23 ГЛАВА. Небытие.

Просыпаюсь от нехватки воздуха. В панике осматриваюсь: ночь, спальня, рядом лежит Катя. Живая. Это оказался всего лишь дурной сон! Я и не сомневалась, что всё на самом деле в порядке. Просто удивительно: во сне я была уверена, что проснулась в действительности. Приснится же такое! Отвратительный сон!

– Уже не спишь? – сипит сонным голосом Катя. Я улыбаюсь: так приятно слышать его.

– Не сплю. Кошмар приснился.

– Ничего. Это просто сон. Ложись спать.

Вечером Катя предложила посмотреть французскую комедию. У меня не было особого желания, но я решила, что таким образом смогу хоть ненадолго отвлечься от мрачных мыслей, вызванных в том числе сном. Обложившись подушками, одеялами и едой, мы уютно расположились на кровати перед ноутбуком. Фильм был интересный, но меня совсем не веселил. Я смеялась только ради приличия, чтобы не ставить Катю в неловкое положение. Неприятно, если ты один считаешь что-то забавным. Наверное, я хорошо вошла в роль, потому что Катя совсем не замечала моего наигранного смеха.

Мне спокойно рядом с ней. Я думаю: не стань этого человека, мир для меня окрасится в серый. Но действительно ли я любила Катю? Дорожила ли я ей или моя боязнь потерять её основана лишь на страхе одиночества? Так ли она незаменима в моей жизни?

И я перевожу взгляд на неё: оживлённые добрые глаза, ямочка на щеке. Я привыкла к её лицу, как к собственному. Но что будет, если Кати не станет на самом деле? Пускай даже в переносном смысле. Если мы вдруг поссоримся, разъедемся. У меня не останется хоть сколько-нибудь близких друзей. Меня будет пугать одиночество или отсутствие конкретного человека в моей жизни?

Или это у всех так? Что, если все люди именно таким образом дорожат другими? Только через эгоистичный страх остаться одному.

– Останови, пожалуйста, я отойду.

Катя не реагирует: продолжает увлечённо следить за происходящим на экране. Улыбается глупой реплике главного героя.

– Катя? Ты меня слышишь?

И вновь: ноль реакции. С ума сойти: вот это сосредоточилась на сюжете! А ведь фильм простецкий.

Вожу рукой перед её глазами. Молчит. Даже взглядом меня не удостаивает. Играть вознамерилась?

Кладу ладонь прямо Кате на глаза. Смеётся.

– Говорю тебе: поставь на паузу. Вот ведь негодяйка.

– Ну и дурак, – отвечает Катя будто вовсе не мне.

Отнимаю руку, смотрю на неё вопросительно, а она – на экран. Там главный герой попал в очередную комичную ситуацию и теперь висит в одном нижнем белье на карнизе. Как она увидела это через мою руку?

– Катя? Катя! Ну не смешно. Хватит дурачиться. Обрати на меня внимание!

Но она словно и не слышит. Продолжает невозмутимо смотреть фильм.

– Ну и пожалуйста! – перед дверью оглядываюсь: она по-прежнему меня игнорирует! Только задумалась о ссоре – и на тебе.

Моего полотенца в ванной нет: должно быть, Катя бросила его в стирку. Раздражённо стряхиваю воду с рук. Вот ведь: на пустом месте! Не даром сон приснился, где я Катю потеряла. Понимаю, что она шутит, что она не со зла, но это неприятно.

Поднимаю голову и взгляд цепляется за стаканчик для зубных щёток. Почему в нём только одна? Причём щётка Кати. Ах так? Она зашла настолько далеко? Решила сделать вид, будто меня и вовсе не существует? Шутки шутками, но это грубо. Это ей так просто с рук не сойдёт!

– Катя! – голос становится полнозвучным и громким. Сама его пугаюсь. Если ещё она засмеётся на мою реакцию...

Но Катя молчит.

– Господи, да ты издеваешься что ли? Ты хоть понимаешь, что это совсем не смешно? Где моя щётка?

Тишина.

– Ты меня за идиотку держишь?

Клянусь: не могу смотреть на её расслабленное лицо.

