Глава 27

Ариана

— Ариана!

Мы с Глебом отрываемся друг от друга и смотрим на дверь.

— Черт бы его побрал! – говорит парень. Он возвышается надо мной.

— Где моя одежда? – бурчу я, пытаясь нащупать футболку.

— Ариана! – Голос становится еще громче по мере приближения Андрея.

Глеб быстро встает с меня и натягивает на себя джинсы.

— Между гостиной и твоей комнатой, – смеется он, застегивая ремень.

— Какого, блин, хрена? – кричит брат, дергая ручку моей двери. – Почему вещи моей сестры валяются по всему дому?

Я начинаю хохотать. Глеб поднимает меня.

— Прекрати смеяться, Ари́. Одевайся!

— Открывайте эту долбаную дверь, иначе я ее снесу! – Андрей буквально вопит и стучит по двери.

Я быстро надеваю новое нижнее белье, первую попавшуюся футболку и шорты. Глеб пытается как можно быстрее подправить мои взлохмаченные волосы, и меня так умиляет его серьезное выражение лица, что я снова притягиваю парня для поцелуя.

— Не самое лучшее время!

— Да ладно, классно же.

Глеб на секунду углубляет поцелуй и потухшее пламя вновь загорается внутри меня. Мне хочется забыть голос Андрея и вернуться в кровать, но парень отстраняется от меня.

— Продолжим позже.

Я закатываю глаза, и Глеб изумляется.

— Какая ты ненасытная, оказывается!

— Дело в тебе, красавчик.

Пока Глеб кидает на кровать одеяло и все подушки, я подхожу к двери и открываю ее.

Андрей взбешен. Весь покраснел от злости. И держит в руках мой любимый лифчик.

— Отвратительно, – спокойно говорю я, забирая его. – Братишка, ты знаешь, что такое телефон? Такое маленькое устройство, через которое можно писать сообщения. Например, оповестить свою сестру о том, что ты едешь домой или что-нибудь еще важное.

— Ой, простите, я прервал вас на самом интересном месте? – издевается он, испепеляя Глеба взглядом. Вот оно. Забота и все дела.

— На меня смотри. В мои глаза. У Глеба ты ничего не найдешь.

— Между прочим, я написал тебе и предупредил, что мы едем. Раз уж вы тут веселились, ребята, то вряд ли понимали, что телефоны существуют! Хорошо, что родителей дома нет. Бесстыдники!

— Вот тебе раз! А ты у нас такой послушный мальчик, Андрей. – Я в шутку бью его по плечу. Глеб подходит ко мне и обнимает за талию. – Помню я твоих девчонок, которые путали мою комнату с ванной, когда я жила с вами.

— Боже, чувак, ты можешь хотя бы при мне не обнимать ее? – говорит Андрей Глебу. – А знаете? Неважно. Я приехал с Владой. У вас пять минут, чтобы привести последствия секса в порядок.

Он разворачивается и быстро идет по коридору в сторону кухни.

— Ты нам помешал, на секундочку! – кричу я вслед брату.

— Рад этому! Переодень футболку, она у тебя наизнанку, – отвечает он, показывая мне средний палец.

Я закрываю дверь. Глеб падает на пол, упиваясь собственным хохотом, а потом я следую за ним. Все и впрямь вышло смешно. Неожиданно. Непривычно. А наш диалог – частичка прошлых веселых споров. То, что мне нужно.

***

Как только я переодела футболку, сразу же пошла в гостиную. Мне следовало ехать на коляске, но я не стала при первом же знакомстве появляться перед девушкой в инвалидном кресле. Если бы я только могла спрятать свою боль, то так бы и сделала, потому что хотелось предстать перед ней в другом виде.

Их голоса слышатся отдаленно. Я шла, опираясь с одной стороны об стенку, с другой – об руку Глеба. Проблема была в отеках, но я все еще ходила сама, поскольку они не такие уж и сильные. Я знаю, что это только цветочки и особо не обращаю на это внимания.

— Следовало бы полежать перед их приездом, Ари́, – проговорил Глеб, крепко удерживая меня за талию.

— Жалеешь, что решил заняться со мной любовью? – возмущаюсь я.

— Я ни о чем не жалею!

Я резко останавливаюсь и поднимаю голову к парню.

