Глава 24. Лиз

Моё физическое сердце ускорилось, мои лёгкие захотели больше кислорода, в ушах пульсирующе звенел рёв турбореактивного двигателя готового вот-вот взлететь в небо самолёта. Последние мгновения трепетного волнения. Моя душа не сомневалась, потому что она уже выплакала все свои слёзы, сейчас были только предвкушение и большая радость, что я снова возвращаюсь. Я открыла свои объятия космическому ветру, и в этот раз невидимая рука моего наставника больше не толкнула меня в спину, я всё делала сама. Падающей с неба звездой я полетела в непроглядную темноту. Стремительно, с каждой крошечной долей секунды, мой яркий белый свет тускнел, съёживался, уменьшался, пока совсем не исчез, оставив после себя еле слышный хлопок зависшей в пространстве пыли. Врата открылись и тут же сомкнулись, потому что я вновь полностью слилась со своим земным телом. С силой я сжала кулаки, а мой слух пронзил непрерывный писк какого-то прибора.

– Андреас, Андреас...

К моему телу были подключены провода, в носу была трубка. Я жадно хватала ртом воздух, осматривалась вокруг, не понимая, где нахожусь и что со мной происходит.

В комнату вбежала незнакомая мне женщина в белой одежде:

– Успокойтесь, вам нельзя вставать, – она хотела уложить меня обратно на подушки.

– Где мой муж?! – я схватила её за руку.

– Лежите спокойно. Доктор Вам всё объяснит.

– Мой муж жив?! Андреас жив?! Скажите мне! – я была готова сорваться с постели и бежать.

– Спокойней! Вы так вырвете провода! –женщина быстро нажала на какую-то кнопку на прикроватной панели и стала снова удерживать меня за плечи. – Смотрите мне в глаза и дышите глубоко.

– Я жива?! Где я?! – меня охватывала настоящая паника.

Меньше чем через минуту в комнату вбежала ещё одна женщина, одетая также во всё белое.

– Линда, нужно успокоительное, она не в себе. И скорее позови доктора Стрейнса!

Вторая женщина кивнула и тут же покинула палату, а я ещё больше запаниковала от того, что я только что услышала: «Я – не в себе?! Мне дают успокоительные?!» Моё сердце бешено колотилось, на висках выступил пот.

– Дышите. Мягче. Да, вот так. Уже лучше.

Открылась дверь. Вторая женщина быстро подошла ко мне и вколола в моё плечо укол, от которого сразу по телу разлилось тепло и мне даже стало приятно. Я уже дышала ровно и глубоко, а державшая меня женщина отошла в сторону.

– Что... со мной? – я еле выговорила: мой язык вдруг стал очень тяжёлым. Ответ я так и не услышала, мои веки сами закрылись, и я заснула.

Я очнулась от холодного прикосновения к моему запястью, на меня смотрел мужчина:

– Я доктор Стрейнс. Миссис Харткинсон, как Вы?

Я слегка улыбнулась:

– Мой муж...

– Мы ему уже сообщили, он в пути. Не переживайте.

Я расслабилась и ещё раз попыталась улыбнуться.

– Ваши показатели в норме, – продолжал доктор.

– Где я?

– Вы в больнице Святого Георгия.

– Меня снова пришлось лечить? – спросила я с сожалением.

– Вы не помните, что с Вами произошло?

– Нет. Смутно... Только бьющий в глаза яркий свет... А потом туман...

– Вы попали в автокатастрофу. Повреждения черепа, внутреннее кровотечение. Мы сделали операцию.

– Я ничего этого не помню.

– Вы были в коме.

«Кома...»

– Когда это случилось?

– Три месяца назад.

«Три месяца...»

Перед глазами сложилась картинка-пазл, и я снова попыталась встать, но тут же от слабости рухнула на подушки.

– Пока полежите. Успокоительное ещё действует.

Голос доктора мне показался мягким и певучим. Он ещё раз прикоснулся к моему запястью своими холодными пальцами чтобы проверить мой пульс.

– Медсестра будет рядом. Поспите.

Я кивнула и спокойно закрыла глаза.

«Он едет. Он едет», – с надеждой я повторяла про себя.

***

Наши встречи с Ахмаром стали крайне редкими, и если они и случались, то под непроглядным покровом тайны: Зураб через своих ищеек всё уже обо мне знал: кто я и как я оказалась в Аллантии. Зураб, конечно, открыто ничего не мог сделать Ахмару, потому что тот был его самым лучшим полководцем, который принёс ему победу над пришлыми гурами. Ахмар теперь пользовался всеобщим уважением и среди алланитов, и среди оставшихся в живых немногочисленных оссийцев.

