Глава 48, Ссора?

Больничное крыло встречало Эмилию тишиной, прерываемой лишь лёгким шорохом бинтов и цоканьем каблуков мадам Помфри, носившейся между двумя койками. На одной стороне сидел Сириус, привычно хмурый, с разбитой губой и зашитой бровью. Он держал ледяной компресс к лицу и выглядел абсолютно нераскаявшимся. С другой стороны лежал Томас — в порванной мантий, ссадинами на руках и чем-то, что, скорее всего, было следом от хорошего удара под глазом. Он тоже не выглядел мирно.

Когда Эмилия вошла, дверь скрипнула — и сразу же на неё обратили внимание все присутствующие. Томас скользнул по ней взглядом, в котором смешались обида и вызов. Сириус же мгновенно выпрямился, опустил ледяной компресс и, несмотря на всё, что болело, мягко улыбнулся.

Мадам Помфри недовольно буркнула себе под нос:

— Только не хватало мне ещё одной! Если вы мисс Поттер пришли добавить им мозгов — вперёд, но если собираетесь ссориться — за дверь!

— Я не шуметь, — сухо сказала Эмилия и шагнула вперёд. В глазах у неё было слишком много тревоги и слишком мало терпения.

Сириус наблюдал за ней внимательно. Он ждал: что скажет, как поведёт себя. Она шла медленно, но взгляд её был прикован к нему, как будто Томаса и вовсе не существовало. Подойдя ближе, Эмилия остановилась рядом с кроватью, скрестила руки на груди и, наконец, заговорила:

— Ты в своём уме?

Сириус попытался выдать невинный взгляд, но из-за шрама на брови он только выглядел ещё более вызывающе.

— Он начал первый, — сказал он, как будто это что-то оправдывало.

— А ты, конечно, не мог просто встать и уйти, да? — Эмилия стиснула челюсти. — Конечно, надо было лезть в драку! Отлично, просто блестяще, Блэк!

— Эми, он заслужил, — буркнул Сириус. — Ты не слышала, что он говорил.

— И не хочу слышать, — перебила она. — Знаешь почему? Потому что это не имеет значения. Он урод, но ты уж будь добр не опускаться до его уровня.

Он смотрел на неё внимательно. Это была не просто злость — это было волнение. Настоящее, искреннее. И от этого ему стало немного стыдно.

— Прости, — выдохнул он. — Я просто... Я не вынес, как он говорит о тебе. Будто он имеет право.

— Он не имеет, — с нажимом сказала Эмилия. — Но ты даёшь ему повод думать, что всё ещё может повлиять на меня. Особенно, когда вот так теряешь голову.

Сириус потупился, сжав пальцы в кулак.

— Я просто... Я волнуюсь за тебя, Эми.

Она посмотрела на него мягче, но строго:

— А я — за тебя. Поэтому, прошу, в следующий раз — думай, прежде чем врезать кому-то.

Она села на край его койки, положила ладонь на его руку.

— Пожалуйста, будь осторожнее. Хотя бы ради меня.

Сириус чуть улыбнулся.

— Ради тебя — постараюсь.

Позади них мадам Помфри пробормотала что-то про «эмоциональные сцены» и «невыносимую молодежь», но Эмилия не обращала внимания. Она больше не злилась. Была только усталость, тревога — и тепло под её ладонью.

***

Май в Хогвартсе всегда пах сиренью, книжными страницами и напряжением. Солнечные лучи уже несли в себе лёгкое летнее тепло, озаряя замки золотистым светом. Казалось бы — самое прекрасное время года, но для студентов шестого курса это было временем зубрёжки, недосыпов и бесконечных повторений чар, зелий и магической теории.

В библиотеке не было ни одного свободного места. Каждая парта, каждый диван, даже подоконники были заняты учениками, нервно шепчущими заклинания или спорящими о составе противоядий. Все, кроме Джеймса и Эмилии Поттер.

Они тоже пытались влиться в этот круговорот. Сидели в общей гостиной, раскрывали книги, делали заметки. Но казалось, будто бумага не впитывает чернила, а голова — знания. Всё скользило, не задерживаясь. Мысли снова и снова возвращались к одному и тому же: экзамены — и потом... дом. Пустой. Тихий. Остывший.

