Глава 30. Ингрид

Отныне я не расставалась с маленьким серебряным кинжалом, который дал мне Владимир. Я была готова вонзить его в своё сердце в любой момент, лишь бы не встречаться со своими самыми жуткими страхами наяву. Я поняла, что что-то идёт не так, когда в дороге к нам присоединился ещё один большой отряд русов, рожденных от воинов и воспитанных воинами, – я догадалась сразу, потому что таким же был и Владимир. Вместо того, чтобы двигаться дальше на север, наше теперь уже настоящее войско вдруг свернуло на совсем другие тропы. Сначала я предположила, что это какой-то новый путь в главный стан, но когда между высоченными секвойями стали то тут, то там попадаться дубы, передо мной открылась вся картина: мы ехали на запад – в те земли, где уже ждала меня моя Воландрия.

«Она нас обманула», – вертелось у меня в голове. Я давила в себе свой гнев, мысли путались, и как бы я ни старалась что-то придумать, что могло бы мне помочь в этой ситуации – ещё один побег, по понятным причинам, мне не подходил, – ничего другого на ум не приходило. Мой сын и я были теперь заложниками Ладомирры, и она нас везла к самому ненавистному мне человеку, хотя я уже не различала, кого я ненавидела больше: Гарольда или её.

Вечером к моему костру подошла Ладомирра:

– Аррон, – негромким голосом обратилась предводительница русов, – не хотел бы ты немного прогуляться по лагерю?

Аррон уставился на меня. Я подкинула ещё одно полено в костёр.

– Сынок, пойди проверь лошадей.

Мы остались с Ладомиррой наедине. Она села рядом и стала вместе со мной смотреть на огонь. Она не отводила своих глаз от языков пламени, она даже не моргала. Её губы шевелились, будто одной ей известным образом она с кем-то разговаривала.

– Огонь молчит, – вдруг вымолвила она.

– Ты обещала, что я рожу своих детей, – я начала сразу с того, что меня сейчас больше всего беспокоило.

– И я сдержу своё обещание, – резко перебила меня правительница.

– Откуда тебе знать, что сдержишь? – с самого начала я сомневалась, что план Ладомирры удастся, поэтому я, доведённая до крайности, спросила её напрямую, и мне было всё равно, что обнажат мои слова.

– Знаю, – её ответ прозвучал особенно тихо, даже как-то настороженно, будто она, и вправду, чего-то боялась. – Я много чего знаю... – продолжила она, – и... вижу. Только... не могу понять, как мы все взаимосвязаны, вернее... понимаю, что эта связь есть. Но... почему?

Ладомирра поднесла свою руку к огню. Я думала, она сразу же её одёрнет, но нет, она держала её прямо над костром, и пламя, тотчас ставшее фиолетовым – или мне так показалось? – не обжигало её пальцы, а как бы обтекало их. Луна светила прямо на нас. Я посмотрела на совсем уже полный молочный диск и вдруг тоже поднесла свою руку к огню, но сразу же вскрикнула от жгучей боли.

– Ты рождена водою, поэтому ты так подолгу смотришь на Луну.

Прижимая к холодному камню свою дико ноющую ладонь, я с недоумением и злостью посмотрела на Ладомирру.

– Да, я наблюдала за тобой, – призналась она, – пыталась разгадать твою тайну: почему они любят тебя, что в тебе есть такого, чего... – Тут она умолкла, опять стала задумчивой, вглядывалась в огонь, который теперь был чисто белым и сникал потихоньку.

Я подбросила ещё одно полено.

– Мой отец был предводителем, воином. Но у него родилась я – девочка, – она рассказывала это не мне, а самой себе, потому что вообще не смотрела в мою сторону. – Другого пути я для себя не видела. Мы ведь с Владимиром выросли вместе...

Тут моё сердце защемило.

– И он мне нравился. Но он выбрал искать свою судьбу в чужих краях, потому что, он говорил, он чувствует, что его жизнь там...

«Они были близки...»

– А я чувствовала совсем другое, – Ладомирра продолжала свои мысли вслух. – Но что я могла возразить его судьбе? Что?! – Ничего.

Больше всего на свете я сейчас хотела, чтобы она не рассказывала мне всего того, чем она делилась со мной. Я отказывалась её понимать, и мне было досадно, даже обидно признавать, что она все эти годы любила Владимира – мужчину, который отказался от всех возможностей, которые мог ему дать союз с семьёй правителя, и отправился на зов своего сердца, чтобы найти и спасти меня, чтобы любить меня.

