55 ГЛАВА. Затмение.

Бежала и падала, кровь шумела в ушах, горло начинало саднить от частого дыхания через рот. Куда бежать? Где Май скорее всего сейчас находится? У реки? В лесу? Может, он уже дома? В глазах рябило от неизменного зелёного пейзажа. Я чувствовала, что вот-вот сойду с ума. И из-за кого? Из-за человека, которого всё это время боялась, которому не доверяла, который, кажется, и не стоит моих волнений. Почему? Почему я так боюсь его смерти?

К счастью, Мая я встретила по пути к хижине. Заметив меня издалека, он замер на мгновения, а затем побежал навстречу.

– Майя? Майя, что случилось? – большие золотистые глаза смотрели с ужасом. Наверное, я вся испачкалась в крови. Наверное...

– Флоренс, он..., – голос не слушался, звучал отдалённо, совсем не походил на мой.

Май замер. Каждый мускул на его лице напрягся.

– Что он? – спросил он бесцветно.

И я разрыдалась.

– Тише, тише... Где он? Что произошло?

Когда мне всё же удалось сбивчиво объяснить в двух словах произошедшее, Май изменился в лице, схватил меня за руку и твёрдо приказал:

– Веди к нему. Бегом. У нас нет времени.

Я думала, что умру от такого интенсивного бега, я валилась с ног и уже переставала дышать. Боялась, что добежим, и я упаду рядом с Флоренсом. Чтобы не тормозить Мая, который, к моему удивлению, бегал достаточно быстро, я указала направление, а сама сбавила скорость. Прибыла на место не намного позже и застала то, как Май отчитывает Женевьеву. Но у меня уже не был сил удивляться.

– Ну кто вас просил доставать кинжал?! – восклицал Май.

– Откуда мне знать, что этого делать нельзя?! Я, по-вашему, каждый день подобным занимаюсь?

– Нет, нет, нет... зачем... пришёл? – еле слышался голос Флоренса.

Май заслонил его, но я смогла разглядеть, что выглядел он просто ужасно. Из живота изливалась, пульсируя, кровь, во рту булькали бордовые пузыри, он не мог нормально говорить, кровь извергалась с каждым словом снова и снова. И раньше бледная кожа Флоренса сейчас стала походить на снег. Клянусь, я никогда не видела никого настолько же бледным!

– Будто знали, куда целиться, Ваше Высочество! – Май, кажется, был очень зол. – В брюшную аорту попали.

О нет...

– Оставь... прошу... не твоя... за...за...

Флоренс успел отвернуться, когда его вырвало кровью.

Женевьева, вся с ног до головы перепачканная в крови, плакала, не прекращая, размазывала по лицу алые капли вперемешку со слезами. А я просто стояла, не в силах что-либо сказать или сделать. Медик, но не медик. Участник происходящего и немой зритель.

Май давил кулаком на оголённый живот Флоренса и одновременно прощупывал пульс на ноге. Выглядел он в этот миг поразительно серьёзно и сосредоточенно.

– Флоренс, как пользоваться кулоном? Скажи! – вдруг меня осенило.

Он слабо улыбнулся.

– Не выйдет. Даже цветы нельзя...

Он снова заплакал.

Я видела глаза Мая. Он потерял всякую надежду на спасение принца. Смотрел на него оторопело, сведя брови к переносице. Ещё немного – и он готов был заплакать. Должно быть, это серьёзно отразиться на нём. Будет ли он винить себя?

– Всё кончено... Просто... Май, наклонись... прошу.

Май замешкался, не зная, отпускать Флоренса или нет. И тогда с другой стороны подоспела я. Я никогда не умела останавливать кровотечения, тем более – такие тяжёлые. Честно говоря, у меня и практики никогда не было. Наматывать повязки одногруппникам на БЖД – это тебе не практика. Было жутко неудобно, потому что и я была правшой, и Май. Нам проще делать с одной и той же стороны, но думать было некогда. Я надавила на живот, кулак обволокла до омерзения тёплая, липкая жидкость.

