Глава 27. Ингрид

Это утро началось не так как обычно. Я проснулась от внезапно нахлынувшего на меня страха. Я села на краешек кровати, солнечный диск был как раз на уровне моих глаз. В животе перевернулся малыш, но его срок ещё не подошёл. Мой страх возрастал. Я прикрыла глаза и стала глубоко вдыхать ещё прохладный воздух и медленно выдыхать, а мои губы еле слышно шептали: «С тобой будет всё хорошо. С тобой будет всё хорошо...»

– Ингрид...

Моего плеча коснулась тёплая ладонь Владимира.

– К нам скачут всадники, их много, я боюсь, – сходу выпалила я.

– Родная, всё хорошо. Дозорные не поднимали тревогу, – Владимир гладил меня по спине, успокаивая.

– Они заберут нашего ребёнка!

– Я не позволю никому это сделать. Успокойся, ты со мной. Иди ко мне, полежим ещё немного.

Я легла, Владимир обнял мой уже очень большой живот. Я немного расслабилась, но ощущение тревоги никуда не ушло. На улице вдруг залаяли псы, и тут мы отчётливо услышали стремительно приближавшийся топот лошадиных копыт. Владимир тут же вскочил с кровати и опрометью взял своё оружие. Я подбежала к окну.

– Я разбужу Аррона, – Владимир протянул мне свой серебряный кинжал.

Всадники подъехали к нашему двору. Их было не меньше сотни: русы, не отсюда. Моё сердце колотилось. Владимир уже спускался по деревянным ступенькам вниз. Я видела, как кто-то из ночной охраны настежь открывал ворота. Первой во двор въехала белоснежная статная кобыла, на которой сидела Ладомирра. Я забыла, что мне надо дышать, моё сердце на миг остановилось.

– Мама, – меня окрикнул Аррон, стоявший в дверях моей спальни.

Я вздрогнула и снова стала дышать, а сердце продолжило свой стремительный бег. Мой сын быстро подошёл ко мне. Вид въезжавших во двор всадников его явно обрадовал.

– Это же правительница русов!

– Да, сынок, – я ответила без особой радости.

– Я побегу их встречать! – Аррон уже практически выбежал из моей спальни.

– Аррон!

– Да!? – прилетел его ответ.

– Будь осторожен! – я крикнула ему вслед.

Но Аррон даже не услышал мои слова, он уже прыжками пересекал залитый утренним солнцем двор.

«Нет, нет», – взволнованная, я стала повторять про себя, – «моё время ещё не пришло, не пришло...», и в этот момент я всем своим сердцем возненавидела Ладомирру. Я негодовала: «Как может женщина отнять жизнь у другой женщины!? Ведь мы же не делим с ней одного мужчину!» Мои размышления прервал вошедший в комнату Владимир.

– Зачем она приехала? – не дожидаясь, пока он сам всё расскажет, я спросила.

– Она просто объезжает земли.

– Но она не предупредила! – я горячилась.

– Что с тобой?

– Со мной?!

– Да. Кажется, ты слишком принимаешь всё близко к сердцу.

– Я... просто... я... – как я ни старалась, на ум ничего убедительного не приходило.

Владимир застегнул свою лёгкую кожаную куртку, подошёл ко мне и прижал меня к своей сильной груди.

– Моя королева, думай о нашем ребёнке, – сказал он мне на волийском. – Я с тобой.

Я выбрала свою самую красивую одежду и нехотя стала одеваться. Я была уже готова и направилась к выходу. Я открыла дверь и тут же столкнулась взглядом с Ладомиррой, жар ударил в мои виски. Совершенно спокойная, она стояла у меня на пороге. Я безмолвно сделала шаг назад, позволяя ей пройти в мою спальню. Какое-то время мы просто стояли и смотрели друг на друга.

– Приветствую тебя, жена доблестного руса, – Ладомирра начала разговор первая.

– И я приветствую тебя, правительница русов.

– Можно? – Ладомирра протянула руку к моему животу.

– Пожалуйста, – ответила я сдержанно.

