5. Потеря

Дорогой дневник,

Пошёл ты нахуй. Ты охуеть какой уродский. Меня тошнит от этого фиолетового — цвета сумасшедших. А я не сумасшедшая, это тебе ясно?

Да, я злая. Я чертовски злая. Моё нутро разрывается от этой дичайшей злости, и теперь я буду вываливать её на твои строки. Хотя, о чём это я? У тебя ведь нет строк. Что за ёбаный дневник без строк? Кто тебя придумал? Тупейшее творение человечества. Поздравляю, теперь тебя можно занести в список самых бесполезных хуёвин, которые создал человек — и ты, блять, будешь на первом месте.

Пусть это читают все. Вам нравится, ублюдки? Надеюсь, что да. Это лишь разогрев.

Я обязана заполнять этот мерзкий дневник, и я это делаю. Никто не давал определённых указаний: что писать, в каком тоне или каким почерком. Кстати, почерк у меня такой же уродливый, как и этот ваш блокнотик.

Наслаждайтесь.

Ах да, оказывается (охуеть, какая радость!) каждую неделю вы будете задавать мне один вопрос. И вот первый из них:

«Что вы испытываете к своим родителям/опекунам? Какие чувства одолевают вас, когда вы видите их/думаете о них?»

Какой хороший вопрос.

А теперь идите нахуй.

С ненавистью,Рейн.

***

Дуарте бросила фиолетовый блокнот вглубь комода. Он мозолил ей глаза целую неделю: Ривер дал задание ответственно отнестись к самой первой записи в дневнике.

Она бунтует, и этот бунт у неё в крови — от него не избавишься. Идея с дневниками изначально казалась ей проклятием. Писать о своей жизни, рассуждать о чём-то, делиться переживаниями и самое ужасное — знать, что это будет читать посторонний человек. А это вообще считается гуманным?

Ощущение, словно она под микроскопом, и каждый её шажок под строжайшим наблюдением людей в белых халатах. Чем это лучше от тюрьмы? Пока ничем.

Неделя в новой квартире прошла незаметно. Рейн почти не виделась с соседкой — Анита постоянно сидела в своей комнате, закрывшись на замок, и выходила оттуда лишь в туалет. Каждый раз Рейн думала, что та при смерти. Бледная, как смерть, слишком худая и слабая...

Она снова кололась.

Рыжие волосы девушки настолько грязные, что от них исходил запах; Рейн ахнула, когда Анита, разговорившись о чём-то, обнажила левую руку. Её израненные вены... Они красные, воспалённые, причём сразу на обеих руках. Проткнуты иглой не менее десятка раз.

При каждой попытке помочь Анита качала головой:

— Не твоё дело, помнишь?

Она помнила. Неделю назад, сидя в колонии, они заключили свой договор — Анита не спрашивает о том, кого убила Рейн, а Рейн, в свою очередь, не спрашивает Аниту о наркотиках.

Сначала это устраивало обеих, но с каждым днём состояние Мур ухудшалось, и только Дуарте была свидетелем этого. Завтра Анита вылетит из программы — неделя прошла, а значит, к ним должна прийти врач. Она соберёт их анализы и все узнают правду — Анита сидит на героине.

«За такое предупреждение не дадут, — подумала Рейн. — Её либо отправят обратно на зону, где она умрёт от ломки, либо на принудительное лечение»

Рейн не знала, что из этого хуже.

Нужно позвонить Риверу. Он показался ей благосклонным. Если Куратор узнает о зависимости Аниты, то бросится помочь, в этом не было никаких сомнений.

Брюнетка потянулась за смартфоном, чтобы набрать один единственный номер в контактах — номер Ривера.

Да, он поможет Аните.

Но Рейн помнила об уговоре. Она не должна вмешиваться.

И это кажется ей правильным — потому что, во первых, они не подруги; а во вторых, Анита взрослая девочка и может решать за себя сама.

Если она решила сдохнуть от героина — пожалуйста. Рейн не мнит себя вершителем судеб, и уж точно не страдает синдромом Матери Терезы. Она не спасатель.