– Замолчи, пожалуйста... – Как раненая косуля, я взглянула на Ладомирру и увидела её влажные глаза, мои глаза тоже были готовы вот-вот разрыдаться.

Но Ладомирра меня не слышала.

– Гарольд тоже тебя любит, – сухо произнесла она.

«Она несёт полный бред! Этот монстр никого не любит кроме себя самого!»

Будто угадывая мои мысли, Ладомирра шла ещё дальше в мою темноту:

– Если бы ты была ему безразлична, он бы просто послал за тобой убийц и выкрал твоего сына.

– Он всеми играет как пешками! – я бросила свои слова в костёр, блики которого как кошмарные тени танцевали на лице Ладомирры.

– Может и так. Но я не пешка, – в её голос вернулась прежняя уверенность. – Ты ведь тоже родилась не пешкой? Ты же стала королевой?!

Наконец-то она отвела свой взгляд от пламени, и наши глаза встретились. Необожжённой рукой я сжала лежащий рядом со мной в холщовом мешочке кинжал. Правительница сразу же заметила это движение.

– Но если ты выйдешь из игры именно так, тогда ты точно пешка, – она снова повернулась к огню, на этот раз слегка прикрыв свои веки. – Ты родишь через неделю. Самое крайнее через две, – очнувшись, она произнесла. – Словена унесёт твоих детей в Русию.

Ошарашенная, я не могла ничего выговорить: «Сестра Владимира здесь?!»

– Дети русов принадлежат их земле, – Ладомирра закончила и встала. – Я помогу тебе родить. Нужен кто-то, кто будет тебя держать в этом мире.

«Что ещё она придумывает?!»

– Это буду я. Боги так сплели... Твоя душа может уйти. Я увидела это в огне. Но ещё не время...

Правительница будто чеканила каждое своё слово, а я искала в себе точку, в которую я смогу собрать все свои силы.

– Ты вправе убить себя, если хочешь.

«Какая же она жёсткая!»

– Но ты этого не сделаешь, потому что снова вернёшься к тому, от чего ты ушла.

– Пусть всё будет по воле Богов, – я процедила сквозь зубы.

Силуэт правительницы русов скрылся из моего видения, но я всё ещё смотрела в её сторону. «Я не пешка», – я проговорила вслух и почувствовала, как точка силы внутри меня запульсировала. Я стала отчаянно верить, что со мной будет всё хорошо, пусть это и казалось мне полным безумием, но теперь я верила.

***

Я гуляла в Центральном парке Нью-Йорка. Одна. Полная луна. Мне было так необычно бродить в этот поздний час вдоль озера, смотреть на отражения зданий и деревьев в воде. «Неужели я одна в целом мире?» – будто осенний лист, в моём сознании прошелестел вопрос. «Нет, я просто не могу быть одна в этом мире», – я уставилась на залитое звёздами небо, – «тем более сейчас, когда всё вокруг скоро расцветёт».

Рич был сейчас со своей бабушкой, Андреас улетел в медовый месяц со своей новой женой, а я оказалась здесь, в самом центре бесперебойно шумящей жизни. Ритмы Нью-Йорка возбуждали, с неведомой силой вдували в мои паруса ветер свободы, от которого ещё больше раскрывались мои крылья готовые унести меня ко всему, чего я только могла пожелать. Но чего же я желала? Я искала в себе ответ, но не находила. Я не хотела ни-че-го. «Разве такое возможно? Наверное, да, раз это во мне есть», – я улыбнулась.

Совершенно без цели я шла дальше по дорожкам парка, просто вдыхала и выдыхала этот ещё немножко прохладный и влажный апрельский воздух. Мимо меня прошёл мужчина с большой пушистой белой собакой на поводке. «А не завести ли мне четвероногого друга?» – вдруг я себя спросила. «Нет», – сразу же отозвалось во мне, – «тебе не нужны привязки». От этой мысли мне стало тепло, я направилась к выходу. По пути я стала обдумывать детали своего романа, ради которого я, собственно, и прилетела в Нью-Йорк, и внезапно меня охватил страх: «А вдруг любовь не вернётся? Вдруг любовь никогда не возвращается, если она ушла?»

Передо мной остановилось жёлтое такси, я села.

– Вас куда? – устало спросил таксист–афроамериканец.

– Бруклинский мост. Там точно встречается любовь.

– Что вы сказали, мэм?

– Э-э... не обращайте внимания. Просто мысли вслух.