39 ГЛАВА. Искуситель.

Трясущимися руками я ухватилась за последнюю ступеньку, подтянулась, негнущимися ногами перелезла через борт и упала в руки Флоренса. Я прозябла до нитки, ночной ветер только усиливал нарастающий озноб, а Флоренс был таким тёплым, таким мягким. Он окутал меня объятиями, в которых я полностью растворилась. Магической силой он полностью высушил и согрел меня, но я чувствовала, как в груди всё нарастает и нарастает напряжение, подступает всё ближе к горлу... Тогда я посмотрела на Флоренса, его взгляд был ровным и спокойным. Он излучал уверенность. Голос его тихим, ласковым шёпотом коснулся моего уха:

– Не держи в себе. Ты за несколько минут испытала слишком много.

И я дала волю эмоциям. Как тогда, в первую ночь у Мая.

Когда мы отошли на достаточное расстояние от колодца, Флоренс хлопнул в ладоши, и на земле материализовались подушка.

– Ложись, – сказал он.

Я посмотрела на него непонимающе. Он вздохнул:

– Я хочу помочь тебе восстановить силы, ложись, чтобы лучше подействовало. Я сыграю тебе.

Когда я закрыла глаза, меня окутала нежная мелодия. Она просочилась в каждую клетку моего тела и завладела им, отключая сознание. Я оказалась в невесомости.

Очнувшись, я увидела склонившегося надо мной Флоренса. Стояли рассветные сумерки, но свет восходящего солнца золотил его макушку, ветер слегка шевелил непослушные волосы. На лице его читалась усталость, накопившаяся за ночь, но он был так красив, так удивительно выписан! Мне не хотелось отрывать от него взгляда. Неожиданно для самой себя я подумала: какой бы чудесной вышла картина, если бы мне удалось написать его, если бы мне удалось ухватить его загадочную ауру!

Он молчал. Ничуть не смутившись моего пробуждения, он не только не отвернулся, но и позволил себе дотронуться до моего лица. Его холодные пальцы застыли в районе лба, и от этого места волнами побежал приятный холодок.

– Кто знает, – прошептал он, – насколько ты здесь задержишься. Кто знает, вернёшься ли вновь. Что ты чувствуешь?

– Твои холодные пальцы.

Он рассмеялся.

– Там было много неприятных воспоминаний. Ты отпустила их?

Я пожала плечами.

– Мне кажется, их тяжело отпустить полностью. По крайней мере, сейчас.

– Я лучше смог понять тебя. Мы во многом похожи.

Флоренс лёг рядом, устремив взор в голубеющее небо. Мы лежали углом, соприкасаясь затылками, и было в этой близости нечто противоестественное. Но я пока не могла понять, что именно.

– В чём, например?

– У меня было не самое весёлое детство.

Я повернулась к нему лицом.

– Поделишься?

Флоренс какое-то время лежал, не глядя на меня. Его брови были сведены в напряжённых раздумьях: вероятно, решал, стоит ли открываться мне. Если бы он не видел моего прошлого, я бы устыдилась своего вопроса, так как нехорошо лезть в личную жизнь постороннего человека. А раз Флоренс стал свидетелем самых неприятных эпизодов моей жизни, я посчитала, что это может быть уместным.

– Хорошо, – выдохнул он, принимая сидячее положение. Согнув ноги в коленях, сел совсем не по-королевски, ссутулился, обхватив ноги руками. Я повторила позу. – У меня никогда не было друзей. Вообще титул обязывает к некоторой степени одиночества, и чем он выше, тем меньше людей оказывается рядом. Видела гостей на недавнем торжестве? Думаешь, все они близки с Феликсом? Ни один из них. Так что это наша общая проблема.

– Но между собой вы ведь дружили?

– Иного выхода не было. Мы бы сошли с ума в одиночку. Но Феликсу всё же повезло несколько больше: он был старшим сыном, и родители возлагали на него большие надежды, так как он первым по старшинству наследовал престол. А я... я просто существовал. Был назойливой тенью, мозолящей глаза.

– Тебя не любили?.. – наверное, это прозвучало жестоко, потому что Флоренс наградил меня пронзительным взглядом. Я попала в цель.

– Не за что было. Зря только родился.

Я поспешила его успокоить:

– Ну, во-первых, любят не за что-то. В частности, родители. Я имею в виду, в нормальных семьях.

– Мне показалось, твой отец раньше любил тебя. Но твоя семья явно выходит за рамки нормальности.

– Спасибо, что заметил. Но на самом деле, оттого-то моя семья ненормальная, что он любил меня когда-то, когда я и сама не помню. Мне кажется, я нужна была ему только маленькой. Да и то, любил он меня будто через силу. Потому что хотел мальчика. Наследника.

