3. Алиса из страны чудес

2017 год

Я прихожу к тебе ночью, сажусь на грудь и давлю со всей силы. Хватаю за шею и разрываю цепи молчания. Я знаю, чего ты хочешь — кричать. Кричи, разрешаю. Когда за окном никого, когда приставучие люди не мешают размышлениям, я раз-ре-ша-ю тебе кричать. Но, увы, про себя. А что ты хотел, мой хороший? В любой приятной вещи есть что-то неприятное. Но согласись, орать у себя в голове проще, чем пугать дебилов-соседей.

***

Кирилл лежал на кровати. За окном темнота, фонари сломаны, а чинить их не собираются. Хотелось написать сообщение. Сообщение ей.

«Ты любишь ночь? Я ненавижу»

Удалить.

«Давно хотел сказать, у тебя милый хвост»

Удалить.

«Я люблю тебя»

Удалить.

«Что нам задали по математике?»

Отправить.

Сообщение доставлено.

Что для других любовь? Наверное, тёплое чувство в груди, которое поддерживает тебя и не даёт разбиться об асфальт мордой, когда стоять сил нет.

А Кирилл уже разбит. Без всякого асфальта.

В Миру он влюбился в первый же день школы.

Первое сентября стало для мальчика и самым счастливым днём в жизни, и самым неудачным. Вечные попытки обратить на себя внимание, заставляли его чувствовать собственную ненужность, никчёмность.

Я недостаточно умён для неё.

Я недостаточно красив.

Я недостоин её любви.

Мирослава не отвечала взаимностью. Мирослава играла с ним. Возможно, неумышленно, но играла искусно, умело, словно это то, чему её учила жизнь, а практиковалась она на нём.

Мира любила шутки —Кирилл шутил. Мира любила кофе — Кирилл покупал кофе. Если бы Мира любила его — он бы отдал всего себя.

Вавилов цеплялся за любой момент, где мог пригодиться ей.

Стоит ей кинуть палку, как я в зубах её принесу.

Пёс вшивый.

/Перережь горло той,кто заставляет тебя чувствовать, будто ты неживой/

Кирилл усмехнулся.

Научиться хотя бы слюни не пускать, когда вижу её.

Перевернулся на живот. Синяк под левым ребром заставил парня сморщиться.

Шрамы украшают мужчин.

Но эти раны заебали.

Зато сегодня меня не тронут.

Сегодня его нет дома. И хорошо. Так спокойнее, но не легче.

Прикрыл глаза, но звук входящего сообщения помешал сну, сладкому и такому нужному в последнее время. Кирилл совсем перестал высыпаться.

«Номер 123, 124, 130-135. Почему не спишь?»

Тебе же плевать, зачем спрашиваешь? Обманщица. Моя любимая обманщица.

Кирилл знал, что крест на шее отнюдь не признак её высокой духовности, непорочности. Иногда он встречал её на улице в таких коротких юбках, в каких в школу не впустят, но не знал, зачем она их надевает. Подойти и спросить напрямую — смелости не хватало. Следить за ней — подозрительно. Да и самому стрёмно, вдруг спалит.

«Не спится, а ты чего? Тоже бессонница?»

Тоже мучают мысли о грёбанной любви? Н-е-е-т. Ты же не такая, ты не любила никогда. По тебе видно. Человек, который любил, не станет так играть с чувствами других. А может, и станет. Мне-то откуда знать. Меня же не любили.

«Вроде того. Ладно, сладких снов, думаю, после моего сообщения тебе сразу захочется спать. Спи спокойно, Кирюш»

Ты действительно думаешь, что после твоих сообщений мне легче заснуть? Кажется, ты права.

Кирилл решил не отвечать ей.

Смогу ли я этим позлить её?

Дурацкая игра: «Кто сделает больнее», в которой я давно проиграл.

Для других людей любовь значила радость, счастье, надёжность. Для Кирилла Вавилова любовь означала молчание. Мучительное, тихое, всегда одно молчание.

