я превратил свою команду в мокрые тряпки — мне нужно было всего две вещи: душ и тишина.Я шел к машине. Спокойно. Цепляя ногами гравий. Влажная майка прилипла к спине. Бицепсы ныли, и это было приятно.Дом, душ, переодеться, и обратно — разносить мир.

Но на полпути я замер.

Возле моей машины толпились люди.Смех. Шепотки. Кто-то снимал на телефон.Толпа расступилась, когда увидела меня.

Я почувствовал, как челюсть начала скрипеть.

Я сделал шаг вперёд.

— ...Вы что, шутите? — прошептал я.

На лобовом стекле жирными буквами выведено:

"ТРАХНИ МЕНЯ В ЖОПУ" — с блестками.С БЛЕСТКАМИ, МАТЬ ЕЁ.На дверце — член. Я не верил. Я просто не верил.

Клей.Клей-карандаш. Блестки. Сердечко.

Я взорвался.

— КТО ЭТО СДЕЛАЛ?! — заорал я так, что пара человек шарахнулась назад.

Мои пальцы сжались. Сердце стучало в ушах.Это... это всё та сучка.Она. Только она могла быть настолько отбитой.Ванесса Линдеманн.

Я бросился тереть стекло. Блестки не отходили. Клей въелся в солнце.Ногти скребли по стеклу. Бесполезно.

— Я найду, кто это сделал, и разнесу к хуям, — прорычал я.

Смех.Сзади.Тихий. Женский. Смех.

Я резко обернулся.Она стояла чуть в стороне.Прикрывала рот рукой, но в глазах — радость, дикая, кромешная, неприкрытая радость.Мы встретились взглядами.

Мои шаги стали быстрыми, как выстрел.Я шел на неё, и видел, как с её лица стёрлась улыбка.

И вот тут вопрос:Гнать её обратно в школу — загнать в угол? Или дать ей фору и устроить охоту?

Она рванула.Как только наши взгляды скрестились, как только я двинулся — она сорвалась с места.В школу.

Конечно. Куда же еще?Спрятаться. Убежать. Прикрыться кем-то.Сначала попыталась зацепиться за Кэпа, но он даже не понял, что происходит — а я уже был рядом.

Она свернула влево.Раздевалки.

— Ты серьёзно?! — выдохнул я сквозь злость и адреналин.

Я влетел за ней в коридор, слыша её шаги — быстрые, лёгкие, уверенные.Почти успел схватить за локоть. Почти.Но она в последний момент заскочила в раздевалку и захлопнула дверь перед моим носом.

— ОТКРОЙ ДВЕРЬ, ЛИНДЕМАНН, — рявкнул я и пнул её ногой.

Глухой удар. Дерево дрогнуло.

— Я всего лишь покажу тебе, что бывает, когда кто-то портит моё имущество.

Ещё один пинок.Дверь содрогнулась. Секунда — и я бы мог её снести.

— Не открою. Выпусти пар, мальчик, — донеслось с другой стороны, слишком спокойно.

"Мальчик."

Я сжал зубы. Руки чесались.Она играла. Она дразнила. И это работало.

Я прижался лбом к двери, стараясь дышать ровно.Но с каждой секундой становилось только хуже.От неё пахло адреналином, злостью и победой. А меня трясло от желания её схватить, прижать, заглянуть в эти чёртовы глаза и...

— Ты всегда так стучишься, или это мне особенное внимание? — насмешливо донеслось из-за двери.— Дверь — единственное, что пока мешает мне тебя поймать, — рыкнул я, упершись ладонью в перегородку.

— Боже, да я просто хотела добавить блеска в твою серую жизнь. Не виновата, что у тебя аллергия на шутки, Хантер.— У меня аллергия на неадекватных психопатов с клеем и комплексом бога.— А у меня на мальчиков, которые мнят себя альфами, а ведут себя как обиженные тёти в очереди.— Сейчас я... — Я пнул дверь в раздражении, чувствуя, как вены пульсируют от злости.

И вот именно в этот момент — как на грех — появилась Лана.

