NEVERLAND pt.1

(у меня жуткий писательский блок, поэтому я хочу немного отойти от основной ветки повествования и углубиться в воспоминания венди на некоторое время. я и так хотела это сделать, просто чуть позже. когда закончу с работой, то обязательно найду этому кусочку нужное место, но пока это всё, что я могу из себя вытащить и дать вам. надеюсь, вы потерпите и это маленькое отступление вам понравится.)

***

У Венди в голове есть выжженные места - пустые точки, которые она собственными пальцами выцарапала со склизкой поверхности мозга и закапала так глубоко себе внутрь, что никто не найдёт, даже она сама.

Они где-то между её легкими - попытаешься достать и задохнешься. Где-то в горле - сожмешь, чтобы вытащить и подавишься кровью. Где-то в складках сердца, начнешься в нем ковыряться и оно остановится.

Отличное решение, в общем. Столько грязных, неправильных вещей произошло с ней за такую короткую жизнь, что лучшего способа нести их, не давая себя разорвать просто невозможно было придумать.

Их много, этих пустот. Пробелы в её воспоминаниях, глюки в её реакциях, бетонные стены в её памяти. Она убрала из себя всё плохое и осталась ни с чем.

пустой.

Она наскучит вам, отвлечет внимание, будет хорошей и невидимой - никто не узнает, насколько она виновата и испорчена. И в то, сколько плохого она успела сделать, никто даже не поверит.

***

Первые несколько дней после смерти матери Томми и Венди провели в приюте около железнодорожной станции. Там пол был выкрашен словно зелёнкой, пахло больничными бинтами и спиртом - стерильно и холодно, как в морге.

Томми целыми днями смотрел в окно и тупо следил за проносящимися граффити на вагонах, пока уши не закладывало от паровозных гудков и он не начинал болезненно морщиться. А Венди нервно теребила рукава черно-белой кофты Джордана, боясь, что та утратит его запах и каждую ночь царапала шрамы на запястьях: глубоко и сильно, шепотом считая на пальцах в скольких приютах и детских домах уже успела побывать.

Их кормили жидкой кашей с вонючим маслом, матрасы были жесткими и больно щипали током, а от мягких игрушек пахло кошачьей мочой. Детей там было немного, четыре или пять. Они в основном молчали и почти не двигались. Стеклянные глазницы и не по-детски впалые щеки - невидимки.

Потом Джордан подписал все бумаги, поставил смазанные печати и договорился с теми, кем надо.

Глаза были закрыты, а деньги отданы.

Он забрал их спустя неделю, но вернутся домой они еще долгое время не могли. Венди брат не сказал почему. Джордан вообще тогда ей ничего не сказал.

С этого началось его молчание и продолжается до сих пор. Его давно нет рядом, но эта тишина всё ещё держит Венди за шею, словно поводок.

____

Все лето они провели в мотеле на окраине города.

Стены цвета медицинского пластыря и запах хлорки из бассейна от сырых следов на потрескавшемся кафеле. Шум сверчков в ушах, пот на ладонях, холодная газировка и порезы от высокой травы на голых лодыжках. Запах горелого мусора, брошенные в переходах детские велосипеды и пляжные полотенца на перилах.

Там был полный хаос. Каждый день.

Слишком маленькое пространство для большого количества людей. Место не для постоянного жилья - по цене подходящее для жилья тем, кто не знает постоянства.

Там почти не появлялось новых жильцов - такие дома чаще используют другие люди. Тем, кому нужно отсутствии прописки и данных в договорах; кому нужно, чтобы их не существовало. Мелкие наркоторговцы, женщины легкого поведения, нарики... Большая концентрация таких людей в одном месте рождает хаос. И детей.

Их там было очень много. Бегают под ногами, как муравьи - смотри внимательно, а то раздавишь. Они превратятся в яркую смесь смеха со вкусом разноцветной жвачки и мармелада под твоими летними резиновыми шлепками.

Они носились, кричали, залезали куда не надо, ели всякую гадость, разговаривали с кем попало, обижались и просили прощения, плакали и смеялись. Один огромный организм - плохо слаженный, но действующий, передозированный дешевой газировкой из автомата и свободой. У мальчиков всегда грязные сумасшедшие лица, у девочек все время длинные растрепанные волосы.

Томми там нравилось. Он был только рад снова стать частью чего-то. Его это хорошо отвлекало. От того, на какие не подходящие друг другу части разбилась их семья.

Он бегал в слишком больших для него, одолженных у кого-то шлепках, в старой майке Джордана с какими-то гангстерскими принтами и игрушечным водяным автоматом на перевес.

