Глава 14. Джессика

Аэропорт Майами напомнил мне о неприятном прошлом, которое привело меня вновь сюда. Слишком часто я задумываюсь о силе выбора. Наши решения могут завести нас туда, где мы никогда и не думали оказаться. И нельзя винить судьбу. Она тут не при чём.

Полгода назад я покинула лайнер, затем сошла с трапа, забрала свой багаж и отправилась домой, не в силах сдерживать слёзы, накопившиеся за поездку. Их было так много, что даже приехавшая в лофт Дани сказала, что никогда не видела меня в таком бедственном состоянии. А в целом я всегда любила поплакать. Слёзы помогали мне вылить свои эмоции, когда я грустила или злилась, или чувствовала, что мир несправедлив по отношению ко мне.

Дани так и не узнала о моей внезапной поездке в Шанхай, как и не узнала о всех поступках после — их я совершила немало. И именно они привели меня к аэропорту в Майами. На этот раз без опозданий — я не воспользовалась лифтом, протащив свою сумку несколько этажей вниз.

Гарри ожидал меня. Он быстро поймал взглядом такси, из которого я вышла.

Шесть месяцев назад меня растерзали жестокие реалии того, что у Гарри кончилось терпение. И я собиралась отказаться от него, пока в это время Дани утирала слёзы и пыталась вытянуть причину моей истерики. Я возненавидела лифты. Возненавидела силу выбора. Но не смогла возненавидеть своего бывшего... босса.

Аукцион оказался дверью в новую реальность. В ней он знает, что ему позволено касаться меня. Наверное, Гарри догадался, что эти незначительные касания поднимают бурю в моей груди. Я лишь делаю вид, что контролирую происходящее, но про себя пересчитываю дни, когда скажу ему правду и спокойно осяду, найду себе идеальное место, откуда откроется прекрасный вид на разрушающийся мир. Сначала падёт Майами, потом Шанхай, и всё закончится в Лондоне.

Перелёт состоял не из трёх часов, как для обычных людей, а из прикосновений, которые заполняют мою пустоту от ожидания, когда он вновь нарушит моё пространство.

Первое. Когда мы поднимались по трапу, его рука легла на талию. Я не чувствовала прикосновение кожи, только давление, с которым он подталкивал меня вперёд.

Второе. Наши пальцы соприкоснулись, когда я передавала ему сумку. «Я помогу», — спокойным голосом произнёс шатен.

Третье. Гарри убрал мои волосы с плеча и позволил кончикам пальцев коснуться шеи. Почувствовал ли он, как бешено пульсировала моя вена? Заметил ли, как тело вздрогнуло? Он убрал волосы за ухо и никак не объяснил это движение, а затем мотнул головой, будто только что проснулся.

Четвёртое. Прикосновение, после которого он знал, что может позволить себе большее. Гарри пробрался на мой плед и медленно, продвигаясь так, будто считал, что я не замечу, нашёл мою руку. Повернув голову, я попала в капкан зелёных глаз. Мы смотрели друг на друга так, как не смотрит босс на секретаршу или ассистента, или любого другого подчинённого. По телу пронёсся электрический разряд, когда его острые костяшки столкнулась с моими пальцами.

Что ты хочешь, Гарри?

Поиграть?

Потешить себя тем, что до сих пор влияешь на моё тело так, как никому не позволено? До этого уровня никто не дотягивал. И боюсь, не дотянет никогда.

Я убрала руку, напомнив себе, что сначала нам нужно поговорить, и направилась в туалет. Плеснув на лицо ледяной воды, я пришла в себя и попросила у Джессики Кинг, которая смотрела на меня лукаво в отражении зеркала, вести себя прилично. Но эта мадамочка не удосужилась даже надеть помолвочное кольцо. Может, это подталкивает Гарри действовать? Он всегда любил считывать намёки, которые попросту никто не посылал.

Три часа полёта позади. Самолёт садится мягко и почти незаметно — я слежу за процессом из иллюминатора. С высоты Нью-Йорк кажется одним большим мрачным пятном с зелёным прямоугольником (по всей видимости, это тот самый знаменитый парк) и яркими огоньками даже посреди дня. Город облачается в новогодние украшения, а я — в одежду той, которая клянётся больше не считать. Я не должна вести счёт, но...

Пять. Гарри протягивает мне руку, помогая сойти с трапа.

Шесть. Он не отпускает её до самого автомобиля. Во мне растёт тёплый маленький шарик, оживляющий воспоминания, погребённые вместе с надеждой где-то глубоко в груди.