– Отпусти, – ослабшим голосом простонал Флоренс, – мне больно. Просто. Дай. Умереть.

Но я не могла. Я должна была сделать хоть что-то!

Май тем временем наклонился к Флоренсу, внимательно прислушался.

– Прости, – прошептал Флоренс, кровь окрашивала его зубы, так что было тяжело смотреть. Мне было больно.

Флоренс дрожащей рукой провёл по щеке Мая. Тот плотно сжимал челюсти, чтобы не заплакать. Как ребёнок. Но глаза заметно наполнялись слезами. Флоренс слабо улыбался. Он так медленно моргал, что казалось – ещё чуть-чуть, и он закроет глаза навечно. Май молчал.

– Прости... Пож.. пожалуйста... я не оскверню тебя?

– М? – Май переспросил одним лишь взглядом. Откроет рот – заплачет в голос.

Слёзы текли по вискам Флоренса.

– Поцелуй... меня.

– Ч-что?

Немой вопрос застыл и на лице Женевьевы, и, наверное, на моём.

– Прости. В кармане. Письмо. Прочти.

– Ладно... а куда? Целовать-то куда?..

Май выглядел совершенно растерянным.

– Куда хочешь, – выдохнул Флоренс. – Раз я вижу тебя... я побывал в Раю, и Ад мне не страшен...

Май, не медля, наклонился, убрал налипшие на лоб чёрные волосы и осторожно прикоснулся к нему губами.

Флоренс заплакал из последних сил... Больше на жизнь сил не осталось.

Женевьева не плакала, она ревела, опустив голову на землю. Отчаянно, больно. Май сел рядом с Флоренсом отвернулся от нас и тоже заплакал, стараясь делать это бесшумно. А я замерла и никак не могла понять, что происходит.

Он умер? Я могу помочь? Мне уйти?

Лицо его застыло в мучительном выражении. Это было так странно и неестественно. Как человек может остаться в таком положении? Как восковая кукла. Нет, он не мог умереть! Он же маг! Он же... да?

Четырёхконечная звезда лежала в луже крови. Вот и конечный пункт. Куда же ты привела хозяина?

– Всё! Всё теперь бессмысленно! – кричала Женевьева. – Всё кончено! С кем я буду? Кто меня спасёт?

И, хотя слова её казались эгоистичными, они были вполне понятны.

– Всё. Майя, – она подняла на меня полный решимости взгляд. – Ты должна мне помочь! Всё из-за Феликса! Я его ненавижу!

– Не надо, прошу! – взмолился Май. – Хватит ненависти! Хватит!

– Ты думала, что скажешь людям? Это ведь не так просто. Если оба брата умрут, а ты взойдёшь на трон, первой во всём заподозрят тебя! Что ты будешь делать? Окей, мы сможем сказать, что Флоренс уехал. Мы заметём следы, но если ты убьёшь Феликса...

– Вы в самом деле говорите об этом? – Май смотрел с полным разочарованием во взгляде. – Даже не думайте делать что-то с Феликсом! Не имеет значения, насколько он ужасен, он не должен умирать! Никто не в праве лишать человека жизни!

Май пересел ближе ко мне, обхватил ладонь и внимательно посмотрел прямо в глаза.

– Пожалуйста, скажи, что ты не сделаешь этого! – взмолился он.

– Я и не собиралась. Я не смогу позволить себе.

Взгляд Женевьевы был отсутствующим, устремлённым куда-то вдаль. Она никак не комментировала наши слова. Ветер шевелил растрёпанные волосы. Сосредоточившись на их движении, я невольно мысленно вернулась к недавним событиям прошлого. Искрящиеся улыбки королевской четы, кружащейся в танце. Смех, приглушённые разговоры, одинокий и печальный Флоренс. Живой...

Когда Май потянулся к Флоренсу, чтобы взять того на руки, наткнулся на светящийся барьер. Незримый до этого, он обозначился голубоватым блеском, когда Май к нему прикоснулся. От этого места, как по воде, пошли круги.

– Что это?

