Оранжевое солнце и белые тапочки

Уставшие и сонные мы пришли с вожатыми в наш корпус. Лину поселили в комнату с нашей новой знакомой Настей. А мы вдвоем с Наташей поспешили занимать лучшие спальные места в своих «покоях». Но в комнате мы обнаружили только одну кровать.

- Хм, тут еще одна дверь, наверное, на балкон, - удивилась Наташа и отодвинула штору.Я заспешила я к ней и дернула ручку пластиковой двери.

- Ой, как здорово! Тут же двуспальная кровать и еще одна отдельная ванная. Ну, все, Наташ, эта комната за мной! – с этими словами я со всей силы плюхнулась на мягкие простыни.

— Ага, как же! — Наташа скрестила руки. — Она двуспальная. Делим.

— Ладно. Так уж и быть. Будем спать вместе.​

В этой комнате помимо входной двери была еще дверь на балкон. Я вышла и вдохнула свежего морского воздуха. Также в номерах на нашем этаже был холодильник, кондиционер, шкафчики и даже телевизор! Это просто предел мечтаний. Как будто какой-то люксовый отель.

На часах полночь. Самое время заняться покраской. Мы – в ванной. Я в лифчике и трусах, голыми руками втираю тонику в осветлённые волосы. Рыжий цвет разлетается каплями — на уши, лоб, плечи. Наташа смеётся.

— Родители не убьют?

— Она смывается. Наверное.

— А вожатые?

— А им что? Им до нас дела нет. Надеюсь. Они, наверное, меня даже в лицо не запомнили. Поэтому одной блондинкой больше, одной меньше – не велика потеря.

Закончив с убийственной химией с ядрёным ароматом, я замотала голову в полотенце, засекла таймер и завалилась на кровать. Хоть бы всё получилось. Не хочу остаться лысой, когда у меня такие планы на смену. А риск был. Ведь краска стоила каких-то шестьдесят пять рублей.

Тишина. Все уже спят. Свет выключен. И тут – голос Наташи из темноты:- Давным-давно... - я от неожиданности подпрыгнула на месте. И после этого уснуть уже долго никто не мог. Давным-давно я жила в деревне у бабушки. Она была странной женщиной. Слишком странной. Она собирала в дом всякую всячину с мусорки — ржавые часы без стрелок, сломанные куклы без глаз, обугленные свечи.

Она всегда была одинока. Никто не жил в её огромном, перекошенном доме с облупившимися стенами, кроме неё. Только я иногда приезжала к ней на летние каникулы — единственный живой звук в её мире тишины.

Но ночами... ночами происходили странности.Сначала — ерунда. Вещи падали в коридоре. Сами по себе. Хотя домашних животных у неё не было.Потом — хуже. В стены кто-то стучал. Ровно, размеренно. Будто изнутри. Будто кто-то пытался продолбить проход между комнатами. Или выбраться. А в самые темные ночи, соседская собака, Дружок, начинала выть и скулить, словно её душили. Или били.

Бабушка... она иногда лунатила. В белых тапочках. В белом халате. Её лицо в такие моменты было неузнаваемым — без выражения. Маска, застывшая между сном и смертью. И когда она проходила мимо моего дверного проёма — я вжималась в постель, дыша сквозь зубы. От неё веяло холодом. Настоящим. Как из могилы.

Однажды ночью, при полной луне, когда серебряный свет разлился по полу, как ледяная вода, я услышала, как скрипнула дверь бабушкиной комнаты.

Тих-тик... тих-тик... — её шаги в белых тапочках приближались к моей двери.

А потом — стук. Ровный. Как в стены. Но теперь — в мою дверь. Я замерла. Всё тело свело судорогой.

— Наташа... — хрипло позвала бабушка. — Открой дверь. Мне нужно тебе кое-что сказать...Я не ответила. Сделала вид, что сплю. Но сердце било в груди, как загнанный зверь.

— Наташа... — снова её голос, чуть громче. — Это ты бьёшь соседскую собаку по ночам, что она скулит... и не даёт мне спать...

Снова стук в дверь. Я молчала. Даже если бы хотела — не смогла бы ничего сказать.Тишина. Шаги начали удаляться. Тих-тик... тих-тик...

Я услышала, как открылась входная дверь. Медленно, с протяжным скрипом, словно сам дом не хотел выпускать её. Я подкралась к окну, осторожно, чтобы не скрипнул пол. Бабушка выходила в сад. Луна освещала всё, будто день. Я спряталась за занавеску.

