ГЛАВА 23. Выбитые кровью цветы устилают следы прошлого

Год и восемь месяцев назад

Прошел почти месяц с тех пор, как Марию приговорили к заточению в четырех стенах. Травмы не позволяли часто выбираться из дома. Если поначалу сидеть взаперти было тяжко, то теперь, когда гипс с ноги сняли, по закону подлости, с приговором она начала справляться «на ура», лишь изредка посещая физиотерапию.

Поднять себя с постели и загнать в душ уже было подвигом. Мари совершенно потеряла аппетит. И совсем перестала спать, потому что знала, что случится, как только позволит себе закрыть глаза.

Оставаться наедине с мыслями страшно. Но еще страшнее становится, когда образы из них начинают оживать.

Нутро сжималось от ярости и желало разорвать все вокруг на куски. Без конца дрожащие пальцы хватались за плечи, растирая кожу до покраснения. Пытаясь замедлить бешеный ритм сердца, Суарес сидела посреди кровати и судорожно втягивала ртом воздух, пропахший страхом. Охотница крепко обнимала себя руками, затуманенным взглядом вглядываясь в мерцающие темные тени в полумраке коридора и не понимая, спит она или бодрствует. С того дня, как Мари оказалась погребенной с Ханной под землей, девушка оставляла свет наполовину включенным.

Из коридора послышалось глухое рычание. Ладонь шустро скользнула под подушку за холодным серебряным кинжалом. К ней крался силуэт. Когда она подняла голову, увидела над собой высокую фигуру с горящими в темноте хищными голодными глазами. Вампир. Его лицо было искривлено злобой, а рот перепачкан кровью. Суматошно соображая, Мария посылала мозгу команду: стремительно подобраться, занять оборонительную позу и выставить перед собой оружие, но тело сопротивлялось, словно парализованное.

За вампиром появился кто-то еще. «Иэн». Его грудь была распорота, искаженное муками лицо покрывали множественные раны. Глаза Мари широко раскрылись от ужаса. Он истекал кровью и, протягивая к ней руку, кричал что-то неразборчивое.

— Прости меня, — всхлипнув, Суарес в отчаянии затрясла головой, — я не понимаю...

Лихорадочный пульс стучал в горле и ушах. Почувствовав странное липкое тепло, она опустила взгляд и увидела бросившуюся к ее ногам побледневшую Ханну c перерезанным горлом. Кровь заливала простыни. Подруга смотрела прямо на нее полными боли и страха глазами и едва шевелила губами, по которым Мария прочитала: «Помоги...»

Она подорвалась с криком, оглядываясь по сторонам и вытирая со лба холодный пот. Дыхание сбилось. Грудную клетку пробила болезненная вспышка. Ничего. Просто очередной кошмар. Осушив залпом стакан воды, Мари положила неподъемную голову на подушку и прикрыла веки, слушая, как колотится сердце. Девушка повернулась на бок. Почувствовав холодное дуновение ветерка у шеи, она вздрогнула и машинально раскрыла глаза. На подушке рядом лежал изувеченный Иэн. У него не было глаз, а из бездонных темных глазниц сочилась кровь. Он продолжал шептать.

Охотница нырнула под одеяло и зажала уши.

— Пожалуйста, перестань! — взмолила она. В тот же миг сверху придавил груз. Будто бы на нее кто-то свалился сверху. Ноздри разъел знакомый металлический запах, и Суарес заметила проступающие и растекающиеся бордовые пятна на одеяле. Горло задрожало. — Хватит! — истерично повторила она, резко откинув влажное покрывало. И тут Мария обнаружила неподвижно лежащую на себе Ханну.

Внезапно та ожила и тонким голосом тоже зашептала:

— Мари, не оставляй меня...

Рыдая, охотница попятилась к изголовью кровати, помогая себе руками.

— Простите меня, я не хотела! — Спрятав лицо в окровавленных простынях, чтобы не видеть их, Суарес продолжала плакать и умолять: — Пожалуйста, простите! Хватит! —Собственный голос разрывался в голове эхом безысходности, а шепот Иэна и Ханны слился в единый гул. Мария кричала, пока не охрипла, а погибшие друзья не исчезли.

Тогда крови на постельном белье стало гораздо меньше, словно та могла испариться вслед за ними. Ощутив неприятное пощипывание в ладонях, девушка перевернула их. На коже остались длинные кровоточащие порезы. Видимо, порезалась о кинжалы в бреду.