– А что «во-вторых»? Ты не закончила.

– Ах, да. Во-вторых, ты многое делаешь. Ты талантливый, заботишься о людях, о маках, – хотела добавить, что и обо мне в том числе, но мне это показалось неловким. – И хоть ты иногда чересчур жесток и импульсивен – Чересчур. Жесток. И импульсивен. – Ты заслуживаешь уважения.

– Ты и впрямь так считаешь?

Я кивнула.

– Вероятно, именно из-за того, что тебя недолюбили, ты и стал жестоким и импульсивным.

– Всё-всё! Пожалуйста, хватит. Я уже понял, что поступал несправедливо. Май говорил со мной давно по этому поводу. Ангел, он продолжает верить в меня несмотря ни на что. Говорит, что видит во мне добро.

Меня тронуло то, как ласково Флоренс назвал Мая. Он действительно ангел.

Флоренс не желал в очередной раз слушать проповеди, поэтому я замолчала.

– Мне показалось, – неуверенно начал Флоренс, – я тебе сочувствовал, когда ты была совсем маленькой. Да и когда постарше была тоже. Такое странное чувство, я его раньше не испытывал. Мне было так же больно, как и в детстве, когда меня не принимали близкие, и не от кого было ждать поддержки.

– А сейчас у тебя есть близкий друг?

Флоренс хмыкнул:

– Феликс? Не знаю. Когда-то мы были близки с Женэ, но потом она полюбила Феликса. И их обоих стало меньше в моей жизни.

– А с Маем вы друзья? Я так и не поняла.

– Возможно.

И Флоренс замолчал. Я поняла, что показалось мне противоестественным: он был уязвимым. Секунду спустя маска игривости вернулась на его прекрасное лицо. Он повернулся ко мне, улыбаясь. Таким он был притягательным и отталкивающим одновременно. Близким и бесконечно далёким. Он как будто игрался, позволяя подойти совсем близко, а затем убегая. Это сводило меня с ума.

Я посмотрела в его глаза, совсем тёмные под нависающими над ними волосами. Они были полны тёплой горечи: он будто боролся с невидимым соперником, сам не зная, какой шаг предпринять. Флоренс смотрел прямо, не отвлекаясь на изучение моего лица. Он будто изучал самую душу. Я опустила взгляд на его губы, красиво очерченные, похожие на лепестки одного из множества цветков, что он выращивает у себя в саду. Наверное, он заметил движение моих глаз, потому что почти сразу уголки его губ дрогнули и слегка приподнялись. Это неуловимое движение мускул спровоцировало целый разряд тока, пробежавший по моей спине.

– Никак не могу понять, боишься ты меня или нет, – прошелестел его низкий голос.

– Нет.

На удивление, мой ответ прозвучал достаточно уверенно, но было не ясно, устроил ли он Флоренса. Он помедлил какое-то время, а затем опустился к ближайшему маку, ухватился за ещё совсем молодой бутон и поднёс к лицу, внимательно рассматривая. Поместив цветоложе в ладони меж пальцев правой руки, левой он нежно поглаживал ярко-красные лепестки, будто это была кожа любимой девушки.

– Цветы порой такие загадочные, – произнёс он, стрельнув в мою сторону взглядом. – Такие хрупкие на вид, но содержащие в себе невероятный потенциал к жизни; такие прекрасные, но могущие свести с ума или даже убить... А иногда они бывают капризны и непослушны. Но, тем не менее, я всегда знаю, что у них на душе: когда они страдают, а когда – счастливы, когда им хорошо и когда – страшно. – Он посмотрел тепло и хитро и перешёл на откровенный шёпот: – А ещё у них есть маленькая тайна: они как ничто и никто нуждаются в любви, – с этими словами он бережно поднёс бутон к лицу и провёл по нему губами, одаривая нежным поцелуем, при этом всё так же не сводя с меня глаз.

Что делать? Проигнорировать, сохранив самообладание? Свести к шутке? Где-то совсем недалеко меня ждал мой Май. Флоренс продолжал стоять на колене, удерживая мак на уровне лица. Он смотрел на него, но следил за мной. Я знала. Он оценивал каждое моё движение и просчитывал свою реакцию. Странные шахматы.

Я придвинулась к Флоренсу на расстояние вытянутой руки. Глаза его, обычно подёрнутые дымкой, снова прояснились. Он смотрел на меня в упор и улыбался. Легко, ласково. Слегка наклонив голову и прикрыв глаза, он вновь поддался вперёд, к цветку, и продолжительно поцеловал. Более настойчиво, более откровенно.

