Глава 47, Похороны

Первая неделя после трагедии. После того вечера, когда всё изменилось, Дамблдор предложил Эмилии и Джеймсу покинуть Хогвартс на время — он понимал, что боль слишком велика, чтобы учиться, как ни в чём не бывало. Но Эмилия только покачала головой. Тихо. Без слов. Она не могла... не хотела возвращаться в дом, где теперь царствовала пустота. Дом, где всё пропитано запахом родителей. Их голосами. Их присутствием. Их любовью. Джеймс уехал один. Он должен был заняться делами, о которых Эмилия даже не могла думать: похороны, документы, волшебные завещания...

А Эмилия исчезла. Просто исчезла для всех. Закрылась в комнате и не выходила трое суток.

Сириус ломал голову, стоя за дверью с кружкой чая, с едой, с письмом — но ответа не было. Лили плакала, потому что не знала, как помочь. Римус и Марлин шептались, как будто даже разговоры могли разрушить хрупкое равновесие. Мэри злилась, как всегда в бессилии, и от этого чаще хлопала дверями. А Питер просто молчал, как будто даже дышать боялся громко.

***

Эмилия не спала по-настоящему. Когда веки опускались, приходили видения.

Хогсмид. Тот же магазин, в котором она уже бывала во сне. Осколки витрины. Пепел. Крик. Женский. Детский, потом появлялся мужской. Чья-то палочка валяется в луже крови. И опять крик. И шепот — змеиный, тянущийся, как туман: «Они всё ближе...»

Она вскакивала в холодном поту, но не кричала. Лишь тяжело дышала, глядя в пустоту.

На четвертый день Эмилия все же решила выйти из комнаты и сходить на уроки. 

Урок прорицания был на шестом этаже, в одной из высоких башен. Комната пахла пыльными травами, выветрившимся благовонием и старой бумагой. Профессор Мирай, пожилой, с орлиным носом и сединой, вёл занятия без суеты, спокойно и методично.

— Сегодня, дети, мы вновь займёмся интерпретацией символов в туманной воде... — начал он, указывая на чаши, в которые ученики наливали воду и капали эссенцию лунной пыльцы.

Эмилия села на своё место молча. Лили бросила на неё взгляд, полный тревоги, но Эмилия его проигнорировала.

— Мисс Поттер, — прозвучал голос профессора, — ваше восприятие всегда было самым тонким. Что вы видите в воде?

Эмилия взглянула на чашу. Вода дрожала, словно ветер пробежал по ней. Внутри рябь вдруг сомкнулась в символ — змей, обвивающий солнце. И в следующий момент — вспышка, как в тех снах. Разрушение. Крик. Чёрный силуэт в капюшоне.

Она едва не выронила чашу.

Но голос у неё остался ровным:

— Тень. И свет за ней. Но тень... пока сильнее.

— Интересно... — профессор нахмурился, записывая. — Значит, возможно, предвестие большого конфликта. Как вы думаете, когда наступит развязка?

Эмилия подняла на него глаза. Глаза, в которых больше не было ни девочки, ни ученицы. Только пустота. И усталость.

— Скоро. Но сначала будет потеря.

Класс замер.

— Спасибо, мисс Поттер... — осторожно сказал профессор.

Эмилия снова опустила взгляд в чашу. Но больше ничего не видела. Потому что боль внутри затмевала даже пророчество.

***

Прошла неделя. Погода в тот день была несвойственно ясной. Весеннее солнце приглушённо сияло над холмами, словно даже природа не решалась нарушить тишину, окутавшую это место. Место, где навсегда остались мистер и миссис Поттер.

На кладбище собрались десятки людей. Коллеги Флимонта Поттера из Министерства. Старые знакомые — Альта Гринт, старая волшебница из соседнего дома, пришла с тростью и платком, всё время всхлипывая. Были однокурсники родителей, старые друзья семьи, даже несколько преподавателей из Хогвартса. И, конечно, их дети. Те, кого они вырастили, кто остался. Джеймс и Эмилия

Джеймс стоял прямо, плечи напряжены, челюсть сжата. Он держался — до предела, но держался. Рядом с ним — Эмилия, в чёрном пальто, с опущенными глазами. Она держала брата под локоть, словно не могла стоять без этой опоры — или сама была ей.

