15 ГЛАВА. Крик о помощи.

Может ли сон указывать на наличие проблем? В нём прямым текстом сказали, что что-то со мной не так, что я могу умереть и погубить целое государство, страну, находящуюся внутри меня самой. И сказал это человек, «живущий» в моей голове. Не прямое ли это заявление психики о том, что пора обратиться за помощью?

С другой стороны, что если после этого земли Забвенья перестанут мне сниться? Мне кажется, я привязываюсь к заботливому Маю и игривой Лайле. Ни с кем ещё в реальном мире, даже с мамой и Катей, я не чувствовала себя такой любимой и защищённой, как во сне, в лекарской хижине на окраине города.

И, несмотря на весь ужас, что вызывает Флоренс, я не могу противиться желанию разгадать его тайны. Что за странная натура встретилась на моём пути? Что говорит этот мрачный образ о мне самой?

А может, это всё глупости?

– Мне кажется, тебе стоит обратиться к специалисту, – Катя уже несколько минут размешивала сахар в чае.

Она встретила меня яблочным пирогом. Поздним вечером, вместо того, чтобы готовиться к завтрашним занятиям, мы сидели на давящей узкими стенами кухне под безрадостным светом одинокой лампы, в которую с отчаянным жужжанием билась сонная осенняя муха. Бедняжка потеряла путь домой, заблудилась. Теперь будет действовать нам на нервы, пока не уснёт до весны где-нибудь за шкафом.

– Ты думаешь?

Катя кивнула. Так, что не оставалось причин сомневаться в её уверенности.

– Ты знаешь, я к психологии отношусь настороженно. Ну что психологи делают? Просто слушают, дают советы и при этом берут за это огромные деньги... Но сейчас я не могу предложить альтернативу. Я точно не справлюсь. Попробуй, может, тебе и правда психолог поможет?

За окном разыгралась буря. Дождь хлестал в стекло, барабанил неприлично громким маршем. Деревья в свете фонарей чёрными беспокойными силуэтами раскачивались из стороны в сторону.

– Зря ты так о психологах. Помнишь Марка? Он иногда рассказывает о том, что они проходят, чему их учат. Психология – это очень интересно, непросто и важно. И на советы у них, как сказал Марк, табу.

– Ну... может быть.

– Но дело в том, что я не хочу обращаться к психологу. Со мной же всё в порядке. Я вроде не схожу с ума.

Взгляд зелёных глаз пронзил меня. На миг я представила перед собой Флоренса, который имеет привычку похожим образом откровенно долго не сводить с меня взгляд.

– Когда в последний раз ты нормально ела?

Я опустила взгляд на тарелку, где по прошествии целого часа кусок пирога практически не уменьшился в размерах.

«Вчера у Мая», – могла бы ответить я, но это был всего лишь сон. Я промолчала, будучи действительно не в силах припомнить, когда нормально питалась. Даже на дне рождения бабушки не удалось как следует подкрепиться. Впрочем, учитывая сложившуюся там обстановку, это не было удивительно.

– Вот, – подытожила Катя. – Это нехорошо. Ты застряла в стрессе. Настала пора из него выбираться.

– Но как мне найти специалиста?

Катя задумалась, отхлебнула чай. Она не вытащила ложку из кружки. Она так делала всегда, поскольку существует примета, согласно которой, ты не выйдешь замуж, если будешь пить чай с ложкой в кружке. В эту примету Катя верила.

– Ты только что упомянула Марка. Может, он посоветует кого-нибудь? У них на психфаке наверняка хоть кто-то из преподов личную практику ведёт.

Марк – лучший друг Никиты. Втроём мы познакомились в прошлом учебном году на студвесне. Я была в жюри, когда выступал факультет клинической психологии. Сидела одна за столиком, пытаясь сосредоточиться, крутила ручку между пальцев. Из знакомых не было никого, поэтому в окружении шумных студентов я чувствовала себя не в своей тарелке. В голове крутилась лишь одна мысль: «Не смотреть на людей, сделать вид, что погружена в работу, изучаю список выступающих. Тогда никто не сочтёт меня странной».