Подхожу к ней я в ярости хлопаю крышкой ноутбука. Катя хмурится, оглядывается, но меня вновь не замечает.

– Сквозняк ведь не может захлопнуть крышку? – шепчет она себе под нос.

– Сквозняк? Так я теперь сквозняк?

Шлепок.

Ладонь жжёт и покалывает. Катя держится за щёку, морщится. Молча встаёт и идёт на кухню.

– П-прости, я... – сама не знаю, как так получилось. Плетусь за ней, держа руку на весу. Жжение разливает в ней вверх до локтя.

Катя достаёт аптечку, обезболивающее, выпивает его. Ставит чайник.

– Я понимаю, за такое действительно уже можно и объявить бойкот, но... Почему ты это делаешь?

Катя промывает заварник, достаёт чай и кружку. Так, а где моя? Та, что мне подарила мама на прошлое Восьмое марта?

– Ты и кружку мою спрятала. Хорошо: представление ты придумала прикольное, но я не оценила. Мне физически больно, когда меня игнорируют. Я чувствую, что я действительно невидима, понимаешь? Это ужасное чувство, которое я никому не пожелаю испытать. Прости, что я ударила тебя...

Засыпает заварку, с невозмутимым лицом ставит коробку с ней на прежнее место.

– Ты понимаешь, как мне это неприятно? – подступает ком к горлу. В глазах начинает щипать. – Блять, Катя!

Но она даже не поворачивается в мою сторону. Что довольно удивительно: матом я не ругаюсь от слова вообще.

Злость закипает всё сильнее и сильнее. Я бы ударила её ещё и ещё!

Беру нож. Вонзаю с размаха в её руку. Как специально расположила её на столешнице! Слышу хруст, кровь отлетает брызгами, струится по нежной коже, по столу, капает на пол.

Катя продолжает молчать.

Постепенно пространство вокруг стало бледно-голубым, как предрассветное небо. Обозначились редкие разорванные облака. Тело обдувал холодный ветер, потная спина соприкасалась с чем-то неровным и твёрдым. Пели цикады.

Раздался петушиный крик.

Где я?

– Проснулась, – произнёс Флоренс.

Он сидел рядом, выглядел взволнованным и уставшим, но при этом на лице его играла приветливая улыбка. Чему, чёрт возьми, он радовался? Тому, что я не сдохла на месте в том аду?

– Как ты?

– Ты издеваешься? – голос отчего-то был хриплым, будто сорванным. Я прокашлялась.

Флоренс опустил глаза. Разгладил и без того ровную ткань брюк, взлохматил волосы.

– Ты и сама не представляешь, насколько ценную информацию получила.

– Я чуть не сошла с ума, Ваше Высочество!

– Я бы не дал этому случиться, – он посмотрел твёрдо и уверенно. – Как ты себя чувствуешь? Разве тебе так же плохо? Ты пробыла в гробу около двух часов, я вытащил тебя раньше положенного, потому что ты кричала. И до рассвета я играл на флейте, чтобы ты забыла весь ужас, что пережила. По крайней мере, чтобы он не тревожил тебя столь сильно.

– Большое. Спасибо. – Отчеканила я, поднимаясь на ноги. – Отведи меня к Маю.

К удивлению я обнаружила, что никаких негативных эмоций, кроме неприязни к Флоренсу, не испытываю. Но промолчала.

– Ты сама согласилась на это, разве нет?

По сути, он прав. Кого винить, если не себя? На что я надеялась? Он предупреждал меня.

Он молчал, внимательно глядя на меня снизу вверх. Я старалась не встречаться с ним взглядом: было стыдно.

– Что ты видела?

– Я... дай мне переварить, пожалуйста. Думаю, я пойму, что к чему. Прости.

– За что? – удивлённо прошептал он, сосредоточенно отряхивая одежду от налипшей земли. – Ты недооценила свои страхи или переоценила возможности. В любом случае, ты не виновата, ровно как и я. Это тебе поможет, уверяю.

Флоренс вновь повязал мне на глаза платок. В полной тишине мы зашагали обратно. Нарушать её не хотелось.