Он и его компашка сносили Венди с ног своим бегом и хором несмолкающих детских голосов. Девушка и сейчас помнила, ясно и чётко, как Томми проносился мимо - он сумасшедше улыбался, направлял на неё автомат и понарошку выстреливал. Светлые кудрявые волосы падали на его острое лицо, а лямка майки свисала с бледного плеча.

Паф-паф-паф.И она умирала.

____

Наверное, если бы Венди была ребенком, ей бы тоже там понравилось. Она бы хорошо проводила время. Дети могут так делать, потому что даже если видят, ещё ничего не понимают. Но Венди было четырнадцать - она всё понимала, даже если закрывала глаза, затыкала уши и отключала мозг. Даже если зажмуривалась до боли, будто стараясь стереть из глаз кошмар - но уже поздно, он реальность.

Она слышала ругань, вздрагивала от звука ударов в номере над ними; лёжа в постели поднимала испуганные глаза к потолку с ржавыми подтеками и не могла моргнуть. Вся сжималась от истеричного детского плача на парковках и грубых выкриков. Узнавала горький запах паленной травы проходя мимо женщин с татуировками и проколотыми большими кольцами ушами. Видела полицию и драки.

Она знала, что происходило ночью. Когда Томми спал. Знала, куда Джордан уходит и что делает.

Они с младшим братом занимали место на совсем узких и скрипучих кроватях, а Джордан на полу. Личного пространства никакого, поэтому когда он просыпался, Венди тоже просыпалась.

Тихо садилась на кровати, подминая под себя простынь с катышками и смотрела блестящими в темноте глазами на него, его широкую спину и сильные руки. Смотрела как он натягивал футболку и черную толстовку, как прятал голову за капюшоном. Дергалась, когда он щелкал пистолем, а затем убирал его за ремень джинсов.

Молча наблюдала за ним, зная, что он на неё даже не посмотрит. Сделает вид, что не замечает. Каждый раз её просто не видит.

Хлопок двери и у Венди в ушах отзвуки крепких мужских рукопожатий, хриплый смех, заведенные мотор и снова тишина. Только ночь, мимолетный холод на плечах и не сказанные ему слова.

Она падала обратно на кровать, сдерживая разрывающие худощавую грудь панические вздохи и чувствуя слёзы, скатывающиеся по вискам на волосы. Давно научилась плакать тихо; аккуратно, а то разбудишь Томми.

И медленно, но неизбежно она уходила в шок. Цепенела, застывала и немела. Чувствовала настолько много в один момент, что в итоге блокировала чувства на всех уровнях - и оставалась совсем ни с чем.

Как это всё-таки опасно - не уметь разговаривать друг с другом и выражать свои эмоции.

Потому что Джордан сам того не зная, привез сестру в одно из худших мест, в котором она могла оказаться в этом возрасте.

Телом уже не ребенок. Но внутри навсегда он.

И Венди было страшно сказать хоть что-то. Ведь молчание Джордана стало для неё роднее его самого - всего остального, чем он являлся, она начинала бояться больше, чем любить.

____

Когда не надо было следить за Томми Венди не делала ничего. Было не с кем и не за чем. И хоть её жутко бесило постоянно таскаться за младшим братом, но это всё же было лучше, чем оставаться с самой собой.

Она слонялась вокруг, как привидение - долговязые, не привыкшие к изменяющемуся телу движения; неуклюжие конечности и запутанные волосы; тонкое тело под необъятными вещами и бледные прыщики на почти белой коже; громкая музыка в проводных наушниках и оранжевая пачка Сheetos в пальцах, с облупленным чёрным лаком на ногтях.

В основном Венди либо лежала в траве на заднем дворе, слушая звуки шоссе, чувствуя переливающиеся крылья бабочек и стрекоз на лодыжках; либо сидела на полосатых диванах в холле, в компании шума автоматов и ленивых неоновых мух над заплывшим потолком.

Она закидывала худые ноги на ручки кресла и залипала в телефон, пока розовое закатное солнце сквозь прозрачные двери не начинало касаться её разноцветных носков и белых кроссовок, а звуки шагов вокруг не стихали.

Вечно уставшая и пустая.была одна и молчала. Настолько часто, что иногда ловила себя на мысли, что забывает слова и запинается, не помнит свой голос.

Она заторможенно реагировала, её ничего не волновало и со стороны казалось, будто она «медленная». В приюте её постоянно так обзывали, так что может так и есть. Уже не важно в любом случае.

