Глава 26. Одержимость

Она похожа на океан. Свободный, безбрежный, непостижимый. Глубок настолько, что только истинный мог понять его суть и то, что встречается в глубинах. Я никогда не встречал таких ласковых. Многие боятся океана, боятся утонуть, но, поняв, какими трепетными бывают волны, не желают покидать его.

И я не об океане вовсе.

У нее было только то, что чувствует и дает вода. Лёгкость и вечная нужда в ней. Я любил смотреть в её серые глаза и продолжаю любить. Я нуждался в ней как никто другой. Я стал зависимым.

Я стал одержим ею.

— Я оставлю тебя в родительском особняке, — тишина рушилась под нашими дыханиями.

— А ты? — Офелия вскинула бровь и подняла на меня взгляд, оторвавшись от настройки телефона.

— Я должен уехать.

Я на несколько секунд ловлю её недовольный взгляд, полный раздражения и желания прибить меня. Ухмылка засияла на губах, пока я смотрел на дорогу. Погода вполне обычная, не солнечная и не дождливая.

— Надолго? — она откидывается головой и тяжело вздыхает. Вовсе позабыв о новом телефоне, который так упорно настраивала, уголки губ Офелии опустились. — И куда?

— К пяти приеду, я ведь еще должен отвезти тебя в клинику.

— Я в состоянии добраться сама, раз у тебя работы настолько много.

Я посмотрел на девушку и едва заметно улыбнулся. Я ни за что не позволю ей расхаживаться по городу одной без какого-либо присмотра. Конечно, за ней смотрит Риккардо, но этого мало. Я приставлю ей гораздо больше охраны. Ради ее же безопасности. В Италии опасно.

— Я твой мужчина, Офелия, — рука самовольно легла на колено девушки.

— Это говорит о том, что я беспомощная и не умею сама о себе позаботиться? Сама доехать до врача? Ты обижаешь меня этим.

— Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Ты знаешь, что сейчас опасность на каждом углу.

— Со мной Риккардо, — закатывая глаза, Офелия положила ладонь поверх моей. — Тот, кого ты приставил ко мне и велел не сводить глаз. Он выполняет твое поручение.

— Он работает на меня, это его обязанность.

— Очевидно, но я не беспомощная, чтобы не доехать самой, и не брезглива, чтобы добраться на общественном транспорте.

Офелия говорила невозмутимо, но в её голосе всё же проскальзывали нотки сдерживаемого раздражения. Я сжал в своей руке тёплую ладонь Офелии и вздохнул, погружённый в размышления.

Я не хочу оставлять её одну. Я хочу быть уверенным, что она в безопасности, и не испытывать беспокойства.

— Доминик? — я почувствовал ее легкие поглаживания кончиками ногтей на своей ладони. По мне моментально пробежал табун мурашек, и электрический ток отдал разряд под кожей.

— Жемчужина, ты заставляешь меня слабеть перед тобой.

— С чего вдруг? — она наклонилась ко мне и положила подбородок на плечо, улыбаясь.

— Ты моя слабость, — шепчу я, едва касаясь почти белых волос, и с трудом подавляю порыв броситься на неё прямо здесь, в машине, прямо во время движения. — Ты моё уязвимое место.

— Прекрасно.

Её отстранённость, подобно ледяному ветру, пронзила меня насквозь. Я стиснул зубы. Когда она далеко, я испытываю мучительную боль. Я нуждаюсь в ней, как ни в ком другом. Я хочу сделать её своей навсегда. Я хочу, чтобы она всегда была рядом со мной.

— Ты не доверяешь мне? Не доверяешь Риккардо?

На мгновение я остановился в раздумье. С чего вдруг возникли подобные вопросы? Я доверяю ей, но не могу открыть свою истинную сущность, не могу признаться, что я связан с мафией. Я не хочу её пугать. Я не хочу ее терять.

Риккардо был моим другом с детства, мы ровесники, и наши семьи были знакомы и посвящены в некоторые тайны. Мы познакомились на первых занятиях по боксу, и в перерывах между тренировками мы часто общались, и он часто бывал у нас в гостях. Затем наши семьи познакомились и стали очень близкими. Они знают наш секрет, а мы знаем их.

— Я доверяю вам обоим, — я попытался расслабиться.