— Мы поговорим об этом позже. Я расскажу тебе кое-что. Надеюсь, тогда ты поймешь, как сильно я хочу насладиться маленькими возможностями.

Не ожидая ответа, я отпускаю его руку и иду быстрее.

Первое, что я вижу в гостиной, – знакомый цвет волос. Карамельный. И голос. Тот самый, который я где-то уже слышала. Девушка стоит спиной ко мне, я вижу только улыбающегося Андрея, который крепко обнимает ее. Она смеется громко, и у меня перед глазами словно вспыхивают разноцветные искры.

— О, а вот и моя сестра! – восклицает Андрей. – Тысячу лет вы, ребята, переодеваетесь.

Девушка оборачивается в мою сторону, и сначала я не смотрю на ее лицо. Мое внимание привлекает значительно выступающий округлый живот. Я улыбаюсь, впервые позволяя себе представить подобное положение. Беременная, замужняя и счастливая. В сознании быстро выстраиваются различные моменты.

— Ариана? – удивляется девушка. Я моргаю несколько раз и перевожу взгляд на лицо.

И удивляюсь, видимо, не меньше ее. Знакомые черты лица, цвет глаз и волос. Улыбка. Я выдыхаю и едва не падаю. Но это не плохо.

— Как ты?.. – говорю я, запинаясь. В голове не укладывается. – Влада?

Мы принимаемся рассматривать друг друга, а потом одновременно подходим друг к другу и начинаем смеяться. Она обнимает меня и гладит по спине, словно так было всегда. Словно она всегда была мне знакома. То ощущение в больнице, которого я не могла понять, вдруг возвысилось еще больше. Я уверена, мне уже приходилось видеть ее ранее.

— Как такое может быть? – спрашивает девушка. Вблизи она выглядит еще более юной.

— Понятия не имею! Видимо, мир до невозможности тесен, – бормочу я, не веря своим глазам.

— Вы что, знакомы? – Андрей подходит к нам и смотрит то на меня, то на Владу.

— Да, – отвечаем мы одновременно.

— Где вы успели познакомиться? – весело заметил Глеб.

— Я была на обследовании в больнице и встретила Владу в буфете. Она попросила меня помочь открыть бутылку воды, – закончила я.

Влада качает головой. От нее веет добротой и некой беззаботностью. У нее распущенны волосы и одета она в белый хлопковый сарафан. Влада не накрашена, а румянец на щеках только усиливает ее безупречную красоту. Настоящий ангел, по-другому и не скажешь, отчего этот вид заставляет меня нахмуриться ненадолго.

Я смотрю на Андрея.

— У тебя на звонке ее фотография стоит? – Кажется, я поняла, где видела ее.

— Ну да, а что такое?

— Покажи мне ее.

Он открывает телефон, быстро находит фотографию Влады и показывает мне. Влада не видела, что кто-то ее снимает, и смеялась, показывая язык. Наверное, тогда она была совсем маленькой. Потом я замечаю, что на заднем фоне изображен наш дом.

— Так это же наш дом! – восклицаю я. – Сколько вы знакомы?

— Три года, – отвечает Влада. – Я бывала здесь, когда вас не было дома.

— И мой брат тебя не приглашал?

— Приглашал, конечно. Он хотел познакомить меня с вами с самого начала, но я отказывалась. Слишком рано, мы сами-то знали друг друга от силы месяц. Я стеснялась.

— Тебе нечего здесь стесняться, – подмечает Глеб. Он целует меня в щеку. – Эта семья рада каждому.

— В таком случае, раз уж все так здорово сложилось, то добро пожалось в нашу семью, Влада. – Я протягиваю ей руку, невольно показывая изуродованный изгиб. Она мельком бросает на него взгляд и пожимает мою руку. – Если бы ты не стеснялась, мы бы создали классную компанию. Поверь, эти мальчики способны вызволить из тебя дьявола и ангела в одном обличии. Знала бы ты их в детстве!

— Твое письмо... спасибо, что доверилась. Не каждый может доверять незнакомому человеку самое сокровенное.

Я отмахиваюсь и беру Владу под локоть.