Я одета по погоде, поэтому меня нисколько не смущает прохладный ветер и хмурое небо над головой. Фил включает радио, и кажется, играет Майли Сайрус. Это не заботило меня, потому что я уже встретилась взглядом с Гарри.

— Составил тур по Нью-Йорку? — на удивление, мой голос звучит намного спокойнее, чем то, как громко кричу я внутри себя, отсчитывая каждое треклятое прикосновение. Господи, что со мной происходит?

— В процессе я осознал, что мы не сможем посетить каждое место. — Гарри переводит взгляд на окно и тут же скользит обратно ко мне. — Есть такое место, которое ты хотела бы посетить? Таймс-Сквер? Или может подняться на одну из известных высоток?

Перечисленное определённо входит в мой список, но я знаю, что не смогу сейчас находиться среди толп жителей и туристов. Тем более, часть меня догадывалась, что такая персона, как Гарри Стайлс, точно не останется в стороне. Его вечно фотографируют и окликают. Но и чёрные тонированные стёкла сейчас меня не радовали. Смотреть с подобным решейдом на Нью-Йорк — издевательство.

— Может, Центральный парк? — наверняка там тоже будут люди, но...

— Фил, отвези нас в Центральный парк.

Он даже не думал. Ни секунды. А Фил тут же настроил навигатор, который повёл нас по улицам Нью-Йорка.

— Ты часто тут бываешь? — спрашиваю у Гарри, а сама не могу оторвать взгляд от улиц. Боже, клянусь от них веет настроением Кэрри Брэдшоу, и мне так и хочется достать откуда-нибудь ноутбук и начать вести свою собственную колонку. И даже, возможно, про секс.

— Давно не был, больше года. — скупо отвечает он.

— Кажется, тут снимали сцену из «Адвоката дьявола», — смотрю на высотку и прикусываю губу. Киану Ривз был горяч в том фильме, да он и сейчас горяч!

— По-моему, ты ошиб...

— Клянусь, тут снимали «Сплетницу»!

Автомобиль уносил дальше, пока я не успевала вырывать образы Нью-Йорка, чтобы оставить их в своей голове навсегда.

— Без понятия, что это. — бурчит шатен. Минус пять баллов этому мужчине. Не смотреть «Сплетницу»!

— Я хочу пересмотреть «Завтрак у Тиффани».

В моей голове играли все песни, где упоминался этот прекрасный город, и всё это происходило одновременно. Я могла бы выйти и пойти по улицам — пусть они решают, где окажусь сегодня я. По всей видимости, мой энтузиазм развеселил Гарри, ведь он тихо посмеялся.

— Кажется, надо было привезти тебя сюда раньше. — он смотрит на меня так снисходительно, что это позволяет увидеть нежность в его улыбке.

— Почему это?

— Ты похожа на пятилетку в парке аттракционов. А я не думал, что мог подобное увидеть, тем более от тебя.

— Считаешь, я мало чему радуюсь? — мне не нравится эта мысль, потому что осознанная часть меня всегда об этом догадывалась.

— Нет, мне просто нравится видеть тебя счастливой. По-детски счастливой. В какой-то степени, я даже завидую, потому что не помню, когда сам радовался чему-то так бурно, тем более, городу. — Гарри не произносит это с грустью или печалью. Он сам удивляется, что подобных эмоций в его жизни нет.

— Наверняка было. Когда покупал компанию или проворачивал крутую сделку. — он отрицательно мотает головой, чем отметает эти варианты. — Может, когда смотрел захватывающий фильм?

— Я не смотрел фильмы целую вечность. — и почему-то я не удивлена.

Когда мы с ним встречались, то каждое совместное проведение времени было для него чем-то новым, чем не было, например, для меня или для другого нормального человека. Он со странностью смотрел на меня, призывающую приготовить ужин, или, предлагающую посмотреть фильм, или, желающую просто пойти на прогулку. Мир галстуков, чёрных тонированных стёкол и постоянных командировок превратились в новый, неизведанный мною мир под названием: «Нескончаемая деловая встреча».

Я почти приглашаю его в кино, как Фил, спасая от очередной ошибки, останавливается у Центрального парка.

Семь. Он вновь берёт меня за руку, помогая выбраться из автомобиля. Я хочу растянуть этот момент, но вовремя включаю мозги и прячу руки в карман пальто, а затем быстро выпаливаю:

— По хот-догу? — указываю на сомнительную тележку, над которой поднимается пар. Запах жареных сосисок заставляет подумать о двух вещах. Первая — сколько в них мяса? Вторая — ел ли Гарри хот-доги раньше? Второй вопрос мне показался сразу глупым, но когда я наблюдаю за тем, как Гарри спрашивает, где меню ингредиентов, понимаю, что вопрос уместен как никогда.