Они не говорили. Им больше нечего было сказать.

Лишь одинокие слёзы тихо стекали по щекам. Без рыданий, без звуков. Словно изнутри выжгло всё, что можно было выжечь.

Сириус стоял рядом с Эмилией — почти вплотную. Не касался её, но каждый его взгляд, каждое движение говорило: «Я рядом. Я здесь. Пока я дышу — ты не одна.»

Когда её пальцы невольно дрогнули от сдерживаемого содрогания, он тихо взял её за руку. Она не отняла. Лишь чуть крепче сжала его ладонь.

Лили была возле Джеймса. Она не отходила от него всё утро. Иногда что-то шептала — коротко, ласково, как будто снова и снова напоминала ему, что он не должен держать это в себе. Когда однажды Джеймс закрыл глаза и отвёл лицо, Лили обняла его за плечи, и он впервые за весь день вздохнул дрожащим, слишком человеческим вздохом, в котором было и горе, и облегчение.

Марлин, Мэри, Питер и Римус стояли чуть поодаль, но все — словно стена. Римус — с каменным лицом, но в глазах отражалась вся боль Эмилии. Он смотрел на неё так, как смотрит брат, не знающий, как спасти сестру. Мэри сжимала в руках носовой платок, который уже давно промок. Марлин держала Римуса за руку, чтобы не разрыдаться в голос. Питер... Питер всё шептал что-то себе под нос. Может быть, молитву. Может быть, извинение, которое никто не должен был слышать.

Церемония

Дамблдор выступил с речью. Сдержанной, короткой. Но каждое слово резало как нож:

— Они были не просто родителями, коллегами, волшебниками. Они были тем, что всегда будет нужно нашему миру — светом. И этот свет теперь горит в их детях...

Джеймс сжал зубы. Эмилия опустила голову. Улыбки, которых не было, исчезли ещё сильнее.

Когда гробы опустились в землю, и над ними пронеслось «Requiescat in pace» («Пусть он покоится с миром», RIP), Сириус на мгновение обнял Эмилию за плечи. Она вздрогнула. Но не отстранилась. А потом тихо прижалась щекой к его плечу, не плача — просто так. Потому что он был там. Потому что иначе дышать было невозможно.

Лили взяла Джеймса за руку. Он посмотрел на неё — и впервые за всё утро в его взгляде промелькнула благодарность. Глубокая. Настоящая. Как спасение.

Когда все начали расходиться, друзья ещё долго стояли у могил.

— Они гордились бы вами, — сказал Римус, обращаясь к Джеймсу и Эмилии.

— И гордятся. Где бы они ни были, — добавил Сириус, снова беря Эмилию за руку.

А она просто кивнула. Молча. Потому что даже если слова и остались — голос исчез.

Тишина обволакивала Хогвартс — непривычная, гнетущая. С тех пор как мистер и миссис Поттер ушли, замок изменился. Дамблдор усилил охрану: магические барьеры, патрули у Запретного леса, филины и чары слежения. Никто не мог покинуть территорию без разрешения директора. А внутри — будто бы все дышали чуть тише. Медленно. Осторожно.

Почти обычные вечера

В Гриффиндорской гостиной по вечерам собирались все те же лица. Но раньше — это были смех, глупые споры, блиц-викторины, набеги на кухню. Теперь — тишина, прерывистые разговоры, попытки казаться прежними.

Джеймс сидел в кресле, глядя в огонь. Рядом — Лили, всё чаще рядом. Теперь именно она начинала разговоры, старалась его вовлечь — в шутку, в спор, в беседу. А Джеймс отнекивался, смеялся натянуто, иногда совсем уходил в себя.

Эмилия же всё чаще уходила с Сириусом. Он не говорил лишнего. Он просто был рядом — всегда. Она не просила утешения. Он не предлагал слов. Но это молчание было легче, чем любое сочувствие.

Накануне полнолуния стало известно — Лили, Мэри и Марлин теперь знают правду о Римусе. Оказывается, Лили давно подозревала, а когда Джеймс и Эмилия уехали домой, Сириус, Питер и сам Римус решили, что тайна не должна больше тяготеть над подругами. Всё объяснили. Без прикрас. С доверием.

Когда Эмилия узнала — ей стало легче. На одну тайну меньше. На одну стену меньше между ней и другими.