Как же она устала...

                            ***

Наши дни

В который раз взглянув на свои руки и не увидев их, Мария злобно прошипела, обозвав Чикаго на испанском придурком:

— ¡Gilipollas!  (придурок) — гневно прозвала она на того, кто привел ее на мансарду Милларда. С собой они еще прихватили Финко. Стоило ее лапам коснуться пола, как та побежала исследовать территорию.

К слову, хозяева чердака не было на месте.

— Ты когда-нибудь научишься предупреждать заранее о подобном?! Я понимаю, что так для меня будет лучше, но ты мог хотя бы обговорить этот вариант со мной! — Мари зачем-то указала на себя. Все равно Нильсен-Майерс не смог бы ее увидеть. — Тебе язык на что?

К ее изумлению, вампир посмотрел прямо на нее и, оскорбленно вскинув бровь, в тон процедил:

— Зато ты в безопасности, поэтому кончай ворчать, неадекватная мартыха, и просто скажи мне «спасибо»! Побеспокойся лучше за свой язык. Прикусила бы, — чванливо предостерег Чик. — Не забывай, с кем ты имеешь дело.

— С заносчивым индюком я имею дело! Как я могу забыть, если ты постоянно мне об этом напоминаешь?!

Чикаго незаметно усмехнулся и прикусил губу, чтобы скрыть усмешку.

— Я думал, мы остановились на том, что я павлин.

— Извините, пожалуйста! – фыркнула охотница. – Ты уже собрал гордую половину птичьего царства. Три в одном.

Возведя глаза к потолку, он вытащил выбившийся пух из куртки.

— Я же сказала! Тебя осталось только зажарить!

Нильсен-Майерс не сдержал лукавой улыбки.

— Чудовище, серьезно, еще одно слово и я... — зажмурившись, он рассмеялся.

— И ты что? — Она не могла остановиться подначивать его. Сделав стремительный шаг вперед, в ее направлении и сжав ладонь, Чик схватил лишь воздух. Это выглядело так, будто он тянет руку в пустоту. Из любопытства Суарес оставалась неподвижна. — Ну, хочешь, я подойду ближе? Может, у тебя тогда что-нибудь получится? — дразня его, она надула губы, словно успокаивая маленького ребенка, как порой поступал с ней вампир. Мария не успела моргнуть, как оказалась прижата к одному из шифоньеров Милларда. Одной ладонью Чикаго надавил ей на живот, а другой нащупал запястья и, перехватив пальцами, резко пригвоздил к дверцам у нее над головой.

Он наклонился ниже и, коснувшись ее носа своим, заметил:

— Теперь я знаю, где находится твое наглое личико, мисс Суарес. — Его глаза светились самым насыщенным оттенком, почти становясь фиолетовыми. Догадавшись о том, что жажда наступила вампиру на горло, Мари покрепче схватилась за зажатый в ладони канцелярский нож и укусила Нильсен-Майерса за нос. Выругавшись, Чик сделал то, чего она никак не ждала: запихнул ее в шифоньер и захлопнул дверцы.

«Вот же козел!»

— Cabra!

В шкафу было темно и пахло старыми вещами.

— Чикаго! — Под его ехидный смех Мария ударила кулаками о дверцы, но засранец их продолжал прочно придерживать.

— Что, моя волчья ягодка? — с издевкой ласково откликнулся он.

— Выпусти меня, придурок!

По знакомому фырчанию Мари догадалась, что лиса рыскает у шкафа. Но в этот же момент входная крышка люка заскрипела, оповещая о том, что кто-то поднялся на чердак, и Фин сиганула в противоположном направлении.

Послышались радостные и звонкие лисьи крики, а следом тихий и добрый голос:

— Финко, Финко! — приговаривал хозяин мансарды, наверное, поглаживая ее.

— Ты где пропадал? — нетерпеливо поинтересовался Чик, по-прежнему удерживая двери. По исходящему звуку казалось, что тот прижимался к дверцам спиной. — Охотился на животных?

Лард что-то промычал. Ответ больше походил на положительный. Суарес надоело тесниться в узком пространстве и дышать пылью, поэтому она посильнее ударила в дерево и неожиданно для себя вывалилась из шкафа. «Чикаго скотина! Специально отошел!»

