12. Разрушение

Дневник,

Чего же я боюсь?

Знаете... я никогда не была честной в этом плане.

Наверное, это именно то, чего я боюсь — открываться людям. Но точно не молний.

Я боюсь многих вещей, на самом деле.

Боюсь боли. Я всегда говорю, что боль мне не страшна, но, черт возьми, я так боюсь её.

Я боюсь встречи с матерью. Жажду и боюсь одновременно.

Я боюсь, что попаду в ад, и тогда Фрэнк с меня три шкуры сдерёт.

Блять. Можно всё это зачеркнуть?

Даже не думайте, что что-то изменилось. Я всё ещё ненавижу вас всех.

Рейн.

***

Как только часы пробили шесть вечера, Рейн устремилась к бассейну. Она больше не могла терпеть. Напиваться тоже нельзя. Адам предупреждал её об этом — иначе анализы покажут в её крови спиртное.

Спина горела адским пламенем, посылая сигналы по всему телу — она еле ходила, голова кружилась, а взгляд плыл. Рейн пришла к бассейну, наскоро снимая платье, и, изнывая от боли, с разгона кинулась в воду. Её окатило прохладой.

Она прислушалась к собственным ощущениям, отмечая, что шрамы не болели. В воде всегда становилось лучше. Если обезболивающих не было, а алкоголь недоступен, то плавать часами напролёт — единственное решение. Хоть вчера она и вылезла из бассейна посиневшая и дрожащая, главное, что шрамы не беспокоили её вплоть до сегодняшнего утра.

Рейн плавала, чувствуя лишь лёгкие покалывания, и радовалась. Это — куда лучше, чем агоническая атака, прошибающая спину насквозь. Сегодня ей придётся менять повязку — два дня, о которых говорила Доктор Спеллман, прошли. Она старалась не думать об этом. Как-нибудь решится.

Что-то коснулось её ноги, и Дуарте напряглась всем телом, замечая на дне чью-то плавающую фигуру. Испугавшись, она пнула по ней пяткой, и спустя секунду возле неё вынырнул парень, брызгаясь водой.

Кайл.

— Барышня, вы чего бьётесь? — проведя рукой по мокрым пепельным волосам, спросил он. — А, Рейн. Здравствуй...

Она округлила глаза, смотря в лицо напротив. Кайл солнечно улыбался, с его длинных ресниц капала вода, а чувственные губы парня, напоминающие об их недавнем поцелуе, разошлись в улыбке.

— Привет...

— Плавать любишь? — он окинул её взглядом, и Рейн обняла себя руками, понимая, что на ней только повязка и чёрные трусики. — Оу... это что же, теперь так модно?

Она не ожидала, что встретит здесь ещё кого-то, поэтому даже не стала менять нижнее белье на купальник. С самого утра у неё на уме была лишь ужасная боль — ничего больше не имело значения.

Она решила перевести тему, неловко улыбаясь.

— И часто ты здесь бываешь?

— Почти каждый день, — он откинулся на спину, плывя лёжа. — А ты? Не видел тебя раньше.

Конечно, ведь до этого Рейн часами напролёт сидела в квартире, занимаясь поисками своей матери — она так и не сдвинулась с мёртвой точки... вся надежда была на Ривера.

«Если он вообще её ищет, — подумала с упреком она. — Полагаться надо только на себя...»

Они провели в бассейне час, плескаясь в воде и болтая обо всём на свете. Чувство стыда испарилось. Как только Рейн увидела Кайла, ею овладело желание сбежать, но сейчас, ныряя с ним на глубину четырёх метров, смеясь, как ребёнок, она хотела продлить это мгновение. Боль совсем пропала.

— Рейна, у тебя кровь...

Вода возле них, ещё прозрачная недавно, стала красной. Кровь. Так много крови. Кажется, она, сама того не заметив, повредила шов — теперь рана на спине кровоточила. Как странно, подумала Рейн. Боли не было.

— Чёрт. Прости, — нахмурившись, брюнетка бросилась к бортику. — Я должна идти.

