Лето Софи

Лондон встретил Софи лёгким туманом и сыростью. С перрона Кингс-Кросса она вышла с безупречно собранным чемоданом, уверенным шагом, при этом всё равно не до конца отпуская Хогвартс. Свободное платье до колен развевалось от ветра, а волосы уже впитали влагу тумана. Она ожидала увидеть кого-нибудь из слуг Фрейи или Хоуп с охапкой объятий, но вместо этого — Фред. Он стоял, прислонившись к такси, широко улыбнувшись, будто они только что сбежали с какого-то бала.

— Сюрприз, — сказал он, открывая ей заднюю дверь.

— Что происходит? — нахмурилась Софи, глядя сначала на него, потом на такси.

— Мы летим в Париж, мадам. Всё лето — Франция, мамины каштаны, виноградные поля и бабушкины правила, — его голос был теплым и чуть насмешливым. — И, кстати, полетим мы самолетом. Настоящим. Маггловским. Быстрее, чем на метле.

— О Мерлин... — только и выдохнула Софи, усаживаясь в салон и наблюдая, как Фред легко забрасывает вещи в багажник.

Такси проехало по мосту, ветер слегка раскачивал машину, а Софи всё ещё не могла понять — это сон или действительно реальность. Фред рассказывал обо всём между делом: Фрейя настояла, чтобы этим летом Софи провела время с матерью, поправила язык, выдохнула и, как выразилась старуха, вспомнила, из какого она мрамора. Аэропорт был как отдельный мир. Толпа. Гул голосов. Люди, не ведающие о магии, но полные какого-то собственного ритма. Софи держалась рядом с Фредом. Её поражало буквально всё — от ленты выдачи багажа до табло вылетов. Она слушала объявления с ошарашенным видом.— Они летают каждый день? — прошептала она, когда они направились к посадке.

— И не падают, — усмехнулся Фред. — Почти.

В иллюминаторе облака казались взбитыми сливками. Лёгкий рокот двигателей успокаивал. Софи смотрела вниз — и где-то там, под всеми этими слоями неба и мягкого света, были поля, леса и города. Она приложила палец к стеклу.

— На метле было бы холоднее. И намного дольше, — произнесла она тихо.

Фред уснул, склонив голову к плечу, и Софи впервые за долгое время почувствовала себя почти... спокойной.Автобус до виллы был пыльным, пах бумагой, металлом и солнцем. Софи держала чемодан перед собой, стараясь не касаться поручней — всё это было чуждо, грубо. Фред всё ещё улыбался. У него был какой-то свой маршрут. Перед самым домом он снял шляпу, поцеловал её в висок и сказал:— Я скоро вернусь. Много дел. Обустраивайтесь. Он ушёл, оставив её перед старинной каменной виллой, окружённой виноградниками и полевыми цветами. Дом был почти безмолвен, и совсем не таким, как в её детских воспоминаниях. Лишь пение цикад нарушало жаркую тишину. Софи вошла. Где-то в глубине зала, возле распахнутого окна, сидела Лиана. Она была в лёгком халате, волосы падали на плечи — не заплетённые, но ухоженные.— Софи? Голос был слабым, будто шелестевшим. Но в нём — нежность, настоящая, простая. Лиана вглядывалась в дочь, словно не веря глазам.— Ты... ты так выросла, — прошептала она, будто только сейчас заметила. — Такая... Такая...Как...— Такая, как кто? — мягко спросила Софи, подходя ближе. Лиана задумалась. Её взгляд замер в пустоте, а губы сложились в едва заметную линию.— Я не помню, — ответила она почти извиняющимся голосом. — Но ты похожа на кого-то. Очень. Софи присела рядом. Её пальцы легко легли на руку матери.

— А где Хоуп и Фрейя? — Софи прошлась взглядом по комнатам, вдыхая терпкий запах лаванды и моря.

Но Лиана лишь нахмурила брови, словно не расслышала. Она повернула голову медленно, будто этот вопрос пробудил в ней нечто смутное.

— Кто такая... Хоуп? — спросила она тихо.

Словно в сердце вонзили ледяную иглу.Софи замерла. Моргнула.

— Как кто? — голос её дрогнул. — Моя младшая сестра.

Лиана моргнула в ответ. На её лице отразилось искреннее недоумение.

— У тебя есть сестра?..

Сердце Софи сжалось. Руки задрожали, но она лишь кивнула, будто не придавая значения, будто всё в порядке.

После того, как вещи были распакованы, они вышли на прогулку. Морской воздух бил в лицо солёными брызгами, волосы путались на ветру. Всё здесь — другое. Франция пахла шире, звонче, глубже. Ни Лондона, ни Хогвартса, ни темных подземелий. Только море, ветер и воспоминания, от которых не убежать.

