12 ГЛАВА. Приоткрытые двери.

– Ты снишься мне уже третий раз! – удивилась я.

Май рассмеялся:

– Да как так? Ты спала при мне всего два раза.

– Нет, нет! Ты не понял. Это ведь сон. Когда я ложусь спать в реальности, мне снишься ты. Каждый раз, когда я засыпаю в этом мире, просыпаюсь в своём.

Май смотрел с улыбкой, он верил моим словам, но скорее считал меня чокнутой. «Да, да, – говорит, – конечно, сон. Ага...» Как сложно переубедить ночной образ!

– Смешная ты, – сказал он, наконец. Смахнул крошки со стола в ладонь, переставил горшочки: навёл небольшой порядок. – Может, всё-таки тебе снится тот, «твой», мир? Давай-ка я тебе сделаю отварчик один. Он успокоит тебя, приведёт мысли в порядок.

Принять правила или стоять на своём и доказывать, что Май – лишь плод моего воображения?

– Спасибо. Но всё же ты мне снишься.

– Хорошо, хорошо! – так говорят маленьким детям, которые утверждают, что видели во дворе инопланетянина.

Я вздохнула: бессмысленно!

– Ну раз так, – Май громыхал какими-то склянками, руки его работали проворно, – что же происходило всё это время в «твоей» реальности? Чем ты там занималась?

Об этом вспоминать не хотелось.

– У меня немного не ладится с учёбой, – я водила ногтем по природным узорам в деревянной столешнице, стремясь как-то задействовать руки.

Закончив готовку, Май поставил передо мной пряно пахнущий дымящийся напиток и легко запрыгнул на скамейку. И я подумала: есть у человека инстинктсамосохранения или нет, так или иначе, у меня он явно не работал. Я быстро доверилась Маю и уже в первый день приняла из его рук еду и питьё. Дурочка.

– Выпей. Только на пользу пойдёт, – сказал он мягко. – Что там у тебя с учёбой? Может, я могу чем-то помочь?

– Никак не могу уложить информацию по анатомии. Черепно-мозговые нервы сводят меня с ума!

– Черепно-мозговые нервы? – Май просиял. – Я в этом очень хорошо разбираюсь! В своё время заставил себя выучить про них абсолютно всё! Перечитал несколько учебников и теперь могу поделиться с тобой своими знаниями.

Под конец вид его сделался таким важным, что я не сдержала улыбку. Если честно, не думала, что у людей в землях, где продолжали в основном лечить гомеопатическими средствами, могут быть продвинутые знания в области анатомии. Мне представлялось, что прогресс в медицине здесь закончился, даже не начавшись.

– Ты действительно можешь мне помочь?

– Обижаешь! Если бы не мог, не стал бы и говорить! – он соскочил с лавки так же легко, как и забрался, подбежал к большому книжному шкафу и достал оттуда три толстых учебника и две тетради. Выглядела эта стопка внушительно, так что я решила помочь донести её.

– Что ж, – Май в предвкушении потёр руками, – сейчас буду тебя учить! Знаешь, я давно мечтал о том, что однажды смогу передать кому-то свои знания. Сесть вот так с учеником, как бабушка со мной в своё время, и рассказывать ему об анатомии, о свойствах растений!

– А учителем ты бы не хотел стать?

Май задумался.

– Учителем? Это не совсем то, что я имею в виду. Как бы сказать? – он вздохнул. – У нас есть и домашнее образование, и университеты, где преподают математику и литературу. Но ведь знания в узких областях передаются из поколения в поколение, как семейная реликвия. Понимаешь? У каждой семьи – своё ремесло, свои знания, накопленные опытным путём предков, подкреплённые личным опытом. И они оберегаются сильно. Чужому человеку их передавать нельзя.

– А я? Я разве не чужой человек?

Май ответил уклончиво:

– Это анатомия. Она не относится к семейным реликвиям.

Я начинала понимать.