Фин и Кац от испуга одновременно подскочили. Упираясь ладонями в дощатый пол, Мария подняла голову и наградила Нильсен-Майерса взглядом полным презрения. Как жаль, что тот не видит. Изумленно раскрыв рот, Миллард уставился на Чикаго в немом вопросе. И неудивительно! Из его шкафа только что c грохотом что-то выпало, а он ничего не увидел.

Чик лишь махнул рукой.

— Не обращай внимания, Миллард! Мари у нас девочка со своими причудами.

— Так это Мария?! — шокировано воскликнул юноша. — Я только что хотел узнать, где девушка и почему ты не привел ее!

Сдержанно кивнув, Нильсен-Майерс изложил:

— Чтобы никто не посмел покуситься на нее, я попросил наложить временное заклинание. Поэтому какое-то время Мария побудет приведением.

Лард потрясенно заозирался по сторонам. Она в свою очередь поднялась с пола. Доски заскрипели. Взгляд парнишки смог практически прицепиться к ней.

— Ох, вот ты где, — неуверенно заговорил Кац. — Здравствуй...

Обойдя вампиров, Мари всыпала Чикаго заслуженный подзатыльник. Тот сразу нахмурился и пробурчал нечто нечленораздельное.

— Привет, — затормозив неподалеку от Милларда, сдержанно поздоровалась она.

Услышав, что тот тоже питается кровью животных, стало немного легче от мысли, что ей придется провести с юношей несколько часов. Несмотря на то, что Чик обезопасил ее, как мог, Суарес не собиралась расслабляться и терять бдительность ни на секунду.

Потрепав Финко за ухом, Чикаго выпрямил спину.

— Мне пора выходить. — Он ободряюще похлопал Ларда по плечу и опасливо предупредил: — Не могу обещать, что Мария не будет кидаться. Там уж как повезет. Но постараюсь сильно не задерживаться, чтобы тебе не пришлось долго терпеть ее компанию.

Кац рассеянно уставился на Нильсен-Майерса, а Мари уничижительно сощурилась. Ей вновь захотелось как следует встряхнуть его. Словно догадавшись, о чем она думает, Чикаго в насмешке оголил клыки:

— Веди себя хорошо, чудовище.

Суарес заскрипела зубами. Сверхъестественно ускорившись, вампир испарился. Крышка захлопнулась, и они с Миллардом и Финко остались одни. Лард неловко почесал затылок и прошел вглубь чердака, туда, где пылился древний хлам.

— Прошу, располагайся, где тебе удобно, — пробормотал он так, будто гвоздь проглотил.

— Спасибо, –— непроницаемо поблагодарила Мария. Оглядевшись, она заняла кресло подле круглого стола с патефоном.

Обернувшись, Кац проследил за звуком.

— Мой...самоконтроль далек от превосходного контроля Чикаго, поэтому мне тяжеловато, — неуверенно поделился вампир. — Но c каждой нашей встречей мне становится проще находиться рядом с тобой.

Мари поежилась. Если бы она могла увидеть себя в отражении, наверняка бы увидела в нем настороженного дикого зверька. Не зная, что ответить, девушка выдавила из себя:

— Полагаю, это успех...

— Да... — промямлил вампир, принявшись вытирать с книжных стеллажей пыль.

Ее взгляд прошелся по коллекции свечей Ларда, которые были натыканы в комнате вдоль и поперек.

— Ты не против зажечь свечи? — решив сделать обстановку уютнее, предложила Суарес.

Юноша быстро заморгал:

— А? — переспросил он.

— У тебя много прикольных свечей. — Мария оттолкнулась и встала из кресла. — Давай зажжем? — Ей показалось, что рядом с ней Миллард чувствовал себя даже менее в безопасности, чем она с ним.

— Ах, да, конечно, — оживился Кац. — Давай!

Охотница взяла коробок спичек со стола, а другой протянула ему. Вампир смущенно принял упаковку из незримых рук, и они принялись вместе поджигать cвечи, не пропуская ни одного фитиля.

