28 ГЛАВА. Клуб заблудших и отчаянных.

В пятницу вечером отдохнуть не посчастливилось: Марк позвал нас на репетицию своей группы. Он готовился к какому-то гаражному концерту и разучивал новую песню. С приближением начала репетиции желание идти куда-либо таяло всё сильнее. Я устала за неделю и не хотела терять время, которое могла бы потратить на себя. С появлением психолога в моей жизни всё стало куда тяжелее: ни времени тебе, ни отдыха... Ещё и тревога неясная появилась, и усиливалась она после сеансов с Ириной Владимировной. То ли я ей говорила? Не слишком ли много личного озвучила? Мне было мучительно страшно открываться.

Катя шла рядом молча. Когда я рассказала ей о приглашении Марка, она даже обрадовалась: «Ну вот, ты, наконец, развеешься!» Но стоило мне намекнуть, что Катя тоже приглашена, как улыбка исчезла с её лица. Она явно не желала видеться с Марком, но долго её уговаривать не пришлось. Для приличия она поворчала, но всё же согласилась составить мне компанию.

Огромный гараж, из которого уже вовсю грохотала музыка, находился недалеко от дома Марка, так что нашли мы его без особого труда. Более того: я в нём в своё время не раз бывала. Гараж был окружён старыми берёзами, порос крапивой и репейником. От него пахло камнем, пылью и детством, а по стенам струились узорами граффити, переходящие в неуверенные меловые рисунки домиков и солнышек.

Громкая музыка, запах сигарет, алкоголь... С этим местом связано достаточно много воспоминаний. В том числе, именно здесь Никита предложил мне встречаться. Н-да, целая жизнь пролетела!

Подойдя ближе, мы с Катей переглянулись. Наверное, в головах у нас была одна и та же мысль, которую мы так и не озвучили. Мы вернулись к тому, с чего начали.

– Проходи, проходи, – ухватив Катю за локоть, Марк повёл в гараж. Она опустила недовольный взгляд туда, где пальцы с кое-как накрашенными ногтями сминали её любимую блузку, поморщилась и повела плечом, однозначно давая понять, что прикасаться к себе она не позволит.

Быстро сообразив, что допустил ошибку, Марк убрал руку и сделал вид, будто ничего и не произошло. С важным видом он начал экскурсию по своему логову.

Никита, чья рука уже полпути покоилась на моих плечах, прыснул со смеху и нагнулся к уху:

– У Марка нет никаких шансов.

Катя хотела постучаться, но дверца была приоткрыта, и она заглянула туда нерешительно. Это было так не похоже на неё. Интересно, о чём она думала в этот момент? Жалела, что согласилась, или боялась чего-то?

Машина в гараже как всегда отсутствовала, её место занимали барабанная установка и колонки. За гитарой и барабанами были двое выпускников этого года, я была косвенно с ними знакома, так как в основном Марк приглашал на свои одиночные репетиции, а группой собирался без свидетелей. Он говорил, что лишние глаза и уши только мешают рабочему процессу.

Он сидел на большом деревянном ящике и болтал ногами. Одной рукой поддерживал лежащую на коленях гитару, в другой держал наполовину пустую бутылку пива.

– А вот и они! – воскликнул Марк и спрыгнул на пол. – Внимание всем! Возвращение блудных дочерей!

Не нужно было смотреть на Катю, чтобы понять: она закатила глаза и уже готова была развернуться и уйти. А во мне боролись противоположные, но одинаково сильные эмоции: радость, связанная с прошлым, тревога и боязнь неизвестного. С этим человеком, ставшим мне другом, с этим местом, со звуком вечно расстроенных инструментов связано огромное количество воспоминаний, которые можно было растянуть на несколько лет, но уложились они всего в какой-то там год. За то время, что мы не общались так близко, как когда-то, многое должно было измениться. В том числе и отношение ко мне.

Недоверчиво я оглядела присутствующих, но они были одинаково отсутствующими: один настраивал гитару, другой ковырялся в телефоне. Неловко им было или оттого, что нарушили их уединение, или оттого, что сделали это именно мы. Интересно, Никита здесь будет?

Одна мысль о нём – и в груди неприятно заныло, ладони начало сводить от тревоги.

– Ради Бога, не говори всю эту пошлость! – скривилась Катя.

Марк сконфузился. Тяжело вздохнув, обвёл большими глазами помещение. Всё его от пола до потолка занимало напряжение. И я не знала, как можно его побороть.

– Простите, – сказал Марк тихо и искренне, без присущей ему театральности в речи. – Я просто рад вас видеть, вот и всё.