– Не понимаю, но я не могу пробить эту штуку, – в подтверждении своих слов Май ещё несколько раз попытался дотронуться до принца. – Но мы не можем так просто его здесь оставить! Его нужно умыть, а потом похоронить, как положено.

– А может он этого не хотел? – раздался низкий бесцветный голос Женевьевы.

Май поднял на неё недоумевающий взгляд.

– Но как же...

– Поле его схоронило. Думаю, он так хотел. Кстати, он говорил о какой-то записке, кажется. Кому она адресована, правда, я так и не поняла, – Женевьева сделала паузу и печально усмехнулась: – но явно не мне.

Ожидая, что наткнусь на препятствие, я, к своему удивлению, легко достигла нагрудного кармана и вытащила из него сложенный вчетверо лист, слегка запачканный кровью. Не решаясь развернуть его, протянула Маю вместе с сияющей холодным блеском подвеской.

Когда солнце стало клониться к горизонту, забирая с собой все краски жизни, когда тело Флоренса утонуло в мёртвом золоте, мы разошлись. Куда, вся покрытая кровью, направилась Женевьева, я не знаю. А мы двинулись в сторону реки. Еле переставляя ноги, я мечтала о том, чтобы перенестись в нужное место силой мысли.

Вода была тёплой, но судорожная дрожь никак не отступала. Я зашла в реку по плечи и стала неистово стирать с себя красные пятна. Я хотела содрать их с себя, пускай даже с кожей! Думать о том, что на мне осталась капля человеческой крови, было невыносимо. Было невыносимо прокручивать в памяти вновь и вновь сцены, в которых я собственноручно лишила жизни человека! Да, не по своей воле, но своими руками. Теми, что должны творить, должны давать жизнь, а не отнимать её!

– Тише, тише! – всплеск воды – и меня окружили девушки. Вздрогнула от неожиданности, мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, что я нахожусь в кольце русалок.

– Дева, что тебя так расстроило? – ещё несколько секунд – и я осознала, что плачу и не просто смываю кровь, а сдираю её.

Русалки были совсем близко, но сохраняли дистанцию. Ни одна не позволила себе прикоснуться ко мне, что казалось странным и непривычным: обычно они не чувствовали границ, и могли без стеснения трогать, щекотать, смеяться, заигрывать. Сейчас же, будучи, как мне показалось, в хорошем настроении, они будто опасались приближаться ко мне.

– Вы поранились?

– Вас кто-то обидел?

Я терялась, не знала, что ответить, и расплакалась ещё сильнее, то ли от смятения, то ли от того, что меня кто-то был готов выслушать. Меня захватывали противоположные эмоции одна за другой: страх сменялся спокойствием, тревога – расслаблением. Русалки загалдели наперебой.

– Эй! – крикнул Май. – Вы чего там столпились?! Тебе помочь?

– Нет-нет! Всё хорошо, спасибо! Меня никто не трогает.

С трудом стерев слёзы, повернулась в сторону берега. Протяжённые мгновения переглядывалась с Маем, пока он не отвернулся, вздрогнув.

– Прости! Я ничего не видел!

– Девочки! Янтарь! – заверещала русалка. Чёрные глазницы её жутко округлились.

– И тоже в крови! Поглядите-ка!

– Дева! Что же приключилось?! Уж не он ли тебя обидел?

– Май?! Быть не может! Если и он из таких, готова второй раз утопиться!

– Нет! – поспешил возразить я, но звонкие голоса русалок было тяжело перекричать. – Что вы? Он здесь ни при чём! Май мне ничего плохого не сделал.

Русалок было около дюжины, вниманием большинства удалось завладеть, пока часть всё ещё таращилась в сторону Мая, и чёрт знал, что у них было на уме. В кругу русалок, с одной стороны, чувствовалась защита: они казались заинтересованными в моём состоянии, они словно были готовы помочь мне. С другой стороны, они были нечистью, и я не знала, что от них ожидать.