Продавец смотрит на него исподлобья, спрашивая одним взглядом: «Это шутка?», и через минуту отдаёт нам два горяченьких хот-дога.

— Не жалей, — приправляя горчицей свою булку, я слежу, как Гарри едва капает кетчупом, подняв бровь и, наверное, задумавшись теперь вместо меня, сколько там действительно мяса.

— Святая корова, я должен вложиться в хот-доги... — произносит мистер-мать-его-Стайлс, когда мы минуем ворота Центрального парка.

— Чего?! — едва не поперхнувшись, я вновь впиваюсь в хот-дог зубами. Горчица что надо!

— Сама подумай, сколько денег...

— Нет! Ты сказал: «святая корова»? — я сдерживаю смех, в первую очередь, ради Гарри. Не хочу, чтобы он увидел, как горчица пойдёт у меня носом, как потом я расплачусь от того, какая она острая, а затем как ещё и расчихаюсь, разнося по Центральному парку смесь теста и сосиски.

— Проехали, — он делает вид, что мне послышалось.

Когда мы находим свободную скамейку, я наконец могу осмотреться. Отчётливый нью-йоркский акцент слышится со всех сторон. В воздухе пахнет сыростью. Где-то вдалеке крякают утки. Я выдыхаю горячий воздух, который сразу же превращается в пар.

Семь с половиной. Его коленка касается моего бедра. Половина — потому что через ткань и потому что всего лишь коленка. И всё же половина — потому что мы продолжаем так сидеть.

— Это... что? — до меня доносятся шёпотки девушек, проходящих мимо. — Он похож на Стайлса, тебе не кажется?

Нужно ли засекать время, когда к нам, точнее к нему подойдут?

Я смотрю на Гарри, но он настолько поглощён своим хот-догом за пару баксов, что мне хочется измазать его в горчице и крикнуть мадамам: «Вы обознались! Гарри Стайлс предпочитает омаров и фуа-гра!».

Чёрт, ведь сейчас он, одетый в чёрную толстовку, пальто и джинсы, совершенно не похож на миллиардера из списка Forbes.

— Если бы у тебя появилась возможность быть обычным человеком хотя бы на один день, ты бы ею воспользовался? — вопрос напросился сам, я не виновата.

Изумруды внимательно смотрят на меня. Он пережёвывает хот-дог, действительно и всерьёз задумавшись. Взвешивает, не торопится, чтобы выдать:

— Я и так живу обычной жизнью. — вот сейчас горчица действительно чуть не брызнула через нос.

— Значит, у нас разные понятия «обычной жизни».

— А что не так? Я ем хот-дог в Центральном парке.

— Гарри, ты впервые ешь хот-дог, и я готова поспорить, что по паркам ты не гуляешь. Одна из причин, наверное, потому что тебя узнают все, кто хоть иногда читали журналы или пользовались социальными сетями. А ещё я готова поспорить, что это единственная толстовка в твоём гардеробе. — вываливаю всё как на духу.

Он опускает взгляд на толстовку и, облизывая блестящие губы, явно обдумывает мои слова дольше, чем я ожидала. Неужели они слишком правдивые и задели толстокожего Гарри Стайлса? Потому что его обескураженное лицо и смущённый взгляд пристыжают меня на месте.

— Прости, — тороплюсь с извинениями, но Гарри качает головой, говоря тем самым: «Не надо».

— Ты права. Я редко делаю обычные вещи и совершенно забыл, как это приятно. — он обводит взглядом парк, по всей видимости, только сейчас замечая его красоту и проникновенность. — Спасибо, что напомнила.

Этим он ввёл меня в ступор. Сказал, что права? Признался, что я попала в точку? Так ещё и «спасибо» выложил? Где босс-манипулятор, который говорил о том, что свободолюбивой птичке всегда можно переломать крылышки? Где мой бесноватый бывший, который проводил меня через огонь каждый раз, когда какая-то мелочь выводила его из себя? Я не могла его найти в спокойной слабой улыбке этого нового Гарри, как и не смогла отыскать токсичный яд в разумных словах и безмятежном тоне голоса.

— Ты всё ещё хочешь прогуляться? — он бросает салфетки в мусор, пока у меня пропадает аппетит. Он украл его, пока удивление настигло меня. Сейчас я переваривала не только хот-дог.

Качаю головой и откусываю уже совершенно безвкусную булку.

— Тогда пойдём.