Пусть Анита спасает себя сама.

— Я за продуктами. Закроешь за мной? — кричит Рейн, чтобы соседка услышала её за запертой дверью своей спальни. Проходит минута. Две. Пять. Ответа нет, возможно, та спит. — Ладно, сама закрою.

Она даёт себе мысленное задание — сделать дубликат ключа, чтобы облегчить себе и Аните жизнь. Сейчас он в одном экземпляре, и хоть соседка никуда не выходит, Рейн всё равно не хочет постоянно запирать её в квартире. А уж тем более ждать, пока Анита ей откроет — рыжеволосая настолько глухая, что порой приходится сидеть под дверью часами.

Солнце спряталось за горизонт, а на часах пробило семь вечера. Сегодня Рейн, как и шесть минувших дней, пыталась вычислить местонахождение своей матери. И всё так же тщетно.

После того, как Рейн убила своего отчима, её мать отправили под программу защиты свидетелей — она убедила всех, что опасается за свою жизнь и боится собственную дочь.

Поверить только! Её мать сделала из неё монстра.

И тогда Рейн решила жить по новому принципу — если все считают её жестоким, беспощадным чудовищем, который рушит всё на своём пути, то она станет ещё хуже.

Их старый домик на Роуз Стрит продан — теперь там живёт милая с виду семья, пара и их малолетний сын. Они даже не знают, что пол кухни, по которому их отпрыск ходит босиком, пропитан кровью — и Рейн, и её отчима.

При мысли об этом её лопатки болезненно ноют: раны почти затянулись, и скоро предстоит снимать швы, но время от времени они напоминали о своём существовании.

В эти моменты ей хотелось кричать.

— Где же ты, мамуль? — свирепо глядя в экран телефона, произносит Рейн. Она обыскала весь Фейсбук, Инстаграм и Твиттер — социальные сети, где раньше была зарегистрирована её мать.

Гленн Дуарте.

На сегодняшний день все страницы удалены или заблокированы. Разумеется, это и есть программа защиты свидетелей. Никакой публичной жизни.

Возможно, она даже изменила своё имя. И фамилию заодно — именно поэтому её поиски затрудняются.

— Чёрт, — чувствуя свой провал, Рейн выключила телефон и зашла в супермаркет.

Она скинула в тележку много чего: продукты, в основном овощи и фрукты, из которых сделает салат, макароны, несколько видов сыра; берёт слабоалкогольный сидр, чтобы расслабиться вечером. Таблетки от головной боли, которые просила Анита — ради этого пришлось звонить врачу, чтобы она выписала официальное разрешение на покупку медикаментов.

За всё расплачивается картой Аниты, которая в общем-то и не против — она оставляет себе пятьдесят долларов, а остальное даёт Рейн, чтобы та ходила за покупками.

Обеих это устраивало.

— Ваш чек. Приятного вечера, — монотонно говорит кассирша. Смотря на неё, Рейн чувствовала лишь одно — скуку.

Кто бы мог подумать, что жизнь после тюрьмы будет такой заурядной. Она не ходит на вечеринки, не напивается вдребезги, ни с кем не спит — даже врагов себе не нашла.

Её телефон вибрирует, и она тянется за ним в задний карман джинсов. Кроме Аниты, которая всё время о чём-то просит, Рейн никто не пишет. И сейчас она мысленно готовится возвращаться обратно в супермаркет, ведь, наверное Мур нужно что-то ещё.

Но это не она. Её добавили в общий чат под названием «Рехаб». В нём двадцать человек и все они — участники программы «Помощь утопающим».

От кого: Адам

«Так-с, народ. Сегодня громкая тусовка!!! Жду всех на четвертом!»

Рейн удивлённо поднимает брови. Видимо, только она живёт скучно, ведь переписка между участниками тянется довольно давно. С самого первого дня.

Вопроса только два: почему её добавили только сейчас? И кто?

