56 ГЛАВА. Заговор под сенью дуба.

Рассвет наступал мучительно медленно, и казалось, ночи не было предела. Мы не сомкнули глаз ни на минуту, Май крепко держал меня, я сидела, уткнувшись ему в шею. В основном, мы молчали. Иногда переговаривались пустыми, ничего не значащими фразами. Я хотела отвлечься, порывалась пойти куда-то, но не вставала, боясь выйти из безопасной комнаты. Просто ёрзала на месте. Сердце не успокаивалось, стучало с перебоями, проваливалось. Тошнило.

Май казался спокойным. Правильно, должно быть. Таким должен быть врач: уверенным, источающим спокойствие в любой ситуации, даже самой страшной и безнадёжной. Но он был не только врачом, но и моим близким человеком, потому я переживала. Что же сейчас у него на душе? О чём он думает?

Лишь забрезжило солнце на горизонте, лишь заслышалось сонное пение птиц, стало немного легче, и сон навалился разом. Но тревожное забытье продлилось недолго. Всё мучили ужасающие видения, в которых Флоренс выглядел куда страшнее, чем было в реальности. Или я всё напридумывала? Сон смешался с действительностью? Он был не то что бледным – сине-фиолетовым. Закатывал глаза, хрипел. Его лицо отекало, раздувалось. К концу он больше походил на утопленника, проведшего под водой с неделю. Невозможно было различить прежние тонкие черты аристократа за дряблой кожей, пожелтевшими глазами.

А Май так и не уснул. Свернувшись, сидел на подоконнике и смотрел куда-то вдаль. Я обняла его крепко. Он казался необычайно хрупким и зыбким в этот момент, точно я могла его вот-вот потерять. Но он был рядом.

– Что насчёт Женевьевы? Что решила? – спросил он отстранённо. Я знала: его этот вопрос мучал беспрестанно.

– Я уже сказала. Я ни при каких условиях не смогу его убить. И содействовать Женевьеве не собираюсь. Наверное, она в чём-то права. Нам нужно как-то освободиться от всего, что не даёт нам возможности быть самими собой. Но, может, есть иной способ? Пока не поздно его найти. Смерть – не выход.

– И убийство – не решение, – прошептал Май.

При этом я не могла бездействовать, поэтому мы направились ко дворцу, к тому самому дубу для сообщений. Шли пешком, оттягивая момент принятия окончательного решения. Держались за руки и делали вид, будто у нас всё под контролем и жизнь не летит к чёрту.

С самого утра я продолжала прогонять в голове содержание предсмертной записки. Прочтя её, мы не обмолвились ни словом, посчитав, видимо, что содержание её чересчур интимно. Переглянулись. В эту секунду перед глазами пронеслись недавние воспоминания: волнующиеся маки, губы Флоренса. Я продолжала винить себя за этот поцелуй, даже несмотря на то, что это было против моей воли. Но я и не думала поднимать эту тему – не хотела огорчать Мая и давать повод сомневаться в моей преданности ему.

До угла кованной ограды – и дальше по тропе. Солнце искрилось в этот день, просвечивало радостно нетронутые человеком, непокрытые дорожной пылью травинки. Редкие камушки шуршали под ногами, и я старалась полностью сконцентрироваться на звуках и ощущениях, чтобы перестать бояться.

– Май...

– М?

Прокуковала кукушка.

– А вдруг это на самом деле необходимо совершить? Почему моя копия пришла ко мне с такой странной и страшной просьбой? Может, это нельзя игнорировать?

– Что ты говоришь? Неужели ты и впрямь решила?..

– Нет! Я ни в коем случае не смогу никого убить, просто я ничего не понимаю. Будто передо мной какая-то сложная головоломка. Здесь должен быть правильный ответ.

– Раз так, может, это проверка? Судьба решила испытать твою совесть и поставила перед трудным моральным выбором: помочь, возможно, себе самой путём преступления или не вмешиваться, пострадать, но остаться чистой.

Звучит правдоподобно. Я знаю наверняка, что Май выберет второй путь в ста вариантах из ста. Знаю, что сама не смогу пойти на сделку с совестью, но что, если это единственный путь к спасению?.. Я чертовски устала страдать.

– Я недавно думала о доппельгангерах. Если Женевьева – мой доппельгангер, то вот-вот должна произойти трагедия.

– Вот, – согласился Май, – поэтому ты должна остаться в стороне от всяких дворцовых переворотов. Даже если ты очень сочувствуешь Женевьеве.

Я подготовила записку с вежливым отказом. Не стала расписывать, сказала лишь, что не желаю вмешиваться таким образом, но при этом всегда готова помочь иначе. Она покоилась в нагрудном кармане рубашки и весь путь я то и дело проверяла, не выпала ли она.

