Глава 1. Осколки прошлого

Первые лучи послеполуденного солнца пробиваются через решетки на окнах. Открываю глаза и вижу привычную обстановку: бежевые стены, которым солнечный свет придает мягкое золотистое сияние, сидящий на детском стульчике возле двери плюшевый медвежонок, подарок Спенсера на мой десятый день рождения, и… туман в дверном проеме. 

Туман? Откуда?.. 

Пытаюсь подняться с кровати, но не могу даже пошевелить рукой. Тело сковано тысячей цепей, а разум отчаянно пытается ухватиться за реальность. Остается только лежать и наблюдать, как серо-голубая масса с пугающей быстротой движется в мою сторону.

Сгусток непонятной субстанции рассеивается так же внезапно, как и появляется. Предпринимаю еще несколько попыток пошевелить рукой, но тщетно. Несмотря на все усилия, тело отказывается подчиняться. 

Щелк. На этот раз не в дверном проеме, а в стене. Инстинктивно перемещаю взгляд в направлении звука. После ремонта мне не раз приходилось слышать, как обои издают треск, отдаленно напоминающий этот. Но это не он. 

Внезапно меня накрывает волной дикого ужаса. Причина не в том, что мой слух продолжает улавливать странный сигнал, заставляющий пристально всматриваться в стену, едва не прожигая в ней дыру, и даже не в том, что тело парализовано до кончиков пальцев. Если бы дело было только в этом, я бы смиренно ждала, когда все закончится и я вновь смогу встать на ноги, прикоснуться к стене и, посмеявшись над своей паранойей, сильнее прижать отслоившийся клочок обоев. 

Говорила отцу, что лучше нанять бригаду рабочих. Его потрясающее умение размешивать клей обойдется мне несколькими визитами к психотерапевту. 

Мой страх связан с тем, что я уже сталкивалась с подобными ощущениями. Ты просыпаешься от кошмара, но не успеваешь подумать: «Наконец-то это закончилось», как все повторяется. Только теперь наяву. Словно выбрался из заполненного водой корабля, потерпевшего бедствие посреди океана. Тело и разум существуют отдельно друг от друга. Ты не в состоянии двигаться и разговаривать. А заговорить в такие моменты очень хочется, если быть точнее, закричать. Так громко, чтобы услышали в соседнем штате. Увы, придется воздержаться: в горле стоит ком, тело прижато к кровати, а дыхание постепенно замедляется. Но самое страшное начнется спустя несколько секунд. Именно в тот момент, когда к процессу подключится сознание. 

Звуки неизвестной природы, пугающие образы и абсолютная неспособность сделать движение — вот, с чем я сталкиваюсь последние семь лет. Иногда мне удается выбраться из этого омута, что убивает рассудок и отравляет мою жизнь в самые неподходящие моменты, но сейчас, видимо, не тот случай. Что ж, придется пережить очередной кошмар и не сойти с ума. Я справлюсь, в конце концов, у меня нет выбора. 

Треск. За ним еще один. И еще. Стена сдвигается с места и медленно движется в мою сторону.

В такие минуты тебе нет дела до того, реальность это или очередной трюк твоего подсознания. Ты отчетливо видишь то, что безжалостно играет с твоей психикой, слышишь то, чему не сможешь найти объяснение после того, как все закончится. Это напоминает страшный сон, но от него не проснуться, потому что ты уже не спишь, но еще и не бодрствуешь. 

Нужно успокоиться. Страх лишь усугубит ситуацию. Сейчас я хотя бы понимаю, что происходящее — иллюзия, какой бы реалистичной она ни казалась. В первые разы было намного страшнее. Мне тогда было четырнадцать, и я не понимала, что со мной. Отец считал, что его дочь — обладательница ярких сновидений, а я всерьез поверила в то, что схожу с ума. 

Делаю глубокий вдох и расслабляю тело настолько, насколько это возможно в подобной ситуации. Всего лишь галлюцинация, не больше. Она не причинит мне вреда. Держу глаза открытыми и мысленно считаю до десяти. 

Один… два… три… 

Стена продолжает приближаться, поглощая стоящие на ее пути предметы. 