— Понятно, ты играешь в «доверяй, но проверяй»?

Усмехнувшись, я едва слышно посмеялся.

— Именно.

Она издала презрительный смешок и скрестила руки на груди. Офелия была столь очаровательна, что я не мог не защитить её от жестокой реальности своего мира. Она не должна узнать правду, по крайней мере, в первые годы.

Меня всё ещё тревожит эта записка. Чья это шутка? А если это не шутка, то между нами и теми, с кем мы враждуем, назревает война. Те три Семьи, в которых место Донов скоро займут старшие сыновья. Я не питаю никаких надежд, но жду, когда они уйдут в отставку. С молодыми донами гораздо проще иметь дело. Их легко убить, ведь они неопытны. Однако нельзя забывать о том, что их обучали.

Мой телефон решил разорваться от настойчивого звонка.

Маттео.

— Ты должен появиться в офисе, — сурово произнес брат. Я напрягаюсь. Обычно его серьёзность означает кучу проблем.

— Что произошло? — хмурюсь я.

Офелия не могла постичь суть моих речей. Будь у меня в распоряжении больше времени, я бы взялся за обучение её итальянскому языку. И я намерен осуществить это в ближайшее время.

— Мы намерены безотлагательно расследовать убийство Аннабель и Натана, — произнёс Маттео, и его слова прозвучали отрывисто, вызывая беспокойство. — И мы отбываем в Нью-Йорк. Офелию с собой не бери, девушке не следует созерцать это кровавое зрелище. Оставь её в доме, за ней присмотрят.

Слушая это, я сжал руль.

— Во сколько?

— Как только приедешь, так мы улетаем.

— Мне нужно отвезти Офелию в клинику и...

— Риккардо и остальные выполнят всё, что от них требуется, — перебил старший брат. — Все будут в доме, включая Софию, — конечно, моего влюбленного брата беспокоит только София. Я усмехнулся. — Отец и Аарон обеспечили полную безопасность дома, по периметру которого находятся около пятидесяти вооружённых и тщательно обученных охранников.

— В доме?

— У каждой по два, также под окнами и на входах в спальни и любые комнаты. Приблизительно такое же количество, как и вне дома, а может и больше. Юлиан в Италии, и не надейся, что он не объявится и не начнет крушить все, что ему вздумается.

— Что ты предлагаешь? — моя челюсть напрягается, я сжимал руль, почти ломая его. Руки сжимаются в кулаки, но я не показывал злости перед ней.

— Это мы и решим в офисе. 

***

Машина остановилась неподалеку от массивных дверей, охраняемые людьми. Я помог Офелии выйти и, преодолев весомое расстояние от ворот до дома, заняло две минуты. Встретившись с персоналом взглядами, я прошел мимо столовой, где как раз были мама и остальные девушки.

— Ты можешь поговорить с моей мамой, — я кивнул в сторону столовой, обратившись к Офелии.

— Она точно меня поймет?

Ее глаза заблестели от скопившихся слез. Я коснулся нежной щеки и смахнул малую каплю. Обхватываю хрупкие, слегка дрожащие плечи и притягиваю к себе. Она моментально оказывается в моих объятиях.

Кто ее так разрушил? Какая мразь смеет причинять ей боль?

— Моя мама хороший человек, я уже говорил об этом, — я говорю спокойно, сдерживая внутренний гнев, рвущийся наружу. Машинально сжимаю руку в кулак и отпускаю. Она не должна видеть моей злости. Я обещал ей быть нежным с ней. Я изменюсь ради нее.

— К пяти приедешь?

Офелия с удивительной лёгкостью и проворством сменила тему разговора, вызвав у меня невольное удивление, что я хмыкаю. Я окончательно вытер слёзы и оставил поцелуй на её лбу, ощущая исходящий от неё жар. В доме было достаточно тепло, и Офелия быстро согрелась. Конечно, на улице было не слишком холодно, да и снег у нас не часто выпадает.

— Нет.

Я замечаю, как её взгляд становится тусклым. Если бы у неё были уши, они бы, наверное, опустились от расстройства. Офелия выдвинула нижнюю губу и цокнула, издавая звуки, которые выражали возмущение и нежелание спать в одиночестве.