Щёки пылали, а сердце грозилось вырваться из груди. Мне следовало остановить этот спектакль, но с удивлением и отвращением я поняла, что эти странные действия Флоренса вызывают у меня бабочки в животе. Я отвернулась. Но в ту же секунду почувствовала, как сильная рука оплела мою талию. Не успела я опомниться, как резким движением Флоренс притянул к себе, и я почувствовала, что бутон, скользнув по моей груди, отскочил в сторону. Некогда сжимающая цветок ладонь опустилась мне на щёку и повторила движения, которыми Флоренс касался лепестков. Его лицо замерло в нескольких сантиметрах от моего, тёмные кошачьи глаза втягивали в себя без остатка, тяжёлое дыхание теплом касалось кожи.

Я почувствовала нарастающую в груди злость:

– Прекрати играть со мной, – сказала я, отталкивая Флоренса, голос прозвучал низко и бесцветно.

Брови его взметнулись вверх. Он выглядел разочарованно.

– Я не играл.

Он смотрел внимательно, и для меня вскоре перестал существовать окружающий мир. Были только его бездонные, почти что чёрные глаза. Гипнотизировал он меня, что ли?

Застыв лишь на пару мгновений, прожигая меня пылающими глазами, от которых будто летели раскалённые искры, Флоренс притянул к себе и впился поцелуем. Руки его с большей силой сжали в плотное кольцо. Тонкие прохладные пальцы заскользили по оголённой коже плеч.

– Что ты делаешь? – крикнула я, оттолкнув его.

– Играю, как ты любишь говорить, – промурчал он, видимо, не осознавая, что я не рада происходящему. – Никогда не фантазировала о подобном? Рассвет, благоухание цветов, лёгкий ветер?

Отрицательно мотнула головой.

– А я фантазировал. Есть в этом что-то запретное. Если думать, что маки – это мои подданные...

– Флоренс!

Он громко рассмеялся.

– Я не шучу, – я встала, отряхиваясь. – Я люблю Мая.

Я сделала шаг назад, желая уйти, но под ногами послышался хруст. Хруст, ещё хруст. Флоренс остолбенел и непонимающим взором осмотрелся. Взгляд его становился всё мрачнее и мрачнее. Я проследила за ним, и сердце моё сжалось: только что цветущие маки в радиусе пяти метров от нас завяли.

– Что случилось? Так это обычно и происходит?

Флоренс качнул головой:

– Не так стремительно. Это из-за нас?

– Из-за тебя, скорее. Я не давала разрешения целовать меня.

Я закипала изнутри от возмущения. Он перевёл взгляд на горизонт, где краснело сонное солнце, с недовольством покачал головой, но всё же призвал флейту и заиграл ту самую надрывную исцеляющую мелодию. На неё цветы то ли от неподходящего времени, то ли от силы недуга откликались не столь активно, как ночью. За полчаса игры удалось оживить лишь дюжину растений.

А мне становилось всё тяжелее. Я чувствовала себя грязной. Почему я раньше не прервала Флоренса, до того, как он поцеловал меня? Я была в силах сделать это.

Похолодало, и я обхватила плечи.

Флоренс был чернее тучи. Вокруг него начали в буквальном смысле сгущаться тени, и холодом веяло именно от него. Он выглядел грознее, чем когда либо, и мне захотелось скрыться, словно нарастающий гнев он мог направить на меня. Тени разрастались и уже окутывали меня, когда он наконец сумел взять себя в руки.

Я всё ещё дрожала от нервного напряжения, смотрела то на маки, то на Флоренса, то на небо, пытаясь понять происходящее. 

Когда маки ожили, прошло уже приличное количество времени. Солнце на четверть приблизилось к зениту. А я стояла, как прикованная, и не могла пошевелиться. Флоренс, убрав флейту, пошатнулся, но я даже не думала протягивать ему руку. Я к нему вообще не желала прикасаться.

Восстановив силы, он поманил вслед за собой, и молча мы направились домой. И как я буду смотреть Маю в глаза? Сказать ему или не тревожить? Лучше сказать...

– Прости, – глухо произнёс Флоренс.

– Угу.

Я всё ещё была зла на нас обоих, поэтому не хотела развивать диалог.

Под тёплым утренним ветром мы шли всё дальше и дальше от поля, неся с собой каждый – свои переживания.

Только приблизившись к дому, я издалека почувствовала неладное. Что-то было не так, чего-то стало больше. Но чего? Залитая солнцем поляна, порхающие над цветами бабочки, пение птиц, сливающееся с людскими криками. Толпа! Последователи культа вновь пришли раньше? Или задержались? Но почему они как будто возбуждены сильнее обычного?

