49 глава

На берегу Темзы, между большими валунами, до сих пор лежат запрятанные мной ворованные сбережения. Нет, я не забыла про них. Настало время, когда мне нужно их забрать.

***Спустя два часа, я вернулась к Моргану, надеясь, что он ещё нежится в кровати. Аккуратно зайдя в дом, беззвучно иду по коридору, приоткрываю дверь в покои... ох, черт.

Сонный Джек сидит на кровати. Неловко улыбаюсь мужчине, ставя на стол корзину с драгоценностями.

— Почему ты не предупредила меня, что уйдёшь? — Морган нахмурился. — Я волновался.

— Думала, что управлюсь сама.

— Это ворованное золото? — Джек заглядывает в корзину. — Я думал, ты давно потратила его.

— Нет... оно было в надежном месте, — достаю серёжки Серши. — Эти серьги носила моя подруга. Они не ворованные. Правда, красивые?

— И достаточно дорогие на вид.

— Определенно, — кручу их в руке. — Я подумала, что от всего этого нужно избавиться.

— Что? — брови Моргана метнулись вверх, до линии волос. — И это говорит Алисия Дин?

— Прекрати! — стукаю его в бок. — Я приняла важное решение. Хочу сделать пожертвование в приют святой Иоанны. Соберу все украшения, сдам их в ломбард, получу деньги и пожертвую их большую часть. Сегодня же!

— Приют святой Иоанны... помнится, ты себя очень странно вела в тот день, когда мы отправились туда вместе с принцем делать пожертвования. Тебя будто что-то расстроило или сильно напугало.

Не вижу смысла больше скрывать откуда я. Решаюсь ещё на один ответственный шаг. Рассказываю Джеку о своём прошлом и своей связи с этим приютом. Стараюсь держаться стойко, но лишь малейшее упоминание о своей прошлой жизни, заставляет меня мысленно возвратиться в то время, переживая ужасные события минувших лет.

Морган, понимая насколько тяжело это рассказывать, накрывает мою ладонь своей, успокаивая. Чувствую, что ему действительно жаль. Джек подавлен моим рассказом, но не показывает этого. Надеюсь, что он не станет меня сейчас жалеть.

— Ты самая сильная женщина из всех, кого я когда-либо встречал, — Джек смотрит в глаза. — Мы поедем вместе. Я буду рядом. А ещё, перед этим, я хотел бы кое-куда тебя свозить. Думаю, пора.

— Оказывается, у тебя тоже есть какие-то секреты из прошлого? — хихикаю.

— Можно сказать и так, — загадочно произносит он.

Мы собираем все золото в одну кучу, даже те подарки, что дарил Альберт, а после покидаем дом. Я не рискую рассказывать Моргану о главном подарке принца, боясь его реакции. Лили запрятала документ, подтверждающий, что я хозяйка поместья, вглубь мешка с моими платьями.

Не могу представить, куда Джек решил меня повезти. Мы отдаляемся от его дома все дальше и дальше. Слежу за маршрутом. И вот мы сворачиваем на одну из богатых улочек Лондона. Искренне не понимаю, зачем мы здесь. Он хочет показать мне, чего я лишилась? Непонимающе смотрю на него, а Морган лишь ухмыляется.

— Мне придётся кое-что сделать, — мужчина достаёт из кармана брюк кусок чёрной ткани. — Я завяжу тебе глаза. Обещай, что не будешь подсматривать.

— Ты странно себя ведёшь! — послушно позволяю ему закрыть глаза повязкой. — И долго я буду в ней?

— Недолго.

Карета останавливается. Джек помогает выйти и куда-то ведёт под руку. Чувствую волнение... даже страх. Слышу скрип забора. Мы куда-то пришли. Хочу спустить повязку с глаз и подсмотреть. Сдерживаю себя. Звон ключей. Щелчок замка. Ох. Сердце отдаёт удары.

— Аккуратно! Не споткнись, — голос Джека спокойный и бархатный.

Каблуки туфель стучат по керамической плитке. Морган развязывает повязку. Моргаю, пытаясь привыкнуть к дневному свету. Меня окружает светлое чистое помещение.

Поднимаю голову. Прямо надо мной висит большая люстра со свисающими прозрачно-голубыми камнями. Смотрю по сторонам. На стенах пестрые узорчатые обои. Осматриваясь, замечаю стеллаж с книгами, платиновый шкаф белого цвета, большой диван с маленькими подушечками, красный коврик на полу, а на стене два портрета. На первом изображена молодая девушка. Очень красивая, изящная. Волосы у неё заплетены, на лице знакомая улыбка, в ушах брильянтовые серьги.

Это мать Джека. Маргарет! На втором портрете ее семья. Мать и отец, а между ними — она, совсем маленькая.

Меня вдруг озаряет. Так, что я прихожу в глубочайший изумление. Маргарет была аристократкой! Клайв рассказывал о том, что она ушла из семьи, ради брака с ним. То есть, оставила своё наследство. А наследство оказывается у неё было, и не маленькое, судя по размерам этой комнаты. После ее смерти, это место по праву должно перейти ее детям. Ребёнок у неё один, и это Джек. Теперь все это должно принадлежать ему! И из-за этого... Черт! Вот почему королева Виктория запретила Альберту казнить Джека! Он сын аристократки!