– Так ты хочешь обучать своего ребёнка, например?

Май кивнул и рассмеялся:

– Но для этого нужен ребёнок. А я чувствую, что на мне мой род кончится.

– Почему? – мы переходили уже на такие интимные темы, что становилось неловко.

Май помолчал с секунду, потирая двумя пальцами краешек истлевшей страницы с выцветшим изображением головного мозга.

– Ты любила когда-нибудь?

Его большие глаза были совсем близко, Май смотрел открыто и искренне. Он был весь передо мной, словно на ладони. Я почувствовала, что в этот момент он открыл дверь в свою душу, и я не могла отнестись к этому неуважительно.

– Извини, это личный вопрос! – воскликнул он, опомнившись. – Ужас, прости! Мы знакомы всего несколько дней, а я уже так бессовестно себя веду!

– Что ты? – я легонько дотронулась до его руки, покрытой тонкими, полупрозрачными волосками. – Всё хорошо.

– Прости, – он смутился, опустил глаза в учебник и чересчур торжественно воскликнул: – Давай преступим к анатомии!

Май ознакомил со своими конспектами, зарисовал ветви каждого нерва, места иннервации, попросил начертить таблицу. Он объяснял всё просто и понятно, уточнял, поняла ли я, запомнила ли. Приводил ассоциации для лучшего усвоения материала, зачитал известное стихотворение для запоминания: «Я обонял, я зрил, я глазом двигал...» На удивление я всё отлично запоминала.

Когда я рассказывала про языкоглоточный нерв, что-то влажное и холодное упёрлось мне в коленку. От испуга затаив дыхание, я медленно заглянула под стол и... встретилась взглядом с парой больших игривых глаз.

– Лайла! Ты чего так пугаешь?

Она была слишком большой, чтобы поместиться под столом, поэтому сидела, неудобно скрючившись, но, когда я обратилась к ней, Лайла выпрямилась, чуть не стукнувшись спиной о столешницу.

– Вот проказница! – в голосе Мая слышалась ласка. – Соскучилась?

В ответ собака утвердительно тяфкнула. Она подошла к хозяину, высунула голову из-под стола и положила ему на колено. Смотрела с любовью, привязанностью. Май, по-детски улыбаясь, очерчивал большим пальцем её тонкие мохнатые уши.

– Подожди, я чуть позже с тобой поиграю.

Она проскулила нечто похожее на «Ты обещаешь?»

– Обещаю, – прошептал Май.

С Маем было легко и спокойно. Он не смотрел на меня, как на глупую, спокойно ждал ответа, пояснял, если мне что-то было непонятно. Так за учебниками в непринуждённой тёплой атмосфере мы провели всю ночь. Я поняла это только когда подняла глаза на часы. Лайла всё это время приходила с проверкой и ненавязчиво напоминала о своём существовании, когда, опираясь на стол, вставала на задние лапы, поднимаясь на высоту человеческого роста.

– Ты что творишь?! – ругался Май. – Ну-ка слезай!

Лайла недовольно тяфкала в ответ, стояла какое-то время, но затем, обидевшись, спускалась и уходила.

– Надо же! – сказал Май, взглянув на часы. – Нам уже пора собираться на встречу с Цветочным принцем. Я и не заметил, как время пролетело. Ты способная ученица!

– А ты хороший учитель. Тебя бы любили дети.

– Думаешь?

Я кивнула:

– Ты открытый, терпеливый и весёлый. Дети любят таких взрослых.

Я обеспечила Мая счастливой улыбкой на всю дорогу до дворца.

«Скажи, он ведь пошутил по поводу утра?» – спросила я вчера, когда Флоренс оставил нас одних.