Я буквально насильно впихиваю еду в себя, пока Гарри как ни в чем не бывало любуется деревьями, провожает взглядом мимо проходящих людей, подслушивает гида, который вещает что-то для тур-группы. Он предлагает покормить уток, и я соглашаюсь. Корм можно приобрести в специальном автомате. Удивительно, но Гарри знал, как им пользоваться. А ещё у него были монеты! Поражена, что у него нашлась мелкая наличка.

Гарри признаётся, что с руки кормит уток впервые, видимо, решив добавить это в список того, что нужно было успеть сделать до двадцати пяти.

Твёрдая восемь. Он протягивает руку, чтобы я встала с корточек и не рухнула в толпу уток, которые нас окружили.

На горизонте появляется девятка, когда Гарри растирает мои едва замёзршие пальцы. Мы смотрим друг на друга исподлобья. Тогда он наклонился к моим ладоням и начал выдыхать горячий воздух, чтобы согреть меня. Меня! Я весь день будто верчусь на углях, вот-вот превратившись в сочную курицу на вертеле.

Мы идем по тонким тропинкам, не особо популярным у посетителей парка. Мы там, где деревья гуще и кусты пошире. Я не чувствую себя наивной жертвой маньяка, которую заводят поглубже в лес, чтобы сделать что-то плохое. Мои мысли и есть самое плохое в этом парке.

— Ты любишь свою... как ты её называешь? Обычную жизнь. — спрашивает Гарри, когда мы равняемся на узкой тропинке, прокладывая путь неизвестно куда.

— Вполне, — киваю головой и продолжаю: — я никогда не хотела быть знаменитой. Само внимание людей пугает меня. В какой-то степени, быть невидимкой довольно приятно.

— Ты не невидимка. — пытается поправить меня, но это нисколько не меняет того факта, что я обычная англичанка с тараканами в голове, которые никого не интересуют. Ни один журнал не задаст мне на интервью какой-нибудь глупый вопрос типа: «Есть ли у вас страхи?» или «Какую награду вы бы хотели получить?». И мне от этого даже спокойнее.

— То, что ты заметил меня, не меняет этого факта. — посмеиваюсь над тем, что он действительно когда-то меня не уволил, решив оставить и изменить мою жизнь навсегда. Гарри разукрасил те дни изумительными красками, которые я ищу до сих пор в каждом встречном мужчине.

— Ты ничего не понимаешь, Джесс. — Гарри будто бы расстроенно или даже разочарованно покачивает головой, опуская её чуть ниже так, чтобы зелёные глаза не встретились с моими. Я изучала его реакцию и не могла понять, что именно вижу.

— Я была обыкновенной секретаршей, которая при мистере Вуде делала чуть больше, чем велели должностные инструкции. Возможно, я сдерзила тебе и не один раз при нашей первой встрече, но это только потому, что думала, будто одной ногой уже за дверью компании. Возможно, ты увидел в этом что-то экстраординарное, но его, на самом деле, не было.

— Я увидел тебя, Джесс. — он выбирает четыре простых слова, и я таю. — Этого было достаточно. А затем ты открыла рот, и я...

Он не договаривает, и это дразнит моё воображение. Мы останавливаемся, скрываясь от тусклого нью-йоркского солнца под кроной высокого дерева. Почему Гарри молчит?

— Понял, что меня трудно уволить? — я говорю с ехидством, немного подтрунивая. Делаю специально, чтобы он выдал правду. Чёрт, я ведь им манипулирую сейчас.

— Понял, что ты не видишь во мне того, что видели все.

— Потому что не знала великого Гарри Стайлса? Генерального директора всего-всего? — он не понимает моей шутки, потому что не слышал наш разговор с Майком в баре.

— Это тоже, но главное... ты была такой живой и не зацикленной на материальном. Для меня видеть подобное было чем-то удивительным, как ещё одно чудо света, которое скрывалось от мира. — не это я ожидала услышать. Часть меня хотела, нет, мечтала знать, что Гарри был и остаётся практичным материалистом. Жизнь по принципу «хочу-беру» подходила ему больше. Даже его поступки легко объяснялись эти незамысловатым девизом. Но не это...

Гарри делает один наступательный шаг — я делаю один назад, едва не спотыкаясь о корни большого дерева, торчащие из земли.

— Как бы глупо это не звучало, но ты была другой, Джесс. — он продолжает делать шаг за шагом, загоняя меня в ловушку, из которой, честно говоря, я не хочу выбираться. — Может, ты права, и мне понравилась та энергия обыкновенной жизни, которой от тебя веяло. — озвученное предположение заставляет нас обоих задуматься. Я тихо наблюдаю, как шатен цепляется пальцами за концы нескольких моих прядей и наматывает их на указательный. — Может, это нравится мне до сих пор? — озвучивает ещё более дикую мысль, переводя взгляд с моих волос на лицо.