Катя кивнула, не удостаивая Марка взглядом.

– В общем, проходите, садитесь, – Марк выглядел излишне взволнованным. Он суетился, скидывая с ящиков ненужные вещи, переставляя бутылки и банки.

Сев на более-менее чистое место, я осмотрела просторное помещение, заваленное снесённым сюда разносортным хламом, будто что-то искала. Вернее, кого-то. Марк стоял рядом, попивал пиво и делал пометки в лежащей рядом со мной тетради. Она выглядела как чёрт знает что: страница была исписана вдоль и поперёк, поля заняты пометками, что-то перечёркнуто, что-то старательно замалёвано. Это было его рабочее поле, и в нём Марк разбирался, на удивление, хорошо.

Нагнувшись к нему и понизив тон, чтобы ребята из группы не услышали, я спросила:

– А Никита придёт?

Марк пожал плечами:

– Да хуй его знает. Я позвал.

Значит, может прийти. Почему я так боюсь встречи с ним? Столкнулась взглядами с Катей. Кажется, она поняла ход моих мыслей, и от этого неодобрительно мотнула головой. Ей Никита не нравился, как и вся эта гаражная тусовка. Оттого было ещё удивительней, как быстро она согласилась пойти со мной.

– Итак! – излишне торжественно скомандовал Марк, вернувшись к своему месту у стойки с микрофоном, водрузил на себя гитару. – Песня для дам в первом и последнем ряду. «Клуб заблудших и отчаянных». Слова: Марк Кравиц; музыка: Марк Кравиц.

– Я вообще-то то..., – робко возмутился барабанщик, но Марк не дал ему закончить, ударив по струнам.

Энергичная мелодия наполнила пространство. Отвыкшая от звука барабанов, я подскочила от их неожиданной громкости. Марк хорошо пел, и с того момента, как я слушала его в прошлый раз, его навык в этом плане улучшился. Хриплый, прокуренный голос его был очень эмоционален и хорошо передавал смысл текста. Сама песня была не из грустных, но Марк исполнял её с таким надрывом, что мурашки бежали по спине. Он вообще писал песни в духе эмо-групп нулевых. Когда они были на пике популярности, я ещё ходила пешком под стол, но отчего-то их звучание отложилось в памяти, и каждый раз, когда играло нечто подобное, меня накрыло волной ностальгии по детству.

Марк выглядит таким беззаботным, когда занимается музыкой и выступает. Видно, что в этом – его призвание. Интересно, какая у него будет судьба? Что он выберет: музыку или психологию? Сможет ли совмещать работу и хобби? Не знаю, я и о себе точно сказать ничего не могу. Надеюсь, и ему, и мне одинаково повезёт в жизни.

Повезёт... Неправильное слово, фаталистичное. А я не фаталистка. У меня есть единственный ключ к счастью – я сама. И только от меня зависит, смогу ли я достичь желаемого. Это безумно тяжело, но как иначе? Разве это неправильно? Разве можно по-настоящему полагаться на судьбу, предсказания, гороскопы? Да даже не беря в расчёт всю эту эзотерику, разве можно положиться на кого-то, помимо себя, в выборе жизненного пути?

Я знаю девушек, которые выбрали профессию только по наставлению родителей. При общении с ними я невольно внутренне закипаю, потому что они порой представляются мне марионетками, у которых есть невидимый кукловод, управляющий всеми их решениями. На деле же они кажутся безвольными. Они могут быть даже весьма успешными и по-своему счастливыми. Я смотрю на них и не понимаю: это лишь иллюзия счастья от неосознанности, или всё взаправду? И я, если чуть-чуть задумаюсь и углублюсь в мысли о том, как строиться жизнь таких девушек (в основном, именно их) внутри семьи, понимаю, что мне нечего на них злиться. Я могу лишь посочувствовать. Легко сказать «беги», когда у самой руки практически ничем не связаны. Легко, да сама не могу побежать.

Бывают девушки, которые осознанно ищут тех, кто будет их обеспечивать. Честно? Я им завидую. Если они везучи не нарваться на тирана, конечно. Если так подумать, то жить в своё удовольствие, зная, что тебе самой не нужно прикладывать усилий для заработка средств, не так уж и плохо. У меня в голову закрадывалась мысль: «А что, если я брошу всякие попытки самореализоваться в карьере, доверюсь избраннику и направлю все силы и всё свободное время на себя, дом, творчество?» Разве это ни было бы идеальным решением?

