15 глава. Тонкая грань

Когда дверь за девочками окончательно захлопнулась, мы с Ликой остались вдвоём. В квартире повисла тишина — непривычная после музыки и смеха. Белый кот лениво потянулся на подоконнике, а Лика, растрёпанная, сонно улыбнулась мне:

— Ну что, бал закончился?

Я пожала плечами, невольно прислушиваясь к отзвукам прошедшего вечера и глядя на оставшийся на столе букет пионов.

— Может, он только начинается.

Мы рассмеялись, шатаясь от усталости и вина.

Когда Лика пожелала мне спокойной ночи и скрылась за дверью, я еще долго стояла в коридоре, слушая, как стихает её смех в тишине квартиры. Мне не хотелось отпускать этот вечер: будто несколько часов спрессовались в один яркий, осязаемый миг, а после — внезапно осыпались, оставив в воздухе легкое послевкусие праздника. Я машинально убрала с кухни бокалы, задержалась у окна, глядя на размытые огни города, и только потом, почти украдкой, взяла со стола бутылку вина.

Дверь ванной за мной закрылась мягко, почти заговорчески. Я сбросила одежду, наслаждаясь мгновением уединения, и включила горячую воду — пены было столько, что она упрямо ползла через край. В зеркале я вдруг показалась себе другой: неприкаянной, немного усталой, но почему-то очень живой.

Отхлебнула сразу из горлышка, изредка сдерживая улыбку: наверняка Лика бы что-то прокомментировала. В телефоне зажглось окно чата, и пальцы сами собой набрали: 

MyThoughts_MyLife 

– Как прошёл твой день?

Диалог потёк легко, чуть острее привычного: его ответы цепляли, будто он подсматривал за мной сквозь эту ванну. Я смеялась его фразам, представляла его сильные руки, и, когда он прислал то самое фото — только ключица, только свет и контур подбородка — что-то предательски дрогнуло внутри.

Я взяла себя за правило отвечать честно. Не скрывать ни усталости, ни желания быть понятой — с ним это было почему-то естественно. Я сняла фото — мои ноги в пене, пузырьки и та самая бокаловская капля на лодыжке — и неожиданно для себя подписала: 

MyThoughts_MyLife

– Подумала, что было бы честно скинуть тебе тоже какую-нибудь фотографию.

Пока он читал, я прикоснулась к воде, медленно провела рукой по бедру, ощущая легкую дрожь. Было странно — и приятно — открываться перед почти незнакомым человеком. От его слов становилось тепло: 

DannyNova

–.....Может быть, когда-нибудь ты позволишь мне принести тебе бокал вина прямо туда. и вымыть тебе спину.

Я улыбнулась, почти физически ощущая это невозможное присутствие. И промолчала, позволяя себе быть именно здесь — голой, уязвимой, настоящей, с тихим желанием, чтобы утро наступило чуть медленней.

***

Утром я просыпаюсь первой. Солнце режет глаза сквозь прозрачные занавески, белый кот дремлет у самой подушки. Лика раскинулась на диване, обняв плюшевую панду, и тихо посапывает. Я осторожно приподнимаюсь, чтобы не разбудить её, и иду в душ. Тёплая вода смывает остатки вчерашней эйфории.

Перед зеркалом крашу ресницы, собираю волосы в пучок. Вот она — привычная я, серьёзная, чуть уставшая, с мешками под глазами после ночи разговоров. Пакет с формой уже собран, телефон мигает уведомлениями.

Возвращаюсь на кухню и потряхиваю Лику за плечо:

— Лик, вставай! Я уже ухожу, тебе в универ пора!

Она что-то бормочет, прячет лицо в подушку и обречённо тянется за одеялом.

— Эмиль, я не пойду сегодня… Совсем нет сил, — сипло выдыхает она.

— Лика, серьёзно? Моя мама днём придёт, не попадись ей на глаза, уйди пораньше, пожалуйста. — Я кидаю ей взгляд из-под бровей. — И не забудь кота покормить!

— Будь спокойна... — Лика едва улыбается, не открывая глаз.

Я вызываю себе такси через приложение, судорожно проверяю, взяла ли всё. Перед дверью глажу кота по бархатной спине — он довольно урчит. Сердце прыгает: день только начинается, и он обязательно принесёт что-то новое. Я крепко сжимаю пакет, на прощанье машу Лике, и одновременно хлопает подъездная дверь и приходит уведомление: "Такси прибыло".

Я выхожу во двор — впереди — утро, работа.

Я приехала на работу как обычно рано, еще даже не успело стихнуть эхо моих шагов по пустому тротуару. Сначала – рутина: разблокировать сигнализацию, приложить магнитный брелок, короткое сухое «пик», и я уже внутри. За стойкой привычный полумрак, стекла холодные на ощупь. Всё на своих местах – даже легкая тишина. 