Май отрицательно мотнул головой:

«Нет. И я задал этот вопрос отнюдь не шутки ради. У Флоренса такой режим дня: всю ночь напролёт он занимается маками, потому что именно в ночное время они наиболее податливы к лечению. Не удивлюсь, если он только что проснулся»

Когда мы добрались до дворца, на часах уже было без двадцати минут шесть. Солнце едва окрашивало верхушки деревьев, виднеющиеся над массивной железной оградой сада, когда мы подошли к воротам. За витиеватой резьбой порхали крупные сияющие бабочки с переливающимися золотистыми крыльями, от каждого их взмаха водопадом искр разлетались мерцающие огоньки.

Гвардеец, проводивший нас до наружного входа в сад, позвонил в звонок. Май нервно оправил и без того ровно сидевший пиджак.

Я посмотрела ему в глаза, и увидела в них взволнованную улыбку. Он будто говорил: «Я боюсь, но ты не бойся». А мне всё равно было не по себе. Я чувствовала свою инородность во дворце куда сильнее, чем во всех остальных уголках этого королевства. Даже несмотря на то, что в присутствии Мая тревога волшебным образом стихала.

Осторожно, будто случайно, коснулась его ладони. Уголки губ его дрогнули.

Ворота и двери во дворец соединяла извилистая тропа, по которой к нам ровной спокойной походкой шёл Флоренс. Он снова был в чёрном: безупречный костюм в мелкую вертикальную полоску, расстёгнутая на две пуговицы рубашка, открывающая вид на бледные ключицы. По сравнению с ним, Май был одет слишком официально.

Пробежал холодок по внутренним органам: вот и он. Май говорил, что принца не стоит бояться, нужно просто его понимать, но я видела, как сам он трепетал при виде Флоренса, и не могла заставить себя успокоиться. Он не выглядел жестоким, он не излучал явную угрозу, но его истинная натура была спрятана под толстым слоем тайн, за десятком прочных замков. Я опасалась контактировать с ним, мне казалось, что я могу очень легко оступиться.

А он запомнил меня, но сейчас даже не смотрел в мою сторону, отчего в голову закрадывались нехорошие мысли: «Он не так прост. Его следует опасаться».

– Приветствуем вас, Ваше Высочество! – Май поклонился, и я проделала то же.

– Приветствую вас, – улыбнулся Флоренс. – Но, Май, мы с тобой знакомы не первый год. Давай уже перейдём на «ты».

– Но Ваше Высочество...

Флоренс устало вздохнул:

– Как скажете.

Он повёл нас сквозь пропитанное всевозможными ароматами пространство. Цветы, скрытые отбрасываемой дворцом тенью, безмятежно спали, прикрыв бутоны, чуть склонив головы. Мы шли медленно, чтобы их не потревожить.

Пройдя через знакомый пустынный холл, ступили на скрытую за тёмным занавесом узкую кованую лестницу, вмещающую в ширину максимум двух людей. Мы молчали, отчего нарушающие тишину шаги звучали достаточно громко. Флоренс шёл уверенно, но не спеша. Чуть медленнее и не такой летящей походкой, как Феликс. Пройдя около двадцати ступеней, мы очутились на обставленной цветочными горшками площадке перед закрытой чёрной дверью, сделанной из странного материала, поглощающего свет.

– Мои покои, – пояснил Флоренс, пропуская нас вперёд.

Мы оказались в просторном помещении с высокими потолками, в зале, сплошь обставленной цветами в горшках и вазах: фиалками, хризантемами, удушающе пахнущими тигровыми лилиями. Они окружали просторный бордовый диван, могущий служить при желании кроватью. Расположенное прямо за ним, всю стену занимало полотно, изображающее странный танец. Прекрасная высокая девушка в белом с грустью взирала на свою партнёршу, в ужасе уставившуюся на неё, словно на призрака. Они танцевали вальс в кольце кривых тонких фигур кипарисов.

Я с удивлением осознала, что стиль написания полотна очень походил на мой.

– Флоренс, прошу прощения, – сказала я, – что это за картина?

Флоренс внимательно всмотрелся в моё лицо.