Они были терпеливы, смотрели с участием и не давили на меня. Я не собиралась их прогонять, так как хотел получить поддержку, а подруг в этом мире у меня не было. Но стоило ли мне рассказывать о случившемся?

– Пожалуйста, не спрашивайте ни о чём! – взмолилась я.

Стараясь успокоиться, наблюдала за движениями жабр, как они, переливаясь в тусклом свете луны, то закрывались, то открывались. Следила за плавными движениями волос на водной глади. Они вились, образуя чёрные спирали. Вдруг задалась вопросом: как же они за ними ухаживают под водой? Эта мысль была настолько комичной в данной ситуации, что я засмеялась.

– Плохо дело! Плохо! Давайте её обнимем!

– Правильно мыслишь! Давайте, сестрицы!

Я не стала сопротивляться. Было так пусто внутри, что я просто замерла и ничего не ответила.

– Эй! – вновь раздался голос Мая. – Всё в порядке?

– Всё хорошо!

Много, очень много холодных конечностей окружило меня. Скользкая кожа соприкоснулась с моей, и в иной раз я бы ощутила отвращение, но сейчас... сейчас мне было всё равно. Даже если бы меня утащили на дно. Кто-то обнял за плечи, кто-то положил чешуйчатую кожу головы на грудь.

От низкого воя завибрировало внутри, забурлила вода, покрылась мелкой рябью. Девичий хор затянул печальную песню. На секунду подумала: так оно и бывает, они околдовывают пением, а потом топят. Но отчего-то я не боялась. От того ли, что Май был рядом? От того ли, что перестала бояться русалок? От усталости ли? От отвращения к себе? Я хотела перестать мыслить хоть на секунду, выключить способность представлять события прошедшего дня.

Сидит девица

                                ясноокая,

Сидит девица

                                ждёт любимого

А любимый тот

                                  не воротится...

Спать не могла, сидела на кухне, прямо на полу, перед одинокой свечой. Её пламя неспокойно дрожало от дыхания, запуская по гарнитуру хоровод мрачных теней. Воск таял, наполнял истлевшую ложбинку, в которой чудом держался фитиль, скатывался слезами вниз, падал на старенький железный подсвечник.

Я думала о каплях, следила за траекториями их движений. Я думала о танце огня. Я боялась отвлечься и закрыть глаза. Чуть забылась – перед ними снова всплывала кровь. От одного воспоминания о потерянном, угасающем взгляде подкатывала тошнота.

Ноги зябли. Да и вся я продрогла. Сколько я так просидела? Двадцать минут? Час? Два?

– Не спится? – ласковый шёпот заставил вздрогнуть, пламя замельтешило испуганно.

– Нет.

– Холодно на полу. Давай хотя бы плед принесу, а так пойдём посидим вместе. Или ты одна хочешь побыть?

– Не хотела тебя будить. Конечно, с тобой спокойнее.

– Да я и не спал. Не могу никак. Сейчас вроде провалился в сон на час – кошмар приснился.

Май выглядел уставшим и до крайности опечаленным. Я всматривалась в его лицо, пытаясь – и боясь – увидеть разочарование во мне.

– Скажи мне честно, ты презираешь меня?

Май подался вперёд, опустился на колени.

– Что ты? За что?

– Это же я сделала. Этими самыми руками...

Май обхватил ладони, прижал к обнажённой груди. Сердце его стучало ровно, спокойно.

– Ты же не хотела этого. Флоренс наложил на вас чары. Это его вина. Да и то... Даже не знаю, как его винить. Жалко очень.

– Точно не презираешь?

Он вымученно улыбнулся и чмокнул в щёку.

– Не говори чепухи. Пойдём в комнату, пол и правда холодный. Сколько ты так сидишь?

Я пожала плечами.

Май помог подняться, одной рукой взял свечу, второй обнял и направил в спальню. Я не хотела, чтобы он отпускал меня даже на секунду.

– Читал записку?

– Нет, – сказал он, закрывая дверь, пока я куталась в одеяло, поставил свечу на стол. – Боязно как-то. Да и кому она, в конце концов, адресована? Он так и не сказал. А в чужую жизнь лезть не особо хочется.

