Глава 11. Семья

Шум самолёта вызывал во мне чувство умиротворения. Он не заставлял меня тревожиться, напротив, я ощущала спокойствие. Я неоднократно летала на личном самолёте, но Доминику не показывала этот факт. Шелест страниц книги, которую Доминик продолжал читать уже на протяжении двадцати минут, успокаивал и раздражал одновременно.

А мне так скучно, что умереть можно!

— Доми, — заныла я и перевернулась на кровати.

Он был в наушниках и не слышал.

— Глухой придурок. 

Я нелепо обняла подушку и нахмурилась, глядя вверх на бежевый практический потолок. Услышав женский голос, я посмотрела прямо. Стюардесса, говорящая на беглом итальянском, что-то докладывала Доминику, а я не могла понять ничего из их диалога.

На его широкой шее, покрытой привлекательной сетью вен, игриво покачивались массивные наушники. Я невольно залюбовалась им и сама не заметила, как начала пристально рассматривать его.

Бежевый свитер красиво облегал его мускулистое тело, а брюки, чуть более тёмные на несколько оттенков, с кожаным чёрным ремнём, подчёркивали его галантность, чего не хватало у других мужчин, у которых сплошной ветер в голове. Стиль old money ему необыкновенно к лицу.

«Какой же он сексуальный!» — пронеслось в моей голове, и я тут же залилась краской.

Нос с едва заметной горбинкой, чётко очерченные скулы, густые чёрные брови, глаза цвета фиалки и волосы, отливающие ночью, лёгкая щетина, придающая мужественности.

— Офелия, — раздался низкий голос, и всё во мне затрепетало. — Ты не голодна?

Я прикусила губу.

— Не откажусь от сладкого, любого, — ответила я.

Да, я страстная любительница сладкого.

Доминик улыбнулся и передал моё желание бортпроводнице, которая, уходя, слегка покачивала бёдрами, но он не обратил на это никакого внимания. Во мне же огнем вспыхнула ревность.

— Я сейчас вернусь, — предупредила я мужчину. — Мне нужно в уборную.

Он понимающе кивнул и переключился на чтение книги с умиротворенной музыкой в наушниках. 

— Эта стерва виляла перед ним задницей! — процедила я сквозь зубы.

Я направилась к отсеку экипажа и обнаружила там эту стюардессу. Она готовила двойной эспрессо для Доминика, а мой десерт стоял на подносе. Я подошла к ней и изобразила фальшивую улыбку.

— Вы говорите по-английски? — спросила я с издёвкой.

Стюардесса кивнула. Я бросила взгляд на её бейдж, чтобы узнать имя. Кьяра.

— Кьяра, у вас есть муж? — спросила я с издёвкой.

Девушка повернулась и выпрямилась, чтобы быть на одном уровне со мной. Я не скрывала своего недовольства, и она заметила это.

— Нет, мне всего двадцать шесть лет, — игриво засмеялась Кьяра. Мне было совсем не смешно. — Рано ещё.

— Ясно. Раз вам рано, то зачем вы строите глазки чужим мужчинам? 

Черт, вырвать бы ей все волосы!

— Я? Я никому ничего не строила.

Конечно, ты пай-девочка. Я облокотилась плечом о стену и прищурилась, раздражённо оглядывая Кьяру.

Её тёмные волосы собраны в строгий зализанный пучок, а губы намазаны невероятно яркой помадой, которую мне хочется стереть грубо и без сожаления об испорченном макияже.

— Доминик мой, — резко рявкнула я прямо ей в лицо. — И если ещё хоть раз ты подойдёшь к нему ближе, чем на километр, твоя голова разобьётся о стены этого самолёта!

Не заметив, я схватила её за воротник пиджака, держа в узде. Глядя на девушку ревностным взглядом, я тяжело дышала.

Кьяра только усмехнулась.

— Доминик в надёжных руках.

— В надёжных. Я слежу за тобой.

Отпустив её, я тут же направилась в сторону, где сидел Доминик.

Боже мой! Да что со мной? Почему я так заревновала?