Правительница несколько раз провела своей рукой по моему выпуклому животу, её губы слегка улыбнулись, а глаза как-то необычно для неё засветились.

– У тебя будет двойня?!

«О чём она говорит?»

– Ты ждёшь двойню?! – радость Ладомирры возрастала.

– Что?!

– Я вижу: мальчик и девочка. Будут прекрасными русами!

Я смотрела на неё молча, не делая никаких попыток разделить с ней нахлынувшие на неё чувства. Но её радость длилась совсем недолго, и теперь Ладомирра вновь стала прежней: холодной и задумчивой.

– Я держу своё слово, бежавшая из своей земли птица, – произнесла она, сделав явный акцент на последних словах.

– Я тоже держу, – я старалась говорить уверенно и спокойно.

– Знаю.

Ладомирра принялась оглядываться по сторонам.

– Если бы у тебя была возможность всё изменить, какую бы игру ты переиграла?

Её слова всегда меня ставили в тупик: «Что за игру она затеяла?»

– Я не знаю, что тебе сказать, Ладомирра.

– Один ход, и твоя жизнь совсем другая. Какой бы это был ход?

Ладомирра явно не привыкла, чтобы её вопросы оставались без ответа, она глядела на меня как бы немного свысока.

– Я бы, возможно, не бежала из Воландрии, – сказала я, немного подумав.

– Неверный ответ и глупый выбор! – Ладомирра повысила свой голос. – Ты бы была уже точно мертва!

– Разве сейчас у меня есть другой выбор?! – мой вопрос, словно звон сабель, всколыхнул пространство вокруг меня и Ладомирры.

Правительница прищурила свои ясно-голубые глаза и куда-то направила свой взор. По правде говоря, мне она всегда казалась немного странной, и она всегда держала дистанцию, хотя в этом я была чем-то на неё похожа, так как также предпочитала никого к себе близко не подпускать.

– Мы не знаем, какую игру ведут через нас Боги.

Её взор стал прежним.

– Тогда это очень жестокая игра! – я осмелела и приоткрыла Ладомирре свои чувства. – Мы как куклы, которыми они играют! – каждое произносимое мною слово тупой болью отзывалось в моём сердце.

– Не нам судить, – тихо отозвалась правительница. – Но у тебя уже есть драгоценность, о которых мечтает любая.

Я непонимающе взирала на неё.

– Ты знаешь, что такое быть матерью... Это гораздо важнее любой игры. Поверь мне.

***

Мне хотелось от всего убежать, уехать куда-то в незнакомый город, бродить целыми днями по улицам, сидеть на скамейке в парке, слушать, о чём говорят посетители за соседними столиками в кафе, смотреть фильмы ни о чём и бесцельно пролистывать ленту фотографий в Инстаграме, лишь бы не думать о своей реальной жизни. Но я знала, что бегство от себя приведёт меня опять к самой себе, и круг пойдёт на новый виток.

Сначала меня шокировал тот факт, что я нисколько не противилась тому, что Рич останется жить с Андреасом. Но мой психотерапевт сказал, что это нормально, учитывая всё, что со мной приключилось за последние годы. Для меня сейчас было главным найти смысл, причину, чтобы я снова стала радоваться жизни.

Было решено, что я перееду к своей пожилой тётушке, так как полное одиночество, по мнению моего доктора, могло не пойти мне на пользу. Да я и не возражала против такой компании, поскольку полагала, что проживу у неё пару-тройку недель, и всё наладится. Прошёл целый год, а у меня, однако, так и не наладилось; вернее, наладилось, но не так, как я себе это представляла.