Ответов пока нет. Но она получит их сегодня, посетив вечеринку. Рейн отчётливо помнит об одном из правил: не устраивать торжества, если людей будет больше десяти. И оно на их стороне. Двенадцать малышей, которым нет восемнадцати, отправили в приёмные семьи, а остальных поселили в коттедж. Значит, устраивая вечеринки, правило они не нарушают.

Их будет восемь.

— Я пришла! Забирай свои таблетки! — кинув обезболивающее на кухонный стол, Рейн терпеливо ждала соседку. Пусть хотя бы покажется, чтобы она убедилась, что похороны в ближайшем времени не планируются.

Спустя минуту Анита вышла из спальни. Её трясло, а взгляд нервозно бегал по кухне — она не могла сфокусироваться. Побочка от употребления. Рейн смотрела на свою Опорную без эмоций — не то, что бы ей плевать, но за свою недолгую жизнь она успела выучить золотые правила наркоманов.

Во-первых, бывших наркоманов нет. Во-вторых, они никогда не просят о помощи. И, в-третьих, они никогда никому не признаются, что действительно в ней нуждаются, даже самим себе.

— Спасибо. Ты лучшая, — Анита сильно дрожит, и сама не в силах это контролировать. Теребит кольцо на безымянном, словно нервничает. Неожиданно для них обеих она делает шаг к Рейн, заключая ту в слабые объятия. — Завтра уже не увидимся с тобой. Но знай, ты была классной соседкой.

Рейн знает, к чему клонит Анита. Её выгонят из программы. Хорошо, что она ещё в состоянии это понять, и героиновая дрянь не разъела её мозг окончательно.

— Скорее девочкой на побегушках, — хмыкает Рейн. Она не обнимает Аниту в ответ, лишь хлопает её здоровой ладонью по плечу. Хочет показать свою поддержку, но выглядит при этом безучастной. — Ну всё, хватит. Я не люблю такое.

— Я тоже. Не знаю, почему сделала это, — отстранилась Мур, поджав губы. — Наверное, хочется сделать что-то необычное напоследок.

— Ага. Я к себе, — Рейн уходит из кухни, затем запирается в своей спальне. Садится на мягкую кровать. Она не понимает, в чём дело, но её окатывает волной жара.

Снова оно — предчувствие, будто случится нечто ужасное. Она пытается избавиться от него, мысленно придаёт ему физический облик — скатанный шар снега, а затем прячет в какой-то сугроб. Всё так же мысленно. Это даёт свой результат. Плохое предчувствие исчезает.

Успокоившись, Рейн открывает шкаф, вынимая оттуда некоторые обновки. Её взгляд упал на чёрное мини платье со шлейками, на которые нанизаны бусины, обтягивающее её фигуру, как вторая кожа. Она купила его позавчера, когда гуляла по торговому центру. Вещь акционная, поэтому удалось купить ещё несколько, и к тому же отложить часть денег в копилку.

Когда часы пробили одиннадцать, Рейн вышла из спальни. Она остановилась на том самом чёрном платье выше колен, которое делало едва ли первый размер её груди выразительнее, а ноги — стройнее.

Телефон разрывался от уведомлений. Она уже слышала, как где-то рядом гудит музыка, поэтому быстро обулась в чёрные босоножки и пошла к выходу.

Но почему-то остановилась.

Анита. Прошло несколько часов с тех пор, как они виделись на кухне. Рейн подумала, не хочет ли соседка пойти на вечеринку вместе с ней, но судя по её состоянию это было бредовой идеей. Она тихо подошла к двери Мур, стараясь не цокать каблуками слишком громко.

Может, она спит. Не хотелось её будить.

Она понимала, что скорее всего это так, но в груди снова возник ураган. Это волнение? Дуарте уже не знала. Она стремительно приблизилась к двери, приоткрывая её и заглядывая вовнутрь комнаты.

Темнота.

Кажется, Анита действительно спала.

Секунда.

— Анита?

Рейн ахнула, видя неподвижное тело соседки на полу. Она раскинулась на спине, вокруг её тела валялись использованные шприцы.

— Анита! Нет, нет, нет!