Пока мальчики ушли к Римусу — в выученное, но всё ещё опасное укрытие, Эмилия осталась одна. Она боялась засыпать. Опять. Боялась, что снова увидит разгром, крики, кровь — что видения вернутся, как нож в спину.

Тогда она просто встала, накинула мантию и вышла. Не слышно. Лестница скрипела, но её это не остановило.

Астрономическая башня. Место, где легче дышится. Где звёзды молчат, но всё говорят.

Дверь скрипнула. Эмилия заметила что на Астрономической башне уже кто-то есть. Это была Элиза.

Она сидела, укутавшись в плед, лицо освещено мягким светом луны. Звёзды отражались в её глазах, как будто она разговаривала с ними.

Эмилия медленно подошла и села рядом с Элизой, плед чуть шуршал под их движением, а вокруг царила почти нереальная тишина — будто весь замок затаил дыхание вместе с ними. Луна освещала лицо Элизы, делая её немного старше, немного мудрее. В её глазах не было обычной колкости — только тревога, усталость и сочувствие.

— Мне очень жаль... — тихо сказала она, не глядя на Эмилию. — Твои родители... Она сделала паузу. — Это несправедливо. И ужасно. И я понимаю, что слова не помогают, но... я всё равно скажу: мне очень жаль, Эми.

Эмилия чуть кивнула, не в силах найти ответ. Только выдохнула: — Спасибо...

Повисла долгая пауза. Тепло мантии, прохладный камень под ногами, звёзды — всё вокруг казалось вырезанным из какого-то далёкого сна.

Элиза говорила снова, тоном осторожным, будто боялась вторгнуться:

— Ты должна быть аккуратнее.

Эмилия обернулась на неё, непонимающе.

— Сейчас ты... слишком уязвима. Не физически. Ты сильная, я знаю. Но ты открыта, как никогда. А те, кто хочет воспользоваться слабостью других... они не упустят момент. Особенно сейчас.

Эмилия впервые за долгое время почувствовала, что кто-то по-настоящему обеспокоен ею. Не жалостью, а предупреждением. Она кивнула.

— Я постараюсь.

Элиза смотрела вперёд. На звёзды, как будто ища ответ среди них. Затем, не поворачивая головы, почти шепотом спросила:

— Сириус... он не говорил тебе ничего про Регулуса?

Вопрос был неожиданным. Эмилия удивлённо повернулась.

— Нет. Он вообще почти о нём не говорит. Почти никогда - Она помолчала — Иногда у меня ощущение, что он просто вычеркнул его. Или пытается.

Элиза сжала край пледа в руках. Голос её стал чуть дрожащим:

— Я просто переживаю. Очень. Он изменился в последнее время. Часто с Мальсибером, с Розье. С этими... тёмными. Он стал скрытным. Иногда — резким. Я... я боюсь, что он... что он уже с ними. Она перевела дыхание. — Что он уже принял метку. И не сказал мне. Чтобы не напугать.

Эмилия почувствовала, как в груди сжимается. Не от слов — от мысли, что это может быть правдой. Что метки уже в Хогвартсе. Что кто-то из них прячет на запястье тьму под мантией.

Она посмотрела на Элизу. Та, несмотря на свой обычный холод, сейчас выглядела уязвимой и очень, очень одинокой.

— Я не знаю, Элиза... — тихо ответила Эмилия. — Но если ты чувствуешь, что что-то не так — скорее всего, ты права.

Она сжала руки на коленях.

— В школе уже есть те, кто перешёл черту. Просто они молчат. Или прячут это. Уверена, что Дамблдор тоже что-то знает... но не может доказать. Пока нет.

Элиза тихо выдохнула.

— Иногда я думаю: как мы дошли до этого? Как Хогвартс стал местом, где нельзя никому верить?

Эмилия посмотрела на неё, устало и прямо:

— С тех пор, как война перестала быть далёкой. Она уже здесь. Она между нами. В наших снах. В потерях. В каждом взгляде через плечо.

Они замолчали. Не от неловкости — от понимания.

Две девушки, потерявшие слишком многое. Обе смотрели в небо — как будто звёзды могли ответить на то, чего не могли сказать люди.

