Глава 25. Дельфания

Трудней всего смотреть в глаза, которые бы никогда не хотели видеть боли, разрывающую сердце того, кого любишь...

Я знаю все глаза Ахмара, ведь столько раз мы ныряли в эти бездонные колодцы друг друга, что научились, даже не глядя в них, различать всевозможные оттенки наших смешанных чувств.

– Я всё продумал. Мы убежим. Сегодня последний день Луны, никто ничего не заметит и не узнает. Мы просто для всех исчезнем. Только ты и я, – взгляд Ахмара был такой решительный, что, казалось, его огонь вот-вот вырвется наружу и спалит этот город дотла.

Я молчала. Из моей груди уже готово было выскочить сердце, чтобы не переживать муки предлагаемого мне выбора, – ведь я не могла предавать свою веру, не могла, потому что она была такой же частью меня, как и мои руки, сейчас немного влажные, как и Ахмар...

«Мне придётся его отпустить».

– Дельфания, бежим, – Ахмар сделал шаг в мою сторону.

Мои холодные щёки словно обожгло прикосновение его раскалённых ладоней.

– Я не могу, – я робко отвела от него свой взгляд. – Он убьёт их всех. Всех.

– Просто всё оставь. Ради нас, ради нашего будущего, – Ахмар умолял меня.

– У нас нет будущего, – я отступила от него.

– Кто это решил?! – Ахмар еле сдерживал свой гнев.

– Наша судьба закончилась, – моё горло пронзили каменные шипы, – той ночью... когда я истекала кровью...

– Но судьба нам даёт ещё один шанс!

– Нет, – гулко отозвалась я. – Она хочет, чтобы мы признали то, что мы отказывались принимать... Мы, как маленькие дети, верили в любовь, которой не суждено...

– Я и сейчас в неё верю! – Ахмар резко перебил меня. – Наши дети ещё могут родиться...

Его слова укололи меня прямо в грудь, и мне надо было ему хоть что-то возразить, чтобы не сбежать от своей решимости:

– Ахмар! Я – верховная жрица! Ты понимаешь, о чём меня просишь?!

– Прекрасно понимаю. Потому что это практически разрушило тебя, нас... – его слова заточенным на смерть клинком рассекали воздух в моих покоях.

Я собрала все свои силы и на одном дыхании твёрдо сказала:

– Это моё предназначение.

– У нас ещё есть шанс... Вдали от того, что может забрать ещё не родившуюся жизнь...

Снова подойдя ко мне, Ахмар безуспешно искал мои глаза, прижал меня к своей груди. Я так сильно замёрзла, что отрекалась от того, что сейчас дробило моё сердце на колкие кусочки. Я чувствовала, как Ахмар плакал.

«Если нам суждено быть вместе, мы будем».

«Судьба не так однозначна, как ты думаешь, Дельфания».

«Но мы видели её знаки».

«Мы ничего не видели».

Молчание.

«Ты остаёшься?»

Снова молчание.

­– Ты остаёшься? – Ахмар повторил свой вопрос голосом. – Пока ещё не поздно.

– Остаюсь. – Я старалась говорить хоть немного убедительно: – Ялалла может зачать в новую Луну. Она стала теплее ко мне, мы с ней говорили. Она поняла, что я сама не хочу, чтобы... – я запнулась, – это... продолжалось. Она старается. Он не посмеет. Я настою...

Ахмар неподвижно стоял и смотрел сквозь меня, а я дальше говорила свои доводы:

– И мы прекратим это безумие, и храм перенесут в другое место подальше от столицы. Мы всё изменим, меня уже поддерживают жрицы. Как только всё закончится...

«Это не закончится. Потому что причина – ты. Поймы ты это! Ялалла тебя убьёт, в ответ её убьёт Зураб. Нам надо бежать! Чтобы хоть что-то спасти...»

Его мысленный поток пульсировал фиолетовыми волнами. Я вдруг почувствовала себя такой уставшей и слабой, что ответила ему лишь чтобы прекратить всё это:

«Нет». «Нет». «Нет».