— Постой. Тебе нужна помощь! — Кайл устремился за ней, хватая за предплечье. — Позволь тебе помочь...

Всё как тогда, на балконе Адама. Ей плохо. Он рядом. Он чувствует её. Он протягивает руку помощи. Ей, как ни странно, становится лучше. Но сейчас... эта боль не ментальная, с её мозгами всё нормально. Лишь тело потихоньку умирает.

Кайлу не под силу исправить это.

Она вздрогнула от чужого прикосновения, а затем скинула его руку с себя — ещё одна защитная реакция. Ей было неприятно. Да, Кайл казался хорошим, даже слишком, но физический контакт с мужчинами заставлял её сжаться до размеров с горошину. Особенно, когда она такая беззащитная, стоит перед ним в собственной крови.

— Не надо. Ещё увидимся, — она вылезла с воды, ступая на холодный кафель и оставляя за собой кровавые следы.

Уборщице это точно не понравится. Конечно, можно было спихнуть всё это на месячные, так неожиданно пришедшие, но вся её спина и бинт были в крови. Кайл не идиот. Он заметил.

— Не ходи за мной, — видя, что блондин идёт следом, произнесла Рейн. — Обещаю, я объясню всё позже. Просто оставь меня, ладно?

— Уверена?

— На все сто.

— Хорошо.

Она улыбнулась.

— Хорошо.

Накинув сверху то самое платье, в котором пришла сюда, Рейн умчалась в лобби. Людей почти не было. Она бросила взгляд на настенные часы — ровно десять вечера. Они с Кайлом плавали так долго... она совершенно потеряла счёт времени. Поднимаясь по ступенькам, краем глаза она уловила чьи-то конверсы — их хозяйкой оказалась Сара. Мулатка шла, явно расстроенная, и смотрела лишь вниз. Она даже не заметила Дуарте.

— Ох, прости, — налетев на Рейн, сказала та. — Прости, не хотела... я пойду.

Превозмогая боль, заискрившуюся в лопатках, она остановила Сару. Что-то в её поведении, в её растерянности, в её глазах — всё это вызывало у Рейн дежавю. После смерти Фрэнка она вела себя точно так же.

— Всё нормально?

— Да. Прости ещё раз.

— Да не извиняйся. Не хочешь...

— Прошу, оставь меня в покое, — по щекам у Сары потекла первая слеза, и это окончательно запутало Рейн. — Не трогай меня.

Она промчалась мимо брюнетки, оставив вместо себя лишь запах цитрусовых, и скрылась в неизвестности. Дуарте поджала губы.

— Я и не собиралась.

Поднявшись к себе, она вбежала в спальню, раздеваясь на ходу. Спина горела диким огнём. Нужно сменить повязку, ко всему прочему смазать рану мазью, которую дала доктор Спеллман. Рейн разрезала бинт между грудей ножницами, садясь у зеркала в полный рост спиной. Она аккуратно отделила мокрую повязку от кожи, что далось ей с легкостью. Взяла в руки тюбик с мазью.

По лопатках стекали тонкие ручьи крови, пачкая белоснежный ковёр и её трусики, а в воздухе завис металлический запах. Она выдавила немного мази на ладонь, смотря на свою спину через плечо, и вывернула здоровую руку под определённым углом, чтобы дотянуться до раны. Тщетно. Рейн лишь сделала хуже — кровь смешалась с мазью, а половина шрамов вообще не покрылась лекарством.

— Твою мать, — злилась она, чувствуя боль вперемешку с беспомощностью.

Хлопок входной двери вывел Рейн из мыслей. Хилл. На часах пол одиннадцатого ночи — он вернулся. Как всегда вовремя.

Она снова села у зеркала, пытаясь достать правой рукой до шрамов, и всё так же тщетно. Не на шутку разозлившись, она ударила кулаком по стене — костяшки разразились болью, а зубы сжались. Нет. Она не пойдёт к нему. К кому угодно, но не к Хиллу, голая и беспомощная.

В собственной крови. Это худшее, что только может случиться — позволить своему врагу увидеть тебя слабой.