Какое-то время новые знакомые провели в молчании. Лард, разгребая беспорядок, ушел в свои мысли, а Мари ласкала Финко, пока лиса позволяла, и игриво вилась в ее ногах. Тишина прервалась книгой, выпавшей из рук юноши. Мрачно осмотрев, он бросил ту на стол и принялся перебирать патефонные пластинки. Вынув одну, поставил в проигрыватель, и на чердаке разлилась плавная мелодия умиротворения. Порой она звучала печально, а иногда проблескивали нотки легкости, напоминающие лучи солнца в грибной дождь.

— Это пластинка, которую подарил тебе Валль на балу? — предположила Суарес, наблюдая за тем, как Миллард складывает альбомы обратно в коробку.

На миг мальчишка растерялся.

— Нет, это другая, — заморгав, он покачал головой и робко добавил: –– Пластинку, что подарил мне Валль, я поставлю чуть позже, когда мы соберемся все вместе. — Лард стеснительно улыбнулся. — Я же все-таки обещал ему.

— Я бы тоже послушала. — Уголки губ потянула слабая улыбка. Кац мог понять это по ее смягчившемуся тону.

— Я не против, — мягко ответил вампир. — Уверен, Чикаго возьмет тебя к нам с собой. — Миллард, ориентируясь на голос, неуверенно посмотрел в ее сторону и глупо усмехнулся: — Знаешь, я частенько разговариваю с самим собой, а говоря с тобой, такое ощущение, будто я беседую с призраком, и он мне отвечает.

— Прекрасно понимаю. Мне самой странно не видеть своего тела.

Внимание Ларда быстро рассеялось и полностью сосредоточилось на книге, лежавшей на столе. По потрепавшемуся переплету, потемневшей обложке и выцветшим буквам, она предположила, что материал довольно старый. Это был сборник детских сказок.

Вампир трепетно провел по ней трясущимися от волнения пальцами и застыл. Его лицо лишилось эмоций, он словно погас.

— Я думал...что потерял ее... — запнувшись, почти шепотом промолвил юноша.

— Ценная вещица?

У Милларда был такой испуганный и одновременно опустошенный вид, будто он по-настоящему увидел призрака. Мария засомневалась, имела ли она вообще право задавать ему этот вопрос.

— Сам не понимаю. — Парень с силой поджал губы, так, что те у него побелели. Не глядя, он тяжело осел на стул рядом. — Я-я вроде бы надеялся, что она потерялась. — Мари непонимающе следила за ним, а Лард понуро выдал кое-что еще: — Мне никак не хватает смелости избавиться от нее... Мне показалось, что книга исчезла сама, и тогда я испытал нечто одновременно похожее на облегчение и печаль, — его голос завибрировал. Она заметила, что когда Лард нервничал, то начинал заикаться. — Ее с самого начала надо было оставить т-там.

— Где? — неожиданно для себя вопросила Суарес, подумав о том, что Чикаго вряд ли бы отказался помочь Ларду вернуть мучившую его вещь на место. «Это не твое дело», — одумавшись, она поздно осекла себя.

Глаза вампира остекленели.

— «Аушвиц-Биркенау», — односложно отчеканил с немецким произношением Миллард и притих. Остальные слова здесь стали излишни. Все мысли до единой вылетели из головы. И сердце оборвалось. Неожиданно для нее, выдержав паузу, Лард скомкано продолжил: — В 1940-х я еще был человеком. Совсем юнцом. — От мальчика, что внешне тянул максимум на пятнадцать лет, это было неестественно слышать. Подсчитав в уме, Мария пришла к заключению, что сейчас Ларду должно быть около ста. — Мне было тринадцать, когда нас с родителями привезли в концлагерь. С-c нами еще ехала моя младшая сестренка — Софи, но она скончалась по пути туда. Нас везли, стоя в забитых людьми контейнерах для перевозки скота. Б-было очень холодно. Периодически мы останавливались. Нам давали немного воды и еды, но этого не хватало.

Мы так и не п-поняли, от чего именно умерла Софи. В один день она просто не открыла глаза. Возможно, это даже к лучшему, что она «уснула» в дороге. — Выражение бледного лица Милларда менялось, будто в пустыне зарождался ураган. — В лагере Софи бы все равно убили, и ее с-смерть была бы куда страшнее.

Охотница растерянно сжалась, ощутив легкое напряжение в груди. Она не могла понять, почему вампир вдруг решил открыть ей что-то столь личное. Возможно, ему просто нужен был кто-то посторонний, не слишком близкий, кому можно выговориться, чтобы не бояться выглядеть уязвимым.