— Что ты делаешь? — её голос был сладким, но скептическим. Она кивнула на перекошенную от моих ударов дверь. — Это у тебя новый способ признания в любви?

Из-за двери тут же вылетел голос Линдеманн:

— Он хочет меня изнасиловать и убить!

Я ударил кулаком в дерево, громко, чтобы она заткнулась.— Не слушай её, — процедил сквозь зубы.

Лана, будто не замечая, медленно подошла ближе и провела пальцем по моей руке, тонко и лениво.

— Дорогой... неужели меня тебе мало? — Она прикусила губу, её глаза блестели, улыбка была уверенной.

Она красивая. Тело, манеры, голос. Всё на месте.

Но всё же чего-то не хватало.Может, дерзости. Может, этих чёртовых тёмных глаз, которые сверкают, когда тебя провоцируют. Чёрт.

— Хочешь прокатиться сегодня?Лана чуть скривилась. Она ненавидела гонки — видела в них «гопницкое развлечение». Но, сделав усилие, всё же кивнула.— Хорошо, — выдохнула она.

— Отлично. Я заеду за тобой, — бросил я и повернулся к двери, откуда снова донеслось:

— Вы закончили там, любовнички?

Пинок. Сильный.— Заткнись, Линдеманн, — прорычал я и развернулся.

План вырисовывался в голове быстро. Чётко. Чёрт с этой дверью.Теперь я знал, как и когда её зацепить.

И охрана в этом мне только поможет.

Шах и мат, сестрёнка.Я забрал видео с камер у охраны. Без особых проблем — с ними у меня свои договорённости. Папочка платит за безопасность, и это играет мне на руку.Так что теперь у меня на флешке — вся твоя маленькая блестящая месть. В деталях. В ракурсах. В доказательствах.

Посмотрим, как ты запоёшь, когда я покажу это Лане. Или выложу на экран в спортзале. Или... нет. Я придумаю лучшее наказание. Для тебя.

После этого я сел в машину и поехал домой.На удивление, в гараже осталась моя старая гончая — чёрный мустанг, низкий, с дикой тягой и выхлопом, который слышен на три квартала.Подумал: вечером Лана узнает, что значит настоящая скорость.

Дома было тихо. Я поднялся наверх, сбросил футболку прямо в коридоре и пошёл в душ. Горячая вода ударила по плечам — на секунду даже отпустило. На секунду. Пока не вспомнил её лицо, когда она держала зрительный контакт и одновременно медленно стягивала юбку.Чёрт. Эта девчонка играет с огнём.

Когда я вышел из душа, внизу послышались голоса.Ванесса. И Клара.Конечно. Думает, если мамочка будет рядом, я её не достану?Ошибается.

Я прошёл мимо кухни, не выдавая своего присутствия. Поднялся к ней в комнату. Дверь — приоткрыта. Смело.Глупо.

Зашёл. У неё всё аккуратно, слишком аккуратно — книжки на полке, ароматическая свеча, плед с какими-то лисами, и... мини-ноутбук. Стоит на прикроватной тумбочке.Соблазн.

Я сел на кровать и потянулся к ноуту.Пароля нет.— Серьёзно? — усмехнулся я. — Наивная ты, Линдеманн.Экран мигнул. Рабочий стол.

На обоях — чёрно-белая фотография Деймона Сальваторе, с полуулыбкой и взглядом "я-сейчас-соблазню-всё-живое".

— Предсказуемо.Я открыл папку "Личное". Да, Ванесса, ты правда назвала её "Личное"?Ну что ж, посмотрим, насколько ты честная.

Я задержал дыхание, когда открыл папку. На экране мелькали фотографии, которые совсем не ожидал увидеть. Первая — с её семьей, она и её родители. Как же она была маленькой, счастливо улыбалась, обнимаясь с мамой и папой. Но в конце списка я заметил ещё одну папку — без названия. Моё любопытство взяло верх.