– Вот же вонючие шавки, – прорычал Флоренс и ускорил шаг, я бросилась вслед за ним.

За калиткой собрался народ. Около двадцати человек всего: чуть меньше, чем обычно, но достаточно, чтобы устроить шум. Они не просто кричали, они выкрикивали злые ругательства, плевались и чем-то бросали в середину импровизированного круга. И после каждого броска слышались полные боли стоны.

Сердце сжалось.

Май!

Я перешла на бег, желая пробиться к центру, но Флоренс меня опередил.

– Разошлись быстро! – его голос прогремел над двором. Люди обернулись, бросили взгляд на его пылающие решимостью глаза и в страхе отступили на несколько шагов.

В центре круга полулежал человек. Он дрожал и всхлипывал, опустив голову. Белая рубаха полностью испачкалась в грязи, пепельные волосы в красный окрасила свежая кровь. Кровь. Повсюду была кровь. Как я и предполагала, это был Май. Опирался на руку, пытаясь сохранить равновесие, но она предательски дрожала.

Я упала рядом на колени, больно ударившись о каменную дорожку, но о моей боли сейчас речь не шла.

– Май! Солнышко, хороший мой! – я даже не понимала, что говорю. Мне было важно говорить как можно больше ласковых и тёплых слов. Я осторожно, чтобы не сделать ещё больнее, обняла его, а он, уткнувшись лицом в мою шею, не переставая, всхлипывал, тяжело дышал, и судорожное дыхание его, наполненное невыразимым страданием, опаляло мою кожу. Я не заметила, как по щекам покатились слёзы.

– Отойди, – прошептал он, – в тебя прилетит...

Тем временем вокруг Флоренса вновь заклубился чёрный дым.

– Безмозглые твари! Потрудитесь объяснить, что сейчас произошло! – настолько яростно его голос не звучал ни разу.

Люди пятились к выходу, никто не решался заговорить первым. Было слышно, как кто-то в толпе признал Цветочного принца.

– Стоять! Никто не выйдет. Попытаетесь сбежать, и я убью.

– Он... он..., – замямлил какой-то мужчина, – он не помог предотвратить смерти. Девчонка умерла. Бедняки на окраинах умирали от голода. Он дал нам корзину фруктов, 48 часов времени и сказал, чтобы мы искали работу! Разве этого достаточно?! Разве он не мошенник?! Воды нет совсем!

– Я отдал им всю еду, – просипел Май тихо-тихо.

Я погладила его по слипшимся от крови волосам:

– Ты отдал им целых два дня своей жизни!

– Кажется, этого было мало, – вздохнул он.

– Идиоты! – крикнул Флоренс. – Сами построили себе веру, сами и свергли богов, потому что они не такие, как вы хотите. Да только верить нужно не в чудо, а в себя самих! Не наделять людей немыслимыми способностями и вверять им свои жизни, не передавать в их в руки ответственность за каждый свой шаг, а самим отвечать за себя. Он вам кто? Мессия?!

Щелчок – и все камни, летевшие до этого в сторону Мая, поднялись в воздух, второй – начали со свистом бить по толпе. Были слышны вскрики, тупые удары, кто-то упал наземь. Началась возня и паника. Люди кричали, пытаясь спастись бегством, но что-то мне подсказывало, что рано или поздно Флоренс их найдёт и отомстит.

Мне этого хотелось. Гнев разъедал грудь изнутри.

– Убирайтесь! – прокричал Флоренс. Он опустился на одно колено перед Маем, перехватил его и взял на руки. Май проговорил обессилено:

– Вы испачкаетесь, отпустите...

Флоренс мягко прошептал:

– Молчи, всё будет хорошо, – и посмотрел на Мая бесконечно тёплым взглядом.

– Я не вижу Лайлу, где она?

Май посмотрел на меня продолжительно, тоскливо и не сказал ни слова. Сердце пропустило удар. Что они сделали с Лайлой?

Пока Флоренс играл Маю целебную песнь, начался проливной дождь. Я обошла дом и двор под сильными порывами ветра в поиске собаки. С каждым шагом, грудь сжималась всё сильнее. Я знала, что меня ждёт.

Спотыкаясь о редкие камни, окрашенные кровью, я дошла до сарая. Он покосился от старости и оброс мхом. Старая трухлявая дверь, открывшись со скрипом, впустила внутрь стремительные капли дождя.

Русская борзая – крупная собака. В высоту она превосходит рост человека.

Если её подвесить к низкому потолку деревянной постройки, задние лапы протянутся по полу.