— Это ерунда. Пойдем, посидим и поболтаем в гостиной, пока родители не приехали. Они намечали устроить сегодня ужин в честь нашего знакомства. – Я оборачиваюсь к парням, которые ошарашенно продолжали глядеть на нас. – Побродите за пределами этих стен, я хочу посекретничать со своей подругой!

И после продолжительного смеха, шуток и колкостей, я наконец понимаю, что это наступили последние счастливые мгновения, которые я должна была прожить на полную.

***

Мы подружились с первой же минуты. Влада была приятной девушкой и собеседницей. Не сказать, что она малышка, но сквозь сдержанность и серьезность проскальзывала детская наивность.

Я рассказывала ей разные истории из нашего детства, а она – свои. Предпочтения в еде, учеба, любовь, семья, интересные занятия. О будущем говорить не стали. Как-то не доходили до этой темы, хотя в ее словах слышались некоторые отголоски. Оно и понятно, ведь скоро девушка родит малышей, а потом выйдет замуж. Хочешь того или нет, думать о будущем все-таки приходится, как бы далеко ты не хотел загадывать.

Я пока не спрашивала ее о беременности, да и Влада не спешила о ней говорить. По мне прекрасно было видно, что здоровье не к черту. Из-за лекарств у меня дрожали руки и кружилась голова, я тяжело дышала и постоянно меняла позу, пока сидела на диване. Если бы Влада завела разговор о ребенке, я бы продолжила его, потому что нет таких тем, о которых я не хотела бы поговорить. Пусть мне было бы больно или обидно из-за несправедливости, обсуждать что-то светлое приятно.

Влада умела подбирать слова. Она смотрела в глаза и слушала. По-настоящему слушала человека. Кивала, улыбалась и смеялась. И когда это происходило, те искры в голове, о которых я говорила, вспыхивали с большей силой. Это было прекрасно.

Чуть позже в доме появилась Мария. Познакомившись с Владой, она принялась устанавливать мне катетер и собиралась убрать его сегодня же, чему я очень обрадовалась. Видно, вены стали совсем слабыми и могли выдерживать только пластиковые иглы. Влада наблюдала за ее манипуляцией без доли страха и стеснения, подшучивала надо мной, что очень забавляло нас обоих. В конце Мария разрешила мне ходить, но только аккуратно, держась рукой за штатив. Прямо как в американских фильмах, где пациенты ходят по отделению с подключенной системой в руках.

Следом за Марией приехали родители. Атмосфера в доме улучшилась. Гул голосов в доме стал сильнее, смех разносился со скоростью света. Столько улыбок были обращены друг другу. Это ли не счастье? Когда твои родные и близкие, несмотря на боль и плохую погоду в доме, умели радоваться и принимать жизнь такой, какая она есть.

Мне только и оставалось, что наблюдать за всеми. Глеб помог мне усесться за кухонный стол, придвинув штатив чуть ближе, чтобы никто не мог его задеть, и мама попросила сидеть смирно. Хотелось помочь ей с едой, но это место заняли Влада, Андрей и Глеб. Папа решил составить мне компанию. Пришлось заставить его рассказать мне о хоккее. Давно ничего о нем не слышала. Наверное, я все же мало его слушала. В ушах звенело от непривычки. За несколько месяцев наш дом действительно стал больным. Наблюдая сейчас за развернувшейся ситуацией, за большим количеством любимых мне людей, я могла лишь любоваться этим. Навсегда зарывать в памяти этот момент, чтобы на небесах вспоминать об этом и говорить себе, что когда-то я все-таки была счастлива, и меня любили!

Мне ненавистно было только одно – время летело слишком быстро. Я хотела очень многое успеть, а эта возможность медленно угасала.

Есть со всеми у меня не получалось. С одной стороны от меня сидел Глеб, а с другой – Мария. Она вечно проверяла систему.

— Прекрати, красотка, – говорила я ей, показывая, что все в порядке с моей рукой. – Я скажу, если что-то пойдет не так. Расслабься и отдыхай.

Она засмеялась и впервые за все время поцеловала меня в щеку. Вряд ли она когда-либо вообще прикасалась к умирающим людям так лично. Медсестрам непозволительно держать в себе работу, но их работа – люди. Самые разные люди со всеми своими проблемами, болью и бедами – не столько физическими, сколько моральными, духовными – и каждую из них мало-мальски проносишь через себя. Иначе никак.