Первое фото загрузилось медленно. Пиксели складывались в очертания тела.Молочный оттенок кожи. Полупрозрачная ткань.Топ, сквозь который чётко видно соски.Следующее.Она. Лежит. Камера смотрит сверху. Рот приоткрыт. Волосы растрёпаны, будто специально.И ещё.Одна. В зеркале. Нижнее бельё — кружево, чёрное, почти не существует. Позирует. Тонкая, гибкая, вызывающе спокойная.Уверенная в себе? Или отчаянно хочет, чтобы её заметили?

Меня перекосило.Кому, сука, ты это отправляешь?

Сжимая челюсть, пролистал дальше. Ни одной мужской тени, ни переписки, ни имени. Просто кадры.Они не были просто провокацией — в них была игра.Тонкая. Грязная. Лишённая невинности.

Мой взгляд стал тяжелее. Внизу живота — резкое, бесконтрольное напряжение.Чёрт, Ванесса.

Я не был влюблён. Я вообще не знал, кем она была для меня.Но сейчас... я знал точно: кто-то уже видел это раньше меня. Кто-то получал это.И я хочу знать — кто.

Закрыл ноут, бросил его обратно на подушку и встал. Медленно.Я ощущал, как ярость ползёт под кожей.Сука. Если это для кого-то — я найду, для кого.Если это для себя... зачем?

У меня внутри всё кипело — не от чувства, а от злого желания.Теперь ты у меня попляшешь, Линдеманн.

Я услышал, как дверь скрипнула.

Повернулся.

Она. Стоит на пороге, ключицы чуть дрожат, глаза — как лезвия. Взгляд метнулся к ноутбуку. Прямо. В точку.

— Что ты делаешь в моей комнате? — её голос резанул по нервам. Низко. Без дрожи.

Я молчал.

Поднялся с кровати и медленно направился к ней. Она отступила — шаг назад, спиной к двери. Скрестила руки на груди. Как щит. Поздно.

Сука, я больше не вижу на ней одежду. Перед глазами всё ещё те снимки: кожа, кружево, прикушенная губа, взгляд, которым она смотрела не на камеру. На кого?

— Я перекинул всё. — произнёс тихо, ровно. — Все твои нюдсы теперь у меня.

Она не шелохнулась.

— Знаю, ты смелая. Ты играешь в дерзость и равнодушие. Но скажи, Ванесса, хочешь, чтобы их увидела твоя мама? Мой отчим? Директор? Или, может, вся школа? Хотя... на школу тебе плевать. Но ты же не хочешь, чтобы тебя выкинули из этого дома как ненужную шавку, да?

И вот оно — мельчайшее дрожание ресниц. Глаза вспыхнули, как от затрещины изнутри.

— Придурок. Ненавижу тебя. — её рука взлетела почти красиво.

Пощечина была звонкой. Жгучей. Губы чуть рассеклись о зубы. На секунду — просто тишина.

А потом меня прорвало.

Я схватил её. Сильнее, чем надо. Рука сомкнулась на горле. Прижал к двери. Жестко. Грубее, чем стоило бы. Близко.

— Ты. Сука. Если ты ещё раз меня ударишь, — процедил я, злясь на неё, на себя, на то, как сейчас всё горело внутри. — Не нарывайся. Или я выполню каждое слово из своих обещаний. Особенно то, о чём ты думала, когда позировала в этом прозрачном дерьме.

Она не моргнула. Только дышала чаще. Я чувствовал, как её грудь прижимается к моей. Горячее, чем надо.

— Уяснила? — прошипел я.

Мы стояли слишком близко. Я видел, как тёмные вкрапления в её глазах дрожат от злости или страха. Или... чего-то ещё.

Мне нужно было отстраниться. Уйти. Дать себе выдохнуть.

Но я продолжал стоять. Пальцы всё ещё лежали на её шее. А в голове — чёртова папка без названия.

Я отпустил её шею.

Она резко вдохнула, будто только сейчас вспомнила, как дышать. Щеки пылали. Губы приоткрылись, будто хотела что-то сказать — то ли сорваться с проклятием, то ли плюнуть мне в лицо. Но она продолжала молчать.