Эмилия всё чаще ловила себя на том, что смотрит в одну точку, не видя ни текста, ни страницы. В её голове эхом звучали слова: «дом, где больше не пахнет пирогами с яблоками, где нет утреннего смеха отца, нет маминых рук, расчесывающих волосы».

Джеймс делал вид, что учится. Переворачивал страницы, подчеркивал строки. Но взгляд его был пустым, словно каждое слово — это просто буквы, которые ничего не значат. Он не жаловался. Ни разу не сказал, что не может. Но Лили, сидевшая рядом, ловила, как он иногда сжимает кулаки до белых костяшек.

— Может, тебе передохнуть? — тихо спрашивала она, кладя руку на его плечо.

Он качал головой.

— Если я остановлюсь — не смогу начать снова.

Сириус вёл себя как человек, которому тоже было больно, но который готов был сражаться и за себя, и за неё. Он часто садился рядом с Эмилией, помогал с заданиями, спорил о деталях заклинаний, делал всё, чтобы отвлечь её. Он не говорил лишнего. Просто был рядом, всегда, когда её взгляд начинал терять фокус.

— Если ты опять зависаешь на параграфе про «Сингулярные чары», давай я объясню, — усмехался он, протягивая руку к её свитку.

— Я... не зависаю, — пробормотала Эмилия, хотя её перо уже десять минут чертило один и тот же круг.

Марлин, Мэри и Лили взяли на себя тихую миссию поддержки. Они подсовывали под нос чай, приносили шоколад, объясняли темы, шептали подбадривающие слова. Лили всегда оказывалась рядом с Джеймсом, иногда ненавязчиво заставляя его проговорить материал, а иногда просто сидя в тишине, которая была утешением.

Питер тоже удивлял: он чаще помогал с теорией магических существ, а ещё приносил из кухни кусочки пирога, якобы «случайно забытые домовиками».

Римус, измученный последствиями полнолуний, всё же не отставал. Его конспекты были аккуратны, подробны — и щедро делились со всеми, кто нуждался.

Иногда они собирались в библиотеке всей компанией. Никто не говорил о доме. Никто не говорил о боли. Но каждый понимал, что после экзаменов наступит не облегчение, а возвращение в пустоту.

Гостиная Гриффиндора потихоньку пустела. Часы пробили далеко за полночь, а за окнами темнело окончательно — майская ночь затягивала замок мягкой тишиной. Лишь потрескивание пламени в камине да шепот переворачиваемых страниц напоминали, что в башне ещё не все спят.

Эмилия с тихим выдохом закрыла книгу, отложила её на стол и повернулась к Сириусу, который сидел рядом. Он как раз говорил что-то Римусу, но тут же посмотрел на неё, уловив движение.

— Устал? — тихо спросила она, мягко улыбаясь.

— Честно? Очень, — выдохнул он и подмигнул. — Но если ты предложишь прогулку по Хогвартсу — я соберусь.

— В другой раз, — прошептала она и, не давая ему времени на ответ, наклонилась и поцеловала его. Легко, уверенно, как будто это было самым естественным продолжением разговора. Она прижалась к нему губами — на долю секунды — и, отстранившись, снова улыбнулась.

Сириус, в первый миг застыв, тут же потянулся к её руке, но она уже поднялась. Подошли Марлин и Мэри, и Эмилия, кивнув Сириусу, направилась вместе с подругами к лестнице, ведущей в женскую спальню.

Они уже начали подниматься, когда заметили, что Лили стоит в нерешительности. Рука её замерла на перилах, губы чуть приоткрыты. Она смотрела в сторону Джеймса, который всё ещё сидел за столом, склонившись над своими записями. Он, казалось, не заметил ничего.

— Лили? — негромко позвала Марлин.

Но та, словно не услышав, резко повернулась и быстрым шагом направилась к Джеймсу. Подошла почти вплотную, заставив его поднять голову. Он вопросительно взглянул на неё — и в этот момент она наклонилась и поцеловала его в щеку. Легко, но с какой-то странной решимостью.

— Спокойной ночи, Поттер, — прошептала она и, не дав ему времени что-либо сказать, развернулась и поспешила вверх по лестнице, скрывшись за поворотом.

В гостиной повисла тишина.

