22 ГЛАВА. Одиночество.

Электричка качает, как в колыбели. Вверх-вниз, вверх-вниз. Хлопают ржавые незакрывающиеся двери между вагонами. Который час? Семь утра! Такая рань. Я совсем не выспалась. Как хорошо, что не проспала свою остановку! Приснившийся кошмар этому помешал. До сих пор сердце уняться не может. Нужно будет купить успокоительное, которое выписала Ирина Владимировна, как только приеду. И обязательно пересказать ей сон. Что он может значить? Но об этом подумаю потом.

Оглядываюсь: в вагоне никого. Даже старушки почему-то сегодня предпочли остаться дома и не ехать на дачу ни свет ни заря. Странное дело: погода сегодня прекрасная! Настоящее бабье лето началось. День солнечный, танцующие лучи очерчивают поверхность кресел, перебегая с протёртой кожи спинок на продавленные сидения. В глазах рябит от теней быстро сменяющих друг друга деревьев за окном. И я прикрываю глаза. В наушниках – агрессивный корейский рэп.

Я еду туда, где меня никто не встретит.

Выхожу на перрон в половине восьмого. Небо чистое, голубое, по-летнему жарко. Двухэтажное здание вокзала рыжеет от тёплого света. Никто никого не ожидает на платформе. Никто и не выходит, кроме меня. Странное дело. Завязываю шнурки, поправляю съехавшую лямку от сумки. За это время поезд успевает уехать.

Голуби лениво прохаживаются вдоль путей. Самцы, ухаживая, танцуют танцы, курлыкают, распушив хвосты, словно павлины. Самки, не обращая на них внимания, лениво собирают с асфальта крошки.

Первый этаж вокзала закрыт на ремонт. Стены его пропитаны удушающим запахом общественного туалета. Его давно не чинили, давно не чистили. В нём нет унитазов, нет ни ручек, ни замков на дверцах кабинок, выключатель вырван с корнем. Из дыры в стене свисают голые провода.

Раннее утро. Начало нового дня. Машин на дорогах нет: иди хоть по проезжей части. Или приляг на неё. Что будет? Закрой глаза и не открывай до последнего. Успеешь вовремя спастись?

Мысли после тяжёлого сна недобрые.

Залитая солнечным светом аллея. Лавочки, недавно посаженные кипарисы. Увядающие бархотки. Ни души.

Родной двор с серыми стенами, следящими за мной пустыми глазницами оконных проёмов. С выбитыми стёклами, цепляющимися за осколки занавесками. Издали слышится печальный собачий скулёж...

А вот и дом. Поднимаюсь на свой этаж. Звоню в звонок. Никто не открывает. Минуту стою, две. Звоню ещё. И ещё. Где же мама? Мы договорились, что она встанет раньше и встретит меня.

Меня никто не ждёт.

Достаю ключи, открываю дверь. Знакомый щелчок, знакомый скрип. Сама не ожидала, что так скоро по нему соскучусь. Чем дольше ты живёшь отдельно от родителей, тем реже возникает тоска по дому. Пустой тёмный коридор. Я иду по нему, ступаю на ковёр. В зеркале отражается мой тёмный силуэт, сверкают чужие глаза. Взгляд этот недобрый, уставший, как в том страшном сне. И я отворачиваюсь, чтобы больше с ним не встречаться. Вожу плечами, как бы стряхивая с себя наваждение.

Когда-то из кухни по утрам пахло свежей капустой и обжаренными морковкой с луком. Теперь там не пахнет ничем. Там пусто. На столе ничего, будто вынесли всё заранее, будто с квартиры мама съехала, не предупредив меня. Грудь сдавливает от внезапной тревоги.

Капает вода из крана.

Кап-кап.

Захожу в зал и застываю на месте. Он также пустует. В буквальном смысле. Здесь нет даже мебели. А обои, которые поклеили всего лет пять назад, висят лоскутами. Что, чёрт возьми, здесь произошло? Где мама?

– Мама?

Тишина. Лишь отчётливый стук сердца. В спальне никого нет. Нет ни в ванной, ни на балконе. В квартире пусто. Но как же так? Разве вчера мы не созванивались? Не могла же мама уехать и ничего мне не сказать о своих планах? Не дать адрес нового места жительства? Где же мне её искать?