Четыре… пять… шесть… 

Когда на тебя с двух сторон надвигаются стены, трудно сохранять спокойствие. Закрываю глаза, не в силах больше наблюдать за этой картиной. Становится тяжело дышать. Будто мое тело уже находится в каменных тисках, которые вдруг ожили и по неизвестной причине решили расправиться со мной. 

Семь… восемь… девять… 

Мысленно представляю, как шевелю пальцем, как вновь управляю своим телом. Нет, я не позволю собственному сознанию уничтожить мой рассудок. Я смогу вырваться из этого безумия. Сейчас или никогда. 

Десять… 

Моя правая рука дергается, и полупустой стакан с грохотом падает на пол, рассыпаясь на сотни мелких осколков. Я с криком подскакиваю на постели, хватаясь за шею. Сердце отбивает бешеный ритм, а дрожь в теле никак не желает униматься. 

Несколько секунд я сижу на кровати, пялясь невидящим взглядом в одну точку и теребя застежку на своем браслете. Я жду. Жду, когда минутный перерыв закончится и каменные стены вновь начнут сдвигаться. Этого не происходит. Оно и понятно. Делаю глубокий вдох и приказываю себе успокоиться. 

Все закончилось, Эвелин.  Еще одна галлюцинация, еще одна игра воображения, еще одна причина, по которой я боюсь засыпать по ночам. 

Проблема в том, что сейчас день, а мой сон не поддается контролю.  Я могу заснуть на паре в университете, за обеденным столом, в чьей-то машине. Своей у меня нет, хотя я пару раз садилась за руль отцовского «Ниссана». Разумеется, он не в курсе. Вряд ли отец стал бы зачитывать мне лекцию о том, какая я плохая дочь и какой опасности подвергаю себя и окружающих, садясь за руль без прав, но его осуждающий взгляд хуже любых нравоучений. Как будто у меня была возможность получить права. Что уж говорить, с моим заболеванием врач запретил мне спускаться одной по лестнице, дабы лишний раз не подвергать себя травматизму. Забавно. Особенно если учесть тот факт, что моя комната находится на втором этаже, а отец буквально живет на работе. Простите, доктор Аллен, ваш запрет волей-неволей придется нарушить. Но ничего страшного, когда я наконец-то поселюсь в комнате с мягкими стенами, мне больше не придется остерегаться высоких лестниц. С моими галлюцинациями – это лишь вопрос времени.

Перевожу взгляд на смартфон, лежащий на тумбочке. Повезло, что я не скинула его на пол вместе со стаканом. Кстати, не забыть бы убрать осколки. Мысленно даю себе обещание сделать это в ближайшие десять минут. А зачем? Гарантии в том, что я снова не отключусь через тридцать секунд, все равно нет.

Взяв гаджет в руки, проверяю время. 12:25. Сейчас меня мучает сонливость, зато ночью я не могла сомкнуть глаз. Даже все эти беспроигрышные методы с подсчетом овечек и выпиванием теплого молока перед сном не помогли. 

Моя рука невольно тянется к верхнему ящику тумбочки. Там лежит единственное средство, позволяющее мне на время взбодриться и с уверенностью заняться повседневными делами, не боясь вырубиться в очереди на кассе или при переходе дороги с двусторонним движением. 

Открыв шкафчик, нащупываю пузырек, в котором осталось несколько заветных таблеток. Провожу пальцами по гладкой этикетке с надписью «Модафинил». Я стараюсь обходиться без него, но порой это бывает выше моих сил. Не думаю, что препарат вызывает привыкание, но эффект, который он производит на организм, заставляет меня вновь потянуться за очередной дозой. Вспоминаю, с каким обреченным вздохом доктор Аллен выписывал мне препарат в мае прошлого года. Очевидно, это была крайняя мера, но что поделать? Другие лекарства не помогали, а некоторые лишь усугубляли ситуацию.

