50 глава

Ощущение, будто мое сердце насквозь пронзили острым мечом. Опираюсь рукой о стол, пытаясь сохранить равновесие. Другой хватаюсь за голову, унимая резкую пульсацию.

— Ты была рождена в грехе. Твой отец... он... осквернил меня против воли, — монахиня прикрывает глаза, сжимая апостольник. — Я не хотела этого. Еще нося тебя в утробе, надеялась, что родишься мертвой. Но ты так сильно пиналась, хотела жить. И родилась. Живой и здоровой. Я не смогла найти в себе силы воспитывать тебя как родную дочь. Ты была чужой мне, — прикусив до крови губу, она подняла свой взгляд на меня.

Полный скорби и... обвинения.

— Твой плачь резал слух. Ты была крикливее и проворнее всех детей, которых мне приходилось нянчить в монастыре. Я не хотела быть матерью. Я хотела служить богу. Но тот грешный мужчина испортил мне жизнь. Понимаешь?! Я даже не знала, как его звали. Я была тихим и безобидным человеком. Мне никому не хотелось делать зла, дитя. Но после изнасилования я поняла, что ненавижу этот отравленный, проклятый мир. Я поняла, что тоже его часть. И такая же.

По лбу стекает холодный пот. Мне не хочется верить ей. Ни единому ее слову, но она говорит так уверенно, правдиво.

— Монахини предложили оставить тебя в монастыре. Я присматривала за тобой. Молилась. Однако, проявлять к тебе любовь и заботу не хотела. Я заставила тебя бояться себя. Заставила бояться себя всех. Возможно, уже тогда сошла с ума. Все же, пережить случившееся со мной, трудно. Ты ненавидишь меня, и я понимаю тебя, грешное создание. Когда ты сбежала из монастыря, я успокоилась. Подумала, значит так нужно. Бог отвёл тебя от меня. Может, смиловался над моими муками: видеть тебя каждый день. Оказалось нет. Ты вернулась. Пусть и спустя много лет. Тогда я поняла, что буду до конца своих дней жить и мучится. Ты самый страшный порок моей жизни. Мое наказание.

Глаза наполнились слезами. Горькими слезами. Я ощутила себя маленькой Лиссабон, которая думала о том, кто ее родители, в то время, пока ее настоящая мать равнодушно ходила неподалёку, считая собственную дочь «страшным пороком».

— Я никогда не была виновата в том, что с тобой совершил тот мужчина, — я не могу такого человека называть своим отцом! — Только вдумайся, что ты несёшь, — глаза прослезились. Не моргаю, зная, что если сделаю это, то слёзы начнут стекать по щекам. — Ты, мразь, испортила мне жизнь! Как же я ненавижу тебя. Ненавижу! Всем сердцем! Не хочу знать тебя, старая, ненормальная, сатанистка!

Женщина качает головой и криво улыбается. В ее взгляде читается равнодушие. Она подходит к столу, беря нож. Рассматривает его со всех сторон, а затем произносит:

— Пора покончить с этим позором!

Отшатываюсь назад, боясь, что сейчас она набросится на меня. Но вместо этого, узурпаторша вонзает нож в себя. Прямо в сердце. Ее хлипкое, худое тело падает на пол, образуя бордовую лужу.

Подхожу к ней, смотря свысока на то, как ее покидает жизнь. Моргаю. По щекам стекает соленая вода, падая на дрожащее тело монахини. Смотрю на её лицо, сморщенное, побледневшее. Она делает последний вздох, а потом ее веки закрываются. Навсегда...

— Алисия? — Джек застыл в дверях.

— Кажется, моя настоящая мать нашлась, — всхлипываю. — Правда, она только что покончила с собой.

Присаживаюсь за стол, чтобы не рухнуть на пол. Облизываю соленые от слез губы. Вытираю заплаканные глаза. Смотрю на Моргана, улыбаюсь.

— Лучше бы я не знала этой правды, Джек, — хочется смеяться от того, насколько же ничтожна моя жизнь.

Мужчина неуверенно шагает ко мне. Опуская глаза на пол, он замечает тело монахини. Тело моей утробной матери. Его глаза округляются.