– Называется «Танец со смертью». Написана Её Величеством Королевой Женевьевой. Чем она вас заинтересовала? Мне редко удаётся поговорить с ценителями искусства. Если вы из их числа, мы могли бы подружиться.

Он смотрел с любопытством, а я почувствовала себя под этим взглядом голой. Хуже – препарированной, разложенной перед ним по частям.

– Ценитель искусства – громко сказано. Я тоже пишу. Увидела красивое полотно и решила поинтересоваться.

– Так что же вас в нём привлекает?

– Это похоже на то, что могла бы написать я.

Брови Флоренса взметнулись вверх. Элегантным движением он откинул волосы с лица, как будто с целью лучше видеть изображённые на картине фигуры.

– Иногда у гениев мысли сходны, – улыбнулся он. – Вы расстроились, что кто-то воплотил эту идею раньше?

– Н-нет, что вы? Идеи такой у меня не было. Просто дух этой работы похож на дух моих работ.

– Ваше Высочество, – голос Мая раздался над ухом, – разрешите поинтересоваться?

Флоренс поджал губы. Складывалось ощущение, что он физически не переносит официоз.

– Конечно, Май. Спрашивайте всё, что угодно. – И отчеканил: – Без разрешения.

Май судорожно вздохнул:

– Ваше Высочество, помните, у вас был портрет влюблённой пары в цветах? Где он сейчас?

– У брата, где и должен быть. Я хранил его у себя временно. Её Величество писала в моих покоях цветы.

Вот так открыто о подобном говорить? Какие странные нравы в этих землях. Или, наоборот, у них всё настолько просто, что общение между мужчиной и женщиной рассматривается не только как романтическое, но и как дружеское?

– Я помню, вам понравилась эта картина.

– Да, – смутился Май. – Я вообще редко вижу произведения искусства. Они всегда впечатляют.

Флоренс одарил его мягким взглядом.

Пройдя мимо закрытых двустворчатых дверей с объёмным изображением пионов, качнув по пути кресло-качалку с накинутым тёмно-зелёным пледом, он остановился у балкона.

– Как вам такая обстановка? – принц отошёл в сторону, открывая вид на приличный по площади балкон из белого камня. Резные перила его венчали аккуратные горшки с крохотными, подрагивающими на утреннем ветру незабудками. Пол был выложен черной мраморной плиткой грубой обработки. Неожиданно для себя я подумала, что в тёплое время года по нему будет приятно ходить босиком. Но кто мне позволит?

– Очень красиво. Отсюда виден закат?

Флоренс кивнул.

– Солнце светит в окно, пока я сплю, поэтому портьеры и здесь, и в спальне тяжёлые. Но это не важно. Такую мелкую шалость мы ему можем простить, – улыбка на миг заиграла на его лице. – Это в полной мере окупают прекрасные закаты. Никогда не устану наблюдать за тем, с какой любовью солнечный свет на прощанье окутывает моё творенье.

Он облокотился на перила. Ветер играл с волнами его волос, забрасывая на лицо, тревожа. Он выглядел расслабленно.

– Есть занимательная теория, – протянул он, – согласно которой, все люди делятся на тех, кем управляет Солнце, и на тех, кем управляет Луна. Верите в неё?

Мы с Маем переглянулись. В его взгляде отразилась моя мысль: «Что он задумал? Что за странные вопросы?»

– На человека много что влияет, – сказала я. – Не только небесные светила.

Флоренс усмехнулся:

– Ну конечно. Но тот факт, что и светила играют роль, вы отрицать не будете, верно?

– Пожалуй. Наукой это не доказано, так что однозначного ответа дать нельзя.

– А вы, Май, что скажете?

Его голос слегка дрожал:

– Я верю в астрологию и предсказания по звёздам. Меня этому учила ещё бабушка.

– В таком случае, завтра после захода солнца вы предскажете мне судьбу?

Май смотрел удивлённо, Флоренс был серьёзен.

– Как скажете.