Бежать мне некуда. Позади широкое дерево. А спереди он, внимательно изучающий моё лицо и слегка розовые от смущения щёки. Я не могу представить, что сейчас мы сможем вернуться к повседневной беседе, проигнорировав наше тяжёлое дыхание на двоих. Я уж точно не смогу, как и не забуду то, как он проникновенно смотрит на меня сейчас, не отрывая взгляда.

Я поддаюсь вперёд, правильно прочитывая то, что он хотел бы сделать. Это удаётся легко, потому что я сама об этому думала. Гарри целует нежно, осторожно соприкасаясь приоткрытыми губами с моими. Я успела забыть, какой он высокий, когда я не на каблуках, какой обходительный, когда дело касается чем-то романтичного, и какой напряжённый, когда боится, что потеряет меня. Он прижимает моё тело к себе одной рукой, пока вторая касается подбородка.

Господи, как легко я даю ему то, что он просит. Палец давит на челюсть, и я уже впускаю его в свой рот, приоткрыв губы. Мы сливаемся в поцелуе, и я вспоминаю о нашем хорошем прошлом, которого было достаточно, чтобы грезить о подобном сотни раз.

Первая снежинка ударяется о мою горячую щёку. Это отрезвляет. Это будит мою совесть. Я так и не научилась её игнорировать, как, например, игнорирую свои чувства и желания. Мучающий меня эпизод вспыхивает перед глазами, напоминая, что я не единственная блондинка, рядом с которой он наверняка продолжает крутиться.

Мне приходится разорвать этот поцелуй, о чём наверняка я буду сожалеть уже скоро. Но сейчас я не в силах посмотреть на него, не вспоминая то, что раздавило меня когда-то. Выбравшись из самых нежных объятий во всём мире, быстро принимаю нелепое решение — пуститься в бега.

Кто считал все эти прикосновения?

Не знаю.

Но их было десять.

***

Не позволяю толпе себя окружить вновь — это пробуждает клаустрофобию и полубоязнь большого скопления людей. Бокал в моей руке вновь напоминает, что был лишним. Я не собиралась напиваться, тем более на таком важном мероприятии, пока внутренне жаждала влить в себя бутылку чего покрепче. Неужели это первые признаки алкоголизма? Или всё-таки виноват инцидент в парке?

Кстати, мы с Гарри и словом не обмолвились об этом после. Как взрослые люди с тараканами в голове, способные самостоятельно всё для себя решить, мы направились в отель, заселились (кстати, номера оказались на разных этажах) и, проведя какое-то время порознь, отправились на вечеринку. Он выступил с отличной речью. А я оказалась в компании Мэйбл, которая тоже прилетела в Нью-Йорк, но на пару дней раньше нас. Затем они вдвоём исчезли в компании друг друга. Я придавила все возникшие негативные чувства по этому поводу самым огромным булыжником в своей груди.

Когда Гарри, появившись в заполненном людьми зале, спустя минуту зрительного поиска взглянул на меня, я... вновь призналась самой себе: этот костюм ему чертовски шёл. Красивая бабочка придавала праздничный вид, сменив строгие галстуки, которые, кстати говоря, ему тоже очень-очень шли. Приведя в нормальный режим своё сбившееся дыхание, я наблюдаю, как он уверенно прокладывает путь ко мне. Или может, генеральный директор всего-всего собирался выпить и направлялся к бару позади?

Его зелёные глаза оглядели меня или моё чёрное платье, или меня в этом платье, предоставляя возможность узнать этот взгляд. То, что он видел, и нравилось, и не нравилось ему одновременно. И всё же, наконец оказавшись рядом, Гарри не пустил ревнивый комментарий, наоборот, он непринуждённо произнёс:

— Скучаешь?

— Вовсе нет, — отрицательно качаю головой и указываю на бокал с белым вином, — я так выгляжу?

— Совсем немного. — признаётся босс. Неужели это его беспокоит? — Могу тебя развеселить.

Он так уверен, что сможет, и это не удерживает меня от мягкого подтрунивания.

— Всё-таки прошёл курсы клоунства? — воодушевлённо спрашиваю, будто Гарри наконец осуществил свою мечту.

— Не поверишь, но теперь ношу воздушные шарики, чтобы веселить грустных и очаровательных девушек. — искусно подыгрывает в ответ.