Её раздражало собственное тело, потеря контроля над ним. Оно без разрешения опухало, становилось толще и жестче, хотя внешне девушка только вытягивалась и худела. Но оно так чувствовалось - противно, неправильно. Его новые реакции сбивали её с толку. Её не нравились эти изменения. Было неуютно с самой собой.

И стыдно. За те новые функции, которые её тело теперь должно было выполнять.

Перед глазами была куча примеров, того, что люди делают друг с другом, когда становятся старше. Мокрые звуки поцелуев в темных углах, игривый смех и хриплые вздохи, запущенные под юбку руки и приглушенные разговоры "об этом" у бассейна.

Но хуже всего был интернет.

Ведь никто не собирался ей объяснять и не у кого было спросить. Поэтому по ночам, как только Джордан уходил, истощенное лицо Венди освещал неоновый свет телефона, а в глазах начинали отражаться картинки из женских слез и мольбы, мужских насмешек и грубых прикосновений, неприличных звуков и неприятных слов.

Её сразу же бросило в самую жестокую часть того, что такие отношения между людьми из себя производят и сказало, что так и надо. Грубо, обезличенно и больно. Сформировало её представление о том, что делать с новым телом - прогнившее и испорченное.

Она начала замечать взгляды, которые бросали на эту обновленную оболочку, при этом её путало то, с каким пренебрежением к ней стали относиться - явно не слушали, когда она говорила, перебивали и игнорировали. Будто тело стало важнее её самой.

Это сменило для неё расстановку сил в этом мире. Если ни на что больше не обращают внимание, этим ей нужно стать?

просто телом.

Плюсом к этому её вечно преследовало ноющее ощущение потери. Будто она что-то теряла - всё больше с каждой секундой.

Что-то в ней темнело, что-то шумело и мешало думать. Что-то там либо не затыкалось до головных болей такой силы, что хотелось расколоть череп и вытащить это оттуда; либо замолкало, оставляло её в ужасающей тишины. Хуже всего было ночью - чтобы заглушить грязь и ужас дня, невыносимость взрослости, Венди сворачивалась клубочком и шепотом пела про себя мамины колыбельные, обнимая грудную клетку... и открывать глаза с каждым разом всё сложнее.

Что угодно, чтобы остаться ребенком ещё на мгновение, ведь ей не нравилось, во что она превращалась.

Может Джордану тоже не нравилось? Поэтому он на неё и не смотрел...

Сбитый режим, нездоровая еда и одиночество. Набор обычной девочки подростка: в этом возрасте в голове творится ад, и он сожрёт тебя, если не с кем им поделится.

У Венди никого не было.

От девушки, которую вы знаете, её теперь отличал только цвет глаз - всё еще ярко-зеленый, блестящий звездочками чувств и эмоций. В тех глазах ещё теплели периодические обида, раздражение, злость... они всё ещё по-детски нуждались в заботе и нежности, слезливо умоляли о внимании и любви. Они всё ещё умели плакать. Не поблекли, не стали бледным отражением того «ничего», что жило внутри.

Но именно так начинается превращение в невидимку.

Стать бледными полосками шрамов за длинными рукавами одежды старшего брата, покрытыми синяками острыми коленками, белым шнуром наушников на худой груди. Быть темными кругами на лице, тонкой кожей из вен и синюшности, вечно слезящимися большими глазами и ушами, просвечивающими сквозь длинные пакли русых волос.

Посмотришь на неё и захочешь отвернуться.Захочешь не увидеть.

Она так могла почти исчезнуть - ещё чуть-чуть и не станет... Тогда Шелли её и подобрала.

____

Шелли жила в грязно-розовом мотеле через дорогу. С отцом и маленькой сестрой. Временно, как она говорила. Но Венди и так поняла, что почти всю жизнь.

Девушка была на два года старше, к тому же знала Тая, поэтому и сразу взяла Венди под крыло. Хотя Венди сейчас понимает, что без него ей было бы лучше. Но ей тогда кружило голову эйфорией от того, что такая как Шелли обращала на неё внимание, поэтому она всегда ходила за ней бледным хвостиком и слушалась - точь-в-точь как давно потерянный щенок.

Новая подруга часто таскала её к себе в 234 номер. Грязно-белые стены там были исписаны цветными маркерами её сестры Саши - бабочки, радуга и цветы - на розовой плитке ванной копилась черная плесень, а под ногами валялись пустые пивные бутылки вперемешку с детскими игрушками.

Нет кухни, нет собственного пространства, нет ничего - и в этом всем Шелли всё равно выросла такой красивой.