Слева от меня скрипнуло кресло. Я решила, что это кто-то из жюри, поэтому повернулась, чтобы поздороваться, и упёрлась в весёлый взгляд косящих серо-зелёных глаз. Именно так все и представляют студентов факультета клинической психологии: крашеные волосы, пирсинг, тату, экстравагантная одежда. Марк был одет в немыслимого цвета рубашку и рваные джинсы. Растрёпанные синие волосы его почти полностью закрывали подведённые чёрным глаза.

– По-моему, ты потерялась, – сказал он с улыбкой.

– Прости?

– Ты одна и не с ФКП. Я тебя не видел.

– А, да, я с лечфака. Сижу в жюри.

– В жюри, значит? – просиял он. – Тогда запомни Марка Кравица. Восьмой в списке. Какая у вас шкала?

– Десятибалльная.

– А, ну тогда ты ему особо много не ставь. Он парень скромный: десяточки вполне хватит.

Подмигнул и ушёл.

А потом, когда объявили восьмой номер, на сцену вышел он с гитарой в руках и спел песню собственного сочинения про страшный сон Фрейда. Зал встретил Марка бурно и тепло: видимо, он пользовался некоторой популярностью на факультете, был открытым и уверенным, пел хорошо, да и песня была забавной. У меня не поднялась рука оценить его номер баллом ниже десятки.

А на перерыве он снова подошёл ко мне, заглянул в оценочный лист, лицо его стало довольным. На этот раз он был не один, а с Никитой, парнем со стомата. Ну а это уже совсем другая история.

Марк сидел в столовой у окна, окружённый высокими комнатными растениями. Столовая в одном из корпусов больше напоминала джунгли: вся по периметру была обставлена цветками в горшках. Они свисали со стен и потолка, пахли свежестью и политой землёй. Почти всякий раз, когда я туда заходила, одна из буфетчиц поливала их, ходя между столиками, извиняясь, улыбаясь студентам и желая всем приятного аппетита.

Сейчас она стояла возле столика, за которым сидел Марк, и о чём-то с ним разговаривала. Марк улыбался, активно жестикулировал, а буфетчица хихикала.

– Хулиган, какой же ты хулиган! – сквозь смех говорила она.

– Марь Иванна, ну чесслово, с первым концертным гонораром занесу я вам эти треклятые тринадцать рублей!

Он проводил её взглядом и заметил меня.

– Майя! Давненько не виделись. По какому поводу ты захотела меня увидеть?

Он нервно барабанил накрашенными ногтями по столешнице. Рокер.

– Честно, не знаю, как начать.

– Начни, как есть, и пойдёт. Слово за слово. Как по Фрейду.

– Марк, я не на психотерапию к тебе пришла!

– Это хорошо. Нам психотерапевтировать друзей нельзя.

– Марк, послушай, – я постаралась придать себе как можно более строгий вид, чтобы не давать Марку повода вести себя по-детски, – я не за психотерапией, но мне серьёзно нужна твоя помощь как человека, у которого есть связи среди психологов.

Он вмиг сделался серьёзным. Беззаботное выражение лица сменилось сосредоточенным.

– Тебе нужен психолог? – спросил Марк шёпотом. – Могу дать номера нескольких преподов. Не знаю, может, у них мест нет. Если не подойдёт, ты мне скажи, и я поищу что-то другое, поспрашиваю.

Его искренний заботливый тон сильно удивил меня. Интересно, это такой психологический навык – менять маски в зависимости от ситуации?

– Я буду очень благодарна. Только не говори никому, что я просила. Пожалуйста.

Марк мотнул головой:

– Слышала о принципе конфиденциальности? Я могила. Но только... не стесняйся своего состояния, не бойся попросить помощи. В этом нет ничего такого.

– Да я не стесняюсь.

Но я стеснялась. И своего состояния; и того, что я, ещё, кажется, не будучи при смерти, решила вдруг обратиться за помощью. Стеснялась своей слабости. Я всегда должна быть сильной. Никто не должен узнать о том, что у меня за душой. Никому этого не надо.

Но, кажется, на душе у меня разлад...

– Мир прогнил.