Вообразив, как Гарри вытаскивает какой-нибудь яркий шарик, надувает и делает, например, из него собачку, я глуповато хихикаю и прикрываю рот рукой. Шатен широко улыбается, довольный собой.

— Тебе очень идёт это платье. — внезапно произносит, перенося моё внимание к тому, в чём я появилась.

Приталенное, длинное платье, сшитое из чёрного блестящего бархата. У него длинные рукава и плавное, неглубокое декольте, едва-едва открывающий мою грудь. Уверена, Гарри не нравится тот вырез, что на ноге, идущий до самого бедра. В этом его изюминка. Я гоню прочь мысли, которые меня посетили накануне, когда я смотрела на это платье в магазине. Нет, Джесс, мы об этом не должны думать!

— Как тебе вырез? — я ставлю ногу так, чтобы предоставить ему лучший обзор.

Не могу победно не заметить, как Гарри сжимает челюсти, глядя на мою обнажённую кожу.

— Среди сотен глаз я скажу тебе сдержанно и просто: вполне неплохо. — он обращает свои зелёные глаза ко мне, и я клянусь, почти ойкнула. — Но, если хочешь рискнуть, Джессика, можем уединиться, и я более подробно скажу и покажу, что думаю по поводу этого платья.

А вот и мистер Стайлс, которого я помню. Я подняла дьявола из ада, и он передо мной.

— Извините, — к нам обращается кто-то справа, но ещё несколько секунд мы с Гарри смотрим друг на друга. — Мистер Стайлс, могу я сделать несколько снимков?

Подошедший фотограф раскалывает нашу натянувшуюся до предела атмосферу, за что я благодарна. Нет, дело не в том, что он спас меня от пылких слов босса, скорее он спас меня от совершения какого-либо безрассудства. Например, бросить вызов и произнести: «я рискну», а затем оказаться в объятьях Гарри. Вновь. Второй раз за день.

Я отхожу в сторону, чтобы дать возможность сделать фотографу своё дело, но Гарри довольно ловко притягивает меня обратно. Он не позволяет сдвинуться, решительно обвивая свою руку вокруг моей талии. Жар его ладони проникает сквозь бархат моментально, почти обжигая кожу.

— Гарри, что ты делаешь? Нас не должны видеть вместе, что уж говорить о совместной фотографии! — угрожающе шепчу, оказываясь близко-близко к его лицу, прямо как в парке. Я намерена избавиться от этого контакта, поэтому кладу руку на его и пытаюсь разомкнуть пальцы.

— Боишься, что Нейтон увидит? — спрашивает без злости, скорее, наоборот, он поднимает бровь и бросает мне вызов. Я не куплюсь на это! Чёрт, и руку убрать не могу — Гарри вцепился намертво.

— Фотографиям с тобой свойственно появляться везде: на таблоидах, в газетах, во всяких... новостных порталах! — шиплю и извиваюсь, не представляя, каково за подобным наблюдать фотографу, держащему камеру наготове.

— А журналам — у тебя в квартире? — Гарри улыбается, и фотограф решает всё же щёлкнуть, сделав первый снимок.

— Всё ещё рядом с унитазом, Гарри! Не обольщайся. — я не хочу выглядеть сумасшедшей, поэтому перестаю сопротивляться. Оказывается, принцип «хочу-беру» в силе. Приходится сдаться.

Он улыбается шире, затем лениво поворачивает голову к фотографу, и только через несколько секунд я тоже смотрю в камеру. Несколько вспышек. Мои глаза слезятся. Гарри держит меня крепко. Я чувствую, как его пальцы слегка касаются моего бедра. Если бы только он знал, для чего это платье было куплено...

Пытка со световыми вспышками заканчивается быстро, и когда фотограф, поблагодарив, следует к следующим гостям, Гарри все ещё прижимает меня к себе.

— Мэйбл хочет, чтобы мы поехали на афтерпати загородом. Ты хочешь? — удивительно, но он отлично притворяется, будто обнимать меня при всех так, словно мы всё ещё принадлежим друг другу, ничего такого.

— А ты?

— Если только ты поедешь.

Я лишь делаю вид, будто обдумываю предложение. И, наверное, Гарри видит фальшь в этом особенно тогда, когда я торопливо произношу: «поехали». Мэйбл, разогретая напитками, удивляет меня своей сногсшибательной улыбкой. Она подмигивает Гарри, посылая какое-то невербальное сообщение, когда он, действуя исключительно как джентльмен, помогает мне с пальто. Я вижу искорки в её серо-голубых глазах и мерцание — на губах. Мэйбл обращается к шатену:

— Пусть Джессика поедет со мной.