В голове множество вопросов. Почему он живет в доме отца? Почему работал констеблем? Почему никогда не упоминал об этом месте? Получается, он вовсе не бедняк, каким я его считала. У него есть аристократические корни. Не зря Джек такой умный, честный и гордый. Его мать вложила в него самые лучшие качества.

Нет слов, чтобы описать все то, что я чувствую. Морган следит за моей реакцией, хитро улыбаясь. Здесь так красиво. Ухоженно. Роскошно.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — тихо процедил он. — И уже знаю, сколько всего мне придётся тебе объяснить.

— Уж постарайся.

— Это поместье досталось мне по наследству от матери. Оно принадлежит мне. Как и огромный сад возле него. Это место никогда не было для меня родным, поскольку всю жизнь я прожил в отцовском маленьком домике. Моя мама была очень влиятельной аристократкой, и даже после замужества с отцом имела много привилегий. Брак не помешал ей знакомиться с другими богатыми людьми. Она даже дружила с Королевой Викторией. Та приглашала ее на празднования, балы. Когда я вырос, моя мама видела как я стремился добиться всего сам, без ее помощи. Но она не могла успокоиться, видя, как я трудился изо дня в день, пытаясь доказать, что и без статуса могу найти способ заработать. Последнее, кем я был, это как раз констеблем. Мне нравилось наводить порядки. Тогда Маргарет тайком договорилась с Викторией и та разрешила мне быть стражником в ее королевстве. Так я и попал туда. Благодаря связям моей матери. С королевой я не общался. Она не признавала меня, как и мужа Маргарет.

У меня перехватывает дыхание. Она была стойкой женщиной. Пошла против правил, но при этом не потеряла достоинство и уважение. Ее история удивляет, как место, в котором я нахожусь.

— Ты не рассказывал об этом, зная, что я могу поступить так, как поступила с принцем? — поджимаю губы. — Ты боялся моей алчности...

— Лисса, — Джек берет меня за руки, поднося их к своей груди. — Я хотел, чтобы ты поверила в себя. Поверила в то, что на самом деле в тебе больше хорошего, чем плохого. Что на самом деле в тебе есть душа, светлая и чистая. Чтобы ты поняла. Деньги это не все, что тебе нужно. Прости, за то что устроил все это. Я видел, как ты сомневаешься в себе. Как ты смотришь на мою старую кровать. Как боишься, что ошибёшься, но несмотря на это, ты выбрала меня. Отреклась от собственных страхов остаться ни с чем. Избавилась от предрассудков, что радость приносит что-то материальное... ты проделала огромную работу над собой. Когда я услышал, что ты хочешь сделать пожертвование в приют, меня окончательно проняло. Ты даже отказалась от тех денег, которые были когда-то для тебя всем. Я хочу извиниться, что заставил пройти через это таким способом. Просто знай, я никогда в тебе не сомневался и понял, какая ты, ещё давно. Но хотел, чтобы ты тоже нашла истинную себя. И нашла, признай это.

Не знаю злиться мне или радоваться... все это так неожиданно. Ведь действительно! Я смирилась с тем, что он бедняк. Полюбила и приняла его таким. Поверила в то, что нас может ждать что-то большее. Доверилась чувствам... и вот к чему они меня привели.

— Тебе не за что просить прощения, — хмыкаю носом. — Ты сделал все правильно. Если бы ты не открыл мне глаза на все, я и дальше жила бы сомнениями. Чувствовала бы себя отвратительно. Я люблю тебя, Джеки. Благодарю за все, что ты для меня сделал.

— Моя искорка. Ты самый светлый и прекрасный человек.

Я рад, что ты сама начала это понимать, — мужчина ласково прижал меня к себе. — Красивая, смелая и бесконечно искренняя. Самая яркая искорка, самая тёплая, очаровательная.

***

Я не могла опомниться всю дорогу до приюта и была так счастлива. Казалось, никто не сможет испортить мое настроение. Я подготовила деньги для пожертвования. Подъезжая, я и Джек услышали странные звуки. Когда карета окончательно приблизилась к монастырю, я поняла, что это кричат послушницы. Мое сердце сжалось. Не подождав, пока карета остановится, я бросилась бежать внутрь.

— Алисия! — Джек устремился следом.

Забегаю в мрачное помещение. Словно ударяясь о стены монастыря, раздавались крики. Бегу на звуки. Забегаю в столовую, видя ее... ту самую монахиню. Она схватила старшую послушницу за шкирку, как непослушную собачонку.

— Я не буду это есть, госпожа! — девочка плачет.

Младшая послушница залезла под стол, поджав колени, как испуганный лисёнок.

— Остановись! — хватаю со стола стакан с остывшим чаем, выплескивая узурпаторше в лицо.

Женщина отпускает девочку, и та испуганно отшатывается.

