Глава 39. Мне страшно

Данте осторожно поглаживает мои волосы своей широкой ладонью и оставляет за собой некую ласку. Его объятия похожи на большое согревающее одеяло в холодную зиму, я готова принять его как своего родного отца, ведь он сделал для меня гораздо больше.

— Тебе нечего бояться, — негромко поговаривал он. — Ты не одна, — шепчет Данте.

Он положил руку на мою голову и с отцовской лаской погладил по голове. Я едва уловимо всхлипываю и прячусь в его широкой груди, слыша спокойное монотонное сердцебиение, которое успокаивало.

— Идем.

Я подняла на него свои заплаканные глаза, и он бережно смахнул слезинки. Данте подвёл меня к дивану у окна и позволил мне присесть. Он отошёл к стеллажу и, выбрав одну из множества папок, достал альбом. На обложке альбома были изображены он, его жена, Доминик и ещё четверо. Их было всего семеро, вся их семья, и фотография, судя по всему, была сделана лет десять назад, поскольку Ливия на ней казалась совсем юной школьницей, а Доминик — молодым человеком, а не мужчиной, как сейчас.

Данте вернулся ко мне, сел рядом, обнял меня за плечи и позволил мне уронить голову на его плечо. Я глубоко вздохнула и, невольно прижав колени к груди, прильнула к нему.

— Почему ты так боишься? — осторожно спрашивает он, держа альбом на коленях и легонько касаясь моих предплечий кончиками пальцев.

— Я боюсь, что не справлюсь с ребенком.

Я правда боюсь этого. Меня одолевают тревожные мысли, и я не могу найти успокоения. Я не представляю себя в роли матери. Как мне справиться с этим? Как мне воспитать ребёнка и пережить беременность? Эти мысли терзают меня с тех пор, как я увидела две полоски на тесте.

— Помнишь, что я тебе говорил? — Рука Данте вновь коснулась моей головы.

— Что?

— Ты не одна, — повторил он с нежностью в голосе. — У тебя есть Доминик, он предан тебе и никогда не оставит тебя. У тебя есть девочки, которые любят тебя и всегда готовы прийти на помощь. У тебя есть я и Эвелина. Офелия, ты больше не одна, мы — твоя семья.

Издавая жалобные звуки, я обхватила колени руками и прижала их к груди, ощущая, как горячие слёзы стекают по моим щекам. Данте же, нежно очерчивая контуры моего лица своей большой ладонью, то и дело смахивал их, не позволяя им упасть.

— Я больше тебе не враг, — прошептал мужчина.

— Я хочу называть вас папой, — озвучиваю я свои мысли, но не осознаю этого, мой разум настолько затуманен, что я теряю способность к пониманию.

— Называй, — отвечает он с улыбкой. — И обращайся ко мне на «ты».

— Папа? — переспрашиваю я с опаской, чувствуя, как в груди зарождается тяжесть, которая почти сразу же исчезает.

— Папа, — подтверждает он.

Улыбка расплылась по моему лицу. Мое дыхание продолжает замедляться. Неважно, насколько спокойно мне здесь, рядом с Данте, которого я готова принять как родного папу. Неважно, сколько времени проходит, но оно тянется, как сладкая карамель.

Я люблю карамель.

— Не уверена, что Доминику понравится моя беременность, — я решаю доверить ему свою душу и переживания, я уверена, Данте поможет мне.

— Доминик ничего тебе не сделает. Никогда.

— Я знаю, но не знаю, что он почувствует.

Данте ненадолго замолчал, следом усмехнулся. И его усмешка меня насторожила.

— Я узнал о первой беременности жены не от неё, — начал он свой рассказ, и я, устроившись поудобнее, с интересом приготовилась слушать. — Я узнал это от врача. Знаешь, я действительно был растерян, признаюсь, не сразу поверил в свое счастье и не знал, что делать, но потом, глядя, как растёт живот моей жены, как развивается внутри неё Маттео, я почувствовал себя более ответственным, чем обычно. Я хотел оберегать её в несколько раз сильнее, потому что она — настоящая героиня, как и любая девушка, носящая ребёнка под сердцем, — героиня, и ты не должна бояться, ведь Доминик будет рядом. Поверь мне, я воспитывал своих детей так же, как воспитывали меня, и он априори не может отреагировать отрицательно. Доминик хорошо относится к детям, а к своему собственному, к своей родной кровиночке, я уверен, что он будет ещё внимательнее. Просто расскажи ему об этом, и вы вместе примете решение. Слышишь? Вместе. 