Но что-то говорило, что нет. При сильном доверии к партнёру, при его высоком заработке, я не смогу расслабиться. У меня должна быть финансовая подушка, должно быть образование. Я сама должна уметь нести за себя ответственность. Я должна контролировать свою жизнь.

Ну и, что не маловажно, каковы шансы, что человек, которого я полюблю, сможет единолично обеспечивать семью?..

Гаражная дверь скрипнула, резко потянуло холодом. Сердце пропустило удар, дыхание замерло. Отчего же это? Не влюблённость ведь заново играет со мной злую шутку? Похожее со мной бывало, когда я видела входящее сообщение от Никиты, когда встречалась с ним взглядом. Я так волновалась в эти моменты, что вот-вот могу получить любовь, о которой мечтала всю жизнь! А что сейчас? Почему мне так тревожно?

На русых волосах Никиты танцевал солнечный зайчик, просочившийся сквозь прореху в стене. Весенний воздух, ещё прохладный, задувал через открытую дверь, заполнял голову. Я не желала думать ни о чём, кроме любви. Ни о контрольных по латыни и праву, ни о приближающейся сессии, второй в моей жизни. Марк должен был вернуться нескоро, и мы сидели друг напротив друга, неловко хихикая. Какой-то противный голосок в голове без конца кричал: «Поцелуй его! Поцелуй сейчас же! Ждать невозможно!»

Я не поцеловала. Но именно в тот день поняла наверняка, что Никита что-то ко мне испытывал. Его глаза сверкали, как у пьяного.

А может, он просто чего-то дерябнул.

Катя вздохнула: она, казалось, не была рада ровным счётом никому из присутствующих. По какой причине это происходило с ней, я не знала. Поначалу, когда мы только влились в эту гаражную тусовку, всё было нормально. От Марка она стабильно воротила нос, но всё остальное её вполне устраивало. И Никита на первых порах тоже. А вот когда мы расстались, при каждом упоминании его Катя прилагала заметные усилия, чтобы не закатить глаза до затылка. Нет, она выслушивала меня, поддерживала, успокаивала, когда это было необходимо, но эта тема будто доставляла ей немалые душевные страдания. Не влюблена же она в Никиту? Быть не может!

Никита поприветствовал собравшихся, наградил меня растерянным взглядом, поджал губы и отвернулся. Что-то мне подсказывало, что Марк о моём визите Никиту не предупредил. Уж не сводничать он вздумал? Впрочем, меня это не должно волновать. Никак не должно...

Марк продолжал радовать нас музыкой, изредка песни сменялись комедийными историями из его весёлой жизни и превращались в мини стенд-ап, основанный на каких-то мелких стычках в маршрутках, его университетских и школьных похождениях. Иногда это даже было смешно. Но напряжение никак меня не отпускало.

– Майя, – и снова этот голос! Он раздался из-за спины, когда Катя по просьбе Марка отошла помочь с текстом: филолог как-никак! А он будто только этого и ждал: подкрался сзади. – Можно с тобой поговорить? – спросил Никита. Взгляд у него был нерешительный, напряжённый, метался из одной точки в другую.

– Валяй, – я не поднимала глаз, разбалтывала газировку в стаканчике и старалась придать тону непринуждённости: нет – значит нет, и на большее ему нечего рассчитывать. Но как же тяжело было на душе!

– Мне кажется, у нас есть какая-то недосказанность.

Я пожала плечами.

– У нас даже толком ничего и не было. Рано поняли, что не подходим друг другу. Разве это плохо?

Краем глаза заметила, как неодобрительно стрельнула взглядом в мою сторону Катя, прицокнула языком и продолжила читать неразборчивые каракули Марка.

– Ты может что-то и поняла, а я нет. Я тогда согласился с тобой, но мне было больно. Всё же было хорошо. Где я ошибся?

Пузырьки понимались со дна на поверхность всё реже и реже. Скоро напиток потеряет свой вкус.

– Да нигде. Мы просто разные. И нам не по пути.

Я наконец посмотрела на Никиту, и в сердце что-то кольнуло: в его взгляде и правда читалась боль. Никогда бы не подумала, что он мог меня любить по-настоящему. Наверное, для него это было ударом по самолюбию. Что, никогда девушка не бросала?

Честно, я и не знала, за что на него злиться. Просто раздражала его назойливость в данный момент.

– Хорошо! Помнишь наш разговор о музыке?

– Об этих твоих что ли?

– Да! «Об этих моих».

– Он тебя так задел?

– Понимаешь, всё, что относится ко мне – часть меня. Если ты не принимаешь часть меня, ты не принимаешь меня целиком.