Это удивляет и Гарри, и, конечно же, меня! Честно, Мэйбл меня пугала. От неё веяло властью, как от Гарри, и неизвестной мне игривой энергией. Перспектива остаться с ней наедине чудовищно смущала.

— Не хочу ехать одна, а мы наконец поболтаем по душам.

Чёрт, она точно не собирается поболтать со мной по душам, скорее высосать душу и сожрать. Несмотря на мрачные мысли, я сказала, что не против. Это не входило в планы Гарри, но всё же он, открыв дверь на заднее сидение чёрной Ауди, помог мне с платьем и перед тем, как закрыть дверь, предупреждающе произнёс, обратившись к брюнетке, сидящей рядом со мной:

— Только попробуй что-нибудь выкинуть.

Выкинуть что? Я вжалась в сидение, но старалась при этом выглядеть непринуждённо. Водитель резко нажал на газ, и мы сорвались с места.

— Это он шутит, Джессика, не обращай внимания. — Мэйбл натянула дружелюбную улыбку, которой я не знала верить или нет. — Давай наконец нормально выпьем, а то выбор в том баре был... скудный.

Её изящный указательный палец нажимает на одну из кнопок, расположенных между нами, и часть сидения поднимается вверх. Она откидывает подобие крышки, предоставляя моему вниманию небольшой бар. Прохладный голубой свет, исходящий из мини-холодильника, освещает тёмный салон.

— Мартини любишь?

— Не откажусь.

Мэйбл разливает прозрачную жидкость и даже кидает по две оливки в стаканы. Вот это сервис! Я охотно беру прохладный стакан и пробую.

— Вау! — чуть не подавившись, произношу. — Восхитительно!

— А то! — радостно и гордо восклицает в ответ.

Воздух в салоне тёплый. Напиток приятно прохладный. Я расстёгиваю пуговицы пальто и откидываю края по сторонам. Решив проверить Мэйбл, натыкаюсь на преграду в виде её нисколько не пьяных глаз. Она наблюдала за мной всё это время.

Её имя напоминает мне о договоре, который нашёлся в ящиках стола Гарри, а изящные пальцы — о кольце, которое лежало там же. Обе эти находки совсем не вписывались в действия Гарри, когда он целовал меня. Если между ним и Мэйбл что-то происходит, то я не хочу... вмешиваться в это «что-то».

Быть может, в этой машине я оказалась только потому, что Мэйбл хотела посмотреть на меня поближе, оценить соперницу, коей я не являлась.

— Теперь понятно. — произносит она первой. Неужели так быстро провела оценку? Поняла, что я лишь муха по сравнению с ней?

— Что именно? — спрашиваю и надеюсь, что не выгляжу жалостливо.

— Понятно, ради каких глаз так старается Гарри. И правда особенные. — брюнетка вновь делает глоток.

Я не хочу задавать вопросы, потому что и так уже выгляжу глупо в её глазах.

— Да брось! — взмахивает своей изящной рукой с идеальным маникюром. — Он ведь вон из кожи лезет. Признайся, приятно наблюдать?

— Мэйбл, я не понимаю, о чём ты.

Она хмурит брови, поджимая губы. Я действительно что-то упускаю, и нужно скорее понять что.

— Ты, на самом деле, считаешь, что все случайности случайны? — быстро задаёт вопрос и продолжает, не желая слышать мой очевидный ответ. — Не в его мире.

Мне нужно было раньше догадаться, что любитель игр навсегда им останется, просто... Пойманный однажды не остановится — он найдёт способ, чтобы его больше не поймали.

— Хорошо, начнём сначала, хотя откуда ещё начать? — девушка осушает стакан и убирает в сторону, ни на секунду не сомневаясь в том, что собирается выложить. — Гарри терпеть не может Майами. Причина мне неизвестна, но с открытия филиала он пропускал всевозможные мероприятия и важные события, отклонял все-все приглашения, просто-напросто игнорируя Майами. Только один раз он прилетел... где-то полгода назад, но пробыл недолго, улетев со словами: «Ненавижу этот грёбаный город», а потом ещё что-то про то, что Майами его наказывает за ошибки и бла-бла-бла. Да, я тоже редко понимаю его и ход странноватых мыслей. — тараторит девушка.

Полгода назад мы случайно встретились. Я хорошо помню этот день. Он отпечатался болезненным следом на моей коже.