Я была сейчас такой на себя непохожей, я стала сторонним наблюдателем своей собственной жизни – так, оказалось, легче принимать то, что я считала от меня независящим. Но где-то во мне то и дело постукивало сомнение: «А если судьба испытывает нас? А я снова отступаю... Но ведь я не отступаю, я иду до конца...»

Ахмар не слышал мои мысли, так как был полностью сосредоточен на другом – на своём вдребезги разбитом сердце. Я видела, как тяжело поднимается и опускается его грудь, он словно превращался в камень. Я подошла к нему и взяла его ладонь в свои руки:

– Дай мне ещё немного времени.

– Ничего не получится. Они плетут заговор против Зураба, ждут только подходящего момента. Потому что пока за него армия...

Я вопросительно на него взглянула.

– Они сами мне предложили его убрать. Они не пощадят ни тебя, ни твой храм, ни твоих жриц, – теперь в его голосе звенели стальные ноты, он говорил очень кратко.

Я была потрясена:

«Ведь она любит его!»

«Ты хоть сама в это веришь?»

Я закрыла глаза. Моя грудь сжалась, я стала задыхаться. Я подошла к окну в надежде, что свежий ветер вдохнёт в меня глоток жизни, но ветер, наверное, не рассчитал свои силы, и на столе вдруг погасла свеча. Я обернулась. Ахмар продолжал смотреть на меня. Я знала этот взгляд плачущего внутри сердца, у меня самой был точно такой же взгляд.

«Уходи».

Ахмар беззвучно отступил назад, и больше мои покои его никогда не видели. Следующей ночью я почувствовала, как остановилось его сердце. Я не спала, ждала, что он получит посланную мной весточку и придёт, но его не было. Меня вдруг охватила дрожь, на лбу проступили капли горячего пота, я закрыла глаза и увидела стальную иглу, которая медленно прокалывала любовь всей моей жизни: сначала одно лёгкое, затем другое; в грудь тут же хлынула солёная вода Атлантики, и его тело медленно опустилось на дно. Я резко встала со своей кровати, чтобы бежать его искать, но тут же потеряла сознание.

***

Я ждала нашего с Владимиром ребёнка. Я была так счастлива, что боялась сглазить саму себя. Я ещё не до конца верила, что женщина может быть настолько счастливой, поэтому мне было вдвойне тяжелее скрывать от моего нового мужа разговор с Ладомиррой и то, что должно произойти, как только я рожу. Я гнала эти лихорадочные мысли от себя прочь, но они только делали вид, что уходили: каждый раз они возвращались тогда, когда я их меньше всего ждала, и в тот момент они вдребезги разрушали все мои тайные надежды что, тому, что пообещала правительница русов Гарольду, не суждено быть в моей жизни.

Я часто вопрошала Богов: «Неужели я мало страдала? За что вы хотите отобрать у меня жизнь?» Но я не слышала от них никаких ответов, вернее, ответ был, только звучал он брюзжащим гневным голосом моего отца, который, не переставая, обвинял меня в неверности. В моменты, когда я не могла прекратить этот навязчивый ад в своей голове, я выходила в сад и просто начинала прорывать сорняки на грядках, а если было чисто, я шла на берег реки, собирала цветы и сплетала из них венки – женщины русов меня многому научили – и затем бросала их в воду, расслабленно наблюдала, как течение уносит мои печали в неведомые края.

