Глава 27. Долг

Эвелина вступила в обширное помещение спальни и жестом, исполненным грации, предложила мне войти. Я склонила голову в знак согласия и, оказавшись в светлой комнате, мысленно улыбнулась, ощущая уют. И это неудивительно, ведь Данте готов на всё, лишь бы его любимой единственной жене было приятно и спокойно.

— О чем же ты хотела поговорить? — Эвелина позволила мне сесть на заправленную и невероятно мягкую постель, протянув полную тарелку фруктов: виноград, мандарин, манго и бананы. Подача красива, продукты идеально ровно нарезаны, вызвав во мне восхищение. — Не беспокойся, можешь смело есть, фрукты в доме всегда имеются.

— Благодарю, — я приняла подношение и обратила свой взор на Эви. После некоторого размышления я вкусила виноград. Он оказался сладким.

Эвелина села рядом со мной и положила теплую ладонь на плечо.

— Я жду.

Я вся внутренне собралась, стоит ли рассказывать? Я делаю глубокий вдох, проглатывая небольшой кусочек манго, и всё же решаюсь начать.

— Вы когда-нибудь обманывали мужа? — на одном дыхании спросила я. Это риторический вопрос.

Заметив ее непонимание, я замолчала, нервно жуя еще один кубик манго. Она специально мне дала еду, чтобы я не стрессовала?

— Я пыталась, — с легким вздохом отвечает Эвелина, беря в руки мандарин. — Но мой муж — человек очень умный и опытный, он легко распознает ложь. Он видит людей насквозь, читает их как открытые книги в библиотеке, и для него не составляет труда понять, кто говорит правду. К чему ты клонишь?

Мои плечи задрожали. Я вцепилась пальцами в край мягкого покрывала, лежащего на кровати, сжала его с такой силой, что боль пронзила мои пальцы. Перебирая ткань, я приоткрыла губы.

— Я не хочу врать Доминику. Не хочу врать вам, не хочу пытаться обмануть Данте. Я не хочу...

— Офелия, я не понимаю.

Слеза обожгла кожу. Я зажмурилась и отвернулась, но Эви не позволила мне закрыться от нее. Ее объятия словно материнские, я успокоилась, когда она обхватила мои плечи. Я невольно прильнула к ней, чувствуя ласковые поглаживания на своей голове. Я хотела бы называть ее мамой.

— Я... — мой голос задрожал, я всхлипнула и уткнулась в ее грудь. — Я мразь...

— Тише, — голос мамы Доминика звучит как сахар, удовлетворяющий мои потребности. Она говорит нежно. С любовью. — Ты не мразь, Офелия, но тебе стоит рассказать мне всю правду. Я все пойму, обещаю.

Я должна это сделать. Должна. Это мой долг.

— Я обязана вам признаться.

Она кивает, ожидая откровенности. Эвелина гладила мои волосы у корней, показывая любовь матери. Назад дороги нет. Я обязана рассказать всю правду, иначе ложь сжирает мою совесть с каждым часом сильнее. Я расскажу, а она решит, что делать со мной дальше. Я согласна на все.

— Я Офелия Клер Вилларе, второй ребёнок Юлиана.

Подняв голову, я увидела, как побледнело лицо Эвелины.

— Это шутка такая, да? Ты ведь неудачно пошутила? — ее голос задрожал.

Я помотала головой.

Она убрала руку от моих волос, и я ощутила, как холодеет внутри. Казалось, вся любовь, которую она мне подарила, заменив любовь матери, испарилась. Вся забота была уничтожена одним упоминанием моей фамилии.

Я подняла голову, встретившись с ней взглядом. Мои мокрые глаза метались по ее лицу, пытаясь уловить эмоции.

— Отец приказал мне сблизиться с вами, — слезы продолжали катиться, но теперь я уже не в объятиях Эвелины, а одна. — Втереться в доверие и убить, но я... Я не хочу. Я не хочу этого делать. Я не убийца!

Мой голос задрожал, и я быстро прикрыла рот рукой, чтобы не закричать. Эвелина поджала губы и пристально посмотрела на меня, её рука скользнула по одежде в поисках кармана с телефоном. Я не произнесла ни слова. Зачем? Зачем я это сказала? Неужели я настолько глупа, что произнесла это вслух?