Идя прямо, я хватаюсь за волосы и сжимаю их у корней. Дура. Дура. Дура. И еще раз дура! Кьяра же в любой момент может рассказать Доминику о моем поведении и угроз! И что он мне сделает? Ничего не должен сделать.

Испытывая сильнейшее волнение, заметное прямо на лице, которое побледнело сильнее самой моей настоящей кожи, я опустилась на кровать перед Домиником. Мне было страшно смотреть в его проницательные глаза, словно я могла утонуть в их глубине и никогда не выплыть на поверхность. Меня охватывало предчувствие, что он способен погубить меня.

Однажды мы погубим друг друга, и эта мысль вызывала во мне тревогу, но я не могла понять, почему.

— Чего бледная такая? Белее обычного, — подметил Доминик.

Я резко посмотрела на него.

— Забыла, каково летать на самолете.

— Боишься? 

— Да, немного...

Я открыто врала, но старалась сделать вид, что мне действительно страшно из-за этого.

Доминик отложил книгу и придвинулся ко мне. Я задохнулась, вкусив аромат его тела. От него веет только что выпитым кофе и запахом страниц старых книг.

Мамочки, я упаду... Какой девушке не понравится подобный аромат мужчины?

— Нельзя пахнуть так вкусно, Доми, это против законов, — укоряю я его. Ощущение, будто я нахожусь в состоянии крайнего опьянения, хотя я не пригубила ни капли спиртного.

Аромат Доминика оказывает на меня воздействие, сравнимое с действием алкоголя.

Или даже более сильное.

— Законов? — ухмыляется Доминик и прижимается к моим губам. — Расскажи подробнее, мой дорогой стражник порядка.

— Закон номер один: красивым мужчинам запрещено вкусно пахнуть и провоцировать молодых девушек на грешные делишки.

— Грешные делишки, о-ох, — сдавленно произнес он в протяжном выдохе, как будто бы пробуя на вкус слова. — Что ж, и что закон говорит о нарушении?

— Мужчина должен понести наказание.

— Подробнее. Ну же, не медли, — властно приказывает Доминик.

Я ощутила, как по моему телу пробежала дрожь.

— Оставь меня в покое, — прошептала я.

Его непроницаемое выражение лица не вызывало ни капли доверия.

Я оттолкнула его и выпрямилась. Прокашлявшись, я взяла тарелку с куполообразным десертом и внимательно осмотрела её.

— Дзукотто, — произнесл он.

Смотрю на него, не поняв с первого раза.

— Десерт называется дзукотто, он сделан во Флоренции, — пояснил он.

— Дай мне угадать, ты его просто обожаешь, — предположила я, получив в ответ одобрительный кивок. — Так я и знала.

Он усмехается.

Я нерешительно беру миниатюрную чайную ложечку и пробую итальянский десерт. Он сладкий, нежный... Мне нравится.

В тысячу раз вкуснее дорогостоящих и известных других сладостей. Я удовлетворенно замычала, наслаждаясь сладким вкусом. Улыбка расползлась по лицу. Вкус растекся по языку, пропитывая вкусовые рецепторы языка.

— Вкусно. Очень вкусно.

Моя оценка значительно порадовала нас.

— Третий пункт, что мы похожи. Судьба так и намекает, — ехидничает он до такой степени, что мои уши загорелись.

— Я кину в тебя ложку, если еще раз скажешь хоть слово про какую-то судьбу! — прорычала я ядовито.

— Грозная жемчужина, — насмехается Доминик и наклоняется ко мне. — Люблю злить таких милых девушек. Кидай сколько хочешь, меня это возбуждает, и я не смогу сдержать свое желание.

— Придурок! 

Доминик продолжал улыбаться. Я стукнула грязной ложкой по его носу и губам, пачкая в начинке от дзукотто.

— Ау, больно дерешься, — бурчит он и облизывает губы, а нос просто вытирает.

— Будешь выпендриваться, ударю чем-нибудь потяжелее.

— Маленькая боксерша.