Все разговаривали. Перебивали друг друга, дурачились. Лакомились вкусной маминой едой, слушали порой не самые смешные папины шутки. И в один из этих малых промежутков Глеб решил что-то сказать.

— С тех пор, как их не стало, я мало говорил о своих чувствах. Пришло время сказать. Однозначно таких людей, как вы все здесь вместе взятые, я не смог бы отблагодарить за всю свою жизнь. Мама мне говорила, чтобы я выбирал себе компанию, в которой чувствовал бы себя ценным и нужным человеком. Она явно имела в виду семью и друзей, но я склонялся больше к семье, потому что друзья... они всегда будут где-то рядом, а семья может исчезнуть. Я испытал это на себе и не хотел бы испытывать снова. – Он посмотрел на меня и взял за руку. – Вы приняли меня как родного. Вы заставили меня почувствовать себя ценным, нужным человеком. Вы уважали меня, поддерживали и были рядом в самые тяжелые моменты. Спасибо. Огромное.

Сдержав паузу, во время которой я удержала слезы, он продолжил:

— Ариана мне помогла. Во многом помогла, честное слово. С самого детства была рядом, моя лучшая подружка и ангел. Она заставила меня увидеть свет сквозь темноту. Казалось бы, невозможно выйти из чего-то плохого, утянувшего на самое дно, а Ари́ взяла и вырвала меня оттуда своими маленькими сильными ручками. В то время, – громко заметил Глеб, – как сама боролась за жизнь. Вы только представьте, насколько должен быть сильным человек, чтобы уметь бороться сразу за несколько жизней. При этом испытывать любовь, дарить доброту, ощущение той самой ценности. Черт, ваша дочь нечто. Нечто прекрасное и удивительное. Вы принесли на свет небывалую красоту. – Он поднялся, откашлялся и положил руку на свое сердце. – Я влюбился в Ариану. Не знаю, когда это случилось, сколько мне было лет, где мы находились и чем занимались. Я влюбился. Вот и все. Я не хочу больше никого любить, мое сердце подчиняется теперь только ей. Быть мне однолюбом – в этом я убежден. Рад немыслимо тому, что рассказал Ариане, и говорю сейчас вам, поскольку не могу удержать эти чувства в себе. Если вы позволите любить ее, то я обещаю, что сделаю вашу дочь самой счастливой девушкой на свете. Буду помогать ей в преодолении проблем, буду крепко держать ее за руку и никогда не отпущу, буду действовать наперекор всему, если дело коснется Ари́. Только позвольте и я все сделаю.

Глеб посмотрел на моих родителей. Мама держалась за папину руку и на лице их вряд ли выражалась боль. Они буквально лучились яркими красками.

Сердце уже давно билось об грудную клетку. Не буду его останавливать. Пусть оно хоть в космос взлетит, я собиралась оставаться здесь, рядом с любимым парнем и близкими людьми.

— Любишь, говоришь? – спрашивает папа, подходя к Глебу.

— Люблю. Очень сильно люблю.

— Ты готов принять эту жизнь, Глеб?

Они говорили о моем сердце. Жизни со мной или без меня. Я уйду, и от меня останется воспоминание. А если выживу, то это будет нереальная жизнь. Я не упущу возможности надавать ей как следует.

— К каждому ее повороту, Дима. Плохому и хорошему.

Папа испытующе поглядел на парня. У обоих слезы. Я качала головой, не сдерживая рыданий. Все, кроме Влады, понимали, как тяжело говорить о таком вслух. Да и она, наверное, догадывается.

— Если готов и любишь, то продолжай в том же духе. Только тебе я могу доверить свою дочь. Не обижай ее, Глеб. Не причиняй боль ее доброму сердцу.

И Глеб заплакал. Ему нужно было сказать все это, чтобы осознать и убедиться.

— Да поцелуй же ты ее, приятель, – говорит Андрей.

Я встаю и тяну вслед за собой систему. Глеб ловит меня, берет мое лицо в свои руки и крепко целует губы.

В дрожащие, плачущие, больные. В то же время изголодавшиеся по любви к нему.

К целой жизни с ним.

— Я тоже готова принять эту жизнь, – плачу я. – Я постараюсь не причинить боли твоему доброму, любящему сердцу, Глебушек.