ГЛАВА 2

Это невозможно описать словами.

Когда душа вырывается из оболочки и проникает в мир, который не идёт ни в какое сравнение со знакомым нам, — это то, ради чего стоит терпеть минусы моей работы.

Время здесь идёт по-другому. Ты никогда не сможешь понять, как долго пробыл вне собственного тела: минуту или пару сотен лет. Душа находится в состоянии абсолютного блаженства и спокойствия. Она тихо парит в пространстве настолько прекрасном, что красота реального мира кажется лишь ярким фантиком.

Возвращение — вспышка. Тебя просто выбрасывает обратно в тело. Предвидеть обратное перемещение практически невозможно, поэтому оно каждый раз кажется слишком неожиданным и резким.

Я открываю глаза в своём кабинете. Стены цвета мокрого асфальта мгновенно заставляют понять, что пора уходить из мира, где твоя душа была вольной птицей.

От моих волос пахнет мускатным орехом, а кожа пропитана пряным ароматом восточных духов. На губах и языке ещё остаётся привкус крепкого кофе без молока и сахара, его Жилан боится пить в своём теле, но злоупотребляет в чужом. Ноги слабые и немного дрожат, намекая на долгую ночь, которую Дэйю провела вместе со своим мужем.

Мне часто хочется спросить у неё: зачем спать с дряхлым стариком, если в этом теле можно позволить себе молодого любовника? Никто и никогда не догадается об измене, а Жилан будет получать намного больше удовольствия… Но я никогда не решаюсь этого сделать.

— Как Вы себя чувствуете? — тихо говорю я, снимая с лица женщины кислородную маску. — Уже можете подняться?

— Хорошо, — коротко отвечает она. — Могу.

Протягиваю ей руки и медленно перевожу туловище в вертикальное положение. Старуха выглядит и ведёт себя на удивление бодро, чего нельзя сказать обо мне. Кажется, в выжатом лимоне сейчас больше сил и энергии. Нажимаю на кнопку пульта, и ножки койки начинают медленно уменьшаться в длине. Когда уже Жилан может достать стопами до мраморного пола, я обуваю её и помогаю встать.

— Спасибо, Велорен, — говорит она, пока мы медленно плетёмся в сторону входной двери. — Сегодня всё было замечательно.

— Как и всегда? — слабо улыбаюсь я.

— Как и всегда, — довольно кивает Дэйю.

Тело было измождено и умоляло поскорее бросить его в омут шёлкового постельного белья. Разум протестовал:

«Ты и так потеряла много времени вне своего тела! Посмотри, на дворе уже утро, а ты собираешься потратить ещё несколько часов на сон?!»

Да, именно на него я и собиралась потратить своё драгоценное время.

Избавив оболочку ото всей одежды, я направилась в спальню. Чёрные стены, мраморный пол с узором из крупной шахматной клетки, панорамное окно, хрустальная люстра и огромная кровать — больше в этой комнате не было ничего. Спрятавшись в гнездо из пухового одеяла, я мгновенно сомкнула тяжёлые веки и погрузилась в тихий, спокойный сон.

***

Днём мне позвонил Патрик — парень, с которым мы вместе учились в школе. Он работал фотографом, снимал для множества известных журналов по всему миру, но встречался со мной каждый раз, когда ветер заносил его в Пекин. Этот раз исключением не стал.

Утром прошёл сильный дождь, поэтому во всех СМИ настоятельно рекомендовалось не покидать своих домов без защитных масок. Испарения после кислотных осадков — это совсем не шутки, поэтому я извлекла из шкафчика в гардеробной тёмно-синюю фильтрующую маску, подобрала закрытый комплект одежды и поспешила на встречу со старым другом.

— Добрый день, Велорен! — приветствует меня консьерж — приятный китайский паренёк с задорными глазами.

— Здравствуй, Лин, — улыбаюсь я, цокая каблуками по светлому полу холла.

— Не успели вернуться и сразу уходите, — замечает он. — Завидую вашей неутомимости!

— Положение обязывает… Будь моя воля — никогда не вставала бы с постели!

— И лишили бы меня возможности видеть Вас каждый день, — хохочет Лин. — Нет уж, Велорен, даже не думайте о таком!

— Будь по-твоему, — усмехаюсь я, положив ладонь на сияющую чистотой ручку двери. — Придётся позабыть о «карьере» затворницы.