Моя тётушка жила, как она всегда выражалась, в «скромных апартаментах в трёх шагах от центрального парка». Почему в трёх? Потому что в двух шагах ей не нравилось: её подруга жила как раз в тех самых двух шагах от парка, и та постоянно жаловалась, что к ней то и дело снуют на кухню всякие разные белки, а иногда и ещё кто-то похожий на дикобраза, на что ей моя тётушка, не скрывая, конечно, своей радости, отвечала, что дикобразов у них в помине не было, а белками у неё в доме вообще и не пахнет; да уж, она просто не замечала, как они скачут по её подоконникам, но я не стала ей раскрывать беличий секрет, пусть она и дальше живёт, счастливая, с мыслью, что белки не таскают из-под её носа её миндальные печенья. Вот так эти две милейшие одинокие старушки стали моим самым действенным лекарством от всех случившихся со мной бед.

Неудивительно, что пополнению в их компании они были очень рады, даже иногда чересчур, но я на них за это нисколько не обижалась, ведь они хотели мне добра и проявляли свою заботу так, как они умели. Да и я с удовольствием окунулась в оживавшие каждый вечер воспоминания, как они шутили, об «их не в меру насыщенной молодости». Одна была археологом и объездила в экспедициях практически все континенты; а другая была стюардессой и тоже побывала везде. С неподдельным любопытством я внимала их историям о многочисленных ухажёрах, о бурных и не очень романах, о том, как муж одной погиб героем во Вьетнаме, а муж другой, выражаюсь её словами, «умер от банального цирроза печени». Я поражалась всему, что видели их, по сути, неугомонные глаза, и тому, что им уже далеко за восемьдесят, а они помнят всё, будто это было даже не вчера, а сегодня утром.

Наши совместные часы стали для меня спасением, и мой внутренний бег по кругу незаметно для меня прекратился. В моём воображении уже даже гулял приятный ветерок, дующий откуда-то из лета, и я на вновь обретённом вдохновении записывала всё, что моя тётушка и её несменная подруга поведывали из своих, они не отрицали, счастливых жизней. Их рассказы увлекали меня до самых кончиков ногтей на моих пальцах, и я зачастую ложилась спать только под утро, когда я, довольная, что законспектировала каждое их вычурное слово, закрывала свой ноутбук.

Тем не менее, я не забывала о том, что я была ещё и женой, и матерью. В отношении с сыном наметилось дающее большую надежду сближение. Я часто виделась с Ричем, иногда, если я не была занята своими обязанностями волонтера в приюте для бездомных животных, я заезжала за ним после его занятий в начальной школе, и мы играли на детской площадке или гуляли в парке, ели мороженое и смеялись от души. Рич смотрел на меня чистым сердцем, в котором не было ни обиды на меня, ни злости, он всё понимал и принимал такое положение в нашей семье; он был счастлив в моменте, что сейчас у него есть мама. Я многому могла бы научиться у него, и я училась, несмотря на то, что он мой маленький сын.

С Андреасом мы всё больше отдалялись друг от друга. С того самого вечера, когда он привёз меня из больницы домой, мы так и ни разу с ним серьёзно о нас не поговорили. Ему было больно, я это видела, но я не хотела ему мешать разобраться со своими чувствами, да и он ничем не показывал, что ему нужна моя помощь. Если он решил возвести между нами преграду, то он имеет полное на это право. Может, там, за стеной, ему станет легче. Каждый из нас выбирал проживать эту разлуку по-своему. Я предпочла жить тем, что у меня было на сегодняшний день, и в этом я искала смысл. Мне, конечно, предстояло ещё многое в себе понять, но я выбирала движение, а не застой.

И в этой новой для себя игре, я представила, что переехала жить в другое место и теперь заново открывала город, в котором я прожила последние пятнадцать лет. Я бродила по улочкам, заказывала в кафе горячий белый шоколад, иногда просто чёрный кофе, а иногда самое красивое на витрине пирожное, да не одно, а целых два, что я себе раньше никогда не позволяла. Со мной даже кто-то пытался познакомиться, но меня на данный момент моей жизни не интересовали никакие свидания, а тем более новые отношения; я мило общалась, но всегда уходила первой, не оставляя никому свой номер телефона. Я с нуля познавала эту жизнь, и меня как-то даже удивляло, что всё вокруг не стоит на месте, и наблюдать за этим непрекращающимся движением стало моим новым увлечением, но теперь я от жизни не пряталась, я была её частью.