— У тебя маленький.

— Уверена? Когда ты уже наконец проверишь на размер?

— Никогда.

— Сегодня ночью, — интригующе воркует и садится в кресло с книжкой.

— Придурок.

Я продолжила ковыряться ложкой и есть сладость под смешок Доминика.

По прошествии примерно часа мы совершили посадку.

Приблизившись к величественному особняку, который напомнил мне мой дом, я не испытала никаких эмоций. Зрелище массивного строения было для меня привычным и не вызывало ощущения чего-то нового, чего-то, чего у меня никогда не было.

Хотя, возможно, я никогда не испытывала любви.

Настоящей. Искренней.

Никогда.

И я сомневаюсь, что когда-либо испытаю её вновь.

Даже немного.

Потому что я не заслужила, чтобы меня любили, учитывая мое вечное желание мстить всем обидчикам.

Доминик отворяет дверцу автомобиля, и я покидаю его салон. Передо мной предстаёт красивая картина. Благоустроенный и живописный ландшафтный дизайн. Лишь лёгкий снежок, фонтаны, в которых нет воды, как нет любви в моём ледяном сердце.

— Ты побудешь здесь до моего возвращения, — внезапно мужской голос раздался совсем близко от меня, около уха. — Семью я предупредил, что с тобой можно общаться либо на английском, либо на французском.

Заходим в особняк, я вижу широкие просторы коридоров и входов в различные залы. Большая лестница, ведущая на верхние этажи. Как замок, честное слово.

— Гав!

— Гав? Что за... — не понимаю я и оглядываюсь по сторонам.

По лестнице к нам стремительно приближался пёс. Он стремительно бросился к рукам Доминика, радостно виляя хвостом и облизывая его.

Я отпрянула в сторону и с ревностью наблюдала, как собака золотистой породы, явно ретривер, радовалась возвращению Доминика. Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

Чёрт возьми.

Я ревную?

Опять?

Да.

Я безумно ревную его ко всему. Даже к собаке, которая ластится к ногам Доминика. Мужчина улыбался и ласково трепал пушистую шерсть пса.

— Вегас, — протяжно промолвил Доми, стараясь успокоить питомца.

Вегас?

— Ты назвал его в честь Лас-Вегаса?

— Да, — спокойно соглашается он. — Девять лет назад я приезжал в Вегас по делам и нашел его совсем щенком, брошенным в коробке. Не сдержался, сжалился и забрал. С тех пор мы продолжали взрослеть уже вместе, он учился со мной, помогал, был единственным верным другом.

Он улыбался, рассказывая трогательную историю. Вегас довольно сидел рядом с ним и потянулся ко мне, изучающе обнюхивая.

— Не переживай, он дружелюбный мальчик, — сказал Доминик, остерегаясь боязни собак, я их не боялась.

— Я вижу.

Вегас обнюхал меня и вальяжно развалился прямиком на моих ногах, показал пузико, поджал лапки и состроил довольно милую мордашку.

— Ох, Вегас, — улыбаюсь я и сажусь на корточки. 

Он скулит, я глажу его по животу, теребя каждый волос шерсти.

— Какой ты мииилый, — тяну голосом.

Доминик присаживается рядом. Мы принялись совместно ласкать животное, которое уже готово уснуть от удовольствия. Он потянул морду ко мне и соприкоснулся с моим носом, словно целуя, а его невинный светлый взгляд говорил: «Ты хорошая, не делай плохих вещей, иначе это будешь не ты...»

Я встряхнула головой.

Бред! Животные не умеют разговаривать, особенно взглядом. 

Вегас гавкнул, будто пытаясь меня переубедить.

— Веселитесь, вижу.

Я подняла глаза и увидела, как Доминик встал, а Вегас прекратил валяться и повторил движение за хозяином.

Передо мной стоял взрослый мужчина в расцвете сил, подтянутый и уверенный в себе. Я взглянула на него и поняла, что это Данте Моретти, отец Доминика.

— Здравствуйте, — смущённо поздоровалась я со свекром.