***

Поднимаюсь на один из верхних этажей строгого бизнес-центра и направляюсь в студию, где Патрик снимает для модного китайского журнала. Вхожу без стука и сразу прикрываю глаза ладонью — слишком много света от профессиональных ламп. У обтянутой белой материей стены стоит девушка, вся одежда которой ограничена набедренной повязкой в стиле коренных жителей африканских племён. Вокруг неё скачет худощавый блондин, то и дело щёлкая затвором фотоаппарата. Эти двое слишком увлечены работой и не обращают на меня никакого внимания.

Нахожу в уголке помещения стул, который служил ещё и вешалкой для верхней одежды трудящихся, сажусь и закидываю ногу на ногу.

Ох, в школе мы с Патриком были той ещё парочкой — помешанные на алкоголе и сексе малолетки, которые считали себя самыми умными людьми на свете. Пили до потери сознания, спали со всеми и друг с другом — тоже, отрывались ночи… и всё это в первый год после переезда из города, где проходило наше детство.

Патрик прекращает фотосессию и разворачивается в мою сторону.

— Чёрт! — вопит он, хватаясь за сердце. — Как давно ты здесь?

— Достаточно долго, — я встаю с места, ехидно улыбаюсь и добавляю: — Рада видеть, Капитан Трахенберг.

Девочка-модель перестаёт смотреть на меня и переводит непонимающий взгляд на Патрика, закрывшего лицо руками.

— Ты никогда мне этого не забудешь, да?! — смеётся он.

Такое-то забудешь. Мы вместе снимали квартиру в первый год после переезда в Пекин и постоянно устраивали безумные вечеринки, после которых генеральная уборка была меньшей из работы по дому. И в одну из таких ночей Патрик закинулся какой-то забористой дурью, сорвал душевую штору и нацепил её в качестве плаща. Затем нарисовал на своей голой груди огромную букву Т моей любимой помадой, выбежал в основную комнату, запрыгнул на стол и заорал так громко, что подавил даже дикую музыку из колонок:

— Капитан Трахенберг летает по городу и вытрахивает из людей всю дурь! Я — Капитан Трахенберг! Я покажу вам всем, какой красивый у меня плащ во время полёта!

Патрик действительно собирался выпрыгнуть из окна девятого этажа и полететь наказывать провинившихся личностей. К счастью, его удалось вовремя остановить и запереть в кладовке. Непризнанный супергерой сидел там десять минут и всё время пытался уговорить нас открыть дверь и отпустить его бороться с преступностью.

— Если бы Питера Паркера держали под замком, то Нью-Йорк сдох бы! — убеждал собравшихся у кладовой людей Патрик, крича в замочную скважину. — Понимаете? Если я не накажу всех ублюдков сейчас — они придут и по ваши души! Да, по души вас всех! Особенно по твою, Велорен! Ты будешь, как сраная Мэри-Джейн, потому что ты — моя подружка! Тебя постоянно будут похищать и преследовать, чтоб меня шантажировать!..

Дослушать увлекательную историю об этих незавидных перспективах нам не удалось по одной простой причине — Патрик отключился.

— Как дядя Стивен и тётя Стейси? — спрашивает блондин, делая огромный глоток кофе. — Чёрт, горячо!

Мы сидим в ресторане, расположившемся на нижнем этаже того же центра, и делаем вид, будто собираемся отведать бизнес-ланч, чтобы не выделяться из стайки корпоративных крыс, рассевшихся за соседними столиками.

— У бабушки с дедушкой всё отлично.

Вру и не краснею. А что я должна ему сказать?

«Неужели ты забыл, что им плевать на меня, а мне — на них? Дед звонит мне трижды в год: поздравить с Днём рождения, Новым годом и началом учёбы. Представляешь, он даже не знает, что я бросила университет!»

Так звучит правда, но эти слова никогда не коснутся моих губ.

На личном компьютере — тончайшей пластиковой пластинке размером с ладонь — высвечивается неизвестный номер. Я извиняюсь перед Патриком, поспешно поднимаюсь со стола и направляюсь к небольшому холлу.

— Слушаю, — принимаю вызов, оказавшись в одиночестве.

— Велорен? — слабый мужской голос немного подрагивает на гласных буквах.

Ударение снова падает на «е», вместо законной «о».

— Вело-орен, — тяну я, дав понять собеседнику о правильном произношении. — С кем имею честь?

— Меня зовут Майкл Моренди, и я нуждаюсь в Ваших услугах…

Любой человек, звонящий с незнакомого номера, так или иначе нуждается в моих услугах. Хотя, и со знакомого — тоже.

— Что именно Вы хотите сделать?

— Мой сын… — Моренди шмыгает носом и продолжает: — Мой сын попал в аварию и сейчас находится в клинике… мне нужно к нему.