Ты ведь дала себе обещание принимать «Модафинил» только в те дни, когда без него реально не обойтись. Сдача экзамена или поездка с однокурсниками на научную конференцию в соседний город – уважительные причины, чтобы закинуться парой таблеток и помахать рукой непрошенному гостю под названием «сон» на ближайшие пятнадцать, а то и двадцать часов. Но сегодня не тот случай. Ты уверена в том, что у препарата нет побочных эффектов? Его действие на организм до конца не изучено. Да, повышенная работоспособность и усиление концентрации внимания, которые идут бонусом к бодрости и активности – именно то, без чего не обойтись человеку, засыпающему буквально на ходу. Но как известно, ничего не дается просто так. Рано или поздно за все в этой жизни приходится платить. Добровольно навесить на себя еще одну проблему? Пожалуй, это то предложение, от которого лучше отказаться.

С этими мыслями запихиваю пузырек в дальний конец ящика и с грохотом задвигаю его. Несколько минут сижу на кровати, размышляя обо всем и ни о чем. Сонливость понемногу отступает, и я мысленно радуюсь тому, что сейчас это происходит не благодаря действию «чудо-средства».

Я продолжаю надеяться, что когда-нибудь смогу выкинуть препарат в урну, сесть за руль, а главное – проснуться без галлюцинаций. Проще говоря, жить нормальной жизнью, заниматься повседневными делами и просто радоваться каждому дню. Усмехнувшись, качаю головой. Ладно, помечтали и хватит. О том, что заболевание не поддается лечению, а лишь поддерживается на протяжении всей жизни при помощи медикаментов и соблюдения целого ряда правил, мне сообщили уже очень давно.

Семь лет назад моя жизнь превратилась в бесконечную борьбу со сном. Это не обычная усталость, которую чувствуешь, когда тусишь с друзьями всю ночь, а утром сидишь на скучной лекции. Не переутомление от монотонной работы и длительного отсутствия отдыха. У моего заболевания есть название – нарколепсия. Диагноз, встречающийся крайне редко, но преследующий тебя на протяжении всей жизни. 

Первые симптомы проявились, когда мне было четырнадцать. Я постоянно засыпала на уроках, и миссис Райт вызвала в школу моего отца, чтобы рассказать, какое неуважение я проявляю по отношению к ней и ее предмету.

Контрастный душ по утрам, отказ от телефона за несколько часов до сна и отбой в девять часов вечера ни к чему не привели. Отец консультировался с лучшими специалистами, но состояние его дочери ухудшалось с каждым днем. Ситуация осложнилась тем, что мое пробуждение стало сопровождаться галлюцинациями и временной неспособностью пошевелиться. С тех пор явление под названием «сонный паралич» – мой постоянный спутник по жизни.

С годами я научилась справляться с приступами. Иногда достаточно сконцентрироваться на дыхании и приложить усилие, чтобы пошевелить рукой или ногой, после чего ты успешно выходишь из оцепенения. Иногда это не срабатывает, и тогда приходится лежать и ждать, когда кошмар наяву закончится. Да-да, тебя душит черный силуэт, поглощает туман и давят стены, а ты просто лежишь и наблюдаешь за всем этим. Бесплатное 3D, приятного вам просмотра. По крайней мере сейчас я понимаю, что происходит с моим телом и рассудком. Страх от этого никуда не исчезает, но ты хотя бы осознаешь, что всему этому есть разумное объяснение. Ты не сошел с ума, не столкнулся с потусторонней сущностью, не стал заложником своего богатого воображения. Ты всего лишь заболел. Серьезно, неизлечимо, но не смертельно. С этим можно жить. В конце концов я не стала первым человеком, у которого обнаружили это странное заболевание, не стану и последним.

Бросив еще один взгляд в сторону выдвижного ящика, поднимаюсь с кровати. Лучше сразу убрать осколки, а не откладывать это на потом. Выхожу из комнаты и спускаюсь на первый этаж, не забывая держаться за перила.

 «Безопасность превыше всего», – звучат в голове слова доктора Аллена. Если бы все ограничивалось только этим.

Преодолев длинный коридор, тяну за ручку деревянную дверь. Та приветствует меня далеко не дружелюбным скрипом. Делаю шаг вперед и оказываюсь в небольшом подвале, напоминающем скорее каморку одинокого писателя, решившего взять отпуск на неопределенный период времени. Повсюду разбросаны листы бумаги с чертежами и схемами, в которых я не смыслю ничего. На обшарпанном столе расположилась небольшая лампа с бумажным абажуром. Пару дней назад я видела ее у отца в кабинете. Интересно, она перестала работать или мой креативный папа нашел более привлекательный вариант? 