Я заметила, как губы Эвелины приоткрылись. Я поняла, что она вот-вот вызовет охрану, и тогда мне не поздоровится.

— Не надо... — с надеждой прошептала я. — Пожалуйста, не надо, я ничего не сделаю, я...

Я сглатываю тугой ком в горле, подавляя желание закричать и заплакать на весь дом. Эвелина нервно сжимает телефон, и я замечаю, что на экране высвечивается имя «Amato marito» с красным сердечком. Мне не нужно долго гадать, чтобы понять, что это Данте.

— Я должна сообщить об этом Данте, - тихо произнесла она. — И ты не станешь препятствовать мне в этом, не так ли?

— Данте не должен об этом знать.

— Он мой муж, Офелия, не забывай об этом.

— Он убьет меня! — боль комком обвилась вокруг горла, удушая. — Не говорите ему ближайшее время. Пожалуйста. И Доминику тоже, прошу...

— Где гарантии, что это не ловушка? Где гарантии, что прямо сейчас в комнату не ворвется Юлиан и не захочет убить меня? Где, Офелия?!

— Я вам жизнью своей клянусь, — кусаю губу я. — Ничего не произойдет.

Эвелина тяжело вздохнула, прокручивая в руках телефон. Она думала: звонить, наплевать на меня и рассказать всё мужу или не говорить ничего. Я понимаю ее и не имею права осуждать.

— Данте догадывался, — хрипло поясняет она. — Он продолжает подозревать тебя в участии убийства Аннабель и Натана. И будь я... будь я им, я бы тоже подозревала всех малознакомых людей.

— Почему вы не подозреваете меня?

— Твои глаза, — Эвелина выключает телефон. — В них многое видно, но не все хотят видеть это. По-твоему, будь Данте мерзким человеком, я бы вышла за него замуж? Просто из-за того, что он богат и красив?

Я молчала.

— Нет, — шептала она. — Я бы предпочла жить так, как жила, нежели окунуться в пучину такого же скотства или хуже.

— Но Данте не смотрел в мои глаза.

— У нас с ним разный взгляд на мир. Он вырос так. Также, как и наши дети.

— Вырос в мафии, — продолжаю я. — Я знаю...

Эвелина поднялась с постели и подошла к окну, оглядывая обстановку. Я поджала колени к груди и схватила манго, закидывая его в рот. Я не знаю, что со мной будет дальше, но я должна была признаться ей.

— Я не знала, что мой отец захочет это сделать, — я всхлипнула.

— В любом случае, мне нужно рассказать мужу.

— Не сегодня, умоляю, — и я заплакала, утыкаясь лицом в колени. — Мне нужно кое-что сделать и... — я резко замолчала.

— И?

— И я исчезну из вашей жизни навсегда. Позвольте мне провести с Домиником последние дни.

Переведя взгляд на женщину, я заметила едва уловимую улыбку. Натянутую улыбку, она держалась как могла. Я видела ее стресс, но она оставалась сильной и не поддавалась эмоциям.

— Удивительно, — горько усмехнулась Эви. — Сначала хотела убить, а теперь влюбилась в моего сына.

— Покажите мне хоть одну девушку, которая сможет устоять перед вашими сыновьями.

Эвелина молча улыбнулась, в этот раз более искренне.

— Хорошо, — произнесла она на выдохе. — Я не стану говорить мужу. Даю тебе две недели, чтобы ты могла насладиться любовью с моим сыном, а на пятнадцатый день ты должна уйти и никогда больше не возвращаться. Я не хочу подвергать свою семью опасности.

Моё сердце словно пронзили огромным и острым клинком, который безжалостно разорвал меня на части. Я тяжело задышала и прикрыла глаза, глубоко вдохнула через нос, ощущая, как защипало в носу, и вновь всхлипнула.

— Либо я всё рассказываю Данте, и мы вместе решаем, как поступить с тобой: остаёшься ли ты в нашей семье и порываешь ли со своей, обрывая все контакты. Подумай, что для тебя предпочтительнее.

— Две недели, — я не хотела долго думать, сразу дала ответ. Признаться Данте равняется гребаному самоубийству, черт возьми!