Мэри, Марлин и Эмилия стояли в полной тишине, слегка приподняв брови и обмениваясь ошарашенными взглядами. Даже Эмилия, которая знала, что Лили начала меняться по отношению к Джеймсу, не ожидала этого.

У камина Сириус уставился в лестницу, за которой скрылась Лили, а потом перевёл взгляд на Джеймса. Тот поначалу выглядел так, будто кто-то ударил его заклинанием ошеломления. Он медленно поднял руку и коснулся щеки, а потом... улыбнулся.

Не той натянутой, вежливой улыбкой, к которой все привыкли последние месяцы, а по-настоящему. Его лицо как будто озарилось изнутри, и на долю секунды Эмилия увидела в брате того самого Джеймса Поттера, каким он был до всего.

Сириус, Питер и Римус тоже молча переглянулись. Питер тихо присвистнул, Римус улыбнулся уголками губ. Сириус только покачал головой, будто не веря в происходящее.

— Ну... спокойной ночи, — наконец выдавила Марлин, переведя взгляд на подруг.

— Ага. Доброй ночи, мальчики, — добавила Мэри, всё ещё слегка шокированная.

Эмилия задержалась на секунду, посмотрела на Сириуса — он всё ещё не сводил с неё взгляда. Она улыбнулась, тепло и чуть виновато — а потом они втроём исчезли за лестницей, и гостиная снова погрузилась в полумрак и потрескивание огня.

Когда девочки поднялись по лестнице и вошли в спальню, тёплый свет от прикроватных ламп мягко освещал комнату. Воздух был напоён запахом лаванды и пергамента, а за окнами лениво шуршали майские листья.

Лили сидела на своей кровати, свернувшись клубочком. Она обхватила колени и уткнулась в них лицом, словно пряча что-то важное — но плечи предательски дрожали от сдерживаемого смеха.

Эмилия, Марлин и Мэри переглянулись.

— Ну уж нет, Эванс, — первой нарушила тишину Мэри, запрыгивая на кровать рядом с подругой. — Мы видели всё!

— Рассказывай, — подхватила Марлин, сев с другой стороны. — Прямо сейчас.

— Лили! — добавила Эмилия, опускаясь напротив подруги. — Мы, конечно, любим сюрпризы... но не такие неожиданные!

Лили ещё глубже уткнулась в колени, но все трое заметили: она смеётся. Тихо, едва слышно, но совершенно точно. И улыбается.

— О, так ты всё-таки не случайно его поцеловала? — поддразнила Мэри, толкая Лили в бок.

— А ты, выходит, нарочно?! — с сарказмом воскликнула Марлин, — Подкралась, напала и убежала. Мастер тактики!

Лили наконец подняла голову. Щёки у неё пылали, волосы чуть растрепались, глаза сверкали — не от слёз, а от живого, настоящего смущения и восторга.

— Он последние дни такой... угрюмый. Словно всё время борется с собой. Молчит, не улыбается, почти не смотрит в мою сторону. Старался держаться вежливо, но отстранённо. — Лили вздохнула. — И вдруг я поняла, что скучаю по его глупой уверенности. По Джеймсу, который всех бесил, но был живым.

— Ну, тогда поздравляю, — улыбнулась Эмилия, вспомнив выражение лица брата. — Ты буквально вдохнула в него жизнь. Ты бы видела, как он смотрел в пустоту с этой глупой идиотской улыбкой. Думаю, он теперь месяц будет ходить, трогая эту щеку.

— Он ее теперь мыть не будет, — хихикнула Мэри.

— Или отрежет и в рамку вставит, — добавила Марлин, и все они посмотрели в сторону подруги с удивленными лицами – Ну а что?

Подруги переглянулись и не сдержавшись рассмеялись

Они устроились вчетвером на кровати Лили. Было тесно, ноги свисали, подушки постоянно падали, но никому не хотелось уходить. Они болтали, вспоминали старые истории — как Мэри случайно превратила Марлин в нечто между хорьком и коалой; как Лили в прошлом году сжигала любовные письма Джеймса; как Эмилия в третьем классе пыталась сварить зелье бодрости и устроила мини-взрыв на пол-этажа.

Они хохотали до слёз, перебивая друг друга, иногда просто смеялись без причины — из усталости, из счастья, от ощущения, что в этом маленьком коконе света и тепла нет ни боли, ни страха.

