A BROTHER

[внимание: в главе содержатся подробный описания насилия!]

Рико был другим раньше."не этой веселой, беззаботной и наплевательской своей версией. разговорчивой, красивой и располагающей к себе. живущей снаружи - ничего не показывай, ничего не чувствуй, никому не доверяй."Он был тихим, медленным и пустым.Совсем незнакомым для себя человеком.

____

Бабушка всегда стригла Рико коротко. Быстро и неаккуратно. Она боялась, что у него заведутся блохи или вши, как у бродячей собаки и придётся тратить на него время.

А он его не достоин.

Она стригла их сама, грубо дёргая волосы мясистыми руками: кое-где выдирая их с корнем, кое-где оставляя непозволительно много. Пока морщинистые пальцы держали детскую худую голову, её язык без умолку твердил мальчику какой он бесполезный, никчёмный, бездарный и ужасный.

Она вливала свою ненависть ему в уши и видимо, нескольких лет не хватило, чтобы её оттуда убрать. Ведь Рико до сих пор стригся так же - аккуратнее и более дорого, но никогда не по-другому.

И он бы точно ненавидел бабушку до конца жизни, если бы она так быстро из неё не ушла. Умерла резко и безмолвно, почти ровно через год после того, как провозгласила его дьяволом.

Мальчик нашел её на просевшем диване в комнате, ей на грудь пролилось прокисшее молоко и тихо капало с толстых пальцев на деревянный пол. Запах был противный и затхлый, на него уже слетелись ленивые мухи. Её голова была сильно запрокинута, кривой рот и мелкие глаза открыты.

В них самый большой ужас, который Рико когда-либо видел. Наверное, дьявол пришел за ней сам.

Её увезли на накренившейся машине с красным крестом, накрыв грязно-белой простыней. Двое людей в форме кряхтели и пыхтели, поднимая её и на Рико даже не взглянули.

Та же машина приехала за дедом через несколько дней. На этот раз с Рико говорили и гладили его по плечу, но он ничего не слышал - смотрел на скрюченную, покрытую выпученными венами фигуру деда и жутко хотел, чтобы тот посмотрел на него в ответ. А он ни разу не обернулся. Ржавый скрип колес его коляски - всё, что оставил о себе на память.

Со смертью бабушки ненависть ушла.

Нет смысла ненавидеть мёртвых. Им это ничего уже не сделает. А ненависти нужны действия. Поэтому смерть забирает её к себе в могилу, крепко держа за руку, как Рико теперь держал за руку Дези - стоя посреди пустоты их захламленного дома, вдыхая песчаный воздух и выдыхая скорбь, по ушедшему слову "семья", значение которого так и не понял.

Был обязан это делать. Он старший брат и теперь почти обречён - потому что больше у Дези никого не было. Рико ему даже сочувствовал - ведь уже точно знал, какого это, когда у тебя никого нет.

На секунду это даже принесло облегчение - никто его больше не беспокоил, никого не было рядом. Но он всё ещё постоянно ощущал эту темноту, неправильность, гниль - за ним кто-то следил и ждал, когда его можно будет забрать в тень.

Руки на плече сказали, что им нужно собираться. Фото мамы - единственное, что Рико забрал с собой. Больше для него ничего не имело значение. Ни одежда, ни воспоминания - только она. В белом платье и с цветами; края бумажки мятые по бокам, черно-белый фон безжалостно сжирает цвет её глаз.

Их перевезли в групповой дом для сирот в Хуаресе.

Скорее всего, в этот момент бабушка перевернулась в гробу - она презирала этот город и без конца твердила, чего ей стоило увезти оттуда Рико и Дези, после того, как мама умерла.

По дороге в хлипком автобусе без половины окон Рико видел розовые кресты.* Солнце падало за их спинами и оставляло длинные тени - бесконечно далеко тянущиеся женские руки. И сразу же отворачивался. Представлял слишком ярко - мамино тело на сухой земле, кровь пропитывает её белое платье; медленно, никуда не торопясь.