— Нужно увести тебя отсюда, — Морган хватает меня за предплечье.

Отбрасывая его руку, остаюсь сидеть за столом. Все, что сейчас происходит, похоже на кошмар. Кошмар, который ожил и происходит сейчас наяву.

— Мне не жаль ее, — бормочу я. — Она заслужила. Гореть ей в аду. Всегда! Гореть! Гореть! Гореть!

Джек обнимает сзади, прижимая так сильно, что я не могу пошевелиться. Даю волю эмоциям. Внутри как будто потрясли и разбили хрусталь, оставляя осколки пронизывать мое сердце и живот. Если бы не Морган, чувствовала бы себя ещё хуже.

— Я рядом, слышишь? — шепчет Джек на ухо. — Ты не одна. Позволь нам пережить это вместе.

И пусть его слова не исправят ситуацию, я верю в лучшее. Мы идём по коридору. Замечаю на дальней деревянной скамье сидящих двух послушниц. Они все ещё напуганы.

Подхожу к ним, опускаюсь на колени, беря каждую за руку.

— Я тоже ее боялась, — поджимаю губы. — Но теперь все закончилось. Она больше не сможет обидеть вас. Вы в безопасности. Вы не обречены.

— Как вас зовут, миледи? — Джек садится на колени рядом со мной. — Давайте знакомиться.

— Ирэн, — смущённо отвечает старшая послушница. — А это моя сестра Селена.

— Ирэн и Селена! — глажу их ладони. — О чём вы мечтаете?

— О настоящем доме, — Ирэн пожимает плечами.

— И чтобы там было много сладостей!— младшая хмурится.

Мы с Морганом переглядываемся. Делаю глубокий вздох, а затем обращаюсь к девочкам:

— Сегодня, дорогие, я поняла, в чем истинный смысл моей жизни. У вас будет дом. Большой.

Послушницы радостно захлопали в ладоши. Морган непонимающе покосился на меня. Он ещё не понимает, что я задумала. Пути назад нет. Мне необходимо позаботиться об этих детях. Я их единственное спасение и помогу им. Когда-то я сама нуждалась в доме, в мягкой постели и вкусной еде. Не хочу, чтобы их жизнь была похожа на мою. Продам подаренное Альбертом поместье в Бергене, и куплю дом в Лондоне, обустроив его под пансионат!

***Иногда спонтанные решения становятся смыслом жизни. Оказалось, помогая другим, ты чувствуешь прилив силы, гордости за себя. Джек поддержал меня. Даже не злился, когда узнал, что я скрыла от него такой подарок принца. Поместье было продано в течении недели. За это время я смогла выбрать подходящий дом, который станет пансионатом для юных воспитанниц. Моих воспитанниц.

Монахиня и с ними плохо обращалась. Когда мы с Лили купали девочек, то заметили много ссадин, синяков и ожогов. Я занялась их лечением. Начала готовить мази, отвары, настойки. Как раньше, в былые времена. Запах трав заполнял дом Клайва. Так, проходящие мимо люди стали интересоваться, стучаться в дверь, узнавать, что за отвары я готовлю. У меня появились первые покупатели. Оказалось, мази от ушибов нужны многим. Я впервые честно заработала деньги! Без воровства! И мне это понравилось.  Благодарные улыбки и тёплые слова покупателей грели душу.

— Можно мне ещё вот эту настойку? — женщина в красивом пышном чёрном платье указала на снотворное. — По ночам голова болит так, что спать невозможно.

— Конечно, госпожа! Держите! — отдаю склянку. — Желаете сушеных трав для чая? Он расслабляет.

— Да, пожалуйста, — покупательница улыбнулась. — Как тебя зовут, милая?

— Ал...— я запнулась. — Лиссабон. Лиссабон Дин.

— Замечательное имя! А меня зовут Лора, — мадам сунула мне в руки больше денег, чем нужно. — Необходимо обладать особым даром, чтобы готовить столь сложные настойки. Это заслуживает похвалы.

После того, как женщина ушла, ко мне подошёл Морган. Он притянул меня за талию, шепча на ухо:

— Приятно познакомиться, Лиссабон.