Софи молчала. Она не решалась говорить о Хоуп, не знала — стоит ли. Может, если не тревожить память, станет легче? Или — только хуже?

К вечеру Лиане стало немного лучше. Щёки порозовели, голос окреп, но имени Хоуп она не произнесла. Не спросила ни разу. Фрейя приехала на следующий день. Она сошла с автомобиля в длинной чёрной накидке, держась уверенно, словно возвращалась в замок, которым владела. На руках — Хоуп, крошка с широко распахнутыми небесными глазами. Софи смотрела на неё из окна, и что-то внутри сжималось и расправлялось одновременно. Лиана застыла, когда увидела девочку. Её взгляд цепко вцепился в лицо ребёнка. Минутами она вглядывалась в Хоуп, и выражение лица менялось — от растерянности до боли. Словно в сознании всплывало нечто запретное. Ночь выдалась душной, воздух будто застрял в окнах. Софи не могла уснуть — новая подушка, новый потолок, и старые мысли. Где-то снизу, из гостиной, донёсся голос.

— Не забирай у меня Хоуп... оставь её со мной...

Софи соскользнула с постели и тихо спустилась по лестнице, прячась за перилами. Голоса принадлежали Лиане и Фрейе.

— Ты и так забрала у меня всё, — Лиана звучала как раненая птица. — Оставь хотя бы её...

Голос Фрейи был ровным, но в нём появилась трещина.

— Я не забирала ничего. Ты сама всё отдала. Ты выбрала этот путь. Я лишь защищаю девочек...

Софи затаила дыхание. Впервые она слышала, как голос бабушки дрогнул.

— Хоуп чудное дитя, — продолжала Фрейя тише. — Я защищу её... как не смогла защитить тебя. Ей будет лучше со мной. Ты это понимаешь, дорогая?

В ответ — всхлипы. Сдавленные, как из детства. Лиана задыхалась от рыданий, повторяя сквозь слёзы:

— Мои девочки... мои малышки... я... я плохая мать...

Фрейя что-то шептала ей, как ребёнку, убаюкивая, как заклинанием, от которого нет защиты. Софи, прячась в темноте, чувствовала, как внутри неё отклеиваются слои правды, и остаётся только суть: они все ранены. По-своему. Каждая. Проснулась она от крика. Лиана вновь металась в постели. Сквозь тонкую стену доносились слова — обрывки, стоны, отголоски кошмаров. Фрейя быстро проснулась, её шаги были резкими, властными. Потом — шёпот, заклинание, тишина. Закрытая дверь. Запечатанная боль. Софи лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок. Её лицо было спокойным, но руки дрожали. Фред появился спустя неделю после приезда Софи. За это время многое изменилось — но не в лучшую сторону. Лиана, едва продержавшись без чар и зелий три дня, снова сломалась. Её глаза снова стали хрустально-пустыми. Каждый раз она вспоминала своих дочерей, переживала вспышку боли, кошмаров и раскаяния — и каждый раз сама просила Фрейю лишить её этих мучений. Она глушила не только воспоминания, но и саму себя, капля за каплей. Софи старалась держаться. Вилла была красивой, но слишком пустой. Море за окном шумело непрерывно, словно шептало ей старинные заклинания. В один из вечеров, когда в доме было особенно тихо, она начала бродить по комнатам, словно ища воздух. Так она забралась на чердак. Пыльный, тускло освещённый светом из маленького круглого окна, он хранил в себе следы прошлого. Софи перелистывала старые книги, перетаскивала коробки — и наконец наткнулась на шкатулку. Внутри лежали обветшалые пергаменты, тусклое серебряное кольцо, пара фиалок с остатками зелья... и записки, покрытые древними рунами. Они показались ей тревожно знакомыми.

— Тёмная магия... — прошептала она, и сердце болезненно кольнуло.

Это были работы её отца. Его почерк, его исследования. Запретные, но гениальные. И снова — вопрос: кто он был? Герой? Преступник? Или просто человек, попавший в сеть собственных амбиций? На следующее утро Софи вышла к берегу. Море было пасмурным, ветер тянулся к ней, путаясь в волосах. На ней — маггловская куртка, джинсы, простая футболка. На песке уже стояла Фрейя, утончённая, как всегда, в шёлковом платье цвета слоновой кости. В её руке — резная трость с рунами.

— Не слишком ли ты по-маггловски выглядишь для наследницы двух великих родов? — лениво заметила бабушка, оглядев внучку.

— Просто удобно, — отрезала Софи.