Рико потом узнал все обстоятельства того, как она погибла, где и от кого до мельчайших деталей, которые теперь не смог бы убрать из головы, даже если бы раздробил её об асфальт. А пока только видел розовые кресты, и пустота залезала в него, как в маленький детский домик.

Дези сидел рядом. Его большие бледно-голубые глаза молчаливо ловили каждое изменение. Тёмные кудряшки падали на лоб, а пухлые губы периодически дёргались. Круглая детская ладонь тихонько постукивала по грязному стеклу автобуса. Через открытую верхнюю форточку дул воздух из гари, пороха и пота.

Брат держал Рико за два пальца, вцепился в них так крепко, что тому казалось, у него деформировались кости. В крошечное расстояние между ними протискивалось огромное молчание. Рико смотрел в его глаза и понимал, что растворяется, исчезает. Он невидим. Теперь он то, что умирает, защищая Дези и то, что живет ради него - он ничто.

***

В Хуаресе пахло ржавчиной и кровью. Плавленым асфальтом и церковными свечками. Он звучал, как гусеницы танков, человеческие кости и молитвы.

Рико стоял посреди этого. Худой и тонкий, тощий рюкзак на костлявом плече, ободранная майка и шорты, которые слишком велики. Лицо острое и смертельно усталое. Глаза большие, тускло тёмные и злые.

У него включился защитный режим. Только влезь - убьёт.

Теперь казался нереальным тот факт, что он тогда вообще стоял. Груз, который лёг на его плечи, должен был уже давно раздробить ему все кости и втоптать в сухую землю под ногами. Брат все ещё держал его за пальцы, которых Рико уже почти не чувствовал; считай - держал незнакомца.

Приемный дом был больше похож на казарму. Сделан под стать огромной палатке - её продувало насквозь, темно-серую ткань рвало огромными когтистыми руками из песка. Железные кровати стояли несколькими высокими рядами и их постоянно не хватало - многие дрались за них до первой крови и чуточку дальше. Матрасы были сделаны из жёсткой и колючей соломы, а одеяла пахли грязью. Рико помнил, как заходил внутрь и вдруг понимал, насколько там несуществующие стены. Дверь не удержит никого.

Там вообще много чего было похоже на армию. Как Рико потом узнал - потому что весь город был на войне.

"Война с наркотиками", так это все называли. Но Рико сначала не понимал её логики и что она вообще значит. А потом до него дошло.

Что война не между государствами или армиями, не между кастами или людьми. Это не машины, ни оружие и не идеи. Она из того, что люди сами с собой делают. Добровольно. Она внутри. Один раз проникла - не вытащишь. Встроена в землю - той нравится, как её сотрясают тысячи чёрных армейских сапог, как литры крови пропитывают её почву, как крики и плач растворяются в воздухе. Она неизбежна.

Рико почти чувствовал её - быть ребенком среди войны, это как пробираться сквозь толпу грязных, окровавленных и сходящих с ума взрослых. Которые тебя душат и убивают, медленно поглощают, тащат вниз, пока ты кричишь и тянешь детские руки вверх.

Рико тогда понял - среди хаоса и крови детей нет.

Он был как оголенный нерв, дрожащий от каждого воздействия и касания, пугающийся любого шороха и звука. Отсутствие безопасности сделало с ним своё дело.

Эта обстановка заставила его навсегда переключиться. До конца запустить ту цепочку, которая и привела его к тому, кем он был сейчас. Его худенькое тело ушло в маленький шок. Потому что он вообще мало помнил из того периода: резкие вспышки случайных тел, увиденных на улице, детские игрушки в грязи и порохе, женские крики. Его мозг будто на время заблокировал ещё не развитую восприимчивость и чувствительность - иначе всё это его уничтожит.

На Дези это влияло ещё хуже. Тот молчал больше, чем говорил; часто начинал тихо плакать без особой причины и даже сам не до конца осознавая почему; заикался и кричал по ночам из-за кошмаров.