Обвожу взглядом небольшое помещение и с улыбкой вспоминаю, как лет десять назад одно лишь упоминание об этом месте наводило на меня ужас. А все потому, что мой брат постоянно рассказывал истории о монстре из подвала, основным занятием которого было поедание непослушных девчонок. «Далласский кошмар», как прозвал его Спенсер, не выходит из своего укрытия, а терпеливо ждет, когда малышка Эви спустится туда одна в попытке забрать вещи, принадлежащие ему. А еще он может загипнотизировать тебя так, что ты добровольно подпишешь себе смертный приговор, если быть точнее, придешь к нему в полночь и желательно в полнолуние. Конечно, если ты был послушным ребенком, то тебе нечего бояться. Монстр при всем желании не сможет навредить тебе. М-да… в таком случае для меня он был опасен, как ни для кого другого.

Направляюсь в дальний угол комнаты и наклоняюсь, чтобы поднять с пола совок. Задеваю локтем дверцу шкафчика. Та открывается, и к моим ногам падает толстая книжица в бордовом переплете. Посередине вырезано сердце, внутри которого каллиграфическим почерком выведено «Книга воспоминаний».

Неужели это тот самый фотоальбом? Я не видела его года четыре, если не больше. Отец специально спрятал его здесь? Не хочет лишний раз возвращаться в прошлое, дабы не бередить раны? Не верю. Он ведь прекрасно понимает, что не сможет забыть о людях, запечатленных на фотографиях. Да и зачем? Дороже их в его жизни не было никого, он сам так говорил. Эти воспоминания – часть нашей жизни. Часть нас самих.

Присев на корточки, беру в руки фотоальбом и открываю первую страницу. На ней свадебная фотография мамы и папы. Не сразу замечаю дату в углу снимка. 1 июня 1995. Знакомые ничуть не преувеличивали, когда говорили, что мои родители были прекрасной парой. Мама выглядит словно принцесса в этом платье. Ее светло-русые волосы небрежными локонами спадают на плечи, а карие глаза буквально светятся теплотой и любовью. Стоящий рядом с ней брюнет выглядит безукоризненно в этом сером костюме, идеально сочетающимся с его глазами. В нем трудно узнать моего отца. Болезненный цвет лица, седые волосы и абсолютное равнодушие к жизни – вот каким знаю его я.

На следующей странице обнаруживаю два белоснежных конверта, вклеенных прямо в альбом. Осторожно открываю один из них и достаю оттуда небольшую записку. Ого, это же свадебные клятвы! Быстро пробегаю взглядом по тексту. Мама напоминает отцу, что с момента их встречи он стал для нее тем человеком, на помощь и поддержку которого всегда можно рассчитывать. Обещает заботиться о нем, понимать и любить, несмотря ни на что. От последних слов на глаза наворачиваются слезы.

“... Даже если меня не будет рядом с тобой, я хочу, чтобы наши совместные воспоминания грели твою душу в самый пасмурный день. Я останусь в твоем сердце так же, как ты останешься в моем. Это то, чему не смогут противостоять время и обстоятельства. С любовью, твоя Саманта.”

Бережно складываю записку и убираю ее в конверт. Не знаю, часто ли отец перечитывал эти строки раньше, но, если судить по месту, в котором он решил оставить альбом, последние годы его пасмурные дни грели не воспоминания о жене, а стакан виски и работа. Работа, в которую он окунулся с головой, забыв обо всем на свете. Если это попытка уйти от реальности, что ж, я не стану его осуждать. Я просто не имею на это права.

Разворачиваю плотный лист бумаги и вчитываюсь в текст. Перед глазами встает красивый молодой человек; я почти слышу его голос, произносящий клятву. Отец благодарит маму за то, что она появилась в его жизни. Сравнивает их любовь с пламенем свечи и уверяет возлюбленную в том, что даже смерть не сможет разлучить их.