Для меня время, проведённое с Ахмаром, было как глоток жизни. Иногда мы просто лежали вместе тот короткий отрезок ночи, который мы у всех украли. Прижавшись друг к другу, мы не произносили ни слова, боясь потревожить искрящееся таинство, что происходило между нами. Чтобы передать друг другу свои чувства нам достаточно было языка образов, которые перетекали через наши открытые сердца. Хотя я старалась закрывать от Ахмара то, что было связано с Зурабом, он и так всё прекрасно знал, когда прикасался к моему телу, каждая клетка которого помнила все прикосновения к нему. Ахмар был настолько искренен ко мне в своей любви, что его мужской свет меня бережно окутывал, исцелял и давал мне опору, словно безбрежной реке давали берега...

Теперь практически каждую ночь в храм жриц Земли приходил один и тот же алланит из храма Солнца и отводил меня к Зурабу. Я покорна шла за ним, несмотря на то, что каждая встреча с правителем меня истощала, вытягивала из меня мои живительные соки, но я этому не противилась, полагая, что поступаю верно.

Зураб становился одержимым с каждым разом, и чем больше он хотел меня, тем больше он хотел крови своих врагов. Я не понимала, почему энергия, которую я для него поднимала, его только распаляла, исчезала в нём, тонула как в бездонной пропасти. Но что-то внутри него его останавливало, будто ему нужен был всего лишь единственный толчок, единственная зацепка, которые он пока не находил. Я чувствовала его голод, чувствовала, как борются в нём его врождённая честь и поглощающая его алчность. Я была уверена, что, раз обнажив свой меч наживы, он никого не пощадит. Алланиты никогда не вели захватнические войны, предпочитая защищать свои территории, но не поддаваясь агрессии. Но моё нутро мне подсказывало, что Зураб хотел выйти за пределы веками установленных границ и традиций. В глазах своего народа он был настоящим спасителем, да и дорогая моему сердцу Осса теперь также была под его властью, причём оссийцы сами присоединили свои земли к Аллантии. Осса была страной вольных странников, волхвов и ведающих женщин, которые никогда не держали в руках оружия, но отныне всё было по-другому, везде устанавливались новые порядки.

Ритуал, в рамках которого я проводила земную силу для Зураба, не мог долго оставаться без всеобщей огласки. Конечно, напрямую об этом никто не говорил, но люди буквально обезумили идеей, что настоящая сила, способная опровергнуть всех твоих врагов, приходит к мужчинам только через посвящённых женщин–жриц. Кто-то даже доходил до того, что отказывался от своей жены, обвиняя её в том, что та не поила его благословенными нектарами, и искал себе новую жену из числа молодых жриц. Но жрицы никогда не шли против своего сердца, поэтому одержимые этой бредовой идеей мужчины стали открыто требовать себе жрицу. В наш храм теперь каждый день мужья приводили своих жён в надежде, что мы из рождённых для совсем другого предназначения женщин сделаем посвящённых жриц. Я прекрасно знала, что эти злые искажённые слухи распространяло окружение Ялаллы, и Зураб никак не мог этому помешать, потому что он сам действительно так считал и был безмерно горд, что его сила шла к нему от самой верховной жрицы Земли, хотя сам он этому не предавал огласки.

И за всей этой лихорадкой у всех на устах был немой вопрос: «Кто родит наследника?» Авторитет и почитание Зураба дошли уже до черты, граничащей с ясным разумом, и алланиты, судя по всему, забыли, каким образом избранный Светом муж становился правителем.

Хотя законная жена Зураба и опиралась на влияние некоторых благородных семей Аллантии, её положение стало как никогда шатким, и она это не могла не понимать. Поэтому Ялалла вела свою тонкую закулисную игру, целью которой была моя голова, а в придачу к ней и головы всех жриц. Она хотела, чтобы женщины восстали друг против друга, чтобы, также как среди мужчин, побеждала сильнейшая. Меня не раз об этом предупреждала Сирия, но я была непреклонна в своей вере в Ялаллу, надеялась, что свет женской истины всё-таки в ней загорится. Мой проницательный взор видел, что она обладала особым видением, но она сама себе его закрыла, поэтому в её разуме не было образа, что все мы – одна большая женщина, только у каждой из нас своё предназначение и дарования, и таланты одной не могут быть больше или меньше талантов другой.