Он неторопливо раскрыл альбом и начал показывать его содержимое. Сначала были снимки УЗИ, затем — изящные слепки, фотографии новорождённых, выписки из родильных домов, а также снимки детей, которые постепенно росли.

Я коснулась общей фотографии, на которой они были запечатлены вместе, и увидела ослепительные улыбки, излучавшие счастье.

Фотографии запечатлели моменты из жизни семьи: природу, море, яхты. И везде они были вместе, а не поодиночке.

— Вы везде вместе, — шептала я, заметив.

— Потому что мы семья, — тем же монохромным голосом повторялся Данте.

Я поднимаю глаза и вижу в глазах Данте нечто такое, чего никогда раньше не замечал никто. Это чувство неописуемо, но, глядя на него, я ощущаю, как мои страхи рассеиваются, и чувствую себя в безопасности в его надёжных руках.

— Я всегда считала вас, точнее, тебя, жестоким и холодным человеком, которого нужно бояться и трепетать перед ним. И я действительно испытывала страх, веря в свои убеждения. Но...

Я сделала паузу на несколько секунд.

— Ты не такой со своей семьёй и не такой со мной.

— Потому что ты — часть нашей семьи, Офелия. Мы не враги, мы — одно целое. Запомни это, и ты сможешь расслабиться. Я не хочу, чтобы те, кто находится под моей защитой, боялись меня больше, чем реальной опасности.

— Спасибо вам, — я осеклась. — Спасибо тебе, папа...

Данте отпустил меня, позволил раскрыть крылья свободы и вылететь, чтобы попробовать справиться самой. Я обменялась с ним легкой улыбкой, и на выходе меня встретила Ливия, нервно расхаживающая по паркету кругами под пристальным присмотром Аластора. Она не сразу заметила меня, и Аластор тоже, он обхватил ее талию со спины и прижал к себе, но Ливия оттолкнула его, что-то невнятно пробормотав на итальянском.

— Ливи! — произнесла я, шагнув навстречу девушке.

— Офелия! — воскликнула она, подбегая ко мне и заключая в объятия. — Всё ли в порядке?

— Твой папа — самый замечательный папа на свете, — произнесла я, уткнувшись носом в её плечо и не сдержав улыбки.

— Он станет и твоим папой, — добавила она, возвращая мне улыбку.

***

Время течет между пальцев. Данте смог меня успокоить, и слезы больше не текли в течение всего дня.

Я поджимаю губы и оглядываюсь вокруг. Доминик уже подъехал к восьми часам и ждет меня в машине у ворот. Мое сердце пропускает удар, а затем его ритм учащается, дыхание становится поверхностным, а руки — липкими из-за пота.

Мой взгляд наконец-то находит Данте, он стоит у лестницы в центре большого холла, а за его локоть держится Эвелина. Я не замечаю, как делаю пять размашистых шагов в их сторону и сразу же оказываюсь в сильных руках Данте, а Эвелина осторожно поправляет мои волосы.

— Пока ты в надежных руках Доминика, — ласково успокаивает меня Эвелина. — Твоя беременность пройдет легко.

Я также обнялась с девочками, с каждой и вместе. Махнув ладонью напоследок, я вышла из особняка, и мое сердце замерло. Доминик уперся задницей в капот черной иномарки и выдыхал дым, держа в пальцах сигарету. Я огляделась: охрана погружает мои пакеты вчерашних покупок в багажник.

Видит ли он меня сейчас? На мне надет лишь серый лонгслив, проступает ли напряжение сквозь тонкий материал? И виден ли испуг?

Стараюсь не обращать на это внимания и неуверенно спускаюсь с крыльца, и в эту секунду я сталкиваюсь с ним взглядом. Он весь хмурый, даже раздраженный, а я чувствую себя олененком, которого вот-вот пустят на пищу.

— Садись, — без слов приказывает мужчина, и мне становится страшно.

Не говоря ни слова, Доминик открыл переднюю дверь машины и пригласил внутрь. Я поёжилась на месте и поймала его недопонимающий взгляд, и он настойчивее надавил на мои плечи, чтобы я села внутрь.

— Я хочу сесть назад, — ляпнула я резко.

— Нет, — чётко ответил он, и его ноздри раздулись. — Сядь уже, сзади лежат пакеты.

— Я хочу...

— В чём проблема? — Его терпение расходится по швам, я ощутила под кожей мерзкое жужжание и молча села вперёд, обхватив свои плечи обеими руками.

Доминик обошёл машину перед капотом и выкинул окурок сигареты в предоставленную персоналом пепельницу. Он сел рядом и откинулся на сиденье, расслабленно выдыхая.

— Я надеюсь, ты сделала тест, — мужская рука легла на мой живот, я задрожала, ощущая себя сдавленной.