Он явно обрадуется.

Адам. Он находился невесть где, не выходя на связь с самого утра. Видимо, глушил мысли особым способом, раз пить нельзя до конца недели. Стелла не вариант — Рейн и так позволила ей увидеть лишнего. Кайл... он остался в бассейне. Будет чертовски глупо прийти к нему за помощью, когда она сама убежала. Сара... сейчас ей явно было не до проблем других.

«У тебя есть только ты, — подумала Рейн. — Попытайся ещё раз. Ты не пойдёшь к Хиллу, даже если будешь плавать в собственной крови»

Но она пошла. Спустя десять попыток, закончившихся неудачей, истериками и новыми ссадинами на костяшках. Прижав к груди халат, Рейн вышла в гостиную, замечая, что дверь в спальню Хилла приоткрыта. Тихая, почти бесшумная музыка The Neighbourhood доносилась до её ушей. Она прильнула к косяку двери плечом, открывая двери полностью, и демонстративно вздохнула.

— Ненавижу говорить это, но мне нужна твоя помощь...

В комнате царил синий. Красивый ночник отбрасывал мягкое свечение на стены, расправленную кровать и лежащего на ней Хилла. Дамиан заломил руки за голову, смотря пустым взглядом в потолок — ей даже показалось, что парень под кайфом. Снова обнаженный. Крепкий торс, украшенный татуировками, бесповоротно привлекающий к себе внимание. Потёртые джинсы, выглядывающие из-под них боксёры Calvin Klein. Его взлохмаченные волосы. Длинные ресницы. Губы. Красивые, эстетичные, манящие своей недоступностью.

Так близко. Хочешь — протяни руку, коснись запретного. А после давись ядом.

— Долго отговаривала себя?

— Целую вечность.

— Это задевает тебя, не так ли? Просить чьей-то помощи, — насмешливо спросил Дамиан. — Особенно — моей.

— Опорные должны выручать друг друга. Ты сам согласился, — припомнила ему Рейн. — Если не хочешь...

— Что ты делаешь?

— А что я делаю?

— Ты убеждаешь меня. Не стоит.

Рейн закатила глаза, ощущая раздражение внутри.

— Так ты поможешь?

— С твоей фригидностью? В любое время суток, — промурлыкал он. — Уже уходишь?

— Забудь, сама справлюсь.

— Крови много?

Она остановилась. Неужели Хилл знал о её шрамах? Доктор Спеллман сказала? Или Ривер? Или... ну конечно, это была Стелла. Блондинка наверняка растрепала об этом всему коттеджу. Бедная, несчастная Рейн Дуарте, страдающая от бессонницы и хронической боли в спине — ко всему прочему, убила человека. Какая прелесть.

— А что, боишься? — она обернулась через плечо, наблюдая, как парень садится на кровати, устало потирая переносицу.

— Пытаюсь оценить масштабы. Если ты при смерти, нужна Спеллман, — спокойно ответил он. — Так что, Дуарте, ты при смерти?

— Нет.

— Тогда садись, — он указал на кровать, а сам отошёл к комоду, роясь в одном из ящиков. Спустя мгновение у него в руках была аптечка.

Рейн скрыла своё изумление, садясь на край его кровати, всё ещё прикрывая грудь халатом. Спину обдавало холодом. В комнате у Дамиана царил настоящий мороз, и по сравнению с жарой в её спальне здешний климат казался раем.

— Ты не включишь свет? — спросила она.

— Нет.

Он стоял сзади — бесшумно дыша, таращась на её шрамы около минуты. Она почти ощущала его взгляд. Наверняка он напуган. Наверняка то, что он видит, вгоняет его в ужас. Всех вгоняет. Окружающие, даже сама Дуарте, видят её спину изуродованной, покалеченной, чертовски страшной. Он не должен стать исключением.

Ласковое прикосновение к её шее — она тут же дёрнулась, сжимая махровый халат до побелевших костяшек. Он всего лишь убрал её волосы. Почти не коснулся её кожи. Он понимал, как сильно она ранена — что физически, что морально, и хотел сгладить острые угли своей неожиданной нежностью.