Кирилл умело скрывал любовь днём, но по вечерам, когда он оставался наедине с собой, она возвращалась. Всегда при нём, всегда с ним, что бы ни случилось, как страшная болезнь, мучающая изнутри, но пока не проявляющая внешних признаков.

Кирилл не искал любви, но к сожалению (или к счастью), нашёл. В светлых волосах Миры, всегда пахнущих яблоком. И яблоком именно зелёным, свежим и молодым. В её тонких, бледных руках. В глазах, всегда дарящих радость всем вокруг. В россыпи родинок на плечах, в голосе, который ласково называл его Кирюша (иногда, а то он мог привыкнуть и начать считать, что это в порядке вещей).

В ней.

Не хотел, но сердце решило по-другому. Когда вы сидите за одной партой, живёте через дорогу, имеете общих друзей, разлюбить также сложно, как и влюбить.

Но Кирилл надеялся и верил, что запах волос ему надоест, что руки её станут холодными, не несущими никакого тепла, глаза перестанут дарить радость, и сама Мира станет не любовью, а просто одноклассницей. Но Мира только хорошела. Руки оставались такими же теплыми, волосы пахли по-прежнему, а Мира больше влюбляла в себя, сама того не подозревая, а может и подозревая.

Кирилл ревновал к каждому. Когда очередной слизняк полез к ней с просьбами дать номер, прислонившись к девочке запредельно близко, Кирилл как с цепи сорвался. Угрожал парню, что сломает руки, если тот ещё хоть раз подойдёт к ней.

Ревность тяжелым камнем давила на грудь, перекрывая кислород. Ревность ослепляла его, а он шёл у неё на поводу.Таким он и являлся. Кириллом Вавиловым, идущим, как верный пёс, на поводке у Миры.

Вавилову было мало. Всегда мало её.

***

Утром Кирилл пожарил яичницу себе и матери. Она пригорела. Более-менее съедобную часть Вавилов оставил матери, а сам быстро запихнул в рот пережаренную, наспех выпил чай, который, кстати, обжог язык, и побежал в школу. По дороге Мира ему не встретилась. Увидел он её только когда подошёл к зданию в четыре этажа, где уже столпились подростки. Она стояла в компании их одноклассников. Другие курили. Мира — нет. Сегодня на ней красиво смотрелся зелёный свитер с оленями, джинсы, обтягивающие худые ноги и белые кроссовки. Под конец октября в России проблемно ходить так легко одетым, но Мира даже не чувствовала холодного ветра.

Она приветливо улыбнулась ему, Кирилл кивнул в ответ и зашёл в школу.

На уроке Вавилов то и дело посматривал на одноклассницу. Она писала что-то в своём (личном?) дневнике. Как же Кириллу стало охотно глянуть, что же за секреты она выдаёт листу бумаги.

Кирилл смотрел на вздёрнутый, аккуратный нос, веснушки на нём же, пухлые щёчки, без намёка на скулы.

Кто ты?

Нет, это не приступы амнезии, хоть Кирилл и предпочёл бы забыть о любви.

Он понимал, что перед ним сидит горячо обожаемая одноклассница, но кто та девушка, которая стоит поздно вечером у фонтана и ждёт? А кого ждёт — не ясно.

По вечерам Кириллу нравилось прогуливаться. Так он реже встречался с ним. В детстве Вавилов боялся монстра под кроватью. Оказалось, монстр всё это время спал в соседней комнате.

Так и сегодня он, после тренировки на поле, сидел на лавке возле фонтана и ел булочку с варёной сгущёнкой.

В полумраке его видно не было, поскольку он сел на самой дальней лавочке, зато Кирилл видел всё.

Вавилову давно стоило оставить мечты о том, что с Мирославой сложатся отношения. Что она влюбится в него — ободранца с мелкими шрамами по всей спине. Но привязанность, а к ней впридачу мазохистский характер любви не позволяли этого Кириллу.

