Глава 21. Перерождение

Миллер

Когда люди любят, они становятся слабыми, уязвимыми. Добрый человек - это тот, кого будут обижать, над кем можно насмехаться, кого в конечном итоге добивают, не оставляя шанса выбраться из всей той грязи, вылитой на голову. Сердце наполняется черной жижей обиды. С каждым унижением эта жижица растёт, поднимая на поверхность далёкие от здравого смысла желания. 

И вот, в ответ на эту жестокость, приходит нечто страшное, темное и загадочное - то, чего обидчики никогда не ожидают.

Злость. Агрессия. Ярость.

Месть. Самая сладкая месть.

Добро, казалось бы, должно побеждать зло, но каково же сладостное искушение видеть, как обидчики склоняют головы под тяжестью твоих поступков.

Злость становится мощным топливом, подпитывающим ярость для пробуждения внутренних  демонов. А люди, которые наслаждались твоей слабостью, даже не подозревают, что их прощальный аккорд уже звучит в твоей голове. 

И эта месть — не просто акт жестокости, а преобразование страха в силу.

Однако, когда долгожданная расправа свершится, может оказаться, что последняя нота в симфонии мести звучит горько. Обретённая сила может оставить раны не только врагам, но и твоей душе. Различать границы между справедливостью и самоуничтожением непросто.

Я всю неделю осуждал себя за всё то, что вытворял. Винил ребенка внутри себя, что он не справился с травлей и исчез, дав волю всепоглощающему зверю. Винил себя за то, в кого превратился. 

— Ты опять уедешь? Оставишь меня одного? — с ужасом в голосе спросил мой младший брат.

— Малыш, я приезжаю к тебе сразу же, как только могу, — ответил я, стараясь вложить в слова всю теплоту и утешение.

Я опустился на корточки, вложив его ручки в свои ладони. Поцеловал их, ощутив в этом простом жесте домашний уют. Он пах сахарной ватой. Он пах, как моё незаметно ушедшее детство. В его глазах, полных невинности, я заметил отражение себя маленького — такой же наивный, такой же пылко влюбленный в этот суровый мир. 

— Возьми меня с собой, — в который раз просил брат.

— Билли, мы уже обсуждали это с тобой.

Глаза шестилетнего ребенка наполнились слезами, а моё сердце залилось кровью. Я понимал, что теперь причинял боль почти каждому, кто мне дорог. Билли, со сжатыми кулачками, смотрел на меня, и в этот момент мир словно сжимался.

— Послушай, сейчас тебе лучше пожить с дядей, — присев рядом на кровать, я притянул его к себе. — Понимаешь, у взрослых иногда возникают такие проблемы, в которые они не хотят впутывать своих близких, — ложь. Я бы очень хотел впутать Эми, чтобы она знала обо всём, что происходит вокруг меня.

— Дядя говорит, что мы очень похожи с тобой. 

И это являлось правдой. Зелёные глазы с нежностью смотрели друг на друга.

— Наш дядя не мог соврать, — указательным пальцем я вздернул нос Билли, и тот, наконец, улыбнулся.

— Ты вернешься, да?

— Обязательно, — я пообещал, хотя сам не знал, когда это произойдет. — Верь в это.

Он кивнул, и его маленькие руки обвили мою шею.

— Ты ведь умный мальчик, справишься с любой ситуацией.

— Я постараюсь быть хорошим, как ты,  — Билли вытер слезы и вновь широко улыбнулся.

— Знаешь, у нас с тобой есть одна особенность, — прошептал я возле его ушка.  — В наших сердцах всегда есть место для любви и поддержки, не забывай об этом, слышишь? Никогда. Чтобы ни случилось... Не забывай. Приключений будет немало. Просто оставайся смелым.

— Я хочу быть похожим на тебя, Мёрфи. Таким же взрослым и умным.

