Глава 23. Душа

Я открыла настежь окно и впустила в комнату солнце. Я устала быть в тени, жить в тени, дышать в тени, любить в тени и медленно разлагаться в тени. Момент решать кричал: «Вернись в своё тело или выйди из него!» Да и я больше не хотела мучить дорогих мне людей: в том, что со мной случилось, они прошли свои уроки. Теперь настал мой черёд быть собой со всем, что я знаю о себе.

А, собственно, что я знаю о себе? Я вышла из большого млечного потока, в котором я плыла без единой мысли о себе: кто я или что я? Я даже не помню, когда в моём сознании зажёгся луч, вытолкнувший меня из любящего лона в вечную пустоту и неземной холод, в котором только изредка на горизонте мерцали далёкие звёзды. Наверное, это и есть моё начало: попытки за что-то ухватиться, держаться крепко-крепко и дышать, вернее, не противиться своему дыханию. Так, маленькая световая мысль дорастает до световой точки, которая уже считает себя чем-то единым и обособленным, но она всё ещё не понимает, кто она и зачем она теперь уже мчится в противоположную от пустоты сторону.

Самое большое удивление, когда ты открываешь чьи-то глаза и осознаёшь, что ты теперь и есть эти глаза, что эти глаза были специально созданы для тебя; и ты погружаешься в новый взгляд и перестаёшь себя отделять от него. Ты настолько забываешь себя, что момент, когда тебя резко выкидывает в совершенно другую реальность, где даже нет привычного для твоих лёгких кислорода, тебя раскалывает на мелкие ошмётки как шок, в котором ты или принимаешь всё, что с тобой случилось, или в этом застреваешь, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы не утонуть.

Иногда тебя выбрасывает в точку мирового океана, в которой только что произошёл взрыв, и пока ты не осознаешь тщетность всех своих попыток вернуться назад – в момент до взрыва, ты так и будешь судорожно бороться с кидающими тебя в разные стороны волнами – берега-то перед тобой нет, но ты этого не знаешь.

Иногда ты оказываешься в своём идеальном месте – нет, это не место мечты и даже не лучший момент твоего существования, это просто образы, пережитые когда-то картинки, за которые цепляется твоя душа. Но в этом месте у тебя есть преимущество: можно спокойно обо всём подумать; но есть и опасность: поток нескончаемых рассуждений может просто тебя засосать, и сама из него ты вряд ли выберешься.

Я всегда любила океан, и всем своим смертям именно ему я отдавала предпочтение, потому что через воду, как только я себя осознавала и принимала, моя реальность сразу менялась. Но если бы было так легко себя принять...

Я встала на подоконник, зависший посередине млечного пути, и широко расправила свои руки-крылья. Я не вспорхнула, я сделала шаг и камнем полетела вниз – вглубь уже ждущего меня океана, в темноту, а затем в мириады световых точек. И вот меня увлекает спираль, закручивая моё сознание в крошечную жемчужину: я – белый свет, и я – ракушка, которую наконец-то выбросило на берег.

***

Не успеваю отвечать на письма, которые приходят от моих читателей:

«Я как будто прожила свою жизнь вместе с Дельфанией».

«Меня так впечатлила её история, что теперь мои мысли о том, какая же моя собственная история».

«Я плакала, когда её читала, будто заново прожила весь свой болезненный опыт».

«Не могу поверить, что ваш роман – это просто вымысел. Меня не покидает чувство, что вы написали о себе».

«Я возненавидела Дельфанию, как только закончила последнюю страницу. Вы вообще нормальная так поступать со своими читателями?»

«Да с чего вы взяли, что есть какие-то прошлые жизни?!»

«Да она просто проститутка, которой наплевать на свою любовь».

«Самая бездарная книга, которую когда-либо читала».

«Мне кажется, все ужасные моменты в романе... их просто не может быть в реальной жизни. Зачем вы выплеснули на нас столько слёз, несчастий и насилия?!»

«Любовь точно проклинает вас!»

«И почему вы думаете, что наша душа сама выбирает проходить такие коварные уроки?»

«Вы извращенка! Других слов не нахожу».

«Что вы там напридумывали о женщине?! Чушь это всё!»

«А будет ли продолжение?»

«Лучше бы я вообще не открывала эту книгу!»

«Утихомирьте сначала свои безумные фантазии, а потом пишите книги».

«Вам надо было снова всё сжечь!»

Их жестокость, насилие, ненависть, смерть, агрессия, снова ненависть...

«И вы хотите сказать, что после такого души не горят в аду?!»

– Андреас, они ничего не поняли! – в недоумении я смотрела на мужа. Я чувствовала себя опустошённой, словно вывернула себя наизнанку и не находила сил собрать себя заново.

– Ну, ведь есть же и хорошие отзывы, – Андреас пытался хоть как-то меня приободрить. – Не надо думать только о тех, кому нечего делать, кроме как поливать твой роман грязью. Пусть они сами попробуют что-то для начала создать. И какое тебе до них дело? Пусть говорят, что им хочется!

– Ну я же, я же... я не жестокая, я написала всё, как было... как я видела... Они мне не верят, – в моих глазах уже стояли слёзы. – Хоть ты-то мне веришь, Андреас?

– Лиз, дорогая, – Андреас подошёл ко мне и взял меня за плечи. – Посмотри на меня. Ты писательница. Ты написала роман. К твоей настоящей жизни это не имеет никакого отношения. Ты просто мастерски придумала эту историю. Вот и всё.

– Но я ничего не придумывала! – я снова начинала злиться.

– Лиз, я вообще был против того, чтобы ты снова взялась за этот долбанный роман! – Андреас вспылил.

– Долбанный?! – я отвернулась от него, но тут же снова посмотрела на него, вся кипя от возмущения. – Ты считаешь, что мне надо было просто быть хорошей женой и хорошей матерью? Но как насчёт «хорошей я»? Кто я? А? Кто я для тебя?

– Прости меня, я не хотел...

– Нет, ты хотел! Потому что ты в меня не веришь! Ты всегда меня предавал! – не осознавая своих слов, я кричала на мужа.

– Я в тебя верю, просто... то, что ты мне рассказала... мягко говоря... Лиз, мы – это мы, а не герои твоей книги, – Андреас весь сжался.

«Он не верит. Не верит!» Я не могла ничего ему возразить, потому что его глаза не видели то, что видела я, когда писала. «Это не может быть неправдой. Не может!» – с удвоенной решимостью я вдалбливала в себя свою правду.

– Лиз, я люблю тебя, прости меня, прости...

Я позволила Андреасу прижать меня к его груди. Внутри я разрывалась от обиды и отчаяния.

– Мне надо побыть одной, – я сухо сказала.

– Ты не сердишься на меня?

– Нет, – я опять ему соврала.

***

Я впервые почувствовала, что меня любят, хотя я всё ещё с настороженностью относилась к новым состояниям в своей жизни. Владимир признался мне, что мечтал обо мне с нашей самой первой встречи, когда Гарольд сделал его моим телохранителем. Я не понимала, как он мог меня любить после всех издевательств над моим телом, которые он видел собственными глазами. Теперь я стыдилась самой себя, и это чувство просто пожирало меня, сковывало, блокировало все мои попытки проявить свою нежность к моему новому мужу. Но я очень хотела его полюбить, ведь он спас меня; полюбить хотя бы из-за благодарности к нему.

Владимир очень надеялся, что сделает меня счастливой, но я предавала все его надежды – наши надежды, – потому что не могла открыть ему страшную правду, которая ждала нас.