Справа и слева у бортиков стояло по скамье, на одной из которых осталась лежать раскрытая книга. Шаловливый ветер без разрешения перелистывал страницы, одна за другой, будто ища что-то среди них. Невольно я задержала на книге взгляд.

– Как вы относитесь к поэзии? – произнёс Флоренс, он оторвался от перил и остановился невдалеке от меня.

Никак. Ни тепло, ни холодно. Меня редко трогают стихи, хотя удачно сочиненными произведениями не могу не восхититься по той простой причине, что сама писать подобным образом не умею, и эта способность мне представляется ничем иным как магией. Так я подумала, но ответила иначе:

– Не люблю.

Флоренс выдохнул так, будто недовольно усмехнулся, но его лица я не видела. А сама я почувствовала, что сказала абсолютно не то, что хотела.

– Зря. Стихотворения бывают по-настоящему живыми. Их просто нужно уметь оживлять. Как говорится, важно не слышать, а слушать.

Тенью он прошёл мимо и, остановившись рядом с расположенным по центру миниатюрным столиком, накрытым на три персоны, отодвинул стул и жестом пригласил меня садиться. Май расположился самостоятельно. Флоренс разлил чай, и я с некоторой долей восхищения отметила, что у него нет личной прислуги. Могу предположить, что по его же инициативе.

– Итак, – сказал Флоренс, сделав глоток из фарфоровой чашки, – я пригласил вас на деловую встречу. И обсудить нужно многое. Во-первых, Май, скажите, как продвигается изучение рукописей?

Май сидел по струнке, еле дыша. Мне хотелось взять его за руку, чтобы успокоить и успокоиться самой, но я посчитала это неприличным жестом. Поэтому мне оставалось молча наблюдать за ним и пытаться выровнять сбившееся от волнения дыхание.

– Я прочитал двести страниц. Ничего важного пока не обнаружил.

– Вы молодец. Я очень вам благодарен.

Май засмущался:

– Правда? У меня ведь совсем никакого результата.

На лице Флоренса заиграла улыбка:

– Как же «никакого»? Вы отсеяли целых двести страниц. Я тоже пока только отсеиваю информацию. Это и есть результат нашей работы.

Он смотрел на Мая долго, и выражение лица его становилось печальным.

– Май, всё хорошо, – прошептал он и повернулся ко мне: – Во-вторых, главная тема нашего разговора – вы, Майя. Вчера вы беседовали с Его Величеством Королём, верно?

– Верно.

– И он сказал, что с вами свяжется некий помощник. Не буду более тянуть: он перед вами.

Меня словно окатило холодной водой: Флоренс мой помощник! И в страшном сне такое не приснится. Хотя, постойте...

Он продолжал размеренным тоном:

– Расскажите ещё раз, что с вами произошло.

И я пересказала всё до единой детали. Флоренс слушал меня внимательно, пронзительно глядя в глаза. Он будто смотрел через них фильм, сотканный из моих воспоминаний.

– Сейчас мне снится уже третий сон, – закончила я.

– Третий сон, – задумчиво протянул Флоренс, откинувшись на спинку стула. – Какая интересная история. Интересная и до ужаса странная.

– Отчего же? Что не так?

Его кошачьи глаза смотрели в душу, ощупывая её. Мне было некомфортно находится рядом с этим человеком. Он вроде соблюдал нормы приличия, но между нами будто не существовало никаких границ. Один лишь взгляд глубоко тёмных глаз Флоренса мог разрушить все существующие стены.

– Я пока не могу оформить мысль. Мне нужно чуть подробнее узнать о вас и изучить сложившуюся ситуацию. В противном случае я лишь беспричинно напугаю.

Солнце встало, знаменуя начало нового дня. Трое сидело за чаем на балконе в изумительном королевском дворце: забывшая путь в свою нору мышка, потерявшийся пёс и грациозный породистый кот, о котором никто ничего не знал наверняка.