— Я должен уехать в Нью-Йорк, следует прояснить место убийства и сопоставить факты.

— Ты же не скажешь отцу, что это я тебе рассказала про Юлиана?

Я улыбнулся.

— Тебе нечего бояться.

— Клянись, что ты ничего ему не скажешь!

— Я клянусь, что ничего не скажу отцу и возьму всю вину на себя.

Она кивнула и, встав на носочки, быстро поцеловала меня в губы, мигом отстраняясь.

— Я пойду.

Намереваясь уйти, я почувствовала, что Доминик схватил мое запястье, но не давил. Я остановилась и посмотрела на мужчину.

Я видела в его глазах тепло, адресованное мне одной. Его руки гладят мое лицо, я ловлю с этого неописуемое удовольствие. Столько нежности в одном жестоком мафиози вызывало во мне трепет. Доминик не хотел меня отпускать, а я не хотела, чтобы он меня отпускал.

— Прости, жемчужина, — тихо сказал он.

— За что?

Внутри все дико свело и сжалось от напряжения с адской болью в груди. Я побоялась дальнейших его слов. Что он хочет мне сказать? За что извиняется? Кончики моих пальцев задрожали. Мне резко становится холодно, невзирая на духоту, витающую в воздухе дома.

— Я не смогу отвезти тебя вечером и не приеду вовсе к пяти.

Господи, зачем же так сильно пугать? Это не было причиной для ужаса и дрожи. Я выдохнула, и мои плечи расслабились, тело вновь заполняется теплом. Постепенно. Ненавязчиво. Медленно.

Мои ладони легли на его грудь. Я чувствую биение его сердца. Я не хочу его отпускать, но знаю, что чем сильнее я привязываюсь к нему, тем хуже нам обоим. Да, я купила новый телефон и новую сим-карту, но только для того, чтобы отец не смог выследить меня, а старый сломала и выбросила в ближайшую реку, то есть Арно. Будь у меня паранойя, я бы думала, что он вживил в меня чип. Но ведь он не настолько чокнутый ублюдок, да?

Или настолько..?

— В этом нет ничего страшного, — я решаю сменить свои мысли, успокаивая Доминика. — Я способна доехать сама.

— Офелия... — он приблизился ко мне впритык, мое сердце ушло в пятки, живот приятно сводит. Я тихо выдохнула.

— Что?

— Я не приеду сегодня. Ни вечером, ни ночью и ни завтра.

Мое сердце пропустило болезненный удар. Внутри словно резанули ножом и заставили обливаться кровью. Я привыкла засыпать в его объятиях. Привыкла чувствовать теплоту его рук и нежные поцелуи на своей голове. Он не приедет. Это крутилось в моей голове.

— Но почему?

— Мне звонил Маттео, — начал Доминик. — Сказал срочно в Нью-Йорк, нужно понять, что творится.

— Я поеду с тобой! — вскрикиваю и скрещиваю руки на груди.

В его глазах вспыхнула ярость, которую он немедленно подавил, крепко зажмурившись. Я не намерена бездействовать и ждать, пока мой собственный отец не убьёт Доминика. Я схватила его за плечи и сжала их. Твёрдые мышцы впились в мои пальцы, вызвав лёгкую боль.

— Нет, — строго сказал он. — Ты не поедешь со мной.

— Почему? Я не хочу оставаться здесь одной, Доминик!

Он обнимает меня, и я ощущаю, как его руки, сильные и крепкие, сжимают мою талию. Мне хочется прильнуть к нему и вдохнуть аромат его табака и одеколона. Он курит, и это, конечно, вредно, но мне нравится запах его сигарет. Я знаю, что они дорогие, но мне нравится этот аромат.

— Ты не можешь поехать со мной, — суровость заиграла в его голосе.

Я нахмурилась и скрестила руки на груди, отступая от него. Я понимала, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не повысить голос, но с одной стороны, мне доставляло удовольствие доводить его до белого каления.

Он стиснул челюсти. Я видела каждую жилку на его лице, особенно на шее, которые то и дело нервно дёргались. Доминик сглотнул и сжал руки за спиной, нервно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Я хочу полететь с тобой, — решительно заявляю я. — Это моё решение, моё желание, и я требую, чтобы ты его исполнил.