И когда глаза стали слипаться, когда разговоры перешли в шепот, а потом в довольное молчание, они так и остались — сбившись в одну кучу на одной кровати, укрывшись чем попало. Кто-то уткнулся в плечо, кто-то обнял подушку, кто-то всё ещё улыбался во сне.

В эту ночь тревоги Эмилии, воспоминания о доме и страх перед сновидениями отступили. Быть может, совсем ненадолго. Но в тот момент, в этой спальне, с подругами, которые были рядом — было по-настоящему спокойно.

Сон настиг Эмилию стремительно, будто тянул за собой из теплой, уютной реальности в ледяную неизвестность. Сначала было только чувство холода, пронизывающего до костей. Она стояла на вершине холма — или горы? — ветер рвал волосы, темное небо висело над головой, как грозовое покрывало. Всё казалось нереально чётким, как это часто бывает в видениях.

Перед ней раскинулся мрачный пейзаж: голая, каменистая местность, без намёка на жизнь. Только внизу, в самом основании горы, клубился странный дым. Вдруг из этого дыма, будто из пустоты, появился силуэт мужчины.

Он шел медленно, с трудом, будто ранен или смертельно устал, но старался двигаться как можно быстрее. Его длинные светлые волосы были собраны в низкий, небрежный хвост, а мантия развевалась за спиной. Он казался знакомым, и в то же время — чужим. Сердце Эмилии колотилось: отчего он бежит? Кто он?

Но прежде чем она успела хоть что-то понять — раздался хлопок, и воздух наполнился присутствием. Вокруг мужчины появились фигуры — шесть, может, семь человек в чёрных мантиях и масках. Их лица были скрыты, но в каждом движении чувствовалась угроза.

Мужчина тут же выхватил палочку. Несмотря на усталость, он держался уверенно, кружился, не спуская взгляда с врагов. В его глазах читалось отчаяние — не страх, а решимость.

Они что-то говорили. Голоса были глухими, как будто приглушёнными сквозь сон. Эмилия едва улавливала обрывки слов.

— ...Ронан...

— ...сбежал...

— ...у него...

— ...Лорд сказал...

Ронан. Имя прозвучало в её голове, как удар колокола. Что-то знакомое, тревожное. Она знала его, где-то слышала, но память отказывалась подчиняться. Кто он?

В следующую секунду в воздух взвились вспышки заклятий. Мужчина — Ронан — ловко блокировал первые три. Его движения были точны, будто он был мастером дуэлей. Но одного не успел — из-за спины вырвалась яркая, зеленая молния и ударила его в бок.

Он вскрикнул, пошатнулся, но не упал сразу. Он что-то прошептал — короткую, как мантру, фразу. Возможно, имя? Или предупреждение?

И тогда он рухнул. Беззвучно, как подкошенный.

Один из Пожирателей тут же подошёл к телу, наклонился, стал рыться в карманах, что-то ища. Долго искал. Эмилия чувствовала напряжение, как будто это она стояла рядом, смотрела сверху. Но тот — ничего не нашёл. Он отступил с раздражением.

А потом — смех. Резкий, высокий, безумный. Женский.

— Ах, какой упрямый, — хрипло выдохнула одна из фигур. Она подняла палочку и с нею, как на холсте, выжгла в небе — Чёрную метку. Змея, выползающая из черепа, засияла в небе, освещая всё вокруг мерзким зелёным светом.

И в этот момент Эмилия резко села на кровати, задыхаясь. Кроватка Лили под ней чуть качнулась, подушки посыпались на пол. Сердце грохотало, волосы прилипли ко лбу.

Вокруг неё всё ещё спали подруги — Лили, Марлин, Мэри. Комната была тиха, за окнами чуть светлело от раннего рассвета.

Но внутри неё было только одно: Имя. Ронан. Человек, которого она никогда не встречала... и в то же время обязательно должна была знать.

Марлин вздрогнула от внезапного движения. Эмилия села так резко, будто её кто-то выдернул из сна. Подруги ещё спали, уютно свернувшись на одной кровати, но Марлин сразу почувствовала неладное — её чуткий сон редко подводил.

— Мили, — прошептала она, приподнимаясь на локтях. — Всё в порядке? Что тебе приснилось?