Рико хотел бы сказать, что они были близки или хотя бы рядом. Хотел бы сказать, что много разговаривали и смеялись. Хотел бы сказать, что то, чего так долго ждал, правда случилось. Но они с самого начала были искусственно разделены, хотя и находились постоянно вместе. Плюс к этому оба мало чувствовали всё это время. Поэтому, если между ними что-то и было - стало ничтожеством.

Приют был первой ступенью на пороге к аду. Никакого разделения на старших и младших - озлобленная на весь мир и жестокая масса. Рико помнил огромные рты, кричащие, чтобы заткнулись, кривые зубы, слюну и вонь. Там у тебя отнимали еду и воду; били, если хотели бить и заставляли делать вещи, в разной степени грязные, просто потому что могли. Никто не говорит, какими страшными существами вырастают дети, у которых забрали дом.

Дези иногда так хотелось есть, что он не мог спать и плакал, потому что у него закручивало живот. Рико гладил его, целовал кудрявые волосы и прикладывал палец к пухлым солёным губам, уговаривая быть потише, иначе кому-то из старших это надоест и им обоим достанется.

Он тогда ложился на пол, рядом с его кроватью и давал ему свою руку, которую он от невыносимой боли сжимал до хруста. Рико терпел и ему это было интересно - необходимость поделиться своей болью с тем, кого любишь и бескорыстное желание другого эту боль принять.

- Я вытащу нас отсюда, hermano*, - Рико шептал, еле шевеля обезвоженными губами.

- Обещаешь? - голос брата сдавленный и чужой.

- Обещаю.

Рико сам себе не верил, но обещал.Лжец он всегда лжец.

Дези сжимал его руку еще крепче и, заплетаясь, говорил:

- Я тебе верю.

Рико засыпал на холодном полу, острые кости ныли от соприкосновения с твёрдой поверхностью, а воспоминания о матери бились волнами об его черепную коробку.

Засыпал с тоской об ощущении, которое за всю свою жизнь так и не узнал - что они с Дези в безопасности.

что с ними всё будет хорошо.

***

Беспризорные дети как тараканы под ногами. Никто за ними не следит, и никто о них не думает. Делай что хочешь и как хочешь живи. Взрослые не заботятся о тебе, когда о себе то не могут. Но как только увидят - заорут и растопчут. Так что смотри внимательно, куда бежишь.

Такое отношение было единственным понятием свободы, которое у Рико существовало.

И при этом полном игнорировании он всё равно, до холода в позвоночники ощущал, что кто-то ходит за ним по пятам. Кто-то следит за ним. Ступив на эту землю, ощущение только усилилось, у него будто появилась тень. Дьявол наблюдал за своим приемником и всегда был готов утащить его к себе, если мальчик оступится.

Рико часто заходил очень далеко в поисках еды. Еле перебирая костлявыми ногами, тяжело дыша сквозь охрипшую грудь: его руки настолько тонкие, что влезут в кольцо из большого и безымянного пальца. Он был уже на грани и когда первый раз увидел Мэнни, то не вспомнил его совсем.

Рылся тогда в каком-то мусорном пакете, около дома на окраине, до жути похожего ни их с матерью дом. Но от усталости на это уже не обращал внимание.

Было тихо, только тошнотворный запах в носу и звук его шуршащих рук. Рядом на неровном асфальте тёк ручеек; грязная вода, смешанная с густой или совсем разбавленной кровью. Мимо Рико пробежала белая крыса и остановилась, чтобы попить. Когда подняла на него глаза, они у неё были красные.

Рико очень сосредоточено перебирал чей-то мусор, молясь про себя, хоть что-нибудь найти - тут редко встретишь расточительство. Брови на впалом лице нахмурены, а обветренные до корочки губы искривлены.

Он нашел твёрдый бутерброд, с отпечатками зубов с одной стороны и грязью с другой. В нём почерневшие листья салата, кусочек колбасы и заплесневелый сыр. Рико с трудом сглотнул и уже собирался откусить немного, всеми силами заставляя себя оставить ещё и для Дези, как вдруг увидел себя в шершавой поверхности воды рядом.