Ровное темная кожа, мягкая как шоколад; длинные чёрные волосы и нежный голос; пухлые губы бабочкой и идеально ровные зубы. Слишком прекрасна, чтобы от неё отвернуться. Слишком хорошо умеющая этим пользоваться.

Отца Шелли Венди никогда не видела - та отвечала, что и слава богу. Но зато с её сестрой Сашей часто пересекалась. Помнила, как та сидела на полу с потрёпанными куклами из дешевого пластика в руках и облаком кудряшек над головой и молча смотрела на Шелли перед зеркалом. На её идеальные пропорции и четкие черты лица.

Венди тогда кололо, словно лезвие сквозь кожу, знанием такого молчания - нечего сказать, когда смотришь на что-то красивое. Нечего сказать, когда не видишь этого в себе. 

Шелли научилась тому, что все можно получить через мальчиков и это было единственным, чему она могла научить Венди. Быть хорошей для них. Она начала объяснять ей, что нравится мальчикам, что не нравится, как ей одеваться для мальчиков, как раздеваться для них... Хотя Венди и так уже много чего знала. Говорила же, что видела.

Шелли одалживала ей свою одежду, красила её и по-своему воспитывала. Она учила её не горбится (это вошло у Венди в привычку, как только стала расти грудь) и выработала улыбку - показывай зубы и сверкай глазами. У Венди никогда не получалось искренне, но Шелли говорила, что это и не надо - они всё равно не заметят.

Венди себя совсем не чувствовала. Она ненавидела, как менялось её тело, и она стала к нему слишком жестокой. Ей было все равно, что с ним делают и кто.

После того, во что Шелли превращала её - блестящие тени на веках, тёмная подводка, блеск на губах, округлое тело под короткими вещами и сияние в длинных волосах... она смотрела в зеркало и не узнавала себя. Ей этого и хотелось. Она улыбалась сама себе и ей тоже уже было плевать, что неискренне. Знания шли в дело. Отлично применялись на практике.

Мама учила Венди слушать себя всегда, в любом случае. Но мамы больше не было, а Венди даже не знала, кто она. Поэтому она слушала Шелли.

Шелли была красивой. будешь слушаться, будешь такой же.

Вечером они оставляли Томми и Сашу в одном из своих номеров, в обществе мультиков на старом телевизоре, пиццы и газировки. Дети ладили и в этом не было ничего сложного, только вот у Томми с того лета выработался легкий нервный тик - каким бы ребёнком нормальным он теперь не казался, каждый раз когда кто-то уходил, его пробивало.

Он врезался в Венди, мертвой хваткой обвивал её тонкую талию под обтягивающей одеждой и, уткнувшись в живот хлюпающим носом, не отпускал. Каждый раз Венди закатывала глаза и раздраженно пыталась отцепить его от себя, но ничего не работало, пока она не наклонялась и не давала ему клятву на мизинчиках, что вернется.

Её длинный палец с его маленьким и пухлым. Её подведенные черной краской глаза и его зареванные и красные. - ты вернешься? - обещаю.

Закрывая дверь Венди видела, как Саша каждый раз тихо провожала слёзы Томми взглядом и молча протягивала ему свою плюшевую игрушку.

____

Шелли водила её на вечеринки с визгом шин, выпивкой, пачкающей белые кроссовки и мальчиками. Венди трогали, с ней говорили, дышали на неё перегаром и хрипло смеялись ей на ухо. Венди знала, что с ней могло случиться много плохих вещей. В компании парней с татуировками и косяками в карманах джинсов.

Не случилось только потому, что все знали Джордана. Шелли, наверное, поэтому её с собой и таскала. Для защиты. Такую малолетку, такую тихую и медленную - она что недоразвитая? чё она молчит всегда? может она больная?

Венди сначала съеживалась и уменьшалась, находясь посреди всего этого, старалась вжаться в диван и раствориться среди автомобильного шума, но потом поняла, что ей это даже нравиться - разрушительная атмосфера.

Шелли научила Венди не стыдится, ошибочно пологая, что её стыд связан лишь с изменением её тела, его реакций и ощущений. Но Венди сейчас понимает, что он был гораздо глубже.

Она стыдилась разрушения. Того, как долго и упорно сама себя обижала, мучала, причиняла боль, уничтожала. А то, что она потеряла - это маленькую себя, ради которой можно было это разрушение удерживать.

Но маленькая она умерла. Теперь Венди взрослая - больше не будет стыдится себя губить.

И она была благодарна.Правда.

Что среди такой ненависти к самой себе что-то плохое с ней случилось только один раз. И что тогда была уже достаточно отчаянна, чтобы искренне хотеть этого.

*haunted- laura les