— Пару недель назад он принимает приглашение Нейтона Ривера и решает остаться на месяц. Я, конечно, иногда не могу увидеть всю картину целиком, но твоё появление в офисе, Джессика... тут я поняла всё. А ещё ты так хорошо подходила под описании той самой девушки, которая разбила ему сердце. Честно, я сомневалась, что оно у него есть, но ты доказала мне одно: Гарри умеет о чём-то переживать, кроме компании. Да ещё и сделка с Ривера казалась мне мутной. И всё сошлось идеально, пазл к пазлу, нота к ноте, когда я увидела тебя с Нейтоном. — Мэйбл победно улыбается, по всей видимости, радуется, что разгадала загадку.

Я продолжала слушать.

— Гарри прилетел в Майами, чтобы порвать все обязательства с семьёй Ривера. И внезапно девушка его мечты получает предложение от единственного сына того, кого видеть он не хотел. А теперь наш мистер-у-меня-нет-сердца-Стайлс из кожи вон лезет, чтобы ты обратила на него внимание. Даже готов заключить сделку с этим идиотом. Прости, — она смущается, что нелестно отзывается о моём женихе, но на это мне сейчас плевать.

Неужели Гарри изначально не собирался сотрудничать с Нейтоном? И я его просто заставляю?

— Почему он хотел, как ты говоришь, порвать с Нейтоном?

К счастью, Мэйбл отвечает, даже не раздумывая. К этому времени мы выехали за пределы Нью-Йорка.

— Как только Ривера-старший отошёл от дел, с Нейтоном начались проблемы. Наша дебиторская задолженность выросла, затем я заметила, что через некоторые мутные компании он отмывает деньги. Юридические лица, с которыми мы никогда, повторю, никогда не работали, так или иначе, имели отношение к Нейтону. Там друг. Здесь одноклассник. Если бы это обнаружила не я, а аудитор, Джесс, Гарри светило бы судебное разбирательство. А учитывая суммы, штрафом бы он не отделался.

Тюрьма? Неужели Мэйбл намекает на то, что Гарри может лишиться всего?

— Я написала Гарри и объяснила, что дело пахнет керосином. Ну а дальше ты знаешь! Он прилетел в Майами, увидел тебя... На следующий день он сам увидел все доказательства, которые я оставила перед отъездом. Но что-то изменило его решение.

Значит, тем вечером, когда я приехала к нему в офисе умолять передумать, наивно полагая, что его решение продиктовано нашим совместным прошлым, он просто спасал компанию и себя от проблем? Я не дала этого сделать. Так ещё и заставила подписать договор. Теперь понятно, почему Мэйбл наседала на Гарри в баре и просила меня уволить. Ей не нравилось то, как Гарри рисковал всем в своей жизни ради «пары красивых голубых глаз».

— Я не знала, Мэйбл. Ни о ситуации с Нейтоном, ни о том, что Гарри избегает Майами... я ничего не знала.

— А я вот быстро догадалась, что вы были вместе. Ты замечала, что он становится таким напряжённым рядом с тобой? — но я не отвечаю, потому что понемногу осознаю, что не видела ничего. Я была слепа.

Всё это время моя голова была где-то в другом месте. Я думала только о своей лжи, не представляя, что Гарри погружался в свою ещё сильнее.

— И таким расстроенным. Он неделю упрашивал Рианну выступить на сегодняшнем вечере, но она отказалась, проигнорировав все предложенные суммы. Даже спрашивать не буду, почему Рианна, так как ответ на поверхности.

Мэйбл искоса бросает на меня взгляд. Да, я люблю Рианну и сказала об этом Гарри ещё два года назад в Лондоне. Мы пили вино, а затем... впервые совершили ошибку. Да-да, принцип «хочу-беру».

Гарри готов сломать всё то, что он строил годами. Он уже поставил себя в рискованное положение. Ради такой несущественной меня. И это безрассудство не вызывает благодарности. Писклявый голос не ликует от радости. Нет. Я чувствую злость и вину за то, что вообразила, будто могу этому радоваться.

— Грэг, — Мэйбл обращается предостерегающе к водителю.

Я улавливаю беспокойство, но не успеваю повернуть голову к дороге, как чувствую, что машину заносит в сторону. Водитель крутит руль, чтобы остановить скольжение по заснеженной дороге, но это только ухудшает ситуацию.

— Тормози! Тормози! — Мэйбл вцепляется в мою руку, пока по моему телу проносятся мурашки. Неприятные и даже болезненные.

Мы неслись, нарушив скоростной режим, но никто этого не заметил. Было поздно. Грэг теряет контроль над автомобилем тогда, когда мы вылетаем за пределы дороги в заснеженный кювет. Стакан в моей руке разбивается, и я чувствую, как вместе с болью, ладонь покрывается кровью.

Подписывайся на мой телеграм-канал: https://t.me/vasha_vikusha