“... Когда я думаю о тебе, то понимаю, что готов бросить вызов чему угодно. Даже самой смерти, если это спасет нашу любовь. Обещаю каждый день дарить тебе повод для улыбки, заботиться о тебе, как о самом нежном создании на Земле, и стойко выдерживать любые испытания. Ради тебя, Сэм. Ради нашей любви. Твой Дэвид.”

А мой отец, оказывается, тот еще романтик. Как бы пафосно не звучали эти слова, думаю, в глубине души их мечтает услышать каждая девушка. Мама была по-настоящему счастлива с этим человеком. Спенсер рассказывал, что папа не возвращался домой без букета цветов или еще какого-нибудь презента. А мама долго не выпускала отца из своих объятий, когда тот собирался на работу. Не желала расставаться с ним ни на минуту. Жаль, что мне не довелось увидеть историю их любви.

Закрыв конверт, переворачиваю страницу. Вот родители отдыхают в Японии. Вот мама поздравляет отца с днем рождения. А здесь мой брат встречает свой первый Новый год. Его испуганный взгляд говорит, что он не очень рад салютам.

Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я рассматривала эти фотографии. Фотки, сделанные на телефон, это, конечно, круто, но у них совсем другая атмосфера. То же самое с электронными книгами. К ним быстро привыкаешь, но тебе не хватает шелеста страниц и запаха типографской краски. Похоже, я все-таки консерватор. Во всем.

Не знаю, сколько я так сижу, но ступни начинает сводить судорогой. Последняя страница – последний снимок. И речь сейчас идет не только о порядке, в котором расположены фотографии. 

Я хорошо помню тот день. Как уговаривала брата пойти со мной в кино, как бы за компанию. На самом деле он был нужен мне для сопровождения. Я хотела посмотреть очередной ужастик на большом экране, но меня не пускали из-за возрастных ограничений. Спенсер тогда отложил все дела и пошел со мной, несмотря на то, что он терпеть не мог подобные фильмы. Говорил, что ужасов в нашей жизни и так хватает с лихвой. После кинотеатра он внезапно предложил заглянуть  в парк аттракционов. Катание на электромобилях и стрельба в тире порядком утомили меня, но я поставила себе цель прокатиться на всех аттракционах. Бедная его банковская карта. Боюсь представить, какие расходы Спенсер понес в тот день. Потом мы сидели в небольшом кафе, он лениво потягивал колу, а я уплетала клубничное мороженое. 

– Вот бы каждый день проводить время так, как сегодня, – предложила я тогда.

Брат усмехнулся, но спорить не стал. Помолчав некоторое время, он вдруг решительно отставил свою колу и достал телефон. Я молча наблюдала за ним, наслаждаясь восхитительным десертом.

– Да оставь ты мороженое хотя бы на минуту. Не поверишь, но я хочу завершить этот день совместной фоткой с любимой сестрой. Иди сюда.

Увидев мое изумление, парень расхохотался. Да уж, если он собирался меня удивить, то ему это удалось. Спенсер ведь терпеть не мог фотографироваться. Когда я включала камеру, он закатывал глаза и поспешно покидал место съемки. Не мужское это дело, видите ли. И тут вдруг предлагает сделать совместный снимок. Что за дела?

– Любимая сестра примет твое предложение, если объяснишь, кто ты такой и что сделал с моим братом, –  заявила я. Затем, взяв стаканчик с мороженым, направилась к улыбающемуся во все тридцать два Спенсеру.

– Все однажды случается впервые. Считай, что это твоя награда за все попытки заставить меня не убегать от камеры.

Я знала, что он рано или поздно сдастся, но не думала, что это произойдет так быстро. Пожав плечами, я быстро подошла к нему и обняла одной рукой за шею. Внезапно негодяй выхватил ложку из моего стаканчика и мазнул меня мороженым по носу. Я скорчила недовольную гримасу, а он снова засмеялся. Раздался характерный звук, и парень победно воскликнул:

– Снято!

Я тем временем повторила его маневр с мороженым. Жаль, что в этот раз обошлось без фотографии, но я хотя бы отомстила.

– Только попробуй скинуть фотку моим друзьям, – предупредила я, возвращаясь к своему месту.

– И что будет? – насмешливо поинтересовался он, потянувшись за колой.