Я наклонился ближе. Почти касаясь губами её уха, прохрипел:

— Отрабатывать будешь. Завтра после школы ничего не планируй. Будет... очень весело.

Я чувствовал, как напряглось её тело. И, чёрт возьми, это сводило меня с ума. Не от возбуждения. От желания подчинить. Разбить. Заставить почувствовать.

Плевать, на что. Главное — почувствовать.

Я отстранился. Грудью задел её плечо. Она даже не двинулась. Только смотрела в спину. Гордо. Зло. До дрожи.

Я вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что в коридоре глухо отозвались стены.

Пошёл к себе, бросив куртку на пол, едва не скинув с полки лампу. Прислонился к двери и скользнул вниз, тяжело дыша.

Что. Я. Мать вашу. Творю?

Я вцепился пальцами в волосы. Ладони дрожали. Грудь сдавило так, будто я провалился в собственную тень. Это была не просто ярость. Это была жажда контроля. Над ней. Над собой. Над всем.

Но чёрт возьми... я не знал, кто из нас сейчас был ближе к безумию — она или я.

И что будет дальше — уже не решал даже я.Я встал, подошёл к прикроватной тумбочке. Знал, что там лежит — пачка презервативов. Много. Всё на виду, как вызов, как насмешка. Но дальше, глубже, в самом конце я заметил... альбом.

Альбом и презервативы. Почему они лежат вместе?

Потому что никто бы не полез дальше. Никому бы не пришло в голову искать воспоминания среди страсти.

Я сел на кровать, кинул альбом себе на колени и открыл первую страницу. Сердце сжалось.

Рене. Моя мать.

Молодая, ещё совсем девчонка. Светлые волосы, растрёпанные, как после бега. Глаза — зелёные, яркие, живые. Она смеялась, обняв отца Винса. Тайлера.

Но рядом с ней на другом снимке — другой мужчина. Не менее счастливый. Тот, кого я называю отцом. Тот, с кем у неё, как говорил Тайлер, была настоящая страсть. Безумие. Ошибка.

Она встречалась сначала с Тайлером.

И только потом — с моим отцом.

Даже звучит, как грёбаная мыльная опера. Только это была моя семья.

Я провёл пальцем по её лицу. Мягко, будто боялся сотрясти фотографию.

"Это ты её убил."

Этот голос снова всплыл в голове. Я сам не знал, кому он принадлежал. Мне? Ему? Ей?

Как я мог? Я ведь был ребёнком. Мать умерла от болезни. Я не выбирал ничего. Я просто... был.

Но внутри всё равно жгло. Как будто именно моё рождение её сломало. Забрало. Разорвало.

Я провёл пальцем по изгибу её скулы на снимке. Такая живая. Такая нереальная.

— Прости меня, мама...

Слова сорвались с губ шёпотом. Бессильно. Слишком поздно.

Я закрыл альбом. Не мог смотреть дальше. Не мог дышать. Всё внутри стало мокрым, холодным. Всё это — мой дом, моя семья, даже моя злость — вдруг потеряло почву под ногами.

А в соседней комнате, всего в паре шагов, жила девчонка, которую я только что едва не разрушил.

А может, я просто снова повторяю чужую историю.

Я выехал в сумерках, когда город уже начинал подёргиваться огнями фар и неона. Асфальт казался тёплым, будто впитал дневное солнце и теперь медленно отдавал его, как напряжение, скапливающееся у меня внутри.

Лана уже ждала — в чёрной кожанке, короткой юбке и со скрещёнными на груди руками. Подошла к машине с той полуулыбкой, которой, кажется, она встречает весь мир: с вызовом, будто проверяет, достоин ли ты её внимания.

— Опаздываешь, — усмехнулась она, садясь на пассажирское.

— Зато ты выглядишь так, что простительно.

Она фыркнула, но не возразила. Я дал по газам. Шины со свистом сорвались с места, и мы полетели вперёд, будто из дула пушки.