Трясущимися руками достаю телефон. Девятый час. Так-так-так, без паники! Сейчас я со всем разберусь. Вышла какая-та путаница – не иначе. Открываю контакты, пролистываю их, но почему-то в числе номеров на букву «м» не нахожу самого главного. Где же её номер? Может, удалила случайно? Маловероятно, но такое могло случиться по рассеянности. Ничего, я должна помнить его наизусть.

8-910...

А что дальше? Как странно, не помню, что дальше идёт. Какие числа следом? Пятёрка? Семёрка? Чёрт!

Если я сейчас позвоню отцу, какова вероятность, что я его разбужу? Вдруг он в курсе, куда могла деться мама? Конечно, такой исход довольно фантастичен, потому что в первую очередь она бы сообщила о своих передвижениях мне, а не ему.

Вдруг на квартиру был налёт, и маму похитили?..

Открываю контакты на букву «п», пролистываю немногочисленные телефоны. Та же проблема. Где телефон отца? Его номер я точно не знаю. И кому мне звонить? Куда все могли подеваться в одночасье? Телефона бабушки у меня никогда не было...

Господи, что за чертовщина?

Недолго думая, решаю позвонить Кате. Она точно в это время уже не спит. Занятий сегодня быть не должно, так что она наверняка мне ответит. Она, скорее всего, сейчас убирается или готовит. Она выслушает меня и скажет, что делать в такой ситуации.

Её номер нахожу без проблем. Слышу в трубке гудки, и становится немного легче от осознания того, что вот-вот я услышу знакомый голос...

– Алло? – но отвечает грубый мужской.

– Алло. А можно Катю?

– Кем вы ей приходитесь? – голос суровый, безэмоциональный. От него мне становится не по себе.

– Подруга. Я Майя. Вы папа Кати?

– Нет, с вами говорит сотрудник полиции Николай Иванович Быстров, – сердце ухнуло вниз, и все дальнейшие слова я почти не воспринимаю, – Екатерина Васильевна вчера была найдена во дворе собственного дома убитой.

Нет.

– Ч-что?

– Её изнасиловали. Подкараулили в подворотне между домами и напали. Экспертиза установила разрыв внутренних органов, обильное кровотечение, что и повлекло смерть. Также многочисленные переломы рёбер, правой руки...

– Подождите, зачем вы всё это перечисляете?

– Перелом затылочной кости...

– Прекратите!!!

Но сухой механический голос продолжал:

– Преступник оставил порезы на лице, чтобы было тяжелее опознать тело. Глубокий порез пролегает вдоль лба, почти отсечена нижняя губа...

С оглушительный звоном телефон встречает стену и разлетается на осколки. Почему? Почему? Почему?!

Не может такого быть! В полиции ошиблись. Лицо же изу... О Господи!

Как такое может произойти? Катя была живой! Была? Нет, она жива! Она никак не может умереть! Мамочка... Мама? Милая моя, ну где же ты, когда так сильно мне нужна?! Где же вы все? Где хоть кто-нибудь?

Стена голая, холодная, совсем не родная. Но я прижимаюсь к ней, чтобы почувствовать хоть малейшую опору.

Пожалуйста, я не хочу верить, что такое возможно! Куда мне идти? Что мне делать? Вернуться и пойти в полицию? Я должна увидеть Катю! Они ведь ошиблись, и я смогу это подтвердить! Она редко берёт с собой паспорт, как же в полиции удалось её опознать, да ещё и в такие короткие сроки? Нет, это никак не может быть Катя! Я не могу в это верить.

А мама? Где же она? Может, и мне стоит обратиться в полицию и заявить о пропаже человека? Как ещё мне её искать? Уж не придётся ли идти к бабушке? Тяжело признавать, но сейчас это единственный человек, который у меня остался. Мы никогда не были близки хоть на долю так же, как с мамой или Катей. Как я к ней приду?

Или зайти к соседям, узнать, не слышали они чего? Вдруг кто-то из них в курсе? Должно быть около девяти. Пятница. Разве кто-то сейчас остался дома?

Чёрт! Чёрт!

Поднимаю руку к глазам, сквозь слёзы вижу под ногтями кусочки кожи. Опять... Боль немного отрезвляет.

Как такое могло произойти? Как в одночасье можно всех вокруг лишиться? Вчера перед сном я говорила по телефону с мамой, и никак не могла его удалить. Мама отвечала бодро, хвалила за отработку. Катя... Она разбудила меня, как обычно, приготовила кофе, завтрак.

Я же видела её буквально сегодня...

Сегодня?