Какое отношение это имеет к транспортировке душ? И с каких пор в больницы стали пускать незнакомых девиц, а не родных отцов?

— И для этого нужно другое тело? — непонимающе произношу.

— Дело в том, что он был в поездке, когда это случилось… И сейчас мой сын находится в США.

— Где?! — своим возгласом я привлекаю внимание хостес, но жестом даю ей понять, что всё в порядке. — И почему Вы не можете отправиться туда сами?

Некоторое время мне приходится слушать тишину и гадать, какую же причину назовёт таинственный господин Моренди. Боязнь попасть в авиакатастрофу? Банальное отсутствие визы?

— Мне запрещён выезд из страны, — наконец отвечает он.

— Проблемы с законом? — мгновенно спрашиваю я, сохраняя ледяное спокойствие.

Мне приходилось сталкиваться с людьми в розыске, готовыми отдать мне любые деньги, чтобы сбежать из Китая. Они собирались подстроить собственную смерть, тихонько отсидеться за пределами страны в моём теле, а потом вернуться в своё и начать жизнь с чистого листа. Суммы были такими, что мне приходилось простить повторить их, чтобы удостовериться в правдивости услышанного. В моей гостиной сидели криминальные авторитеты, известные по всему Китаю, которые приезжали на встречу в машинах с наглухо затонированными стёклами. Но я всегда отказывалась от любых предложений подобного рода. Как и ото всех, хоть немного связанных с нарушением закона.

— Боже, нет! — принялся оправдываться мужчина. — Я недавно переехал в Китай, сейчас идёт процесс обработки документов… у меня нет права уезжать.

— Мистер Моренди, — выдыхаю я, — Мне будет достаточно сделать один звонок, чтобы узнать: говорите Вы правду или нет, поэтому…

— Велорен! — голос Моренди  пропитан такой жуткой концентрацией отчаяния, что его маленькая часть передаётся и мне. — Звоните кому угодно, только быстрее, умоляю! Я готов заплатить Вам шестьдесят тысяч юаней сейчас, и сколько угодно после возвращения из Америки. Я бы предложил больше, но эти деньги — всё, что у меня есть в данный момент…

— Стоп, — приказываю я, и голос на том конце трубки резко обрывается. — Мистер Моренди, приезжайте ко мне в апартаменты прямо сейчас, если у Вас есть такая возможность. Я хочу поговорить с глазу на глаз…

— Конечно! — голос наполняется радостью, но по-прежнему дрожит. — Я готов сорваться в любое время! Куда мне нужно приехать?

— Адрес пришлю сообщением, — отвечаю я и уже направляюсь в столовую зону ресторана. — До встречи.

— До встречи! — кажется, мужчина готов взорваться от переполняющих его чувств. — Спасибо!

Патрик замечает меня и широко улыбается:

— Нам как раз подали питание для офисного планктона! — он указывает на скудно накрытый стол. — Смотри, не объешься!

— Дегустация ланча клерков отменяется… — тоскливо говорю я, опустив плечи. — Клиент приехал и просит об обслуживании в экстренном порядке.

— Чёрт бы побрал этих любителей косметологии! — восклицает блондин, поднимаясь со стула. — Неужели они считают, что без укола гиалуроновой кислоты не смогут просуществовать и дня?

— Все хотят быть красивыми. Не надо обвинять людей за их желания, — я целую Патрика в щёку и улыбаюсь. — Ты останешься в Пекине на всю неделю?

Он кивает.

— Тогда будешь должен мне встречу, ясно?

— Разумеется, подруга. Ну, до встречи?

— Увидимся! — бросаю я и собираюсь покинуть помещение, но разворачиваюсь и усмехаюсь: — Уже скучаю, Капитан Трахенберг…

— Когда-нибудь я возненавижу тебя за это, Велорен! — хохочет Патрик.

Все знакомые считают меня косметологом класса «люкс». Так проще всего объяснить те материальные блага, хозяйкой которых мне повезло стать.

***

Если мне довелось встретить этого мужчину в других обстоятельствах, я могла бы принять его за преуспевающего бизнесмена. Высокий, статный, лет сорока пяти на вид — от него веяло уверенностью и большими деньгами. Но в данный момент этот человек сидит на диване в центре моей гостиной и рыдает, согнувшись в три погибели. Признаться, я и сама уже готова пустить слезу от истории несчастного, год назад потерявшего любимую жену… и близкого к тому, чтобы лишиться и родного сына.