Примерно через пол часа к фонтану подошла компания состоящая из двух девушек и трёх парней. Они слишком громко разговаривали и смеялись, поэтому Кирилл присмотрелся к ним. Ребята держали в руках банки с вишнёвым пивом. Один парень выделялся на фоне остальных высоким ростом и дредами. Второй держал в руках скейт, периодически ставя его на асфальт и пытаясь показать какие-то трюки. Кирилл поправил цепь на шее, и вытащил из кармана пачку сигарет. Проверил сообщения в телефоне. Ни одного входящего. Даже мать не написала, не поинтересовалась, где он шатается.

Кирилл не чувствовал одиночества так сильно, как в подобные моменты. Среди шумных людей он оставался тихим, сидящим на краю лавочки, Кириллом, с пачкой дешёвых сигарет.

— Зажигалки не найдется? — Вавилов не заметил, как к нему подошла девушка из компании. До этого он сидел понуро опустив плечи, и смотрел на асфальт.

— Да, конечно, — сказал он хрипло и выпрямился. Передал потёртую зажигалку в руки, случайно коснувшись тонких пальцев девушки. Та лишь села на другой конец от парня.

— Слушай, — она улыбнулась, обнажив белые зубы, — а сигареты я не взяла. Поделишься одной? — Уже виновато попросила девушка.Кирилл улыбнулся в ответ и дал сигарету.

— Сначала сигареты, потом вообще денег попрошу взаймы, я наглая девочка, будь аккуратнее со мной. — Было непонятно, шутит она, или говорит серьёзно.

— Если за общение с тобой я должен платить, то без проблем.

Девушка хмыкнула и пододвинулась ближе.

— Не такая я уж и меркантильная, — притворно-обидчиво сказала соседка по скамейке. На ней короткая чёрная юбка, а когда она закинула ноги друг на друга, стала ещё короче. Худые ноги обтягивали колготки в мелкую сеточку. Белая водолазка сидела на ней, как вторая кожа.

— Меня Алисой зовут. — ЛДевушка протянула руку.

— Ого, и как там, в твоей стране?

— Всё плохо, кролика пустили на мясо, а он был милашкой. — Алиса рассмеялась от своей же шутки и прикрыла рот рукой.

Кирилл находил её забавной, но не более того.

— Меня Кирилл зовут, но, к сожалению, не святой.

— Это хорошо, святые скучные.

— Думаешь?

— Проверено на своём опыте.

Кирилл тут же вспомнил про Миру. Она не святая, но образ милой, безобидной девочки не навевал на Вавилова скуки. Наоборот, заставлял его сердце бить чаще.

— Понятно. А ко мне чего подошла? Вон, сколько людей вокруг не прочь поделиться не только сигаретой, но и чем-нибудь другим. — Кирилл обвёл ладонью весь малюсенький парк.

— На самом деле, — Алиса придвинулась ещё ближе и зашептала ему прямо в ухо, — ты понравился моему другу.

Кирилл опешил.

Дожили. Докатился. Раз Миры не добиться, то может, попробовать?

Какой же я долбоёб.

— Но ты не беспокойся, я скажу, что ты натурал, ему такие не нравятся. — Алиса с поддержкой и насмешкой в голосе дотронулась до плеча Кирилла.

— А тебе?

— Что «а тебе» ?

— Тебе нравятся натуралы?— Кирилл посмотрел через плечо на Алису.

— Только если они такие же красивые, как ты. — Кирилл посмотрел на, слишком близко находившуюся к его губам, Алису. Девушка облизнула губы. От неё пахло совсем не сладкими пирожными и цветами, как от Миры, а вишнёвым пивом и дешёвыми сигаретами.

— Ярик, сворачивай там свой Эверест, он натурал. Я забираю этого красавчика себе! — крикнула Алиса парню с дредами. — Ну что, не святой Кирилл, будем друзьями?