Брат встал с кровати, выпрямившись во весь рост, словно демонстрируя свою готовность ко взрослой жизни. По венам неприятно растеклись его слова, вызвав жжение внутри. Никогда бы не пожелал ему быть моим подобием. Только не мной. Ни за что. Он будет другим. Жизнерадостным и счастливым.

— Станешь и будешь даже лучше, чем я, - искренне проговорил я.

В комнату вошёл Сэм, наш дядя, согласившийся протянуть руку помощи мне и брату после одной ночи, перевернувшей наши жизни.

Когда мои родители попали в аварию, которая оказалась смертельной, я долго не мог воспринять эту ужасную действительность. Отца мне было не жалко. Он изо дня в день выплёскивал свою злость на меня, срывался. С пеной у рта, вплоть до смерти, доказывал, что я ничего не стою. Пустые бутылки из-под виски на его письменном столе были неотъемлемой частью нашего дома. Мать же, как будто парализованная страхом, не могла или не хотела меня защищать от жестокости отца.

После их потери я понял, что освободился. Возвращаться обратно туда, где недавно они жили, не хотел. Дом продал, позабыв, что когда-то рос там.

К тому же тогда я держал на руках семимесячного ребенка, кое-как завёрнутого в одеяло. И ребенок этот улыбался мне, не подозревая, что единственный, кто у него остался - это я. И он никогда не увидит лица родителей.

Похороны позволили моей кукушке слететь окончательно. Погоревав только из-за смерти матери три дня, я сразу же принялся наверстывать упущенное. Клубы. Сомнительные тусовки. Увлёкся так, что, однажды, когда в очередной раз выпивал с другом, то нарвался на конфликт с каким-то авторитетным парнем. Под «ярким» градусом алкоголя я переборщил с ударами и впервые убил.

Убил человека.

Друг бегал из стороны в сторону, а я сидел около избитого и мёртвого тела и не чувствовал вины. Наоборот. Удовлетворение. И смеялся. До сих пор помню тот свой смех... Самое ужасное, что мне...

Мне понравилось.

Восхищаюсь собой. Во мне всё, что дрожало, кричало, болело - убили. Я мертв, и других убивая, я себя ощущаю живым.

— Билли, твой ужин остынет,  — сказал Сэм, потрепав по угольным волосам мальчика.

Мы остались наедине.

— Как ты? - поинтересовался он. - Принимаешь успокоительные, которые тебе прописал врач?

— Конечно, как положено.

Если честно, то не всегда.

Я пил их только тогда, когда находился на грани срыва, а должен был каждое утро и вечер. Наплевал на эту больницу и эти чёртовы таблетки, названия которых уже давно вылетели из головы.

— Я рад слышать, что всё в порядке. Ты сейчас уезжаешь?

— Да.

Я подхватил свою кофту и набросил её на плечи, рукава которой перевязал на шее. 

Сэм сопроводил меня до самой машины, крепко пожав руку на прощание. Билли, следуя примеру дяди, со всей своей силы сдавил мою ладонь.

— Мужчина, ты так руку мне сломаешь, — рассмеялся я. — Пока, брат.

- Я люблю тебя, Мёрфи.

- Я тебя тоже, Билли.

Сев в автомобиль, я откинулся на спинку сиденья. Вдохнув полной грудью воздух, с трепетом провернул ключ зажигания.

Мчался по шоссе, разгоняясь до неимоверной скорости. Спидометр стремительно взбирался к отметке в 175. Я не видел Эмилию больше недели. Мне необходимо было увидеть её милое личико, утонуть в сладком аромате её шелковистых волос. Моя тёмная душа требовала её, жаждала обладать всем этим величием, всем её существом и без остатка. 

Мои чувства, подобно затмению, заслонили свет разума. Я понимал, что моё желание быть с ней может уничтожить меня, но каждый раз, когда я закрывал глаза, её образ возвращался, привязывая к себе неразвязным узлом. Желание и страх становились одним целым, и под этой тяжестью я уже не хотел вырываться на свободу. Хотел быть её вечным узником.