— По прибытии, как евреи, м-мои родители сразу попали в п-первую категорию людей на умерщвление. До сих пор не знаю к-как, но я выжил. Хотя тогда я мечтал лишь о том, чтобы отправиться в-вслед за ними. Меня определили на общественные р-работы в другую категорию.

Мария тихо выдохнула. Она была рада, что невидима, иначе Ларду пришлось бы смотреть на отражающийся ужас в ее глазах. А его юноше и так хватило с лихвой. Ей не хотелось ставить Милларда в еще более неловкое положение.

— В-вcе вещи отбирали, часть сжигали. Но я нашел чей-то сборник со сказками в куче и смог урвать. — Он вновь болезненно воззрился на книгу и тяжело сглотнул. — Сказки стали моей личной драгоценностью. Мне помогали их прятать от у-узурпаторов всем бараком несмотря на то, что люди понимали: за это н-нас могли расстрелять. У нас не было ничего, и каждому хотелось почитать, чтобы н-немного отвлечься. А потом я п-попал в экспериментальную группу и забрал свою «драгоценность» с собой. Мне уже не было страшно, что кто-то мог меня поймать. Я давно ничего не испытывал, кроме страха. Однажды о-один из надзирателей все-таки нашел сборник у меня. Мне очень повезло. Он у меня его не отобрал, и я смог избежать наказания. Т-такие люди там тоже были, но единицы.

В экспериментальной г-группе над нами ставили различные м-медицинские опыты. Мы были подопытными кроликами. К-кого-то резали наживую, чтобы смотреть, как работают органы под тем или иным веществом. Кому-то кололи препараты и проверяли реакции организма. Я п-почти ничего не помню из того, что делали со мной. Как-то раз мне в-воткнули шприц с инъекцией, после к-которого я думал, что не проснусь. Мое тело испытывало мучительнуя боль, и я отключился. Пока лежал без сознания, войска Красной Армии освободили лагерь. Солдаты нас перевезли. Я очнулся в госпитале, но уже д-другим.

Миллард засучил рукав, и из-под рубашки показался набитый чернилами номер заключенного. Правда, число перекрывало множество цветов.

— Мой порядковый номер — мое мучение, — твердо и без заиканий заявил он. — Это не память, это кошмар, который хочется забыть. Я сделал на номере цветы, чтобы дать себе вторую жизнь. Чтобы забыть. Но все равно вижу эти цифры. Номер намертво вбит в моей голове. Я хочу, чтобы кто-нибудь однажды мне сказал, что я наконец-то свободен.

Лард замолчал. Патефон давно доиграл пластинку. И между ними опять воцарилась тишина. Лишь Финко мирно посапывала во сне. Поразительно, сколько страшных вещей смог вынести этот дедушка с внешностью мальчика. Будучи вампиром, Миллард не утратил души ребенка, и при этом в юноше еще прижилась душа старца.

Он стал первым вампиром, которого Суарес захотелось заключить в объятия. Охотница прониклась к нему глубоким уважением. Пребывая в оцепенении, ей не удавалось выдавить из себя ни слова. Да и что она могла сказать? Слова здесь неуместны.

Тот самый сборник сказок покоился на его острых коленях. В немой поддержке Мари накрыла дрожащие руки Каца, лежащие поверх книги, своей ладонью. Тот вздрогнул, но, вероятно, ощутив тепло ее кожи, расслабился.

— Миллард, — она нежно обратилась к нему, и юноша поднял на нее покрасневшие большие глаза. Его взгляд был абсолютно безжизненным. — Теперь все позади. Ты свободен.

Мария сильно сомневалась, что имела право говорить заветные слова. Но по тому, как Лард смотрел на нее, поняла одно — ему необходимо было это услышать. Охотница задула догорающую свечу, и Милларда накрыли рыдания, растерзавшие ее душу на части.

«Придурок!» – в переводе с испанского.

«Аушвиц-Биркенау» — комплекс немецких концентрационных лагерей и лагерей смерти в 1940 – 1945 годах, также известный как «Освенцим». Находится в Польше, в городе Освенцим.

Придурок! – в переводе с испанского

«Аушвиц-Биркенау» – комплекс немецких концентрационных лагерей и лагерей смерти в 1940 – 1945 годах, также известный как «Освенцим». Находится в Польше, в городе Освенцим.