– Прости? – Марк своей неожиданной репликой вывел меня из раздумий.

– Мир прогнил, говорю. Ни черта не понимаю в нём, – он с отвращением отбросил телефон так, что он даже стукнулся о столешницу.

– Что ты под эти имеешь в виду?

Марк пожал плечами. Откинулся на спинку стула, обратил задумчивый взгляд в сторону окна, где работники вот уже полгода таскали от одного угла корпуса к другому стройматериалы.

– Да много всего, на самом деле. Главное: чувствую себя здесь лишним. То ли я дурак, то ли все остальные, но ни черта я не понимаю. Вот, например, листал ленту и на пост наткнулся, где фотки девушки полной. Ну красивая девушка, фотосессия красивая, наряд, макияж – все дела. А зашёл в комментарии... Расстроился я что-то после этого. Не люблю негатив.

– Не могу не согласиться. Кому какое дело до других? Все такие злые... Правда, мне кажется, так было всегда, не только сейчас. Возможно, даже хуже было.

– У тебя сохранён некоторый оптимизм. Это уже хорошо! Не всё потеряно.

Я улыбнулась. Но внутри было какое-то тягостное ощущение пустоты. Меня не веселили слова Марка так, как раньше. Мне кажется, я вообще больше ни над чем искренне не смеялась за последний месяц. Ничему искренне не радовалась в реальной жизни. Это ли не странно? Всё внутреннее пространство будто заняла тягучая пустота.

– Не хочешь помотаться по городу после пар?

– Хочу, – на самом деле, я точно не знала, хочу я этого или нет. Но, кажется, приглашение можно было расценить как протянутую спасательную соломинку. Бери – иначе утонешь.

На завтра нужно было сделать много заданий, но думать об этом даже не хотелось. Я понимала, чем чревато такое отношение к предметам, но иначе я не могла. Мне было тяжело концентрировать внимание на тексте, что говорить о понимании содержащегося в нём материала? И чем ближе был момент погружения в поток медицинской информации, тем тревожнее мне становилось. Тревога буквально сковывала меня по рукам и ногам. Порой у меня даже болели конечности по вечерам без видимой на то причины. Вероятно, это и были мистические оковы моей спутницы – тревоги.

Марк курил за мусоркой у общаги. Долговязый, укутанный в длинное серое пальто, с огромным шарфом на шее. Из ярко-белых на фоне грязи кроссовок выглядывали носки с надписью «СОСИ...». Это слово значилось на правой ноге, шокирующее содержание надписи на левой было бережно скрыто от моих глаз. Он любил носки с подобными дурацкими надписями. Они его почему-то всегда смешили. Но перед пандемией Марку не посчастливилось купить пару «Левый коронный – правый похоронный», он тогда ещё не знал, к чему идёт дело, и фраза не имела никакого дурного подтекста. Я даже успела оценить её первоначальный смысл.

– Куда пойдём? – спросил он, закинув окурок в мусорный бак.

– А куда поведёшь.

И Марк молча зашагал к выходу из медгородка.

– Если тебя что-то волнует, ты можешь поделиться со мной, – сказал Марк, идя впереди меня и не оглядываясь. – Не захочешь – не обижусь, конечно. Если это из-за Никиты, то я ему ничего не скажу, даже несмотря на то, что мы друзья.

– Если бы я знала, что конкретно произошло, – вздохнула я. – Спасибо.

Марк пожал плечами и ничего не ответил.

– Ты сказал, что мир прогнил. Что ещё тебя расстроило, помимо того поста?

– Да проще сказать, что меня не расстраивает. Ну вот смотри: тот пост – пример человеческой злобы. Один из многих примеров. Такие комментарии можно встретить везде. Где-то больше, где-то меньше. Меня это пугает. Просто складывается впечатление, что абсолютно все люди на свете наполнены негативом и только и ждут подходящего случая выплеснуть его на окружающих. Это стало чем-то обыденным, так что доброта кажется неискренней. Понимаешь?

– Думаю, да. В какой-то момент я перестала понимать окружающих. Не всех, конечно, но часто случается такое, что человек, с которым я долго и достаточно хорошо общаюсь, говорит о ком-то или о чём-то такую гадость... И вот не знаешь, как себя вести.