Они шли вдоль берега, а Фрейя жаловалась, что в Португалии волшебники совсем другими, но есть в них свой шарм. Когда она закончила свой монолог повисла тишина. А затем неожиданно для самой себя Софи нарушила молчание.

— А что в этом мире — хорошо? Какую сторону нужно занимать?

Фрейя приподняла бровь, точно удивлённая, что вопрос до сих пор не решён.

— На стороне победителей, — спокойно ответила она. — А ещё лучше — ни на чьей. Не занимай ничью сторону, дитя. Делай то, что выгодно тебе. В этом весь секрет счастья.

Софи молчала.

— Мир не стоит того, чтобы за него умирать, — продолжала Фрейя, оставляя на песке аккуратные следы от трости. — Не лезь в чужие войны. Думай о себе. Будь хитрее. Ветер усилился. Волны окатывали берег, но Софи стояла неподвижно. Эти слова — резали. Но в них была правда. Фрейя всегда так и жила: по своим правилам, без фальшивого героизма, без иллюзий. Она не верила в чистоту крови и не подчинялась тьме. Её сила была в независимости. В свободе. И Софи, глядя на морскую даль, впервые подумала: может быть, это и есть настоящая магия — жить, не теряя себя. После разговора с Фрейей, Софи вернулась на чердак. Пыльный воздух, пахнущий старым деревом и солью, больше не пугал — теперь он притягивал. Там, среди забытых вещей, её ждало нечто важное. Записи отца. Она знала, что эти рукописи касаются тёмной магии. Знала, что ни один преподаватель Хогвартса не одобрил бы их изучение. Но это было его. Его почерк. Его мысли. Его идеи. Они были живыми. И они ждали её. Софи аккуратно сложила пергаменты, кольцо, странные фиалы и серебряную брошь в чемодан. Стараясь, чтобы никто не заметил. Позже, в один из солнечных дней, Фрейя отвела её в Париж. Как всегда — уверенно, изысканно. Французская столица встретила их утонченным блеском, шорохами шелковых платьев и выверенными фразами, где даже взгляды имели вес. Но Софи вдруг замерла, заметив в узкой улочке маггловский магазин. На витрине — плеер. Почти такой же, как у Сириуса. Она не знала, зачем зашла. Но уже через пять минут возвращалась на улицу с покупкой в руках и маленькими наушниками в ушах. Звук дрожал, прорывался, царапал — но это была его музыка. Его выбор. Его голос, хоть и косвенный. Вейлы, что присутствовали на одном из светских вечеров, завораживали. Их улыбки — точные, холодные, магические. Аромат духов, разговоры на полутоне, игра взглядов... Всё это погружало в другой мир. В нем желания были важнее правил. Желания — закон. По возвращении домой она слушала музыку на плеере, глядя в окно, сквозь французские ставни. Музыка была пульсом её воспоминаний. Пульсом Сириуса. Но он становился всё дальше. Писем не было. Лили больше не упоминала его. Казалось, всё исчезло. Именно тогда пришло письмо. Не от него. От его брата. Письмо было идеально: на дорогой бумаге, почерк — чёткий, как отпечаток фамильной печати. Он писал о вечере, о книгах, о том, что вспоминал их танец. Стиль — выверенный, сдержанный. Почти королевский. Софи перечитала письмо трижды. И в каждом слове — Сириуса не было. Только тонкая тень — напоминание, насколько он был другим. Настоящим. Живым. Неряшливым. Грубым. Её. За столом, под сенью виноградных лоз, Фрейя неспешно отпивала чай. Хоуп копалась в цветных перышках, что притащила из сада. Лиана, как всегда, была далека, отстранённа. И вдруг:

— Чем займёшься после лета, Фрейя? — спросил Фред, не отрывая взгляда от ложки.

Фрейя усмехнулась, тонко, как всегда:

— Я покажу Хоуп мир. Он такой большой, и она должна знать не только страх.

Ложка в руках Фреда задрожала. Он сжал её, но промолчал. Он бы хотел забрать Хоуп. Стать ей настоящим отцом. Носить её на плечах, рассказывать сказки, укачивать, когда ей снятся кошмары. Но он знал — сейчас это невозможно. В нём было что-то от Лианы: и он, и она отдали самое ценное ради иллюзии, что так будет безопаснее. Лучше. Проще. Оба ошибались. Но оба — по-своему любили. Лето подходило к концу. Чемоданы были почти собраны. Софи стояла у окна, слушая музыку на плеере. Ноты пробивались сквозь гул моря. Она будет продолжать дело отца. Она будет сильной. И она поднимет голову выше, чем когда-либо.