Никита закатил глаза.

– Да кто тебя не принимает? – он сказал это слишком громко, осёкся, огляделся: проконтролировал, что никто не подозревает о назревающем скандале. – Мне не нравится такая музыка – вот и всё! Ты будто слушаешь то же, что и я?!

– Не в этом дело! Можно просто не слушать, потому что это не в твоём вкусе, а можно поливать исполнителя грязью и насмехаться надо мной из-за того, что я его слушаю. Хорошо, я сводила это в шутку. Это не было слишком болезненно, потому что я никогда не была частью фандома или типа того, не горела желанием отдать жизнь за кумира, но это мои предпочтения. Ты посмеялся над ними.

– Господи! Да все над этим смеются. Ты заходишь в Интернет?

– Мне не интересны все. О чём может сейчас идти речь, если даже в такой банальной теме ты не можешь меня понять? – сердце колотилось как бешенное. Я ненавидела конфликтные ситуации, они были чересчур стрессовыми для меня. По прошествии дня я ещё длительное время прокручивала в голове каждую сказанную мной или оппонентом фразу, анализировала, делала выводы, пока не понимала, что по большей части права, и не успокаивалась.

– Всё! – Никита поднял руки над головой и поспешил ретироваться.

Наш разговор ни к чему не привёл, лишь оставил тяжёлое послевкусие. Когда мы расставались, оба будто бы были к этому готовы, по крайней мере, тогда Никита не был удивлён. Пожал плечами, развернулся и ушёл. Видимо, он много об этом думал впоследствии.

– Майя! – при звуке этого голоса я уже вздохнула с облегчением, и нервная дрожь, копившаяся при напряжении, прошлась вниз по рукам. Катя приглашала принять участие в творческом процессе. На деле же спасала от неловкой ситуации и неприятных эмоций.

И она, и Марк, видно, понимали, что сейчас произошло. Или даже слышали. Глупо полагать, что в таком маленьком помещении с хорошей акустикой можно было провести личный разговор. Катя не подавала виду, сосредоточенная на несостыковке в тексте, а Марк выглядел излишне взволнованным и виноватым. То ли из-за того, что свёл нас с Никитой, то ли из-за того, что вновь в чём-то провинился перед Катей.

– Вот, смотри, – Катя указала на текст. – Здесь слово «рефлексия» неуместно. Не только по ритму, но и по стилистике.

– А чем заменить? – Марк поднял на неё беспомощный взгляд.

Он смотрел на Катю как на королеву, которой был недостоин. Рядом с ней он тушевался, его голос становился тише на пару тонов. Казалось, Марк её боготворил. В некоторой степени я ей завидовала. Катя в свою очередь остыла и уже не была с ним так строга, как вначале. Она даже улыбнулась ему разок, что очень меня удивило. Но она быстро убрала улыбку с лица, и оно вновь приняло строгий вид. Интересно, что творилось у неё в голове? Но как в этом разобраться, если даже свои мысли и чувства мне не всегда подвластны?

Мы ушли быстро: ни я, ни Катя не хотелиоставаться ни на минуту дольше. Марк заметно расстроился. Держу пари: онсегодня же напишет сообщение и попросит прощения. Никита попрощался сухо. Дажене словами – кивком.

– И что это всё было? – шумно выдохнула Катя, когда мы уже приближались к дому. На часах было около десяти.

– Ты про Никиту или Марка?

– Про всё! Я... я даже не знаю, что сказать, – она выглядела растерянной.

– Прости, что позвала с собой.

– Брось! – отмахнулась Катя. – Я же сама согласилась. Просто там было ужасно неловко. О чём вы говорили с Никитой?

– Он никак не может понять, почему мы расстались.

– Хочет вернуть отношения?

Я посмотрела на Катю с подозрением: а точно она не влюблена в него? На кой чёрт он ей?

– Не понимаю, – ответила я.

– А ты?

Я даже остановилась от неожиданности.

– Нет. Я же сама с ним рассталась. Почему ты спрашиваешь?

Катя мотнула головой.

– О тебе беспокоюсь.

Мне её тон не понравился. Вовсе не потому, что я ревновала. Мне не нравилось, когда обо мне «беспокоились» вот так, будто я не в силах принимать решения и отвечать за них.

Больше я говорить ни о чём не хотела, и мы дошли до дома в молчании. Я хотела во что бы то ни стало отдохнуть в субботу от людей и от мыслей.

В час ночи я проснулась от СМС «Прости за сегодняшний вечер». Только отправлено оно было с незнакомого номера.