— Две недели, — повторила Эвелина и подошла ко мне, положив ладонь на мою руку. — Ты хорошая девочка, помни это. Единственный нюанс: я не смогу очень долго скрывать это от мужа. Он видит мою ложь, я уже говорила это.

***

Эвелина оставила меня в одиночестве. Я блуждаю по коридору, ощущая на себе пристальный взгляд Риккардо. Он приближается ко мне, и на его носу красуется антисептическая повязка. Я успела переодеться в тот самый халат цвета марсала, в котором была в первый день своего прибытия сюда.

— Прекрати уже следовать за мной, как за преступницей! — воскликнула я.

— Это моя обязанность, моя работа, в конце концов, — с достоинством ответил Риккардо.

Я нахмурилась, но ничего не сказала. Лишь наматывая круги по особняку, я успела выучить местонахождение каждой комнаты. Насчитала около пятнадцати спальных зон и ни капли не удивлена. Мне совершенно нечем заняться. Я не могу написать Лоран, не могу написать Клаусу, не могу написать Киллиану и не могу позвонить маме. А нужна ли я ей? Не знаю. Этот вопрос остается открытым, и отвечу на него я только в конце жизни. Наверное.

— Какая у тебя фамилия? — я нуждаюсь в общении с кем-нибудь, иначе умру в такой гробовой тишине. Где Эвелина и остальные, я не знаю, но не слышу ни звука.

— Риккардо Дрэго Де Скарцис, и мне двадцать девять лет, я ровесник Доминика, — с ухмылкой представился он.

— Длинно, — вздохнула я.

Мужчина пожал плечами и поморщился, потирая сильно травмированный нос. Не слабо я задела его дверью, будучи в злости на Доминика. Я остановилась перед лестницей и посмотрела на Риккардо, прикусив нижнюю губу.

— Ты прости меня за нос, — негромко проговорила я. — Я не планировала.

— Не будь ты невестой Доминика, я бы попросил тебя извиняться другим способом.

Я удивленно приподняла бровь, но когда до меня дошел смысл его слов, то с силой ударила его по плечу, вынудив его шикнуть и сощуриться.

— Ты совсем дурак, Де Скарцис?!

— Это была шутка, — он закатил глаза. — Я не настолько мудак, чтобы использовать девушку исключительно для постели. И ты не в моем вкусе.

Я фыркнула и пошла вверх, поднимаясь на третий этаж. Риккардо контролирует мои движения, мое дыхание. Полностью меня!

— Ты меня раздражаешь, — грубо сказала я.

— Поверь, ты раздражаешь меня не меньше.

Кинув на него снисходительный взгляд, я гордо подняла подбородок и зашагала быстрее, идя в спальню Доминика. От него за столько часов не произошло ни одного звонка и ни одного сообщения, хотя я оставила ему свой новый номер - итальянский.

— Что с Домиником? — с порога в комнату осведомилась я. — За весь день ни единого известия от него!

— Не стоит беспокоиться, с ним всё в порядке.

Я опустилась на ложе и раскрыла наш с ним безмолвный диалог. В сети он был около десяти часов тому назад. Я испустила вздох разочарования и взяла на себя инициативу в общении, первая отправив сообщение.

ОФЕЛИЯ: Как проходит работа?

Возможно, это банальный вопрос, но мне хотелось поговорить с ним о чём угодно: о работе, о погоде, о нас. Мы существуем всего две недели, и после этого я больше не смогу ощутить тепло Доминика. Он — первый, кто подарил мне каплю любви, первый, кто украл у меня поцелуй, первый, кто забрал мою девственность. Он первый во всём.

— Риккардо, — я позвала охранника и села на кровать, глядя на него.

— К твоим услугам, Офелия.

— У тебя есть знакомый хакер?

Я очень хочу удалить то видео из интернета. Да, Доминик на всю страну объявил, что я его невеста, но те подростки, которые разместили это видео, создали мне много проблем с отцом. Я мечтаю стереть эту запись и больше не переживать о том, что отец может пойти на крайние меры — убийство членов семьи Моретти. Я больше не могу допустить этого.

— С какой целью тебе это нужно? — он вопросительно изогнул бровь, но телефон всё же достал, вероятно, чтобы позвонить хакеру. — Тайлер — выдающийся специалист в этой области. Он сотрудничал с Данте много лет назад и продолжает это делать.