Дуарте включила свет в комнате — теперь картина стала более чёткой. Бездыханное тело Аниты Мур лежало на ворсистом ковре, её лицо — спокойное и безмятежное, словно она находилась во сне. Сейчас она казалась ещё моложе, чем на самом деле. Возле рта засохшая струя пены. Одна рука лежала на груди, а вторая намертво вцепилась в какую-то вещь посиневшими пальцами.

Это дневник. Она держала свой жёлтый дневник.

Рейн закричала.

Она выбежала из квартиры, держась за голову, и впервые за очень долгое время ощутила всепоглощающий ужас внутри себя. Она не знала наверняка, но как будто чувствовала — Анита уже мертва.

Она не может позвонить в 911, ведь единственная доступная служба спасения — это Ривер. Он отключил им возможность звонить в скорую или полицию, уверяя, что каждое происшествие должно проходить сначала через него.

Сидя на холодном полу, чувствуя эту тупую беспомощность, Рейн ненавидела его за это решение. Сейчас оно казалось ей бесчеловечным.

Она звонит ему. Гудок. Затем ещё один. Ещё, ещё, ещё. Никто не поднимает трубку.

— Блять! Ну возьми же!

В нарастающей панике, сидя возле собственной входной двери, она зашла в групповой чат. Не читая переписку, зажала голосовой ввод и дрожащими руками поднесла телефон к губам — её снова окунуло в жар.

— Пожалуйста... кто-нибудь, помогите. Мне кажется, она умерла, — в страшной дрожи говорит Рейн. — Анита лежит там... Я не знаю, что делать. Она не двигается...

От кого: Стелла

«Ты что, словила белку? Кто умер? Это шутка?»

От кого: Кайл

«Где ты сейчас?»

От кого: Сара

«Ты же шутишь, правда? Ответь!»

От кого: Адам

«Да забейте, по-любому это пранк»

— Нет, нет, пожалуйста, помогите, — судорожно всхлипывает Рейн, но не может полноценно заплакать. Слёзы душат её изнутри.

Она снова звонит Риверу. Монотонные гудки бьют по вискам. В этот момент её слух улавливает чьи-то шаги, а глаза находят спускающегося по ступенькам Хилла.

Он размазано улыбается, когда замечает сидящую на полу Рейн. В его левой руке зажата бутылка виски. Он пьян.

— Ты? Очень хорошо, — он тычет в Дуарте пальцем, а затем отпивает виски прямо с горла, не морщась. — Я же говорил, что мы ещё встретимся.

Он смотрит на брюнетку в упор. Рейн выглядит так, словно в любой момент может потерять сознание, и одними губами шепчет:

— Она там... я не знаю, что с ней, — дрожащей рукой указывает на дверь в их с Анитой квартиру, а затем смотрит на Хилла умоляюще. — Мне кажется, она умерла...

Дамиан понимает всё сразу. Он выпускает бутылку виски из руки — грохот разбившегося стекла приводит Рейн в чувство. Он мчится в их с Анитой квартиру. Дуарте идёт, нет, ползёт за ним — ноги попросту не слушают хозяйку. Она садится на кухне, беспомощно наблюдая за тем, как Хилл берёт на руки Аниту. Её накрывает новой волной ужаса. Гадкого, холодного ужаса, стекающего потом по спине. Ей кажется, что в квартире есть ещё кто-то, голоса и крики становятся громче, но она не может отвести взгляда от Хилла и Аниты в его руках.

Брюнет несёт её в ванную, бережно укладывая под бьющие в лицо струи холодной воды. Он садится сзади. Обхватывает рукой лицо Аниты, а второй надавливает на её желудок. Затем лезет двумя пальцами в рот, вызывая рвотный позыв, но девушка даже не содрогается. Хилл что-то кричит, бьёт её по щекам, пытается привести в чувство — но это бесполезно.

Анита бесповоротно и окончательно... мертва.

— Мертва, — произносит тихо Рейн, наблюдая за посиневшими губами девушки. — Она мертва... Мертва... Мертва.

В этот момент Рейн тоже чувствует себя мёртвой.