Я знала, что у Гарольда и Ладомирры установились отношения. Ладомирра не была за мужем. Владимир как-то нехотя мне рассказал, когда я его спросила о ней, что однажды она была невестой, но, считай, накануне свадьбы, её будущего мужа насмерть загрыз медведь в лесу, и с тех пор никто не стремился предложить Ладомирре своё сердце – русы были очень суеверными в таких случаях. Поэтому намечавшийся брачный союз мог дать ей второй шанс, но, как она мне чётко дала понять, она совсем не собиралась им воспользоваться: в этой игре она делала ставку на себя. Наверное, так она рассчитывала избавить свою страну от столь безумного соседа, хотя Русию и Воландрию разделяли труднопроходимые леса. Или она мечтала расширить свои владения? Так или иначе, я не верила, что на земле есть кто-то, перед кем Гарольд действительно приклонит своё колено – передо мной он этого не сделал, как того требовал брачный обычай волийцев, и мой отец его даже нисколько в этом не упрекнул. Но и Ладомирра тоже была не такой простой, она всегда казалась слишком сосредоточенной на своих мыслях, ну а что было у неё внутри, по всей видимости, ей и самой было не много понятным.

Когда я делала попытки предугадать дальнейшие их ходы, я терялась в догадках, но меня не надо было убеждать, что мой бывший муж сделает ход первым – такая уж была у него природа: он не любил тянуть, предпочитая со всем разбираться жёстко и сразу. Я чувствовала, как за моей спиной два стервятника уже вовсю размахивают своими широкими крыльями. Наживка была у каждого, а победа достанется только одному, ведь они не могли проиграть оба.

Единственное, чего я никак не понимала, так это почему Ладомирра решила дать мне возможность и время родить Владимиру ребёнка. Неужели дело действительно в пророчестве, которое дал ей волхв при рождении? Что такое связывало её и Владимира, о чём я не знала? Почему она была так уверена, что Владимир примет её волю?

– Аррон, это ты? – я спросила на своём родном языке, как только услышала какой-то шум в соседней комнате.

– Да, мам, это я, – отозвался Аррон.

Казавшийся не по годам взрослый, мой сын вошёл ко мне, я отложила в сторону шитьё.

– Как дела, дорогой? Сколько куниц ты сегодня выследил?

– Почему ты спрашиваешь меня на волийском? – негодовал Аррон. – Я не хочу на нём говорить! – решительно заявил он на языке русов.

– Это мой родной язык. И твой тоже, – я была с ним очень осторожна.

– Но зачем он здесь нам нужен?

– Здесь не нужен, но он может понадобиться там.

– Мы же бежали оттуда, – Аррон был непреклонен.

Когда-то я сама всё сделала для того, чтобы Аррон не забыл, кто он и откуда он родом, и почему он здесь оказался. Когда мы убежали из Воландрии, он только-только научился более-менее внятно изъясняться на волийском, и, если бы я тогда прекратила все разговоры на нашем языке, сейчас он бы ничего не помнил о своём прошлом, считая себя сыном Владимира. Он, конечно, и так считал себя его сыном, и ничуть не уступал в состязаниях здешним мальчишкам, но он всегда знал правду, о которой в Русии я никому не рассказывала...

– Ты бы хотел однажды встретиться со своим настоящим отцом?

Этого вопроса Аррон явно от меня не ожидал.

– Никогда! Мама, о чём ты?!

– Если вдруг со мной что-то случится... – маленькими шагами я подбиралась к волнующей меня теме.

– Мой настоящий отец – Владимир, – еле сдерживая свой гнев, выпалил мой сын.

– Да, сынок, ты прав. Но мы не знаем, что может произойти...

– Ты боишься? – Аррон посмотрел на меня с подозрением.

– Нет, сынок. Я просто хотела сказать... –Открыться сыну я, конечно же, тоже не могла, но я хотела его хоть как-то к этому подготовить: – Ты не можешь вычеркнуть из себя свои корни, – я снова перешла на волийский. Я видела, как русы держатся за свои кровные узы, и в этом, несомненно, была их сила: – Тебе понадобится быть очень сильным когда-то...

Я поманила его рукой, он сел передо мной на полу и положил свою голову на мои колени:

– Я так люблю тебя мама.

– Всё-таки между нами давай говорить на волийском. Хоть иногда. Пожалуйста.

– Ладно.

И тут Аррон подскочил, поцеловал меня и буквально выпрыгнул из комнаты, где я расшивала детские распашонки. Я обняла руками свой уже округлившийся живот: «У тебя всё будет хорошо, обещаю».