— Сделала, он положительный... — бормочу я, ожидая худшего. Беру в ладонь его запястье и крепко сжимаю, боясь, что он отпрянет, но ничего подобного не произошло.

Всё внутри меня превращается в лёд. Доминик выезжает из ворот, а его рука замирает на руле. Он странно издевается над своими губами и выглядит злым, но эта злость будто не направлена на меня.

— Я хочу сделать аборт, — сердце застучало как бешеное, я начинаю жалеть, что вообще родилась на этот свет. — Доминик?

— Какой, нахрен, аборт? — Мужчина пугающе спокоен, он вздыхает, как будто бы анализируя услышанное и пытаясь поверить в это.

— Обычный аборт.

— Никакого аборта, — рычит Доминик, прикрывая глаза. — Никакого. Нет.

— Доминик, это мое тело, и я хочу сама решить, что с ним делать.

Злость, вызванная запретом, окутала меня, словно плотное чёрное покрывало. Она не позволяла мне видеть ничего, кроме своего гнева. Губы онемели, и он, находясь за рулём автомобиля, мчится вперёд, крепко сжимая руль.

— А это мой ребенок, — осипшим голосом прошептал Доминик и снизил цифры на спидометре. — Я отец того ребенка и не хочу лишать его возможности жить.

— А я не хочу лишаться свободы, в которую вырвалась на днях! — я впилась ногтями в его ладонь, и Доминик убрал руку от моего живота, краем глаза поглядывая на меня.

— Ребенок не лишит тебя твоих желаний. У тебя еще целых восемь месяцев.

Я услышала горечь в низком баритоне мужчины. Он завернул в нужный район и припарковал машину, заглушил мотор и посмотрел на меня. Его фиолетовые глаза заполнены усталостью и просьбой не делать аборт.

— Ты сомневаешься во мне, Офелия? — Доминик скользнул по мне взглядом и повернулся в мою сторону, наклонился и вновь уложил руки на живот, наблюдая за ним, будто ждал чего-то.

— С чего ты это взял?

Земля уплыла из-под ног, я окунулась в иное измерение. Наши взгляды пересеклись, и я отвела его первой, не выдержав его глубокого напора в мою сторону.

— Ты бы не боялась, если бы не сомневалась.

— Я сомневаюсь в себе: в своих силах, возможностях. Я не справлюсь с ребенком, Доминик, а если их будет двое? Доминик, я не смогу! — глаза заслезились, я размыто посмотрела на мужчину и шмыгнула носом. — У нас есть эта вероятность.

— Объясни.

Я тяжело вздохнула.

— У Даниэля, твоего дедушки, есть брат-близнец, а у меня у биологического отца тоже есть близнецы, — мои щеки мокреют с каждой секундой, мне казалось, что всё, что со мной происходит, просто эмоциональный сон, и на самом деле я не беременна. — Я не справлюсь.

— Жемчужина, — мужчина трепетно обхватил мои руки в свои ладони и прижал их к своим губам, его губы такие теплые, они меня успокаивают, а его поцелуи покрывают всю поверхность моей кожи. — У тебя есть я, я отец ребенка, даже если их двое, я не собираюсь скидывать их на тебя одну. Я такой же родитель. Вдобавок у меня есть деньги, мы в состоянии нанять няню, пока я на работе, а ты отдыхаешь. Это не проблема.

— А роды? — я не унимаюсь, соленые капли попадают мне на губы.

Доминик осторожно целует мое лицо, обхватывая его обеими руками. Кажется, что холода в нас постепенно теплеют. Кажется, что мы стали близкими городами, что в нас была вода и столько льда. И так холодно пальцам касаться мыслей.

— Я буду присутствовать на родах, и рожать ты будешь в частной клинике исключительно у проверенных профессионалов.

Он помог мне выйти из автомобиля и сопроводил до самых дверей квартиры. Нас встретил пёс, которого доставили сюда его подчинённые, и первым делом он радостно залаял и обошёл нас, потёрся мордой и заскулил.

Я возвращаюсь в знакомую спальню, окутанную мраком и родным запахом. Доминик включает свет, и я смотрю на закрытые шторы, утром нас сожгут лучи. Из пакетов, принесенных теми же подчиненными, я отыскала пижаму: белый мягкий комплект с рисунком в виде небольших красных сердечек. Я сбросила лонгслив и надела пижамный топ. Затем последовали брюки, но шорты я решила не надевать, поэтому в столь откровенном облике я устроилась на постели, сидя на краю.