Чьи-то объедки в его грязных содранных до крови и не по-детски тонких руках. Крестик тихо колышется на шее - серебряный и ржавый. Кожа на лице обтягивает выпирающие кости, такая бледная, что просвечивает насквозь. Рико в отражении был замучен, его взгляд расфокусирован и тёмен. Не свой. Его передёрнуло - он так долго на себя не смотрел, что забыл, как выглядит.

Совсем ни к чему вспомнил Санти. Его уже нет, наверное.

Он его часто жалел тогда, теперь себя жалел больше.

- Эй!

Мальчик вздрогнул и бутерброд выпал из его ослабевших пальцев. Упал прямо в воду и мгновенно пропитался красной водой. Крыса пискнула, проворно вонзила острые зубы в мякоть хлеба и убежала.

Рико заторможено потянулся к ней, чуть ли не плача, но успел схватить только воздух.

Топот ног у него за спиной нарастал в ушах и приближался.

- Эй! - грубый голос уже слишком близко, звенит в ушах. - Это наша территория! Вали отсюда!

От резкий движений и голода в глазах прыгала темнота. Рико медленно встал, слыша, как хрустят его собственные кости и обернулся.

Мэнни стоял в середине, за ним ещё шесть парней примерно одного с ним возраста - тринадцать, четырнадцать лет. Одеты более-менее нормально, даже ноги не босые. У каждого в руках либо железка, либо палка, что угодно, только бы было похоже на оружие.

Рико застыл и тупо пялился на них, а Мэнни пялился в ответ - два настороженных животных, которых едва стоит разделить, тут же забудут, что друг другу не враги.

Мэнни стал выше, чёрные волосы почти доходят до плеч, а на шее крестик - золотой и блестящий. Рико зацепился за него пустыми глазами и больше уже ничего не видел.

- Ты на чё смотришь? - выпалил Мэнни, сделав два шага вперёд. Железная труба у него в руках угрожающе скрипнула.

Рико даже не отреагировал, только остро улыбнулся, продолжая смотреть, как переливается распятие у того на шее.

Мэнни нахмурился, бегая по бывшему другу слегка раскосыми серыми, как порох глазами и в них потихоньку начало проскальзывало узнавание.

Не Рико как самого, а его улыбки.

Эта улыбка всегда дарила ему пропуск куда угодно. Рико был уверен, что с ней он даже в ад попадет без очереди.

Они её там уже давно ждут.

***

Так у Рико появилось много друзей, хотя он и говорил, что друзей у него больше никогда не было. Может, потому что это с самого начала была не дружба, а выгода. Он использовал их. Сказал же, что так и не понял, что такое друзья.

Зато быстро понял, как важно извлекать пользу из всех вещей, которые попадаются тебе под руку.

На улице не было законов - только белый порошок, оружие и деньги. Чётко слаженная, скрытая система и дети в ней самый дешёвый расходный материал.

У них нет чётких границ и никогда не знаешь, как далеко их можно толкнуть, используя лишь обстоятельства и наглядный пример.

Мэнни рассказал, как всё это работает. Они - низшее звено цепочки, кандалами обвивающей всю Мексику. Стоит запрыгнуть на первое звено, а там только выше. Чем ты лучше - тем больше вероятность, что тебя заметят и вознесут до небес.

Рико поднимал глаза к безоблачному мексиканскому небу и почти видел эти огромные страшные руки, перебирающие сквозь пальцы тяжёлые, звонкие цепи. И ничто в его жизни не было так красиво.

Мэнни был прирожденным лидером - видел одиночество издалека и знал, что с этим делать. Он умел громко разговаривать, понятно объяснять и манипулировать. На его широком лице всегда играла ровная улыбка, звонкий голос звучал громче всех, а в серых глазах блестели ловкие чёртика.

Он был самым старшим, на него все равнялись. И Рико тоже.

Всегда хотел быть на него похожим. Даже тогда, когда они были детьми, наверное, тоже - хотя теперь даже не знал, были ли это чувство когда-либо чистым и бескорыстным или всегда представляло собой только зависть и злость.