Эмилия не сразу ответила. Её дыхание было сбивчивым, взгляд — отстранённым. Несколько секунд она просто смотрела на Марлин, будто оценивая, стоит ли говорить. Она вспомнила слова Дамблдора — никто не должен знать о тех снах, в которых она видит события, с ней напрямую не связанные. Даже самые близкие. Даже Марлин.

— Опять... опять кошмар про родителей, — тихо выдохнула Эмилия, отводя взгляд. — Не видение. Просто плохой сон.

Марлин нахмурилась, но кивнула. Она умела чувствовать ложь, но в Эмилии что-то было такое, что не позволило ей настаивать.

— Ты уверена? — спросила она мягко. — Может, тебе воды? Или... просто посидим?

— Нет, всё хорошо, — Эмилия чуть улыбнулась, как могла. — Спасибо, Марл.

В этот момент шевельнулась Лили, наткнулась взглядом на их тени в полумраке спальни и сонно пробормотала:

— Что происходит?..

Мэри подняла голову, волосы её спутались, и она сонно моргала:

— Всё нормально?

— Да, да, — поспешно сказала Эмилия, приглаживая волосы и стараясь снова лечь. — Просто кошмар. Не волнуйтесь, всё в порядке.

Лили, всё ещё сонная, посмотрела на неё долгим внимательным взглядом, но ничего не сказала. Мэри, кивнув, зевнула и прижалась к плечу Марлин.

Эмилия легла обратно, и девочки обняли её почти одновременно — как будто по сигналу. Это было привычным утешением, как тёплое одеяло против тьмы.

Подруги снова начали засыпать. Их дыхание постепенно выровнялось, становясь всё тише и спокойнее.

А Эмилия лежала с открытыми глазами, вглядываясь в потолок. Перед ней всё ещё стояла картина: мужчина на горе, Чёрная метка в небе... Ронан.

И только одно радовало её в этот момент — подруги были рядом. И хотя она не могла рассказать им правду... Она могла хотя бы почувствовать себя не такой одинокой в тишине, которая следовала за сновидением.

Дни после того сна тянулись медленно. Эмилия ловила себя на том, что постоянно возвращается к видению: к мужчине по имени Ронан, к заклинаниям, к Чёрной метке, которая словно отпечаталась у неё в голове. Она не могла сосредоточиться. Всё в ней хотело выговориться, но запрет Дамблдора стоял перед ней, как непреодолимая преграда.

Почти непреодолимая.

Её брат знал. Он всегда знал. Он был рядом в тот день, когда Дамблдор сказал ей, что её сны — не просто сны, и что некоторые вещи нельзя обсуждать даже с близкими. Он знал, каково это — носить это знание в себе. И, возможно, он единственный, кому она может — и должна — рассказать.

Она решительно поднялась со своего места у окна, где безуспешно пыталась читать, и направилась к спальне мальчиков.

Дверь открылась с тихим скрипом. Внутри царил привычный хаос: книги, карты, сладости и какие-то бумажки с заклинаниями были разбросаны повсюду. Сириус, Римус, Питер и Джеймс сидели на своих кроватях, что-то обсуждая — кажется, спорили, как заколдовать капкейки так, чтобы они лопались, если кто-то съест их не в правильной последовательности.

Как только дверь открылась, все головы повернулись к ней. Разговор стих.

— Эми? — удивлённо произнёс Сириус, уже поднимаясь с места. В его взгляде промелькнули беспокойство и радость — он всегда чувствовал её настроение раньше других.

Но она остановила его лёгким движением руки и взглядом. Не враждебным — просто... серьёзным.

— Джеймс, — сказала она спокойно. — Можно тебя на минуту?

В комнате воцарилась тишина. Римус поднял брови. Питер посмотрел на Джеймса с интересом. Сириус не сдвинулся с места, лишь сжал губы и снова сел на край кровати, внимательно следя за другом.

Джеймс медленно встал, отложил перо и подошёл к Эмилии.

— Конечно, — кивнул он, мельком взглянув на друзей. — Сейчас вернусь - сказал он друзьям.

Они вышли из комнаты, и дверь мягко захлопнулась за ними. Сириус всё ещё смотрел в ту сторону, откуда только что ушла Эмилия, и в его глазах было беспокойство, которое он пытался не показывать.

— Что-то серьёзное, — тихо сказал Римус, нарушая молчание.