В спальне свет свечи не казался пугающим. Или страх разгоняло присутствие Мая. Он сел рядом, заполз под одеяло и пригрелся сбоку. Заскрипели пружины.

Дверь закрыли? Мы точно в безопасности?

– Если бы она была написана тебе, ты бы поделился со мной её содержанием?

– Скорее да, чем нет. Мне нечего от тебя скрывать. Если, конечно, сам Флоренс не будет против. Не государственную же тайну он раскрыл в этой записке, верно? А ты?

– Да. Давай прочтём утром. Сейчас я больше всего на свете хочу обо всём забыть. Хотя бы ненадолго.

– Конечно. Милая моя, – он легонько коснулся губами виска, – не носи в себе такой груз. Ты ни в чём не виновата.

– Мне кажется, я такая грязная. Точно преступница.

– Нет! Всё! Мы сейчас о случившемся не вспоминаем. Потом будет время на переживания. Тебе нужно отдохнуть. И я буду обнимать тебя, пока ты не уснёшь.

– Боюсь, до утра я точно не усну.

Май пересел мне за спину, обхватил руками талию. Стало вдвойне теплее.

– Значит, буду обнимать до утра. Или дольше.

Опустила голову на его плечо, остановила взор на ровной линии подбородка, на золотых в свете свечи коротких волосах. От плача Май немного посапывал. Я прислушивалась к этому звуку, и во мне с каждым его выдохом волнами начинала плескаться тревога. Зачем оно всё? Могла ли я этого избежать?

Тебе

Хочешь узнать маленькую тайну обо мне? Я задыхаюсь от пустоты внутри с каждым днём всё сильнее. Она вырывается наружу и поглощает меня неотступно. Иногда мне кажется, что нет пути назад. Недавно я в этом почти убедился.

Я в вакууме. В месте, где не слышно ничего, не видно ничего, не чувствуется ничего. Ничего и никого вокруг. Не имеет значения, как много людей меня окружает и сколько из них приветливы со мной. Я в вакууме, куда им не пробраться.

Ты тот человек, который один из немногих смотрел на меня тёплым взглядом. И даже этот взгляд не мог растопить обступившие меня льды. А огонь внутри тебя не был стабильным, и по-хорошему мне стоило бы быть рядом, чтобы поддерживать его... но нет, я не в силах. Чтобы быть чьей-то опорой, нужно самому твёрдо стоять на ногах. Я не стою. Мне жаль. Мне стыдно перед тобой. Я слабый. Я жестокий. Я сделал тебе больно. Если ты читаешь эти строки, я знаю, тебе больно. Но я иначе не могу. Умереть или умереть? Вопроса не стоит.

Прости. Если ад существует, то я попаду в него и каждую секунду буду испытывать твои страдания. Я заслужил, ты – нет. Прости. Мне так хочется обнять тебя перед уходом, вдохнуть исходящий от тебя сладковато-горький запах. В аду он сотрётся из памяти, чтобы не осталось ни одного утешающего воспоминания из прошлого. Твой запах был моим утешением. Твой взгляд, твоя улыбка, твой голос. Боже, просто ты.

Посмотри на меня хоть раз перед уходом. Не говори ни слова, просто посмотри. Я питаюсь твоей любовью к миру. Ведь в этом мире есть и я, может, и на меня она распространяется тоже?

Для тебя же лучше, если нет. Потому что тебе будет больно. Я убил себя дважды, один раз – клинком, второй – осознанием того, что заставил тебя страдать. Пожалуйста, не сделай меня ещё и убийцей. Тогда, если это вообще возможно, я умру в третий раз.

Я долго думал, любил ли я кого-то хоть единожды в своей жизни. Я не знал, что это за чувство, поэтому и не мог дать ответа.

Но однажды я сказал одному хорошему человеку, что любил всего лишь раз.

Я любил тебя.

Прости.

Свети ярко, как солнце.

Твоё Высочество, наследный принц Флоренс