Рико начал бегать с ними, понемногу перевозить и продавать. Им подбрасывали белые пакетики, которые нужно было прятать за языком и записки о том, где их нужно оставлять. Никто ни с кем не соприкасался, и никто никого не знал.

Это было легко, даже весело. Мозг наконец-то работал и видел что-то, кроме зелёных штор приюта. Под босыми ногами проносилась вся Мексика. Иногда Рико даже ездил на дальние территории, пока его дырявый рюкзак оттягивали белые кирпичи - плотно забинтованные в прозрачную плёнку куски белого порошка. Он бросал их там, где ему сказали - за вонючими мусорными баками или под потолком в туалете на какой-нибудь облезлой заправке - а потом ехал обратно.

Мог брать Дези с собой время от времени. Брат дрожал, всё так же крепко держа его за руку и это ощущение прикосновения, чья-то кожа на твоей...

____

Его память дала сбой. Зашуршала помехами глубоко у взрослого Рико в сознании. Там вдруг появилась Венди - такая же худая и испуганная. Её маленькая рука в его теперь такой большой - настолько призрачно знакомая, тёплая и мягкая, что парень даже за оставленные ей синяки сказал бы "спасибо". Пусть сама решает - искалечить его или успокоить.

Она возвращала ему это ощущение - давно забытые жертвенность и бескорыстность, которые раньше двигали им. Привели его к чудовищу, которым он стал. Рико затошнило и он пару раз качнул головой - неровности выровнялись.

И Венди исчезла.Он её туда больше не пустит. Не сейчас.

___

Вспоминая это, Рико мог бы даже сказать, что был счастлив в тот короткий период. Он стал больше есть, меньше думать и в очень бедном, перетянутом за уши смысле - быть не один.

Когда они всей маленькой толпой бежали по улицам после удачно провёрнутого дела, он чувствовал что-то похожее на дежавю и тоску. Такое уже было раньше. Топот босых ног по асфальту, прохладный ветер под кожей и фиолетово-розовое небо над головой - слишком красивое для них, чтобы видеть. Чувство принадлежности к чему-то, делающего тебя самого стоящим существования.

Смех вокруг возвращался. Страшнее и опаснее. Смех детей, по-мальчишески провозглашающих свою независимость в месте, где полностью отсутствовал порядок.

Рико бежал и казалось, что город больше не проглатывает его, заставляя нестись от острых зубов и расширять глаза от страха. Теперь мальчик ловко прыгает по холодным серебряным кандалам, поднимаясь все выше и выше, пока зубы под ногами клацают от досады.

Он чувствовал, что непобедим.

Земля под ногами была знакомой. Он бежал точно так же, как в детстве - только больше не знал к кому. Это ли не свобода?

В такие моменты даже радовался за то, кем вырос.

Цепочка любила использовать детей ещё и потому что они уничтожают сами себя лучше, чем кто-либо другой. Их группы такие неорганизованные и чувствительные, в них легко затеряться, их легко расшатать; они сами о себе не заботятся и никого вокруг не заботит, если кто-то из них исчезает. Очень удобно.

Создать маленькую игрушечную войну по среди одной большой.

Группы часто ссорились между собой. Крали товар или мальчиков. Никто в них не доживал до того возраста, в котором на ум приходят переговоры или компромиссы. Дети, воспитанные насилием - самый разрушающий механизм.

Рико был очень догадливым, но не сразу это понял. Как Мэнни и ещё куча детей до него. Тела многих из них навсегда забрала к себе земля, при этом благородно оставив души небу. В каком-то смысле, каждый ребёнок добился своего в итоге - вознёсся до небес.

Мэнни потом забили до смерти. Он лежал посреди улицы, с перекошенным лицом, дыркой в черепе и широко открытыми глазами, один из которых почти вываливался. Рико смотрел в них и не отворачивался. Как смотрел в глаза бабушке.

Ему это было интересно. Понять, что они видят. Как она выглядит - смерть. Говорил же, что смотрел в глаза вещам намного хуже.

Кровь Мэнни блестела под высоким палящим солнцем. Его крестик ловил радугу и разноцветными зайчиками падал на светлые здания вокруг.