— Ты... — на ее лице злобная ухмылка. — С чем пожаловала, беглянка?!

— Не смей трогать девочек, — сквозь зубы выпаливаю я.

Вспоминаю тот день, когда я стояла в стороне, глядя на истязания послушницы Теоны. Тогда я боялась монахиню. Теперь же не боюсь. Я могу постоять за послушниц и не дам их в обиду.

— Все в порядке? — Джек забегает в столовую.

— Уведи отсюда девочек, — твёрдо отвечаю я.

Морган помогает двум послушницам подняться с пола и уводит за собой, оставляя меня наедине с ненавистной монахиней.

— Хочешь показать, что ты не трусиха? — женщина злобно хихикает. — Строишь из себя спасительницу. Эти девочки обречены.

— Это не так! — шиплю в ответ.

Монахиня заливается противным смехом.

— Ты сама знаешь, что не права. Признай это, дитя. Ты тоже была обречена. Тебе просто повезло. Я искренне молилась за тебя. Как видишь, мои молитвы помогли. Ты жива, выдержала все удары судьбы. Выросла прекрасным лебедем.

Что она несёт? Молилась? Да она ненавидит всех! Уж меня не обманешь. После побега никто не искал меня. Я знаю эту женщину. Знаю, как она жестока. Ей несвойственно переживать и молиться за какого-то. Она прикрывала свой садизм верой! Всегда.

— Ненавистная сука! — сжимаю руки в кулаки. — Ты хоть знаешь, что чувствовала Теона, когда ты избивала ее?

— Хочешь сказать, было бы лучше, если я наказала тебя, вместо неё? — узурпаторша усмехается. — Я знаю, что это ты подбросила ей косточки. Я все видела.

По спине пробежал холодок. Всего на пару секунд, я забыла как дышать и как говорить. Она знала. Все знала.

— Никогда не замечала за собой жестокость, дитя? — женщина делает шаг в мою сторону. — Не задумывалась, что в тебе живет зло?

В голову начинает приходить воспоминания. И все: один за другим — чередуются.

...Я хватаю девушку за копну волос и швыряю в колючие кусты, расцарапывая шипами её милое личико... Об этом я думала, желая избавиться от Александры.

...Я стою рядом с карцером, где на коленях сидит Джек. Его голова опущена, губы сомкнуты, а тело напряжено. Позади стоит принц, мягко сжимая моё плечо.

— Может, вам, лучше не смотреть на это?

— Нет. Хочу убедиться, что он получит по заслугам... По моей вине, Джек был наказан за то, в чем был невиновен.

...Хочется убить Альберта. Перерезать ему глотку. Как же я жажду этого... После того как принц солгал о смерти Джека, была готова на любую жестокость и даже убийство.

Но я покаялась. Признала вину. Да, может после всего этого, и продолжала проявлять жестокость, но только к тем, кто заслужил. И я не позволила этому взрасти и расплющить себя.

Джек простил. Александра и Алиса живы, хотя могли уже давно погибнуть от моих рук. Может и не полностью, но я начинаю исцеляться...

— Зло есть во всех людях. Но кто-то с ним борется, а кто-то принимает и позволяет проникнуть в разум.

— Умная выросла, — монахиня криво улыбается.

— Если ты знала, что это я воровала еду, то почему не наказала меня? — все ещё не могу понять этого. Пытаюсь придумать причины, но не нахожу их. — Ты хоть знаешь, что я всю жизнь винила себя в смерти человека, которого не убивала?! Ты хоть знаешь, что совершила преступление? И ты продолжала жить, как ни в чем не бывало. Тебе было все равно, что Теона мертва. Что ты убийца! — голос срывается на крик.

— Теона была больна. Я облегчила ей жизнь. А насчёт тебя... то у меня были свои причины. Разве я была жестока с тобой? Никогда... тебе всегда доставалось меньше всех. И поверь, это не потому что ты была самой младшей из послушниц. Признайся, ты пользовалась этим. Воровала, получала больше других. Думаешь, я не знала? Видимо, ты была очень наивной, раз думала, что взрослый человек не заметит какой ребёнок на самом деле виновен в проделках.

— К чему ты это сейчас говоришь? Хочешь пристыдить меня за то, что я пыталась не голодать? Я была ребёнком! Брошенным ребёнком. Никто не заботился обо мне, не говорил, что плохо, а что хорошо! Я сама познавала этот жестокий мир!

— Ты не была брошена. Я всегда была рядом, — ее взгляд смягчился. — До того как ты сбежала из монастыря.

— Ты издеваешься надо мной? — кричу. — Гребанная садистка! Ужасная! Мерзкая! Противная старуха, ломающая судьбы невинных детей! Ты и мою жизнь сломала! Лучше бы тебя не было!

Монахиня тяжело сглатывает. Ее руки тянутся к головному убору, намокшего из-за вылитого ей в лицо чая. Женщина снимает апостольник... ей на плечи падают потускневшие рыжие волосы. Как у меня...

— Я твоя настоящая мать, Лиссабон, — твёрдо произносит она.