Но тут же осеклась. 

Стоп!

Нет, этот мужчина не будет моим свёкром.

Никогда.

— Здравствуй, Офелия, — произнёс он. — Можешь обращаться ко мне на «ты».

— Но вы же старше, — возразила я.

— В душе мне всё ещё двадцать пять, — ответил он.

— Ну ладно, — пожала я плечами. — Тогда вашей жене в душе всё ещё пятнадцать?

— Верно, — улыбнулся он. — Невеста моего сына.

— Папа, — пробурчал Доминик.

— Что? — удивился Данте. — Опять что-то не так?

— Мы едва знакомы, — ответил Доминик.

Я внимательно посмотрела на Данте, стоящего передо мной в строгом смокинге. Наклонив голову, я рассматривала его обручальное кольцо.

— Мы с твоим отцом сошлись в первую же неделю, — сказала пришедшая Эвелина. — Сойдётесь и вы.

— Мама, — проворчал Доминик.

Я тихо засмеялась, прикрыв рот ладошкой.

Эвелина, подобно хрупкой стеклянной розе, кажется миниатюрной на фоне могучего Данте. Он же, подобно куполу, оберегает её от невзгод, готовый сам разбиться вдребезги, лишь бы сохранить жизнь и спокойствие своей возлюбленной.

— Вегас, беги к Апе, — мягко приказал Доминик, и пес поспешно ушел, но с явной неохотой. Однако он не смел быть непослушным мальчиком.

— Апе? Кто такая? 

Я окинула взглядом Доминика, стоявшего напротив своих родителей. Вскинув бровь, я ощутила себя ужасно тупой девчонкой.

— Ливия всё тебе объяснит, — приветливо сказала Эвелина. — Данте, вы надолго?

— Ангелочек мой, — устало вздохнул её супруг, — часов пять точно, путь до места встречи неблизкий, и сама понимаешь, дело непростое и небыстрое.

Эви выражает разочарование и подходит ближе к своему любящему мужу. Доминик же неотрывно уставился в телефон, словно его здесь и вовсе нет и никогда не было. Испарился, как призрак.

Я же с интересом рассматриваю его родителей, но не ожидала, что они начнут страстно целоваться французким поцелуем прямо при нас!

Их губы и языки сплетаются жарко и яростно. Меня пробирает дрожь.

— Доми, — шепчу я. 

Он не услышал.

— Доми, — настойчивее шепчу. 

Опять не слышит.

— Глухой придурок! — шикнула я громче и пнула локтем его в бок. Он ойкнул и посмотрел на меня.

— Прекрати уже обзываться.

— Твои родители целуются! 

Мужчина закатывает глаза.

— Они постоянно целуются.

— Фу-у-у-у! Как так можно... Господи, язык в рот, слюни смешиваются. Это же противно!

Я с нескрываемым возмущением взглянула на молодого человека, которого мне предстояло очаровать, соблазнить, начать с ним отношения и тем самым сломать ему жизнь. Уголки губ Доминика дёрнулись в усмешке, и он подошёл ко мне слишком близко.

Точнее, он нарушил все границы личного пространства.

— Я развею все твои сомнения, — произнёс он.

Я сердито вздохнула, и он, смеясь, отстранился.

Его родители наконец смогли оторваться друг от друга. Они были похожи на изголодавшихся диких зверей, готовых поглотить друг друга.

Последнее, что я услышала, — это хлопок железной входной дверью.

Эвелина, мама Доминика, с энтузиазмом повела меня вверх по лестнице.

— Я познакомлю тебя с дочерью и подругами, раз уж вы с Домиником вместе, тебе следовало бы чуть больше узнать о нашей родословной и друзьях, чтобы ты не путалась. Но ты не переживай, ты быстро всех запомнишь! — шустро говорила Эвелина с весельем.

— Мы не вместе.

Она усмехнулась.

— Скоро будете. 

Данте и Эвелина сговорились что ли? Бога ради, если они будут делать всё, чтобы мы сошлись, я умру. Клянусь!