Рико наклонился к бездыханному телу своего "друга", сорвал крестик с его худой груди и надел на себя.

Искать выгоду всегда и везде.

***

Если не обращать внимание на все ужасные вещи, которые вокруг него происходили и оценивать с точки зрения нахождения внутри них, то Рико рос вполне нормальным ребёнком. Он был умным, сообразительным и любопытным. Поэтому хорошо понимал, что с ним было что-то не так. Что-то неправильное. Злое.

После того случая с яблоками у Рико в теле поселился кто-то другой. В его худощавых плечах, выпирающих лопатках и острых коленях жило что-то неживое. Кто-то другой в его худом тельце. Рико его не знал и не хотел знакомиться. А тому это было и не важно. Всё равно потихоньку забирал Рико себе - зачем знать то, что скоро исчезнет?

И эта атмосфера заставляла его просыпаться всё чаще. Подпитывала его, насыщала болью и страданиями. Это было как стоять на самом краю и бесконечно долго соскальзывать, видеть, как приближаются острые шипы, ломать ногти в кровь пытаясь за что-то зацепиться, по-детски беспомощно кричать. Оставлять на камнях свой кровавый след. Хоть какой-то.

Когда живешь там, где правил нет, в какой-то момент начинаешь мнить себя Богом. Это неизбежно - возможность всего начинает тебя пожирать. В плохом и хорошем смысле. Ты начинаешь её приручать и это заставляет тебя улыбаться.

Пока реальность не собьёт эту улыбку с лица кувалдой.

Рико подкараулили, когда он был не на своей территории. Загнали в какой-то тёмный переулок, как испуганную собаку, забрали весь товар; начали плевать в него словами и грозить, запрокидывая его маленький подбородок кончиком багровой от высохшей крови битой.

Его били и спрашивали, били и спрашивали. А он ничего не мог сказать, потому что ничего и не знал. И правда удобно. Лучше системы и не придумаешь.

Мальчика избили, почти до полусмерти - Рико её мельком увидел, и она показалась ему очень спокойной и родной, как мама.

Он отключился на сыром и грязном асфальте, свернувшись калачиком в собственной крови. Нет ничего более страшного, чем плач ребёнка, с которым сделали что-то непоправимые - он тихий и пустой. Рико так плакал. Плакал и засыпал.

Кровь с хлюпаньем выливалась из немого рта и Рико думал, что умирает. В голове была только вина за то, что он уходит слишком рано и теперь Дези не кому помочь.

Стыд за то, как он его своей смертью подведёт.

***

Рико не помнил, что случилось потом. Только тяжесть в лёгких, заплывшие глаза и заплаканного Дези, сидящего у чего-то, похожего на раскладушку. Она скрипела, шаталась и проваливалась. Маленькие руки, трясущие его за перебинтованное плечо и заплетающийся рыдания отпечатались вечным эхом в голове:

- Рико, проснись! Проснись! Хватит спать!

Когда Рико очнулся ему начало казаться, что у него повреждён мозг. Он стал ещё более медленным и до жути спокойным. Неправильность всего вокруг его совсем не волновала - он наконец привык, и грани в его голове окончательно стёрлись.

Что плохо, что хорошо уже не важно. Будто один раз почувствовал, как приятно и тихо бывает, когда умираешь, больше ничего не имело значение.

Поэтому, когда через две недели, его остановили на улице и запихали в машину, он даже не сопротивлялся. Всё равно не помнил, куда шёл, зачем и что будет делать, когда дойдёт.

Солнце тогда висело низко, огромное жёлтое пятно прямо на краю горячего асфальта у мальчика под босыми ногами. Его подхватили за тощую грудь и Рико вскрикнул, потому что сломанные рёбра всё ещё болели, но больше не произнёс ни звука.

Молчал всю дорогу, пока натёртая до блеска машина неторопливо катилась по поврежденной, треснувшей земле. Из радио тихо пел женский голос, над коробкой передач звеня качался длинные серебряный крест.

Его привезли в черноту и Рико показалось, что он наконец в аду.