– Проснешься с целой порцией мороженого в штанах, – сказала я, скрестив руки на груди.

К моему удивлению, его это не испугало, а еще больше раззадорило. Ничем этого мерзавца не проймешь, да что ж такое!

– Если уж так хочешь принести мне завтрак в постель, то есть масса других способов сделать это, – спокойно произнес он, пряча смех за кашлем.

– Обойдешься, – ответила я, снова возвращаясь к клубничному десерту.

На обратном пути я невзначай поинтересовалась, есть ли у него планы на следующие выходные. Спенсер задумался на пару секунд.

– На этот вопрос я смогу ответить лишь в пятницу вечером.

– Почему это?

– Потому что я не люблю загадывать наперед. Мы не знаем, что будет завтра, а ты говоришь про выходные. Может, я вообще до них не доживу.

Его слова показались мне настолько нелепыми, что я возмутилась.

– Да что ты несешь? Тебе всего девятнадцать, что с тобой может случиться?

Ответа не последовало. Я тоже больше не заводила разговор. Мне стало не по себе. Его будничный тон так резко изменился. Спенсер произнес эти слова, словно не был уверен в том, что следующие выходные наступят. По крайней мере, для одного из нас.

Он не ошибся. Ровно через три дня случилась та авария. Я потеряла самого дорогого для меня человека, зато обрела панические атаки, угрызения совести и вишенку на торте – нарушение сна.

Слезы стекают по моим щекам, падают на альбом. В этот раз я не сдерживаю себя: и так делала это слишком долгое время. Легче от такого не становится. Ты молчишь, улыбаешься, делаешь вид, что все в порядке, в то время как внутри тебя разрывает от боли, тоски и вины. Здесь, в этом подвале, я могу дать волю своим эмоциям. Никто не бросит в твою сторону сочувственный взгляд, не станет жалеть, не начнет успокаивать словами или объятиями. Мне этого не нужно. Я привыкла справляться сама.

– Эвелин, что ты делаешь?

Голос отца прерывает мои размышления. Быстро закрыв альбом и смахнув слезы, поднимаюсь на ноги и оборачиваюсь.

Седоволосый мужчина стоит в дверях и внимательно рассматривает находку в моих руках. Мне хочется спросить его, почему вещь, хранящая воспоминания о близких людях, пылится в шкафу дурацкого подвала, но я не могу выдавить ни слова.

– Так вот, где он был все это время, – задумчиво произносит отец и поправляет очки в тонкой оправе. 

Он что, издевается? Может, еще скажет, что перепутал его со своими старыми чертежами и случайно забросил сюда? 

Я пытаюсь поймать его взгляд. Отец смотрит куда угодно, но не на меня. Привычка с годами никуда не делась: он всегда так делает, когда врет. Не могу удержаться, чтобы не съязвить.

– Удивительно, правда?

Сунув альбом под мышку, быстро хватаю веник и совок и выхожу из подвала. 

Надеюсь, в полутемной комнате он не заметил моих покрасневших глаз. Ненавижу показывать свои чувства кому-то. Надеть маску абсолютного безразличия ко всему и делать вид, что ты полностью удовлетворен своей жизнью, куда как проще. Первое время это удавалось с большим трудом, но я привыкла. Есть лишь несколько людей, которые знают меня настоящую. Им я могу рассказать то, что меня беспокоит. Они всегда поддержат, но сделают это так, что ты не будешь ощущать себя жалкой, забитой жизнью девчонкой. Я нечасто говорю о том, как много они значат для меня, но почему-то только сейчас жалею об этом.

Вернувшись в комнату, закрываю дверь и обессиленно сползаю вниз по стене. Прижимаю к себе альбом и кладу голову на колени. Слез нет, зато снова появляется страшная усталость. Прикрываю глаза и думаю о том, как было бы здорово добраться до кровати и залезть под одеяло. Но встать мне вряд ли удастся. 

Сон снова протягивает ко мне свои щупальца. Я вижу улыбку брата, светящиеся от счастья глаза мамы и задумчивый взгляд отца. Руки слабеют, и альбом с тихим стуком падает на пол. Этот звук не способен нарушить мой сон. Ничто в мире не способно.