— Он вылетел с трассы на мотоцикле, — Моренди говорит еле слышно, постоянно прерываясь на тяжёлые вздохи и промакивание намокших и покрасневших от слёз глаз. — Чёрт знает, что будет дальше… Я должен быть рядом, если он… если он вдруг…

— Прекратите, — произношу это, чтобы не услышать слово «умрёт». — Разумеется, я помогу, мистер Моренди. У меня есть американская виза, поэтому Вам останется только приобрести билеты на моё имя и…

— Мы можем сделать это сегодня?! — Майкл чуть не подпрыгивает на месте от смешавшихся в нём удивления и воодушевления. — Я верил, что Вы согласитесь, и попросил своих знакомых забронировать мне билеты… Остаётся только ввести данные с Вашего паспорта, и вечерний рейс будет ожидать меня.

Это очень плохая идея. Частые перемещения жутко выматывают, а если добавить к этому длительный перелёт из Китая в Штаты…

— Простите, но…

И в этот момент Моренди делает то, от чего я мгновенно теряю дар речи. Он вскакивает с дивана и падает на колени перед моим креслом. Мужчина складывает ладони так, словно собирается прочитать молитву, и поднимает на меня наполненные слезами глаза. На несколько секунд он запечатляет на мне взгляд, от которого по позвоночнику проходит несколько зарядов тока, а после произносит:

— Умоляю…

Одно слово. Одно слово и взгляд, говорящий больше тысячи самых пронзительных и эмоциональных речей.

Я видела своих родителей лишь на фотографии в доме бабушки и дедушки, но уверена, если бы мой отец узнал о том, что его дочь попала в большие неприятности — не стал бы сидеть, сложа руки. Думаю, он сходил бы с ума от волнения, страха и желания помочь мне. Искал бы любые лазейки, чтобы увидеть и провести рядом с родной кровью последние минуты её жизни…

Я прокручиваю эту ситуацию в голове несколько десятков раз, пропускаю боль стоящего передо мной на коленях мужчины через собственную душу и… соглашаюсь отдать ему своё тело на неделю. Бесплатно.

Это безрассудно. Это неосмотрительно. Это попросту глупо. Но это — единственное правильное решение, которое я способна принять в сложившейся ситуации.

Каждый раз транспортировка происходит по одному сценарию. Я читаю клиенту лекцию, которую за несколько лет работы уже выучила наизусть. После перемещения в мою оболочку, заказчик покидает квартиру через раскрытую дверь и отправляется исполнять задуманное. И тогда в игру вступает третье лицо.

Диана — моя горничная. Единственный человек из окружения, знающий о моей способности. Она живёт в соседней квартире-студии, которую я снимаю для нашего общего удобства. Увидев вышедшего из моих апартаментов заказчика, девушка отправляется в кабинет и оставляет там инструкцию по обратному перемещению и предмет, без которого оно невозможно.

Выйти часто бывает куда сложнее, чем войти. Транспортировка работает по этому правилу. Для возвращения душ в свои оболочки требуется ток, который вырабатывает прибор, найденный мной в специализированном магазине для физиотерапии.

Почему нельзя объяснить клиенту всё до того, как его душа попадёт в моё тело и не проведёт там достаточное количество времени? Причина проста — если человек внезапно передумает и решит вернуться в родную оболочку сразу же, то умрёт. Душа просто выскочит наружу и не вернётся обратно. Я снова окажусь в собственном теле, а он… вы уже поняли.

Разумеется, эта информация не свалилась на меня с неба. Именно после того случая я стала уделять безопасности клиентов в разы больше внимания.

Моренди лежал передо мной с кислородной маской на лице. Ни один человек на этой койке не смотрел на меня с таким восхищением и благодарностью. Кажется, он до сих пор не до конца осознавал реальность происходящего.

— Это совсем не больно, — произношу я. — Пожалуйста, закройте глаза.

Он жестом просит снять с него маску, и я почему-то слушаюсь.

— Спасибо, Велорен! — пылко благодарит Моренди в сотый раз. — Вы — ангел…

— Не спешите, — прошу я. — Повременим с этими словами до возвращения, хорошо?

«Вряд ли Вы будете настолько счастливы, если сын погибнет…» — чуть не слетает с языка, но мне удаётся остановить поток этих слов.

— Хорошо-хорошо! — согласно кивает Майкл. — Значит, до субботы?

— До субботы, — мягко произношу я, возвращая маску на его лицо.