— Я хочу, чтобы он стёр видео.

Я без труда отыскала нужную запись и продемонстрировала её Риккардо. Он, ознакомившись с ней, лишь усмехнулся. Мужчина попросил меня переслать ему ссылку на видео, и я выполнила его просьбу после того, как он продиктовал мне номер телефона.

— Не говори об этом Доминику только, — тихонько попросила я.

— С чего вдруг я не должен говорить?

—  Я заплачу тебе десять тысяч евро, только прошу, ничего не докладывай ему.

Риккардо глубоко вздохнул и отправил сообщение Тайлеру.

— Не нужны мне твои десять тысяч, оставь себе на косметику, а то бледная. Я должен ска...

— Нет! — решительно прервала я его. — Прошу тебя, Риккардо, это лишь запись, и ему вовсе не обязательно знать о ней! И я не бледная, — с мрачным видом завершила я, скрестив руки на груди.

— Ладно, — он закатил свои светло-карие глаза и откликнулся на уведомление. — В течение пяти минут видео исчезнет из всех источников.

— Спасибо.

Моя грудь наконец вздымалась спокойнее. Я не хочу впутывать Доминика в проблемы. Мне просто стоит сделать все необходимое и уйти, оставить их жить спокойно.

Риккардо с серьезным видом покинул спальню, стоя за дверью, не намереваясь нарушать мое личное пространство. Я лежала в кровати, пропахшей Домиником, и наслаждалась, предвкушая его рядом с собой. За окном медленно темнело. Я закутываюсь в одеяло и каждую минуту поглядываю на экран блокировки в надежде увидеть сообщение от него, но он даже не прочитал, не зашел в сеть.

Я скучаю.

Я тоскую по его объятиям, по его голосу. Я хочу прильнуть к нему, прижаться к сильной груди и раствориться в его руках, забыть о боли, которую причинил мне отец, и просто быть любимой. Как же я хочу к нему.

Я ждала.

Час.

Два.

Больше.

Но когда часы пробили три пополуночи, я забылась тяжёлым тревожным сном — я не могу спать без него. Я привязалась к этому мужчине, мне тяжко находиться одной. Сжавшись в комочек, я спряталась под одеяло калачиком, вдыхая аромат, который остался в воздухе после него.

Я яростно вздохнул, почувствовав сильный и приторный запах крови в квартире. Я вполне часто видел кровь и с легкостью узнал его запах. Братья осматривались вокруг, пока отец шел вперед. Осколки разбитых окон, ваз и посуды разбросаны по всему мрамору, в нем отражалось розовое свечение. Сладкий медный запах, вызвавший бы у тех, кто не привык, тошноту, раскидался по воздуху. Ветер из разбитого окна обдувает плечи.

— Меня больше интересует, что ты хочешь здесь расследовать, — съязвил Маттео, преодолевая желтую ленту.

Мой взор устремился за багряную реку, следуя за её течением. Когда-то белоснежный ковёр подле дивана ныне превратился в подобие засохшей крови, осквернившее пространство. Тела были перенесены в морг ещё утром, и теперь здесь царил лишь хаос.

— Я хочу понять, — отец нахмурился. — Какая блядская мразь осмелилась покушаться на мою, блять, семью!

— Юлиан, никто другой не мог, — за эти часы Стефано повторил это раз двадцать пять.

Отец обошел длинную реку. Я зашел на кухню, оглядывая ее. Держа в левой руке фонарик, я освещаю пространство. Крови достаточное количество, будто здесь убили не только их двоих.

— Сколько трупов здесь было? — я повернулся к Массимо, окликивая его.

— Именно здесь не меньше пятнадцати, в самом здании больше сотни. Я не представляю, как за ночь можно совершить настолько крупное убийство, — Массимо переступил порог кухни и посмотрел на осколки.

— Пробки выбило, сука, — промямлил Аид, щелкая выключателями.

— По всей видимости, люди Юлиана приняли решение разделиться. Охрана, Аннабель и Натан пытались их задержать, воспрепятствовать их действиям, — Маттео активно жестикулировал, пытаясь сформулировать свои предположения. — Однако я совершенно нихуя не могу понять, какого черта не сработала сигнализация и нам не поступило уведомление о необходимости подкрепления или, быть может, вызова полиции.