***

Утро было обыденным — насколько обыденным может быть утро в Хогвартсе, если за спиной — смерть родителей, беспокойные ночи и ощущение, что всё вокруг рушится по кусочкам.

Эмилия сидела в Большом зале, за столом Гриффиндора, окружённая подругами — Лили, Марлин и Мэри что-то тихо обсуждали, время от времени поглядывая на Эмилию, но не трогали её — она листала свежий номер «Ежедневного пророка», едва прикасаясь к еде. Кашица в тарелке остывала, хлеб крошился от нервных пальцев.

Заголовок на первой полосе бросался в глаза:

НАПАДЕНИЕ В ХОГСМИДЕ: ПОСТРАДАЛА ЛАВКА СЕМЬИ ЭЛМОР

Поздно вечером неизвестные лица атаковали небольшую лавку магических игрушек в Хогсмиде. Хозяин заведения, мистер Элмор, получил ожоги средней степени и находится в сознании. Его жена и маленький сын чудом избежали участи — по счастливому совпадению они отсутствовали в момент нападения, хотя, по словам соседей, обычно находятся в лавке до самого закрытия.

Источники в Аврорате не исключают, что кого-то могли предупредить заранее. Подозрения о целенаправленном нападении уже направлены на последователей Того-Кого-Нельзя-Называть.

Эмилия читала, вцепившись в газету, как в последнюю ниточку реальности.

Это была та самая лавка. Именно та, что явилась ей во сне.

И она писала об этом... Дамблдору.

Она замерла. Если бы не её письмо, если бы она не рассказала...

— Они бы умерли, — прошептала она себе под нос. — Вся семья.

Мысль эта пронзила её, как ледяной ветер.

— Ты в порядке? — тихо спросила Лили, коснувшись её локтя.

Эмилия не сразу ответила. Слишком многое одновременно шумело в голове — сон, письмо, статья, смерть, её дар. Она просто кивнула, не отрывая взгляда от бумаги.

Лили прикусила губу, но не стала настаивать.

И тут — лёгкий скрип скамьи. Кто-то сел рядом.

Эмилия медленно обернулась и увидела Томаса Макадама.

— Доброе утро, — сказал он мягко, улыбнувшись. — Ты вся ушла в пророк. Что-то интересное?

Голос у него был лёгкий, почти шутливый, но глаза внимательно следили за её реакцией.

— Нападение в Хогсмиде, — коротко ответила она, не убирая газету.

Томас кивнул.

— Я слышал. Странная история. Как будто кто-то действительно был предупреждён заранее. Хочется верить, что не вся магическая пресса превратилась в сборник догадок, да?

Эмилия взглянула на него уже внимательнее.

Он говорил просто, спокойно — но что-то в его тоне, в выборе слов, было... слишком точным.

Словно он знал, о чём она подумала, прежде чем она это произнесла.

— Иногда даже догадки оказываются правдой, — тихо ответила она, медленно складывая газету.

Он чуть улыбнулся.

— Согласен. Особенно когда за ними стоит кто-то умный. Или... видящий.

Эмилия замерла.

Сердце гулко отозвалось в груди. Он намекает? Или проверяет?

Но прежде чем она успела что-либо сказать, в зал ввалились Мародёры — Джеймс с растрёпанными волосами, Сириус со своей вечной полуулыбкой (чуть натянутой в последние недели), Римус — с усталостью после полнолуния, и Питер — немного взволнованный.

Джеймс сразу заметил Эмилию рядом с Томасом и прищурился, но промолчал. Сел чуть дальше, напротив.

Сириус же, наоборот, остановился за спиной Эмилии, чуть наклонился и мягко сказал:

— Доброе утро, Ведьмочка.

Эмилия посмотрела на Сириуса с улыбкой которая появлялась не так часто, но сейчас она была очень рада его приходу. Томас посмотрел на Сириуса и с лёгкой насмешкой в голосе бросил:

— Видимо, опаздывать — это теперь часть образа?

Сириус усмехнулся, не глядя на него.

— Некоторым не нужно приходить рано, чтобы занять своё место.

Между ними на секунду повисло напряжение.

Но Эмилия, не желая устраивать сцену, поднялась со скамьи.

— Мне надо в библиотеку. Позже встретимся.

И, не дожидаясь ответа ни от Томаса, ни от Сириуса, она вышла из зала.