Она шла в сарай — белый халат колыхался, как саван. А когда вышла...в её руках было что-то длинное. Металлическое. Топор. Его лезвие зловеще блеснуло в свете луны.

Она направилась к калитке, а после к соседскому двору. Туда, где на цепи сидел Дружок. Он, будто почуяв, поджал хвост и забился в угол — между лестницей и домом. Он дрожал. И понимал. Но убежать не мог. Цепь не отпускала. Он заскулил. Жалобно. Протяжно. Как ребёнок. Бабушка подошла ближе и подняла топор.Один удар. И собака затихла. Без воя. Без крика. Как будто звук вырезали из мира.

Бабушка развернулась и, как ни в чём не бывало, поплыла обратно в дом. Медленно. В том же белом халате и тапочках. Как призрак. Как нечто из того мира, где жизни уже нет. Но...

... проходя мимо дома, она остановилась. Повернулась к окну. К моему окну. Туда, где стояла я. И посмотрела прямо на меня.

Луна выхватила её лицо из тьмы. Но это было не лицо бабушки. Кожа — натянутая, как маска. Рот — чуть длиннее, чем должен быть. И глаза. Они были... чёрными. Как у животных. Без белков. Без жизни.

Она занесла топор над головой. И только губами, произнесла:— Ты... следующая. - Ай, - вскрикнула Наташа, - отпусти, Василиса.

- Ой, прости, я и не заметила, что сжала твою руку. Наташ, ну ты даёшь. Ты чего на ночь такие ужасти рассказываешь? Совсем с дуба рухнула? Как мы спать-то теперь будем?

- Это ещё не конец, - с задором в глазах и подавляя смех, сказала она.

- Не смей продолжать, - отрезала я и наконец-то раздался будильник.

Я рванула с кровати. Сняв полотенце, ужаснулась от его цвета. Ну и ладно. Полотенце — мелочи жизни. Куда хуже было то, что на наволочке расплылось предательское пятно. Рыжая вода стекла по шее, пока я лежала, и оставила на ткани настоящий след преступления. Я перевернула подушку на чистую сторону, пряча улики и устремилась в душ.

В ванной царил апельсиновый апокалипсис. Рыжие следы красовались на плитке, раковине, зеркале и даже ручке двери. Я стояла под душем, а в голове звучало: "Оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевые песни, оранжевый верблюд". Кажется, вся Вселенная теперь светилась этим цветом.

Краска стекала по плечам, спине, ногам как расплавленный янтарь. Теперь у нас оранжевая ванная. Когда вода стала прозрачнее, я выключила душ и замотала волосы в бывшее белым, а теперь рыжее полотенце. Цвет моих волос – это просто безумие. Надеюсь, папа не убьет. Видел бы он мои ладони — ярко-рыжие, будто я билась с армией апельсинов.

Мы легли. Сон не шёл. В голове — пауки. Казалось, они ползут по подушке, по одеялу, по коже. Я дёргалась от каждого шороха.

И вдруг в сознании вспыхнуло лицо этого безбашенного. И такая тоска нахлынула. Меня словно затопило наводнением чувств. И так безудержно захотелось поделиться с ним своими мыслями, тревогами и волнениями. О том, какой хаос творится внутри меня, при мысли о нем.

— Ммм... какой милый мальчик... — пробормотала я, едва слышно.

— Что?! — Наташа моментально села на кровати.

— Я... спросонья... Наверное... — попыталась съехать я, но было поздно.

— Говори! Кто он? Это тот с пакетом? — глаза Наташи вспыхнули, как у сыщика на следе.Пришлось рассказать подруге о своих чувствах к этому парню.

Мы болтали до рассвета. Этот день, и даже эта ночь, остались в прошлом. Слишком много всего было сегодня интересного. Просто невозможно спать, когда жизнь такая захватывающая и интригующая.

... - Ну что, крокодильчик. Мы, в отличие от девчонок в лагере, не можем болтать до рассвета. Поэтому, продолжим завтра.

- Мамочка, а меня всё мучает вопрос, когда ты вернулась домой, дедушка тебя убил за новый цвет волос?

- Ну что, ты, - рассмеялась я, - по правде говоря, мне даже показалось, что он не заметил изменений. Знаешь ли, не все мужчины в мире такие внимательные, как твой папа.

Я поцеловала дочку на ночь, помыла кружки и убрала недоеденное мороженое в морозилку. Выключила свет и забралась в объятия к спящему мужу. Он пробормотал спросонья:- Ты чего не спишь? - Уже сплю. И ты спи, любимый.

Я расслабилась в тепле сильных и надежных рук. Снаружи шептал ветер. Город выдыхал и я — вместе с ним.