— Ее могли отключить? — Аид коснулся поверхности стола, трогая кровь.

— Конструкция довольно сложная, ее так просто не вырубить, тем более надо знать, как это делается, а это знали только члены нашей семьи, — произнес отец, прочищая горло.

— Хочешь сказать, среди нас есть предатель? — хмуро спросил Стефано.

Мой взгляд остановился ниже, на лежащем ноже на полу. Бежевый Тесак, принадлежащий Аннабель.

— Доминик, — отец сурово посмотрел на меня.

Я опустился на корточки и коснулся Тесака. Окровавленное лезвие шаркнуло по мрамору.

— Ты ничего не рассказывал Офелии?

Он снова подозревает ее в участии. Я тяжело вздохнул и поднялся, держа нож в черной медицинской перчатке. Не хотелось оставить свои отпечатки и испортить дело, предоставленное полиции. Слишком много шума. Слишком.

— Она даже деятельность мою не знает, — рявкнул я. — И Офелия все время, блять, была со мной!

Губы отца захлопнулись. Он стиснул челюсть и посмотрел на Аида.

— Что насчет камер?

— С ними разбирается Тайлер, но надеяться не стоит, — ответил Маттео. — Но мне кажется, охрану подкупили. Черт, я не могу найти логику во всем этом дерьме!

Я осмотрел нож и протянул его отцу. Он мельком осмотрел лезвие и усмехнулся.

— Она зарезала многих, — подметил Стефано. — Она прекрасный головорез и Массимо этому обучила.

Отец взял нож и поместил его в прозрачный пакет. На рукавах моей рубашки и на подошве обуви остались следы крови. Мой долг — разобраться в произошедшем. Здесь явно что-то не так, мы упускаем нечто важное, отказываемся понять и осмыслить ситуацию.

Обойдя островок, я преодолел расстояние от кухни до спальни и вошёл в неё. Удивительно, но эта комната оказалась чище остальных. Единственное, что вызывало опасения, — это разбитые окна, к которым не следовало приближаться. Ну, если только вы не самоубийца и не собираетесь спрыгнуть с двадцать седьмого этажа.

Об этажах. Нам повезло, что Аннабель жила не на слишком высоком этаже, в отличие от Массимо. Лифты не работают: в здании никакого доступа к электричеству, потому нам пришлось подниматься исключительно по лестнице. Благодаря хорошей физической подготовке это не составило особо сильного труда.

Я посмотрел в телефон и только сейчас заметил сообщение от моей Офелии, доставленное несколько часов назад.

Черт.

Она наверняка уже спит.

ДОМИНИК: Слишком много несостыковок, но не забивай этим голову. Я разберусь.

Отправив, я переждал несколько минут, ответа не последовало. Я убеждаюсь, что она сладко спит.

ДОМИНИК: Я скучаю, моя жемчужина. Сладких снов, дорогая.

Разница между временем у нас в шесть часов. В то время как во Флоренции уже глубокая ночь, в Нью-Йорке только постепенно начинает подходить к полуночи. Я люблю ее, действительно, и я не могу контролировать чувства к ней.

Внезапно мне пришло сообщение от Риккардо.

Так поздно?

РИККАРДО: Офелия спит, но неспокойно, ворочается и постоянно шепчет твое имя. Возвращайся быстрее, иначе с ней я сойду с ума и лягу в психиатрическую больницу.

ДОМИНИК: Тебе иногда полезно промыть мозги. Следи за ней тщательно и глаз не спускай, иначе я не посмотрю, что мы друзья, и прострелю тебе колени.

РИККАРДО: Знаю. Не волнуйся.

Моя любимая Офелия...

Мой долг — оберегать её. Всегда. Всю жизнь. Она — моя женщина. Я хочу видеть её рядом с собой всегда, невзирая на все трудности. Чувствовать её на своей груди и слышать нежное сопение во время сна. Поглаживать ее волосы и целовать мягкую кожу лица.

Выдыхая, я убрал телефон и направился обратно к отцу и братьям. Чувствую, что эти дни будут мучительными и долгими.