– Не знаешь, продолжать ли общение в этой ситуации?

Я кивнула.

– Сам не знаю. Тоже такое было.

Марк посмотрел на меня сверху вниз несколько уставшим взглядом.

– Никита был злым человеком?

Я остановилась.

– К чему такой вопрос?

– Иногда мне кажется, что он достаточно грубый. Я подумал, может, причина была в этом?..

– Марк, ты меня, конечно, прости, но тебе не кажется, что наши отношения с Никитой касаются лишь меня и Никиты?

Он извинился и шёл какое-то время молча. Мимо серой автобусной остановки, мимо недавно открывшейся кофейной палатки, в которой по выходным работал. Подошёл к окошку, постучал, улыбнулся коллеге и пошёл дальше.

– Мне просто не с кем это обсудить, – продолжил он несколько минут спустя. – Я подумал, ты можешь меня понять.

– Что именно не с кем обсудить?

Марк помолчал, напряжённо вглядываясь в мигающего красного человечка на светофоре, и когда тот сменился зелёным, будто давая Марку позволение продолжить мысль, он сказал:

– Я чувствую себя единственным здоровым в психиатрической больнице. Я перестал понимать людей, их шутки, их взгляды, их увлечения. Я потерялся. Подумал, может, ты потерялась, как и я? Никита меня не понял.

Марк поставил меня в тупик. Во-первых, выходит, ему тоже тяжело. Иногда бывает до смешного трудно осознавать, что кому-то, кроме тебя, может быть плохо. Кто-то может испытывать боль сильнее твоей, но ты думаешь лишь о своей ране, лелеешь её, относишься к ней, как к собственности, и не может помыслить, что у кого-то она страшнее и глубже. И что делать в этом случае? Были бы у меня ресурсы, я бы, может, и нашлась, что ответить. Но в голове, кроме гула из множества разрозненных мыслей, не было ничего. Во-вторых, Марк был до неприятного прав. Я тоже потерялась. Меня уже долгое время сопровождало похожее чувство, словно в целом мире, полном множества людей, пускай даже тех, кто ко мне благосклонен, я одна. Я никак не могу понять правила большой игры, в которую играет человечество.

Я ответила, что понимаю Марка.

– И что с этим делать? – вздохнул он.

– К психологу?

Марк пожал плечами.

Побродив ещё некоторое время по городу, посетив парк и зайдя в кафешку, мы разошлись, когда солнце скрылось за горизонтом. На часах было около семи. Катя сидела за конспектами.

– Ты долго, – сказала она вместо приветствия. – Я уже начала волноваться.

– Я после пар гуляла с Марком.

– О, давно ничего о нём не было слышно. Как поживает? – в её голосе не было слышно подлинного интереса.

– Он показался мне грустнее обычного, – призналась я, расположившись на окне перед рабочим столом.

– Муки сердца? – усмехнулась Катя.

– Зря ты так. Он хороший и не виноват, что страдает от невзаимной любви.

Катя поджала губы, несколько раз щёлкнула ручкой. Свет настольной лампы золотил её и без того яркие волосы. В полумраке комнаты они сияли особенно ярко.

– Он инфантильный мальчишка, который всё никак не перерастёт подростковый максимализм. Как я могу относиться к нему серьёзно?

– Хотя бы не будь так жестока. Он не дурак и видит твоё отношение к нему. Из всех парней, что когда-либо ухаживали за тобой, он вообще самый адекватный.

– Это и пугает.

Полпервого ночи Марк прислал номер психологини Светловой Ирины Владимировны. Вместе с ожидаемым спокойствием от некоторой определённости меня охватила тревога. Мне предстоит изложить совершенно незнакомому человеку всё, что меня терзает вот уже долгое время. Как она к этому отнесётся? Что скажет? Не посчитает ли, что я пришла зря и смогу самостоятельно справиться со своими проблемами? Какой она человек?

Мысли одолевали меня всю ночь. Мне так и не удалось уснуть, несмотря на успокоительные.