Глава 22. Ингрид

Мои руки пахли травами...

Перед тем, как войти в род будущего мужа, по обычаям русов, я должна была на рассвете отправиться в поле или лес и нарвать трав и цветов, к которым потянется моё сердце. Я попросила Словену пойти со мной, но она сразу наотрез отказалась. Я пыталась её уговорить хотя бы довести меня до места, но она смеялась: «Я иду за мужа или ты?»

В назначенное утро я вышла из родовой усадьбы Владимира, совершенно не понимая, куда идти и где мне искать эти травы. Я оглянулась по сторонам – никого и ничего: «Да и что можно разглядеть в этом тумане?» Вдруг за спиной каркнула ворона, я рывком обернулась, но никакой вороны там не было: «Почудилось?»

Я мялась на месте: «Пойду туда, пусть ноги сами ведут», – и я пошла, даже в какой-то момент побежала, куда-то сворачивала, огибая другие усадьбы, выходила то на узкие тропинки, то на широкие; ноги меня несли сами, пока, миновав небольшой лесочек, они сами не остановились, доставив меня аккурат в чистое поле. Туман уже начал рассеиваться, обнажив передо мной зелёную бескрайность. Я вспомнила о просторах Воландрии, и у меня впервые после побега защемило в сердце: дом – он и есть дом, что бы я там не пережила.

Словена бы точно рассмеялась, узнав, что до этого я никогда не собирала травы и, соответственно, я не знала, как они называются и что обозначает каждая из них. Я проходила мимо желтых цветов с медовым ароматом и мимо голубых с запахом влажного воздуха. Помня наставления матери Владимира, я проводила по траве ладонями, пытаясь услышать, какая откликнется во мне. Но цветы молчали, умолкли и уже начавшие просыпаться птицы, даже шелест в траве замер. Я была в тупике, и в этой внезапной тишине, словно громом, раздались сказанные ранее слова Ладомирры: «Живая ты ему больше не нужна». Боль снова сжала в кулак моё сердце, но, вспомнив холодное лицо правительницы русов, я подавила в себе свои слёзы, пытаясь быть сильной хотя бы наедине с собой.

Что же такое творится со мной? Почему я не могу просто прожить свою жизнь без страха, что её вот-вот у меня отберут? Почему я не осталась, а предпочла убежать с наёмником, который меня охранял как раз от того, чтобы я никуда от Гарольда не убежала? Я ведь совсем не знала Владимира. Королевская охрана всегда молчала, также молча выполняя свою порой грязную работу. Я поверила его глазам, просто без слов дала ему свою руку, когда он, словно тень, пробрался в комнату спящего Аррона, в которой я часто скрывалась от побоев своего мужа-тирана, когда тот возвращался, пьяный, из увеселительных домов.

Я никак не могла понять, почему Гарольд так издевался надо мной. Он был одержим идеей обладать мной, всякий раз показывая мне, что он – не только мой король, но и мой хозяин. Он получал какое-то злое удовольствие, когда принуждал меня исполнять мой супружеский долг. И когда я уже смирилась с его извращёнными ласками, покорно терпя на себе его всегда разившее мочой тело, он пришёл в ярость, требуя, чтобы я кричала и говорила ему, что он мой король и что он делает мне хорошо. И да, я кричала и в слезах умоляла его продолжать его зверские игры, на коленях, протягивая ему его плётку, которая всегда была при нём.

Даже сейчас, вдали от Гарольда, я боялась жить. Я бродила по бескрайнему полю, напрочь забыв, зачем я сюда пришла. Мыслями я уже была там, в подземной камере, где палачи пытали предателей, подвешенная цепями за руки и ноги, и Гарольд по кусочку отрезает мою жизнь. Я сопротивлялась этому наваждению, но страх, что меня ждёт, всё глубже пускал в моём животе свои корни. Меня не волновало, как он узнал, что мы с Арроном живы, меня волновало лишь одно – почему.

«Ай!» – я вскрикнула от боли. И тут я растерялась, увидев, что я уже не в поле, а в лесу. Старая ветка вцепилась своими корявыми пальцами в мои волосы. Я взглянула на громадное дерево – одиноко стоящий дуб. Я сразу вспомнила про свою мать, которая родилась в дубовой роще. Я подошла к его стволу и обняла его. «Мама, ты меня слышишь?» – из глаз горячими ручьями потекли слёзы, которые я была уже не в силах в себе подавливать. «Мама, мама, мне так больно. Мама, если ты меня слышишь, помоги мне. Я не хочу вот так умирать...» Я прижималась к дубу, будто он был моей матерью, которую я никогда не знала.

«Кар-р-р», – раздалось с соседней ели. Ворона слетела с ветки и полетела. Вспомнив свою цель, я вытерла слёзы и пошла в ту сторону, где скрылась птица. Я вернулась обратно в поле. Теперь я решила нарвать первые попавшиеся на глаза травы и цветы, и мои руки сами потянулись к белёсым стеблям с горьким запахом и к фиолетовым соцветиям с терпким вкусом, и к ярко-алым листьям, которые текли молоком, и даже к сухой траве...

Мать Владимира молча посмотрела на меня, потом снова перевела взгляд на травы, которые я принесла. Владимир был рядом с ней и тоже молчал.

– Ты несёшь горький поток в наш род. Но воды полные, и твоя горечь растворится в пресной реке.

Мать Владимира взяла охапку из моих рук и бросила в стоящую рядом с ней медную чашу с чистой водой. Затем Владимир встал на колени перед ней.

– Я принимаю твой выбор, сын.