Там всё было именно так, как он и представлял.

Тяжелые бархатные шторы, перекрывающие любой намёк на свет. Высокие потолки, еле удерживающие огромные хрустальные люстры, тусклый свет которых падает на выцветшие стены из сюжетов со святыми и грешными. Под босыми ногами широкие ковры - ворсинки тут же впились Рико в кожу, будто подтверждая, что тут место только дорогим сапогам и кожаным ботинкам.

Шелест карт, фишки и оружие на тёмно-зелёных игральных столах. Там хриплый смех, звон монет, запах денег, крепкий сигаретный дым...

...и прохлада. Она здесь стоит больше всей этой роскоши - особенно пока город снаружи плавится, заодно поджаривая людей.

Это было как навсегда осквернённый храм.

Полный людей, которые не боятся Бога. Их много, но в темноте они почти не видны - только холодные лезвия улыбок, тени и золото.

Место, где рождается их война. Вся её святость и грех, накрытые тонким слоем порошка - белого, как снег, которого тут не бывает. И масштаб её Рико сейчас раздавит.

Его вели сквозь эту массу, так аккуратно, словно к алтарю. У Рико от дыма заслезились глаза, белки в них всё ещё красные от лопнувших после ударов сосудов. Справа от него резко звякнул перезаряжаемый пистолет, и он неосознанно вздрогнул, вцепившись тонкими пальцами в свою майку, почти ощущая, как щелчок ломает ему кости. За звуком последовал грубый мужской смех и громкие испанские ругательства.

Если бы у мальчика не были замедленны реакции, он наверняка бы испугался - зрачки бы расширились от страха и он, может быть, даже заплакал. Как и положено ребёнку. Слаба Богу, что он больше почти не знал, кто он и как должен себя вести.

Рико подвели к мужчине, сидящим за тяжёлым дубовым столом где-то в самой середине. Чья-то рука между острыми лопатками мягко, но настойчиво подтолкнула его вперед. Мальчик споткнулся о собственные ноги, тупо вспоминая, что они вообще у него есть.

Мужчина повернулся - его золотая цепочка отразила хрустальный свет, ударила Рико в глаз, и он болезненно зажмурился.

Человек перед ним не молодой и не старый, у него кривой рот - из тех, что будто всегда улыбаются - и длинные морщины вокруг глаз, которые почему-то показались Рико светлыми и добрыми. Ровно настолько, насколько могла быть жестокой доброта.

Мужчина потянулся и взял его острое лицо в свои шершавые, пропитанные табаком ладони. Почти по-отцовски привычно, будто имел на это полное право. Рико удивленно сжался, а потом нахмурился. Тяжёлые кольца его пальцев оставляли на щеках холодные ожоги.

Рико запоздало понял, что это те самые руки, с которых свешивались кандалы в его воображении. И теперь они держат его лицо. Он добрался.

- Мой мёртвый мальчик, - воскликнул незнакомец, блестя несколькими золотыми зубами.

Видимо, Рико не один думал, что умер.

Мужчина слегка потрепал его по щеке - прикосновения не грубые, но и ласки в них не существует.

- Добро пожаловать домой, - сказал он, растягивая губы в до жути дружелюбной улыбке.

Рико нахмурился ещё больше и совсем съёжился, хотел отстраниться, а потом вдруг почувствовал это.

Острый ноготь прошёлся по его хрупкому позвоночнику, знакомо и до мурашек приятно, как родной. Выпрямил его, расправил сутулые плечи.

Рико обернулся.

Те двое похожих, как капли воды человека из его воспоминаний - высокие, в светлых пальто, и с тёмными очками на переносицах.

Он продал им душу за двадцать песо уже вечность назад. Они оба стояли сейчас вдалеке за его спиной, синхронно выдыхая дым из лёгких и улыбаясь. Улыбки яркие, как самый страшный сон. Эти скрытые глаза следили за ним, всегда были рядом.

Рико выдохнул.

Ощущение постоянного присутствия отпустило, соскользнуло с плеч и больше не было тяжело. Его нашли.Он дома.

*intro- morad