— Я не джинн, который по твоему велению может выполнить любое желание, — грубость в его тоне едва не перешла все границы.

С лукавой улыбкой я обошла его кругом и приблизилась вплотную. Доминик напрягся, я отступила на шаг и отвернулась от него. Мои движения казались необычными, но они явно выводили его из равновесия.

— Значит, станешь моим джинном.

— У джиннов всего три желания.

— Исполнишь все. Бесконечно.

Я вскинула голову, ощущая всей спиной его мощь, и затрепетала, осознавая, каким великолепным мужчиной он является. Доминик — не просто сын Данте Клементе Моретти, он — мужчина мечты всех девушек, подобно своему отцу.

В моём окружении, среди моих кузин, многие мечтали о встрече с одним из сыновей Данте, считая их эталоном красоты, несмотря на нашу вражду.

Его руки легли на мою грудь, он обхватил меня всей длиной руки и прижал к себе. Я ахнула, и моя поясница упёрлась во что-то очень твёрдое, но явно не то, о чём я могла подумать изначально. Пистолет в кобуре прекрасно давил на кожу, и я подняла голову, чтобы осмотреть его красивое лицо.

Его черты были чёткими и острыми, придавая его образу сексуальность.

— Я сказал нет, — хриплый баритон приласкал мое ушко. Я сдержала порыв стона, чувствуя тугой узел внизу живота.

— Я хочу с тобой...

— Жемчужина, — голос его становился всё тише, он успокаивался. По телу пробегала дрожь, и я желала быть с ним всегда.

Я стала одержима им.

— Тебе небезопасно находиться со мной в Нью-Йорке, — произнёс он, обдавая мое лицо горячим дыханием, приятно обжигая меня. — Я не смогу одновременно заботиться о тебе и заниматься рабочими делами. Здесь ты в полной безопасности.

— Но... — я хотела возразить, только мужчина неуважительно перебил меня.

— Жемчужина, — произнёс Доминик не то чтобы с мольбой, но с какой-то особой нежностью, что совершенно не вязалось с его обычным поведением. Это поразило меня до глубины души, ведь он никогда прежде не обращался ко мне подобным образом. Ради меня он был готов меняться, и я не могла не испытывать радости от этого. — Здесь около ста охранников, не меньше, — продолжил Доминик. — Повсюду установлены камеры видеонаблюдения, которые записывают звук. Везде функционирует система безопасности и сигнализация.

— Сигнализация? — я с удивлением воззрилась на него.

Даже в моём доме нет такого. Возможно, есть, но я не знаю об этом. По крайней мере, я уверена, что здесь мне гарантирована защита в десятикратном размере по сравнению с тем, что я имела в Париже с отцом. Я вздохнула с облегчением. Я знаю, почему здесь всё так обустроено. Данте ведь безумно любит свою жену и хочет, чтобы она всегда была под его защитой. Он несёт за неё ответственность так же, как и за дочь. Здесь мужчины любят своих женщин и не считают их бездушными куклами.

— Да, — он утвердительно кивает и оставляет трепетный поцелуй на моём носу. — Мне неведомо, по какой причине не сработала сигнализация у Аннабель. Мне необходимо разобраться в произошедшем.

— Доминик...

Он устремляет на меня взор, ожидая продолжения речи. Я делаю вдох, и моя грудь вздымается под его руками.

— Ты моя прекрасная жемчужина.

Я улыбнулась.

Мне крайне прискорбно, что ты, Доминик, оказался связан со мной. С такой мерзкой девушкой, как я. Я не желаю причинять тебе вред. Я не стану этого делать. В настоящий момент я не готова раскрыть ему всю правду, но однажды я соберусь с духом и сделаю это. Я не боюсь признаться, но я опасаюсь последствий. Я не сомневаюсь, что он отвергнет меня, как только узнает, кто я и какие у меня были намерения в отношении него.

— Не могли ли подменить тела, а их держат в плену? — предположила я, слегка прикусив нижнюю губу. — Как Эвелину когда-то давно, — я всё-таки ознакомилась со старыми новостями о них, опубликованными на всех возможных сайтах и в пабликах. Я никогда не интересовалась их жизнью, но средства массовой информации всегда оставляли о них весточку. Я даже нашла видео, сохранённое с прямого эфира интервью с Данте, когда Эвелина пропала и он просил всех искать её, обещая за это солидное денежное вознаграждение.