Следом за Владимиром на колени встала и я. Перед собой я увидела маленькую золотую пиалу, о которой мне рассказывала Словена. Я набрала в неё воды и начала омывать ноги моей будущей свекрови. Когда я закончила, мать Владимира соединила наши руки, обвязав их вышитой серебряными нитями полоской белой ткани. Она ещё раз посмотрела в мои глаза, потом в глаза своего сына, поклонилась в пол и дала нам своё благословение:

– Ты, новая женщина, дарованная чужой землёй для продолжения нашего рода. Я принимаю тебя, – её голос был ровный, величественный, и в каждой ноте ощущалась мудрость, которую мне ещё только предстояло познать. – Я отдаю тебе ключи от его силы, чтобы ты хранила и множила её. Отныне род твоего мужа – твой род. – По её щеке быстро скатилась одинокая слеза.

Мы с Владимиром встали с колен, а его мать наклонилась к чаше с водой, в которой плавали собранные мною травы, зачерпнула из неё той же золотой пиалой и по очереди омыла наши ноги: сначала своего сына, затем мои – это значило, что она отпускала нас в новую жизнь. В конце она опрокинула оставшуюся воду, и земля впитала её без остатка.

– Любовь справится со всеми невзгодами. Любите друг друга, ибо это единственно верный путь.

Она протянула мне золотую пиалу:

– Надеюсь, когда-то ты сделаешь то же самое для той, кто придёт в твой род.

Я приняла её подарок, и мы впервые обнялись – две женщины, связанные одними узами. Это был последний раз, когда я видела мать Владимира, но сила и знания, которые она мне в этот момент передала, будут со мной всю мою жизнь. Я буду вспоминать свою свекровь каждый раз, как мои руки будут пахнуть травами.

***

В покоях правителя мерцали свечи. Еле уловимый ветерок не спасал от жары, душившей ночной воздух над столицей. Алланит из храма Солнца в назначенное время привёл меня сюда. В ритуале передачи земной силы жрицей мужчине был важен каждый момент, таков был обычай: Свет ведёт Тьму, в которой рождается Любовь. Но чем дальше мы заходили, тем больше утрачивался первоначальный смысл: энергия становилась тяжёлой, в ней появились темно-бордовые сгустки, стальные вкрапления, от которых иногда немели мои бёдра, и мне приходилось нырять ещё глубже, чтобы доставать энергию более быструю и более лёгкую, но с каждым разом это стоило мне всё большую цену.

Зураб развязал пояс на моей талии и одним ловким движением оголил мои плечи, шёлковое платье скатилось на пол. Правитель опустился на колени и, будто голодный, стал целовать мои ноги, затем широко раздвинул мои бёдра, смочил слюной свой палец и провёл им по моим мягким тёплым лепесткам. Я стояла, не произнося ни звука. Я чувствовала его язык, который меня спешно ласкал, но его ласки во мне никак не отзывались.

– Заставь её течь, – небрежно бросил он посвящённому алланиту.

Я легла на постель правителя, и алланит искусными движениями своих пальцев стал пробуждать на физическом плане мой цветок. Он это делал уже не один раз, и вскоре я почувствовала горячий поток, струящийся по моим ногам, мой источник раскрывался, а мой зов уже услышала земная матка, всегда готовая даровать мне свой благословенный жар. Зураб держал в руке бокал с тёмно-рубиновым вином и смотрел на нас, ему явно это нравилось. Когда он услышал мои первые стоны, одним большим глотком он опустошил бокал и жестом дал алланиту понять удалиться, теперь он сам стал прикасаться к моей влажной промежности:

– Хочу, чтобы ты текла для меня... лишь для меня...

Дар видения у Зураба был лишь на четверть приоткрыт, но и этого хватало, чтобы он видел суть женщины. Он проникал в меня своим горящим взглядом, и каждый раз понимал, что мой источник принадлежит другому.

– Ты будешь моей... – теперь в нём звучала агрессия, – и ничьей больше... Только моей...

Правитель резко вошёл в меня своим мужским органом, его руки потянулись к моим напрягшимся грудям, а его глаза ни на секунду не отпускали мои глаза. Казалось, он испепелял меня, вбирал в себя текущий через меня жар, отчего его собственное световое пламя возносилось до самых небес.

– Хочу, чтобы она текла ещё больше, – Зураб вскользь посмотрел в сторону стоящего поодаль алланита.

Жрецов Солнца учили, как приводить женское тело к наивысшему накалу энергии в нём, а Зураб, терявший всякое терпение, только этого и ждал. Алланит снова стал умело прикасаться ко мне, и я уже не могла сдерживать подкатившую к моим пяткам жгучую лавину. Зураб по-прежнему не отрывал от меня взгляд, словно закипал от вожделения. Я закричала, и из моей промежности вырвалась горячая струя. Зураб, словно дикий тигр на охоте, кинулся облизывать мои бёдра. Моё тело содрогалось от выплёскивающейся через меня фонтаном энергии. Правитель снова вошёл в моё лоно и уже просто требовал: «Ещё, ещё, ещё... Дай мне ещё...» Я пропускала через себя неуправляемый поток, чувствовала его мощь и напор. Я знала, что после ритуала я буду ещё несколько дней в полной темноте и без движений лежать в своих покоях в храме жриц, восстанавливая по капле своё тело и спрятанный в него сакральный источник. Но это будет завтра, сейчас я делала то, что требовали от меня мои обязанности – у меня ведь никак не получалось разжечь в Ялалле дикий огонь – она боялась его, но не я – я без страха ныряла в его самые глубины, и чтобы там не утонуть, держалась мыслями за сильные плечи Ахмара, в сердце которого мои глаза теперь всегда видели чёрный комочек боли – потерянная нами три года назад наша малышка.

«Неужели мне суждено родить для того, кого я не люблю?» – моё сознание уверенно поднималось над тем, что сейчас происходило в покоях правителя. «Только не это, боги!»