Наконец тропинка вывела нас к дубовой роще. Деревья здесь росли редко, но их раскидистые кроны занимали приличную площадь, создавая под своей сенью объёмные тени. Наверное, эти гиганты были старше нас, а то и старше всего королевства. Я раньше редко бывала на природе, но всегда с особой теплотой рассматривала пейзажи. Тот, что открылся нам сейчас, походил живостью и насыщенностью красок на одну из работ Архипа Ивановича Куинджи.

Дул ветер. Несильный, он всё же заставлял скрипеть старые прогнившие стволы. Стук, шелест переливающейся листвы... Я озиралась, опасаясь, как бы вековое дерево не обрушилось прямо на нас. Но дубы казались надежными в противовес моим натянутым как струна нервам.

– Смотри, – прошептал Май, сжимая мою ладонь.

Я посмотрела в указанном направлении и заметила мельтешащий невдалеке синий силуэт. Присмотревшись, поняла, что это женщина в длинном аквамариновом платье. Женевьева?

– Пойдём к ней?

Май кивнул.

Женевьева пряталась в тени, играющей переливами на её лице и простой одежде. Задумавшись, она стояла у дерева с алой лентой на ветке, монотонно водила по коре вверх-вниз. Она ждала меня.

– Ваше Величество, – окликнула я, и, когда Женевьева повернулась в нашу сторону, кивнула в знак приветствия.

– Майя, я тебя ждала. Решила, что лучше будет обговорить всё с глазу на глаз. Боялась, что у меня не получится выйти, – лицо её на миг выдало горечь, – но вот я здесь.

– Ты рассказала обо всём Феликсу?

– Не смогла. Сказала, что он уехал. Не думаю, что Феликс поверил. Он пробормотал что-то вроде: «Почему он мне не сообщил?» Но больше мы с ним на эту тему не говорили.

– Как же ты добралась вся в крови?

Женевьева отрешённо пожала плечами.

– Умылась в речке, пошла лесом, проскользнула мимо стражи. Я часто так уходила и приходила во дворец, чтобы остаться незамеченной. Работало это или нет – не знаю. Подозреваю, что за мной всегда шла слежка. А может и идёт до сих пор.

По спине пробежал холодок.

– И даже подозревая это, ты не боишься обращаться ко мне с такими просьбами?!

– Хуже быть не может. Наверное, я глупая. Мне уже без разницы. Если он прикажет меня убить – всё будет лучше, чем жить так, как я живу. Я буду искренне рада, если тебе такая жизнь не знакома.

– Но ты и меня подвергаешь опасности!

– Прости. Я хочу верить, что и тебе это может помочь, если мы как-то связаны.

Внутри меня закипала ярость. Как она могла так просто распоряжаться моей жизнью? При этом стоять напротив и так нагло смотреть прямо в глаза? А если Женевьева и есть то пятно, от которого следует избавиться? В этом мире не может быть две королевы.

Королевы? Почему именно это слово возникло в голове?

– Ваше Величество, – Май сделал шаг вперёд, – при всём моём уважении, это низко! Если вы действительно что-то замышляли, так продумали бы так, чтобы тень ни на кого не падала! Вы подставляете Майю самым подлым образом! Да, я искренне желаю вам помочь, искренне сочувствую вашей судьбе, но когда вы своими необдуманными действиями подвергаете Майю опасности...

Женевьева часто заморгала и отвернулась. Плечи её затряслись мелкой дрожью. Она заплакала.

– Простите... – прошептал Май. – Я не хотел обидеть и сделать ещё больнее. Но мне тоже уже терять нечего. Если с Майей что-то произойдёт по вашей вине... Что ж...

– Май, золотой ты мальчик! – всхлипнула Женевьева. – Вот о таком я мечтала всю жизнь! Боже, всё не так! Всё пошло прахом! – она присела, сжалась в комок у выступающего узловатого корня. Внутри меня что-то надломилось, и я обняла её, не раздумывая.

– Я хочу тебе помочь, – прошептала я, – но другим, гуманным, способом. Не знаю, пока как точно, но если немного подумать...

Она подняла на меня красное от слёз лицо.

– А как иначе? Скажи! В тебе есть рассудительность, которой мне не хватает.

Я вглядывалась в её – свои – глаза, пытаясь понять, что же от меня требуется, наконец, в этом ужасном мире?

– Если бы я знала, как разом сделать счастливыми нас обеих!

Май опустился на корточки рядом и положил руку мне на плечо. Если я проникну во дворец...

– Майя, прошу, подумай хорошо, я тебя терять не собираюсь!

Тревожный взгляд Мая впился в моё лицо. Если я постараюсь узнать чуть больше об этом месте... Его ресницы подрагивали, меня не отпускала мысль, что я могу необдуманным шагом подвергнуть его страданиям. Я не застряну там? Смогу ли выбраться? Не будет меня – не будет его. В этом я уверена.