Газета с заметкой осталась у неё в руках.

В библиотеке стояла привычная тишина. Лишь шелест страниц и слабое постукивание пера о бумагу нарушали безмолвие, словно звуки были приглушены заклинанием.

Эмилия сидела в углу, у окна, и свет из него падал прямо на разворот старой книги с затёртым заголовком: «Защита разума от вторжений: основы ментальной дисциплины». Страницы пахли пылью и старым пергаментом, а строчки перед глазами словно светились смыслом. Она вновь и вновь перечитывала абзац:

...при опасности прорицатель часто становится целью не только физического нападения, но и ментального давления. Только регулярные тренировки по окклюменции, сосредоточению воли и медитации способны выстроить щит от внешнего вмешательства...

Эмилия нахмурилась. Слово «цель» казалось слишком личным. Она и без того чувствовала, как в последнее время что-то пытается пробиться сквозь её сны, её разум, её усталость. И всё же — чем больше она читала, тем чётче понимала: она должна научиться защищаться. Иначе... конец будет таким же, как у родителей.

И вдруг — грохот.

Дверь в библиотеку распахнулась с громким стуком, будто влетело нечто невообразимое. Библиотекарь мадам Пинс чуть не уронила стопку книг, повернулась с видом, что в следующую секунду кто-то будет изгнан навсегда.

— Мисс Эванс! Мисс Макдональд! Мисс МакКиннон! — пронзительно зашипела она. — Это библиотека, а не трибуна для квиддича!

— Простите! — одновременно пискнули три девушки, пробираясь между столов. Но даже пытаясь быть тише, их лица горели тревогой, и Эмилия уже догадалась, что они идут к ней.

Лили, Марлин и Мэри, чуть запыхавшись, подскочили к её столику.

— Ты не поверишь, — начала Лили с полушёпотом, но так, чтобы Эмилия услышала. — Сириус и Томас... они подрались.

— Что? — Эмилия чуть не уронила перо. — Когда?!

— Сразу после того как ты вышла из Большого зала, — добавила Марлин, переводя дыхание. — Томас, как только ты ушла, начал язвить в адрес Сириуса, мол, тот постоянно ведёт себя как собака, привязанная к твоей ноге.

— Ну, а Сириус, как ты понимаешь, сдержанность — это не его сильнейшая черта, — тихо сказала Мэри, качая головой. — Он встал, и всё — дело пошло. Буквально через минуту они уже катались по полу.

— О, Мерлин... — Эмилия прижала ладони к вискам. — И кто их остановил?

— Джеймс, Римус и Питер, — ответила Лили. — Римус — весь как тряпка, после полнолуния, но всё равно влез. Питер помог ему. Джеймс буквально бросился между ними, а потом уже подтянулся профессора.

— Их обоих отправили в больничное крыло на осмотр, — добавила Марлин, закатывая глаза. — Проклятия, по счастью, не использовали, но пара синяков точно будет.

Эмилия уставилась на подруг, не веря услышанному.

— Вдвоём в больничное крыло? — переспросила она. — Серьёзно? Они же там друг друга добьют, если мадам Помфри хоть на секунду выйдет!

— Вот именно! — всплеснула руками Мэри. — Мы хотели тебя предупредить. Может, ты должна поговорить с кем-то из них? Ну, или хотя бы узнать, что там происходит, пока не стало хуже.

Эмилия закрыла книгу. Библиотека и защита разума подождут.

Всё, что она читала, всё, что пыталась осмыслить — сейчас тонуло в ощущении тревоги и гнева.

Эмилия провела ладонью по лицу, стараясь сохранять самообладание, но внутри всё сжалось. Её голова заполнилась образами: Сириус, израненный, злой, Томас рядом, язвительный как всегда...

— Я пойду туда, — твёрдо сказала она, собирая книги и поднимаясь. — Надо проверить, как он.

— Уверена? — осторожно спросила Лили. — Томас... ну, он был очень злым, мы его таким никогда не видели.

— И что мне с того, — отрезала Эмилия. — А Сириус — мой парень. И если кто-то тронул его пальцем — узнает, на что способна Поттер.

Она уже направилась к выходу, а за её спиной подруги переглянулись — с тревогой, но и с уважением.