На горку мы поднимались под шум мотора и гул кровотока в висках. Я чувствовал, как пульс выравнивается с ритмом оборотов. Здесь, за рулём, я управлял не только машиной — я управлял ситуацией, чувствами, реальностью. Впереди — чёткая цель. Позади — всё, от чего хотелось сбежать.

Когда мы подъехали к месту, уже стояли машины. Разноцветные огни фар. Смех. Запах бензина и свободы. Гонка была неофициальной, но серьёзной — такие обычно заканчиваются славой или проблемами.

— Готова? — я повернулся к Лане.

Она улыбнулась, чуть склоняя голову:— Ты же не думаешь проиграть?

Я усмехнулся в ответ.— Сегодня я не собираюсь тормозить. Ни перед кем.

Выстрел из выхлопа, старт. Машина рванула. Всё сжалось: ночь, ветер, дорога — всё схлопнулось в одну линию. Я чувствовал, как напрягается руль, как колёса почти теряют сцепление на поворотах, но я держал. Уверенно. Агрессивно. Жестко.

Сзади шумели другие моторы, кто-то пытался догнать, кто-то отставал. Но мне было плевать. Эта гонка была не с ними. Она была с собой. С тем, что я сделал. С тем, что ещё сделаю.

Когда я вырвался вперёд, сердце билось где-то в горле. В голове крутилась одна мысль: ещё чуть-чуть, и я сорвусь. Но пока держался.

Финиш — и тишина внутри. Только звон в ушах и взгляд Ланы, полуприкрытые глаза и растянутая улыбка.

— Ну что, — прошептала она. — Адреналин пошёл?

Я посмотрел на неё. Горка, ночь, мы вдвоём.И всё, что во мне сдерживалось, казалось, стягивалось в один тугой узел, готовый лопнуть.

Мы стояли у финиша. Машина ещё гудела, капот был тёплым от накала, от адреналина, от скорости. Лана наклонилась ближе, секунда — и она уже почти вплотную. В её глазах — азарт, блеск, что-то дикое, первобытное.

— Ты был чертовски хорош, — произнесла она, слегка запрокинув голову.

Я хотел что-то ответить, но не успел.

Её руки легли мне на грудь, губы резко прижались к моим. Не нежно. По-другому. С жадностью, с голодом. В этом поцелуе не было романтики — только желание. Она поцеловала меня, будто пыталась прожечь, выжечь из меня всех остальных. И я позволил.

Руки сами легли на её талию. Я притянул её ближе, наши тела соприкоснулись, и я почувствовал её дыхание на своей щеке. В голове гудело от скорости и крови. Это был идеальный момент, чтобы потеряться.

Но пока Лана впивалась в мои губы, я вдруг понял: не щелкнуло. Не дрогнуло. Не кольнуло под рёбрами. Только плоть отзывалась, только мышцы напрягались — но внутри, в сердце, было глухо.

Как будто я поцеловал кого-то не того.

Я открыл глаза и увидел перед собой не Лану, а чёрные волосы, растрёпанные, наглые карие глаза, брошенную через плечо дерзкую улыбку. Не здесь. Не сейчас. Не она.

Лана не заметила. Или сделала вид. Её пальцы сжали край моей куртки, язык скользнул по моей нижней губе — и в этот момент в стекло постучали.

Я дёрнулся. Она резко отпрянула.— Что за...Я обернулся.

Эмма. Стояла, склонившись к водительскому окну.— Кажется, вы забыли, что у финиша не паркуются, — усмехнулась. — Деньги получишь, как обычно, у начала.

— Ага, — я бросил коротко, заводя мотор.Лана, не говоря ни слова, скользнула ладонью мне на колено.— Может, ко мне? — прошептала она. — Я знаю, как тебя развлечь.

Я кивнул. Улыбнулся. Сделал всё, как положено.

Машина мягко рванула с места. Я не стал забирать деньги. Не потому что забыл. Просто было всё равно.

Сегодня ночью я попробую выкинуть из головы вороново-чёрные волосы. Попробую стереть её карие глаза и тот взгляд, которым она смотрит на всех — кроме меня. Попробую забыть её фотографии. Но я уже знал — у меня не получится.