Я слышу серию щелчков и звук защёлкивающихся замков, а также голос системы «умного дома», который снова говорит на итальянском языке, но, к сожалению, я не могу разобрать ни слова.

— Ложись спать, жемчужина, — я узнала приказной тон и закатила глаза.

— А что насчет тебя?

— Я должен просмотреть несколько папок.

Доминик предстал передо мной в одних лишь боксерах и с непринуждённостью лёг на кровать, уперевшись спиной в изголовье. Матрас прогнулся под тяжестью его массивного тела. Как он выдерживает такой ритм жизни? Неужели у него совсем нет свободного времени? Ни одного выходного дня без слов о работе?

На его прессе лежал ноутбук с включённым экраном.

— Иди ко мне, жемчужина, — он похлопал по месту рядом и подозвал меня к себе пальцем.

Я развернулась и подползла к мужчине, ложась в его сильные руки. Он окутал меня в толстое одеяло и поцеловал в макушку, а после его рука скользнула по моему животу, касаясь его кончиками пальцев. Легкий массаж живота щекочет, но я расслабленно закрываю глаза.

— Я все еще хочу сделать аборт, — шепотом призналась я.

— Офелия, я все сказал.

Испускаю медленный вздох и грустно опускаю голову.

— Ты был злой, — я устроилась на его плече и уставилась в экран, ничего не разбирая, я просто начала проводить пальцами по его груди, чувствуя, как мурашки бегают по его смуглой коже. — Что-то произошло?

— Лорелей заболела сильно, — Доминик принялся что-то печатать, видимо, он дорабатывал документы до идеала. — Массимо на нервах, Ева ругается на него, у самих отношения непонятные какие-то. Пока я был с ними в Нью-Йорке, уже вымотался лишь из-за них.

— Ева? — я изогнула бровь. — Он же вдовец и холостой.

— Двоюродная сестра Камиллы.

В моей памяти сразу же возник образ девушки моего возраста, которая присутствовала на помолвке Стефано и Камиллы, состоявшейся пятого февраля. Она живёт в Бельгии, и её внешность поражает своей красотой: смуглая кожа, словно покрытая ровным загаром, каштановые волнистые волосы и ярко-зелёные глаза, напоминающие изысканный изумруд.

Недолго помолчав, я закинула ногу на мужчину, и он поймал ее, поглаживая мое бедро.

— У нас будет свадьба?

Доминик ухмыльнулся.

— Брак — это, безусловно, да, никаких сомнений по поводу брачных уз и быть не может, — сказал он, поворачивая голову и нежно целуя меня. Звук поцелуя и ощущение его губ на моих губах наполнили меня чувством полной свободы. — А вот свадьба... Ну что ж, маленькая моя, это уже на твоё усмотрение. Я не возражаю.

— Это у тебя маленький! — с мрачным видом воскликнула я и сделала вид, что плюнула в него, хотя на самом деле издала лишь звук.

— Проверим? — лукаво улыбается Доминик.

— Ну уж нет!

Я нанесла ему удар в плечо и услышала раскаты смеха. Доминик схватил меня за запястье и прижал к себе с такой силой, что я ощутила, как моё дыхание стало ещё более затруднённым от столь тесного контакта. Доминик целует меня, и с каждой секундой всё более страстно, глубже и властнее.

— Я готов умереть от ран, лишь бы ты была в безопасности, — слабым, таким уставшим тоном прошептал мой мужчина. И я поняла, что Доминик именно тот мужчина, который мне нужен.

Характер Доминика далёк от совершенства, не идеален, но именно за это я его и люблю. За его вспыльчивость, за стремление всё контролировать и доминировать. Я понимаю, почему он так себя ведёт, и не собираюсь пытаться изменить его. Доминик для меня — это всё, вся моя жизнь и моя семья. Я чувствую себя в безопасности рядом с ним, а его поцелуи для меня — как глоток свежего воздуха, как сладкое шампанское.

— У нас в холодильнике пусто, — Доминик накрутил на палец прядь моих волос. — Поедем завтра в гипермаркет?

— Конечно, — не думая, я хитро улыбаюсь. — Я раздербаню твою карточку вкусностями.

— Приобретай сладкого сколько душе угодно, — он приблизился ко мне так, что наши носы едва не соприкоснулись. — Деньги — дело наживное, а твоё маленькое счастье для меня превыше любых сумм на счету.

— Данте не соврал.

— В чем?

— Он и правда шикарно воспитал тебя, — я перевернулась на живот и расслабилась, засыпая в его объятиях. — Я люблю тебя, Доминик.

— И я тебя люблю, жемчужина.