Я не хотела войны между женщинами, поэтому скрепя сердце согласилась поговорить с некоторыми юными жрицами, чтобы те стали проводниками земной силы для приближённых Зураба. Эту идею, к моему удивлению, предложила сама Ялалла. Её главный аргумент был в том, что высший круг Аллантии нуждается в большей силе, чтобы не допустить того, что стало с Оссой, а Зурабу это было только на руку, потому что он всех продолжал держать в состоянии войны, когда война была уже закончена.

Я смотрела на Зураба и Ялаллу, пытаясь понять, когда они сделали промах, отойдя от первоначального смысла их союза, ведь я всегда была рядом с ними. Я часто говорила с Сирией, которую, даже после того, как круг избрал меня верховной жрицей, продолжала считать своей наставницей. В наших беседах я хотела найти подтверждение правильности своих поступков, но Сирия не могла указать мне путь, она лишь отвечала, что не я причина этого нарыва, давно вызревавшего в женских матках. Мы только приближаем то, что рано или поздно прорвётся наружу. Но пусть, она считала, мы будем первыми, так мы сможем хоть как-то смягчить волну ненависти, которая прокатится через многих-многих женщин, которые родятся на Земле следом за нами.

Мне впервые стало страшно. Я закрывала глаза и видела яростно бушевавший в Земле огонь, он стремился выжечь брошенные в её плодородное лоно сорные семена, которые уже проросли и успели поднять свои зловонные стебли. Я не раз подходила к источнику чистой воды чтобы заглянуть в своё будущее, но неизменно мой взор рисовал одну и ту же картинку: тёмные глубины Атлантики, я лежу на дне океана, прикованная массивными цепями к скале. Это леденящее душу видение иногда приходило ко мне и во сне, и моё тело цепенело и в ужасе вздрагивало; я просыпалась, не в силах пошевелить конечностями, хватала ртом воздух, но воздух, казалось, в мои лёгкие не проходил, потому что я захлёбывалась горькими на вкус, солёными водами; и я нигде не видела свет, который бы поднял меня на поверхность...

После таких снов я особенно остро скучала по Ахмару. Теперь моя любовь к нему, некогда питавшая мою силу, стала мою силу разъедать, капля по капле проникая кислотой в моё сердце, прожигала мой желудок и тупыми иглами впивалась в мою матку. Мне было очень больно, но я никуда не хотела бежать от своей боли, понимая, что в этом мой единственный путь.

***

Я проснулась и увидела Андреаса, он задумчиво смотрел в окно. На улице бушевал ветер, хлеставший голыми тонкими ветвями деревьев по стеклу моей палаты в больнице Святого Георгия. Будто почувствовав мой взгляд на своей спине, Андреас обернулся.

Смущение.

Молчание.

Наконец уголки его губ улыбнулись, и он подошёл ко мне, наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Я рад, что ты вернулась, Лиз, – сказал он, как мне показалось, немного сдержанно.

– Прости меня, – мои глаза стали предательски влажными.

– Не надо, – опять сдержанный тон.

– Я не должна была...

– Лиз, не надо. Я не хочу сейчас об этом.

Он хотел отстраниться от меня, но я взяла его за руку.

– Как ты? – я спросила.

– Как ты? – он спросил в ответ.

– Доктор говорит, что моё состояние стабильное. Я хочу домой.

– Давай не будем спешить в этот раз, пусть они тебя хорошенько понаблюдают.

– Пусть будет так, – я не стала спорить. – Как Рич?

– Он ещё ничего не знает.

– Ты не сказал ему, что я очнулась?

– Нет, не хочу его понапрасну обнадёживать. Видишь ли, мы не были уверены... Он и так очень чувствительный...

– Да, я всё понимаю. Ты правильно поступил. Пока ещё рано ему говорить, – чтобы снова не расплакаться, я закрыла глаза.

– Тебе плохо, Лиз?

– Нет, – я посмотрела куда-то в сторону, избегая контакта с его глазами. – Я просто устала. Увидимся тогда завтра? – мне хотелось скорее прекратить этот тяжелый для меня разговор. Я хотела, чтобы он ушёл сейчас же, потому что реальность была больнее, чем я ожидала, и я пока не была готова к тем переменам, которые произошли в наших отношениях в то время, пока я была в коме. Я не знала, что нас ждёт дальше, и я боялась.

– Да, конечно. Я приеду завтра, – Андреас поцеловал меня в лоб и повернулся в сторону двери.

– Андреас! – я окликнула.

Он обернулся.

– Я... люблю тебя.

– Я знаю, – тихо ответил он.

Дверь закрылась, и я уже не сдерживала слёзы: «Что я наделала с нашей жизнью?! Неужели это всё того стоило?!»