— Я был бы рад этому, но, — Доминик отводит взгляд на стену. Холодные глаза впились в светлые стены, украшенные раритетными картинами, где изображена вся семья Доминика. — Семейный портрет, — сказал он, хмыкнув. — Аннабель и Натан не могут быть живы, их тела и лица не изувечены, распознать проще простого, к тому же Массимо успел вызвать специалистов и взять тест ДНК. Это они...

В горле моём пересохло, словно кто-то пережал его тугим жгутом, и я не могла дышать, чувствуя боль в груди.

Отец... Зачем ты это сделал?

Я перевела взгляд на правую стену, куда смотрел Доминик. Я видела лишь множество людей — членов семьи Доминика. Эвелина и Данте стояли в центре, обнявшись, и вдвоём держали на руках маленькую Ливию. Рядом с ними стояли Доминик и его братья. По бокам от них — остальные члены семьи. И их было так много, что казалось, им не будет конца.

— Твоя семья просто огромна, — восхищенно шептала я.

— Да, поэтому помолвка Стефано и его невесты будет проходить здесь.

— Когда она?

— Пятого февраля.

Между нами повисло молчание.

— Мне пора, жемчужина.

— Я буду ждать тебя.

— Я вернусь как можно быстрее.

Доминик поцеловал меня в губы и оставил в одиночестве. Сколько дней он будет отсутствовать? Я не знаю.

Прерывисто вздохнув, я вошла в столовую. В комнате царила напряжённая атмосфера, которую нарушал лишь стук столовых приборов о тарелки.

Виталина выглядела опустошённой и разбитой. Она бездумно ковыряла в тарелке, а из её зелёных глаз катились слёзы, которые она тут же смахивала. Ливия сидела рядом, нежно поглаживая плечи кузины. София тоже выглядела не лучшим образом. Они все очень любили Аннабель и продолжают любить её. И не перестанут скучать.

— Маттео уладит это дело... — попыталась утешить подругу София. — Он умён, он найдёт выход... Мне жаль, прости...

Золотистые локоны Софии обрамляли её лицо, придавая ей сходство с Дианой, но характер Софии был совсем другим. Она отличалась доверчивостью и мягкостью, в отличие от своей матери. О Маттео она говорила с открытой искренностью, в её глазах вспыхивали искры влюблённости, которая, казалось, была отделена от неё самой.

— Смысл? — угрюмо произнесла Виталина. — Маттео не вернет их с того света!

— Вита... — прошептала Моника.

— Что мне, черт возьми, делать?! — голос Виталины сошёл на крик, который она тут же подавила и попыталась запихнуть кусок стейка в рот, но он не лез, он душил ее всеми способами, будто из него исходили иглы.

— Ты будешь жить с нами, — непререкаемо заявила Ливия. — Ты сильная, ты...

Я обратила внимание на Диану, которая подошла сзади к Виталине. Она положила руки на плечи девушки и начала мягко массировать, снимая напряжение. Виталина расслабилась и сделала несколько крупных глотков холодной воды со льдом, налитой в красивый прозрачный стакан.

— Ты не одна.

Я сжала руку в кулак и прижала её к груди, желая заключить в объятия. Мне хотелось выразить свою поддержку, но я не знала, как это сделать. Что значит поддерживать человека? Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с необходимостью это делать.

— Доминик сообщил мне, что ты горела желанием побеседовать со мной, — донёсся до меня голос Эвелины, и я увидела её образ перед собой.

Она была невысокого роста, ниже меня, но я всё равно ощущала себя ребёнком рядом с ней. Эвелина взяла меня за руку, словно передавая мне материнское тепло. Слёзы навернулись на мои глаза. Я почувствовала родительскую любовь, которую не испытывала никогда.

— Мы можем уединиться в нашей с мужем спальне, — предложила она. Я с готовностью кивнула. — Идём.

Я последовала за ней. Несмотря на то, что она родила пятерых детей, её фигура по-прежнему остаётся стройной и подтянутой. Я хотела бы получить от неё несколько советов и, возможно, деликатно намекнуть о своём происхождении....