Я погрузилась в глубокий сон, и в это время его поцелуи и тёплые объятия окутали моё тело. Мне стало так тепло рядом с ним, что я позабыла о своём намерении сделать аборт. Сомнения медленно отступают, уплывают, как временный прилив воды, и я вздыхаю во сне, прислушиваясь к ритму дыхания мужчины. Может быть, всё не так уж и плохо? Доминик рядом со мной, и он никогда меня не бросит. Никогда.

***

Я шла впереди, осторожно ступая по плиточному полу просторного магазина. Доминик шёл следом, толкая перед собой наполовину заполненную тележку и периодически проверяя телефон в поисках рабочих сообщений. Он взял отгул, чтобы сопровождать меня в этом походе в продуктовый.

Я не могла не улыбнуться, когда мой взгляд упал на его бордовую рубашку-поло, которая плотно облегала его мускулистое тело. Я заметила, как отчётливо выделяются его бицепсы при каждом движении. Они так красиво вздрагивают, что внизу моего живота завязывается приятный тугой узел.

— Доминик Моретти! — позвал кто-то за его спиной. Он сразу же поднял голову, притянул меня к себе и удушающе крепко стиснул в объятиях. Его сжимание в руках настолько крепкое, словно он хотел показать, что я принадлежу ему или, наоборот, что он уже занят. — Могу я попросить ваш автограф?

— Даже в магазине нет покоя, — ворчит мужчина себе под нос, и я, слыша это, не могу сдержать улыбку. — Да, конечно.

Он с натянутой улыбкой принял у юной девы свою фотографию, после чего бережно развернул снимок и оставил на нём изысканный автограф в виде буквы «D» — элегантная и грациозная, красивая. Эту подпись невозможно не заметить, а повторить почти нереально.

Доминик вернул уже подписанную фотографию, и меня тотчас оглушил радостный визг этой маленькой девицы. Я захлопала глазами и приподнялась на цыпочки, чтобы приблизиться к уху будущего мужа, стоящего в полном спокойствии, словно давно привык к этому.

— Я сейчас оглохну, — шиплю я.

На нас обратили внимание, особенно пристально рассматривая девочку. Доминик слегка подтолкнул меня в спину, призывая нас поторопиться и уйти, чтобы заняться своими делами.

— И часто тебя малолетние фанатки ловят? — фыркнула я.

— Жемчужина, я только твой.

— Отвечай, — я стиснула зубы и вздёрнула подбородок. — Часто или нет?!

— Часто, — сдался он. — Жемчужина, это полнейший бред.

— Я в курсе.

— Даже не думай обижаться!

Мои глаза сами по себе закатываются.

— За банку мороженого я подумаю.

Я не имела в виду ничего серьёзного. Я не могу обижаться на Доминика из-за этого. Он не виноват в своей популярности и богатстве, которые привлекают к нему многих людей. К тому же он действительно красив, и это ещё одна причина, по которой в него так сильно влюбляются и хотят быть с ним. Кто же не мечтает стать женой Моретти?

Раньше не хотела я, но сейчас мое мнение изменилось. Я хочу быть его женой.

— Без проблем, — Доминик подошёл к холодильнику вместе с тележкой и, пожав плечами, достал оттуда несколько объёмных банок шоколадного, фисташкового и пломбирного мороженого. — Я скуплю весь холодильник.

— Доминик!

Я обернулась и увидела, что он делает. Тележка наполнялась большими банками холодного десерта в виде мороженого, и я решительно оттолкнула его руки, захлопнув дверцу холодильника.

— Остановись! Прекрати! — возмутилась я. — Ты ведёшь себя как ребёнок! Словно маленький мальчик!

— Я лишь следую желанию своей драгоценной жемчужины.

Я яростно вздыхаю.

— Выкладывай теперь всё мороженое.

— Мне заняться больше нечем? — он уперся локтями в край тележки и свесил руки над содержимым в ней. — Я положил, значит, куплю.

— Ты невыносим.

— Прямо как и ты, жемчужина.

Я с лёгкой иронией усмехнулась и, поправив волосы, направилась к отделу с хлебобулочными изделиями. Выбрав два батона — белый и чёрный, — я внимательно осмотрела их, чтобы оценить свежесть.

— Не забудь про мясо, — напомнил он. — Я без мяса как без тебя — не могу.

— Романтика не твое.

— Уж извините, госпожа.

Я показала ему язык, и мы оба улыбнулись. Наши отношения не были плохими, наоборот, я чувствую колкую, острую и возбуждающую страсть, которая заставляет мою кровь кипеть. Я влюблена в Доминика полностью, всем сердцем и никогда его не разлюблю, ничто нас не сможет нас разлучить больше. Я обещаю.