— Помните, Сохатый говорил, что она называет его полным именем только в крайних случаях, — пробормотал Питер

- Что-то случилось, я это чувствую – сказал Сириус, всё ещё не отводя взгляда от двери.

Эмилия и Джеймс остановились недалеко от входа в их спальню, она все рассказала брату. О видении о том что оно тревожит ее, что она постоянно думает об этом.

В коридоре было тихо. Джеймс, обняв Эмилию, лишь крепче прижал её к себе, будто хотел забрать хотя бы часть её тревоги себе. Она стояла, прижавшись лбом к его плечу, и в который раз за последние дни чувствовала себя абсолютно бессильной.

— Я написала Дамблдору, — тихо проговорила она. — Сразу после сна. Как всегда. Но... ответа нет. Я не знаю, получил ли он письмо... Успеет ли...

Джеймс кивнул, гладя сестру по спине.

— Ты всё сделала правильно. Ты не виновата. Ты не можешь спасать всех.

С этими словами он слегка отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. Эмилия молча кивнула, стиснув зубы. Боль от бессилия поднималась в горле, комом, с которым невозможно справиться.

В этот момент из-за приоткрытой двери спальни выглянул Сириус. Его волосы были растрёпаны, увидев Эмилию, сразу насторожился. Он уловил эмоции ещё до того, как увидел её лицо. Браслет на его запястье — тонкий серебристый, с крохотным, почти незаметным рубином, — едва ощутимо нагрелся, как будто передал ему что-то тягостное.

— Эми... — тихо позвал он, делая шаг вперёд. — Что случилось? Я... почувствовал...

Он показал на браслет. Эмилия машинально коснулась своего. Она совсем забыла о нём. Забыла, что Сириус чувствует её через него. И что сейчас он ощущает её боль так же ясно, как если бы она была его собственной.

Сириус подошёл ближе, его глаза изучали её лицо. Он не задавал вопросов вслух, но взгляд требовал ответа.

— Почему ты молчишь? — голос был сдержанный, но в нём сквозила тревога. — Ты закрылась от всех. От меня. От ребят. От подруг. Ты мучаешься, я это чувствую, но ты не говоришь ни слова. Даже мне. Почему, Эми?

Эмилия почувствовала, как у неё дрожат руки. Джеймс стоял рядом, опустив взгляд — он понимал, что сейчас разговор уже не для него. Он мягко сжал плечо сестры и, коротко кивнув Сириусу, ушёл обратно в спальню, оставив их вдвоём в коридоре.

Эмилия посмотрела на Сириуса. Его взгляд был не обвиняющим — он был раненым. Настоящим. Искренним.

— Я не хочу тебе лгать, — прошептала она. — Но и рассказать не могу. Я... дала обещание. Дамблдор сказал никому об этом не говорить, даже тебе.

Сириус молчал. Он отвернулся на секунду, будто пытался справиться с нахлынувшими чувствами.

— Даже мне, — повторил он тихо. — Даже если ты видишь смерть. Даже если это разрывает тебя изнутри?

Эмилия подошла ближе, протянула руку и положила на его грудь.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — И, если бы всё зависело только от меня, ты бы знал каждую деталь. Но сейчас я между тем, что чувствую, и тем, что должна. И я не знаю, что хуже — молчать перед тобой или нарушить то, что может навредить ещё сильнее.

Сириус тяжело вздохнул. Он закрыл глаза на мгновение, взяв её руку в свою.

— Мне не нужно знать всё, — наконец произнёс он. — Но, Эми... пожалуйста. Не держи это в себе. Ты можешь хоть немного делиться. Я не брошу тебя. Даже если не понимаю. Даже если злюсь. Я всё равно здесь.

Коридор у спальни мальчиков был непривычно тих. Только дыхание двоих нарушало повисшую в воздухе напряжённость. Эмилия стояла напротив Сириуса, он продолжал держать ее руку в надежде что она расскажет ему хоть что то. Слова застревали в горле — она знала, что любое может стать последней каплей. Она аккуратно вырвала руку из его хватки.

— Я не могу рассказать тебе, — тихо произнесла она. — Не потому, что не хочу. А потому, что не могу. Это не моя тайна. Это... ради твоего же блага.