А если пострадает Женевьева, останусь ли я живой?..

Я плотно прижалась к её уху:

– Давай совершим подмену.

– Что?! – глаза её округлились.

Май подобрался ближе, сильнее впился пальцами в плечо.

– Что ты сказала? Что ты решила?

Я устала бояться. Устала следовать за другими, в ужасе и тревоге, не подозревая, что ждёт меня за следующим поворот, чем обернётся завтрашний день. Если представить, что этого предложения Женевьева и добивалась, я всё равно от своего решения не откажусь. Я хочу сделать хоть что-то и прекратить всеобщие страдания. Если корень их кроется во дворце, хорошо, я проникну туда и всё разузнаю. Я здесь неспроста.

– Ты с ума сошла! – воскликнул Май, когда я, уже будучи дома, озвучила ему свой план. – Ты хоть представляешь, что тебе предстоит там делать? Знаешь дворец, отношения внутри него, весь церемониал? Тебя раскроют в два счёта! Что ты будешь делать? А Феликс... – при его упоминании Май поморщился. От осознания руки покрылись мурашками. Он будет моим мужем со всеми вытекающими.

– Я Майю всему обучу, всё расскажу, дам карту. Я почти всё время провожу в личных покоях, поэтому она мало чем сможет себя выдать. А что касается Феликса, ты можешь делать с ним всё, что хочешь, но лучше держи при себе какое-нибудь оружие. Он не опасен, но может быть несколько жестоким в постели.

– О нет! Никакой постели! Всё, что угодно, но не это.

Глаза Женевьевы потухли.

– Он не слышит «нет».

– А ты услышь! – сказал Май, крепко сжав мою ладонь. – Нет! Чтобы беспочвенно рисковать собой? Чтобы... чтобы какой-то мужчина касался тебя? Боже мой, нет!

Перехватив, стиснула его ладонь, будто в последний раз.

– Послушай меня, я очень сильно боюсь. И я ни за что ни при каких условиях по собственно воле не лягу к нему в постель. Клянусь, я сделаю всё, чтобы этого избежать. Я буду действовать быстро. Я что-нибудь придумаю.

– Меня не устраивает это «что-нибудь». Давай здесь и сейчас, по пунктам. – Он подошёл ближе, провёл свободной ладонью по моей щеке, – Майюшка, милая, у меня сердце разорвётся. К чему такие риски?

Май всегда вызывал у меня смесь теплоты и горечи. Я хотела подарить ему счастье, но никак не могла. Откуда его брать, раз я сама несчастна?

– Я иначе не могу. Пойми, мне необходимо что-то сделать. Я не могу больше сидеть сложа руки. За меня что-то делал Флоренс, что-то Феликс, что-то ты. Я просто шла за вами, не зная даже, куда именно приведёт дорога. Вопрос не закрыт. Я всё ещё не знаю, что забыла здесь, и кто такая Женевьева. Мне не раз во снах говорилось, что мы должны слиться. Физически это не возможно, но если представить, что нам просто нужно пожить жизнями друг друга... Вдруг я найду разгадку, решу проблему с маками, раскрою какой-нибудь заговор? Знаю, звучит ужасно бредово. И, как окажусь на месте, я, скорее всего, растеряюсь и точно ничего не разузнаю, не зная толком, где и что искать. Но, по крайней мере, я попытаюсь. Видимо, у меня такой путь.

Май долго молчал, смотря куда-то в сторону. Женевьева, вытянувшись, как по струнке, сидела за столом, перебирала пальцами, делала вид, что не слышит наш разговор. Должно быть, ей было неловко и в то же время больно. О ней так никогда не беспокоились.

– Если я пойду с тобой, это будет очень подозрительно?

Обо мне тоже раньше так не беспокоились.

– Что скажешь? Было бы странно, если бы ты привела домой стороннего лекаря?

Женевьева постучала длинными ногтями по столешнице.

– Это породит подозрения. Если ты чем-то выдашь себя, Феликс сложит два плюс два. Я никогда не обращалась за помощью ни к кому со стороны, в этом нет необходимости: у нас хорошие медики. С Маем мы никогда близко не общались.

– Может, можно что-то придумать?.. Что может предложить Май, но не могут другие? Вдруг есть какая-то проблема, которую вы пытались решить, но у вас это не получалось.

Женевьева нахмурилась, мне показалось, ей на ум пришла какая-то мысль.

– Есть кое-что. Но это вещь интимная. Феликс хочет наследника, а я никак не могу забеременеть.

Май покосился на меня в ужасе.

– Я не собираюсь вынашивать ребёнка!

Женевьева замахала руками.

– Нет, нет! У меня начала вырисовываться идея...