Моренди блаженно улыбается и закрывает глаза, а моё тело принимает нужную для транспортировки позу.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Я представляю, как душа этого человека проникает в мою оболочку и заполняет её без остатка. Как её тончайшие корни-ниточки начинают прорастать внутри. Как лёгкое тепло разливается под кожей…

И вдруг мои вены начинают забивать осколки льда. 

Боль за мгновение наполняет тело от макушки до пяток. Всё внутри горит от порезов и обжигающего холода льда. Мне хочется закричать, вскочить с места и прекратить эту пытку, но я не могу разорвать связь между нашими телами!

Осколки царапают вены изнутри. Холод становится невыносимым, а боль накатывает волна за волной. Я готова потерять сознание, раствориться во тьме или даже умереть — что угодно, лишь бы этим мукам пришёл конец…

Острая льдинка разрезает вену и с бешеной силой впивается в сердце. Боль становится настолько сильной, что отказывают лёгкие. Из моей груди вырывается последний крик. Тихий, резкий, наполненный адскими муками и осколками льда.

Темнота.

***

Сознание возвращается медленно. Я будто прорываюсь к реальности сквозь призраков ночных кошмаров. Вязкая трясина болота тянет в свой омут, закрывая выход на поверхность.

Через силу распахиваю глаза и заставляю себя пошевелить головой. Тело кажется чужим и каким-то непривычно тяжёлым, оно отказывается слушать хозяйку.

Кабинет. Кислородный баллон, тёмные стены, обтянутая чёрной кожей койка, на которой Майкл медленно приходит в себя. Часы показывают полдень субботы. Какая точность.

— Секунду… — шепчу я Моренди, смотрящему на меня. — Мне немного не по себе…

Голова кружится, а к горлу подступает тошнота. Подобные недомогания никогда не мучили меня после перемещений.

Пару раз пропускаю через ноздри прохладный воздух и поднимаюсь с кресла. Борясь с желанием упасть на мраморный пол и дать бессильному телу отдохнуть, опускаю койку и помогаю мужчине подняться на ноги.

— Ангел! — восклицает он, заключив меня в объятия. — Велорен, Вы — мой ангел! Никаких слов не хватит, чтобы хоть немного выразить мою благодарность! — Моренди хватает меня за руки и начинает истерически целовать кожу моих ладоней. — Святая женщина! Святая женщина! Если есть на небесах Рай, Вам там самое место!

В полуобморочном состоянии я способна лишь стоять, с трудом удерживаясь на дрожащих ногах. Его пламенная речь доходит до меня смутно, неясными обрывками, в смысл которых просто нет сил вникать.

— Вы спасли мою жизнь! Нет, больше! Вы помогли мне в деле всей моей жизни! — кажется, на моих руках уже нет места, на котором этот человек не оставил поцелуй. — Велорен, я не забуду Вас до конца моих дней! Ангел! Ангел Возмездия! Я обязан Вам всем, мой Ангел!

Не замечаю, как остаюсь в полном одиночестве. Моренди исчез, будто бы его и не было.

Силы окончательно покидают моё тело, и оно безжизненно опускается на кожаную софу. Глаза закрываются сами собой.

Я провожу во сне ровно двадцать часов. Это кажется полнейшим безумием, но помогает подняться на ноги и почувствовать себя нормальным человеком.

Первое, о чём я думаю после пробуждения: сытная пища.

Мой желудок болезненно сводит, а от малейшей мысли о еде во рту начинается настоящей потоп.

Второе: я так и не встретилась с Патриком.

С этим Моренди и его сыном из головы совершенно вылетел друг детства. Мне определённо стоит позвонить ему и извиниться за неосуществлённые планы.

— Доброе утро, Капитан Трахенберг! — смеюсь я в трубку, пока на заднем фоне начинает закипать чайник. — Ты уже улетел из Пекина?

— Велорен? — Патрик будто не верит своим ушам. — Это ты?

— А кто ещё будет называть тебя по супергеройскому псевдониму?

— Господи… — выдыхает он. — С ума сойти можно…

Сердце ускоряет ритм. Что с ним происходит?

— О чём ты, Кэп? Если дуешься из-за того, что я не появлялась неделю, то уж прости! У меня были неотложные дела…

— Неделю? — недоумевает парень.

— Ну, да… — в моём голосе появляются нотки сомнения. — А что такое?

Некоторое время мне приходится вслушиваться в напряжённую, пугающую тишину, сочащуюся из динамика. Эти секунды кажутся мне настолько длинными, что хочется прожить их на ускоренной прокрутке. Но когда Патрик даёт ответ на поставленный вопрос, я мечтаю отмотать время вспять.

— Тебя не было девять месяцев… — говорит он.