— Ради моего блага? — Сириус дернулся, как будто её слова ударили его. — Ты держишь всё в себе, отталкиваешь меня, лжёшь — и говоришь, что это ради меня?!

Его голос стал чуть громче. В нём прозвучало нечто хрупкое, отчаянное. Он сделал шаг к ней.

— Эмилия, я чувствую твою боль! Чувствую её постоянно, даже если ты ничего не говоришь. Этот грёбаный браслет греется так, что обжигает кожу, но ты молчишь. Почему?

— Я не хочу тебя отталкивать, — срывающимся голосом сказала она. — Я люблю тебя, Сириус. Но... есть вещи, которые нельзя говорить. Не сейчас.

Сириус сжал кулаки. Он тяжело дышал, в глазах металось непонимание, обида, и — злость.

— Ты любишь меня, но молчишь, как будто я чужой. Я... — он на мгновение отвёл взгляд, — Я этого не понимаю.

В этот момент Сириус повысил голос:

— Почему ты всё рассказываешь Джеймсу, а мне — даже малость рассказать не можешь?!

Дверь позади Эмилии со скрипом открылась, и на пороге появился Джеймс. Он быстро оценил ситуацию.

— Сириус, поумерься, — резко бросил он, подходя и вставая между сестрой и другом. — Не ори на неё.

— Я не ору! — рявкнул Сириус, но всё же чуть отступил назад. — Я просто хочу понять. Она держит всё в тайне! Почему? Я что, недостаточно хорош? Я...

Он замолчал на секунду, потом проговорил уже тише, но с болезненной прямотой:

— Ты мне не доверяешь? Это... из-за моей семьи? Из-за того, кого они поддерживают... - он сделал паузу - Эмилия, я не они. Я не на их стороне. Я никогда не был...

Эмилия резко покачала головой, в голосе звучала почти паника:

— Нет, Сириус! Дело не в этом. Совсем не в этом. Я доверяю тебе.

— Тогда в чём дело?! — спросил он, уже не громко, но с такой искренней болью, что у Эмилии заныло в груди.

Она сделала шаг вперёд, обойдя Джеймса, подняла глаза на Сириуса и, словно выдыхая всё накопленное напряжение, сказала:

— Я обязательно расскажу. Всё. До последней детали. Но... в нужное время. Не сейчас.

Сириус смотрел на Эмилию, не в силах больше скрывать разочарование и горечь.

— Я не понимаю, — наконец сказал он, — Почему вы не можете просто рассказать. Мне. Римусу, Питеру. Подругам. Мы — команда. Семья. Мы были с тобой в самые сложные моменты, Эми. И теперь ты молчишь. С Джеймсом шепчетесь, как будто нас нет.

Он бросил взгляд на лучшего друга.

— Ты же сам говорил, что доверие — главное. Или это только на словах?

— Хватит, — резко сказал Джеймс, делая шаг вперёд, — Мы делаем так, как надо. Не лезь в то, чего не понимаешь.

Сириус зло хмыкнул.

— Не понимаю, потому что вы даже не даёте шанса понять. Ты — её брат, я — просто кто-то, кому, видимо, не место рядом.

Эмилия сделала шаг вперёд, но Сириус уже отвернулся.

— Знаете что? Ладно. Делайте как знаете. — Он оттолкнул плечом Джеймса, пройдя мимо них. — Если хотите держать нас всех в стороне — держите. Только потом не удивляйтесь.

— Сириус... — попыталась его окликнуть Эмилия, но он не обернулся. Только расправил плечи и уверенно зашагал в сторону лестницы, ведущей к общей гостиной.

Когда звук его шагов стих, Джеймс шумно выдохнул и прислонился к стене. Эмилия осталась стоять, глядя в спину Сириусу, будто всё ещё надеялась, что он передумает, обернётся, спросит снова — спокойно. Но он не обернулся.

— Это было... — начала она, голос дрогнул, — ужасно.

Джеймс молчал, затем проговорил устало:

— Он просто не привык быть вне круга. Особенно твоего круга.

Эмилия кивнула.

— Я знаю. И мне от этого только хуже.

Некоторое время они молчали, прислушиваясь к звукам далёких шагов, шорохов, но ни один из них не принадлежал Сириусу. Он ушёл — не просто физически. На какое-то время он ушёл дальше. И это ощущение глухо и горько сжималось в груди у обоих.