Или всё это чушь собачья, и Рейн просто пытается найти оправдание тому, как аккуратно он проводит ваткой по её окровавленным шрамам.

— Кто это сделал?

Её шумный вздох. Она боялась услышать этот вопрос — и вот, Хилл задал его.

— Тень из прошлого, — прохрипела Рейн. — Не отвлекайся.

Последующие три минуты прошли в огне — как бы Хилл не старался, и старался ли он вообще, ей было больно. Она уронила голову вниз, скуля от искр, родившихся в шрамах, и сжала зубы до скрипа. Брюнет молча обрабатывал раны, время от времени обдувая её шею и лопатки собственным дыханием.

— Ночью будет гроза. Молний не испугаешься? — вдруг заговорил он, и в голосе сквозила еле уловимая насмешка. Руки по-прежнему кипели над её шрамами. — Смотри, Дуарте, не приходи ко мне потом в слезах.

— Никогда, — слегка улыбнулась она. — Ты же не поверил мне?

— Не поверил, — как только Рейн заныла от боли, он снова подул на её спину.

— Как ты узнал?

— Ты сама как молния. Как непогода, — ответил он. — Твоё имя буквально означает «дождь».

— Я люблю грозу, на самом деле.

— Почему?

— Меня это завораживает. Мрачное небо с огромными черными клубами туч, — слегка улыбнулась Дуарте. — Вспышки молний... такие ослепительные. До жути красивые.

— Такие как ты не боятся природы. У тебя другой страх. Здесь, внутри, — он едва коснулся её висков, и кожа будто покрылась инеем.

— Это плохо?

— Нет. Это просто есть.

— Верно, — кивнула она. — Ничто не убивает меня сильнее, чем собственные мысли.

— Мы все подвержены саморазрушению, — прошептал он, склонившись над её ухом. — И у каждого свой личный способ.

— Ты закончил?

— Давно. Повязку сама поставишь?

Рейн вскинула брови, встречаясь с парнем взглядом. Он выглядел обычно. Ни бледного лица, ни ужаса в глазах, ни сбитого дыхания. Будто видел такое ежедневно — просто привык.

— Но я даже не почувствовала...

— Это уловка. Когда твой мозг занят, боль притупляется, — объяснил он. — Давай, можешь меня похвалить.

Так вот почему они разговаривали — а ведь она даже не заметила. Боль действительно ушла. Спина пульсировала, но агонии не было — вот он, прекрасный миг бесчувствия.

— Спасибо.

Он криво улыбнулся.

— Сочтёмся.

***

Прошла неделя. Она сидела за барной стойкой в их кухне, перебирая макароны в тарелке, и отстраненно смотрела в окно. Начался сезон дождей. Хилл пропадал целыми днями, и с момента, как он впервые перевязал её шрамы, они почти не виделись — лишь ночью, и то мельком, когда он и Стелла трахались на их обеденном столе. Даже не разговаривали.

Услышав громкий стук в дверь, она с недовольным видом пошла открывать — видимо, Стелла легка на помине, и сейчас объявит желание ждать Хилла в его комнате до глубокой ночи. Блондинка упорно не замечала, как холодна с ней Рейн, и по-прежнему верила в их дружбу.

— Рейн! Открывай немедленно!

Ривер. Это его голос. Но что ему надо? Она нахмурилась, ожидая очередной допрос про Дамиана Хилла, но всё-таки открыла дверь. За ней — Куратор в сопровождении двух громил в униформах. Полицейские.

— Твой новый эскорт? Эй... вы чего, я же пошутила!

Мужчины заломили её руки за спину, заставив вскрикнуть, и через секунду она услышала щелчок наручников. Ривер стоял перед ней, разочарованно качая головой. В его глазах сквозила печаль.

— Рейн Дуарте, в вашей крови были найдены следы сильнодействующих наркотиков. Вы исключены из программы и возвращаетесь в зону заключения.