В раздевалке сняла лонгслив – машинально, замерев на секунду перед зеркалом в одном лифчике. Почему меня так цепляют эти мысли? Кто такой этот Дэнни? Зачем он вообще мне скинул фото своих ключиц? И почему я в ответ отправила ему... ноги? Это же абсурд, ну! Кто вообще прислал мне тот букет? Может, всё-таки он?..

Застёгиваю фирменную кофту, надеваю фартук, привычное движение – как будто защищаюсь от мыслей. Глупо всё это, но внутри почему‑то щекочет, как после первой крепкой затяжки кофеинового эспрессо.

Я вышла, кухня уже дышала вчерашним запахом свежей выпечки. Решила первым делом сделать себе кофе – только так можно разобраться в себе, ну или хотя бы заставить себя не думать несколько минут. Взбила молоко, вывела из пенки сердце и рядом – вопросительный знак. Получилось даже лучше, чем ожидала. 

Надо, наверное, сфотографировать. Всё равно привычка – через объектив проще смотреть на себя со стороны. Щёлкнула – молоко, сердце, вопрос. Подписала: 

«Когда не знаешь, что делать с сердцем, спроси у кофе». 

И всё‑таки, зачем он мне нужен, этот Дэнни? Почему я не могу просто выбросить его из головы, как эти сообщения в мессенджере? 

– Ну что ты со мной делаешь, а?.. – пробормотала я вполголоса и рассмеялась своей же глупости. 

Кафе ещё пустое, за окнами вяло тянется ранний свет, а я стою на чистой плитке, обнимая чашку, – и вместо ответов только запах кофе и фото с сердцем.

Я только успела поставить кофе на поднос, когда у двери загремел замок. Знакомый голос эхом разнесся по залу: 

– Эмилия! Ну что, ты опять раньше всех? 

Джексон, наш поставщик выпечки, протиснулся в дверь с огромными ящиками, пахнущими карамелью и тёплыми булочками. Я улыбнулась, помогая ему поставить коробки на пол. 

– Что там у тебя на этот раз? Мои любимые круассаны остались или всё расхватали?

Джексон ухмыльнулся: 

– Для тебя, как всегда, отдельный пакетик. Я что, похож на монстра, чтобы оставить тебя без круассанов? 

Я рассмеялась и пошла вскрывать первую коробку. Пока мы вместе раскладывали эклеры, тарталетки и миндальные печенья на стеклянные полки, Джексон вёл свой обычный утренний монолог: 

– Слушай, ты свой фирменный кофе опять будешь выкладывать в сторис? Давай хоть раз меня пометь, а то люди думают, булочки у вас из воздуха случаются!

– Только если ты научишься складывать пирожные не вверх тормашками, – поддразнила я. 

– Не дождёшься, – отмахнулся он. – Я по‑своему искусство вижу!

Я снова улыбнулась, ловко выкладывая французское печенье в хрустальные вазочки, а пирожные ставя так, чтобы самые красивые были ближе к стеклу. Всё-таки в эти минуты среди запаха ванили и свежего теста кафе начинало оживать.

Когда витрина засияла разноцветьем, я вытерла руки и набрала Лику. Из трубки сразу отозвался её немного сонный голос: 

– Ес сэр, уже по пути домой, отчёт отправила, полки протёрла, кота твоего гладила и даже клянусь не мучила, – тараторила она.

– Спасибо тебе большое, – я улыбнулась, чувствуя, как уходит напряжение. – Облако не голодное?

– Он в полном порядке, устроил мне концерт за добавку, а потом обиделся на свои же крошки, – хихикнула Лика.

Я прикусила губу, подбирая слова: 

– Лик... у тебя не было такого, что вдруг чувствуешь – что-то происходит, но не понимаешь, что именно? Как будто странность какая-то повсюду?

– В смысле, Эм? Про Дэнни что-ли опять думаешь? – Лика моментально встрепенулась.

Я вздохнула: 

– С ним так легко, понимаешь? Как будто знаю его давно, он какой-то... родной что-ли. Вчера вообще прислал фото своих голых ключиц.

– Оу, горячо! – раздался искренний смех Лики. – Ну, ты хоть чего ответила?

– Я... – я невольно заулыбалась, – я зачем-то скинула ему свои ноги. 

– О да, детка! Следующее на очереди сиськи? – Лика уже захлебывалась от смеха.

– Ты дурочка, честное слово, – я тоже засмеялась, бессильно качая головой.

— Ты представляешь, — весело напевала Лика, — наконец-то бал состоится! Его же тогда перенесли, и я уже думала, что свое платья только в шкафу разглядывать буду.

Я засмеялась, откладывая на витрину последний эклер: 

— Правда, Лик? Неужели на этот раз действительно всё по-настоящему?

— Да! Проверенная информация. Осенний маскарадный бал объявлен официально. Мы сможем надеть свои шикарные платья и выбрать самые красивые маски — хоть с перьями, хоть с кружевом, — восторженно подтвердила она.

— Вот это да, — не сдержала я радостного вздоха. — Я уже сто лет мечтаю выгулять это платье.

Лика захихикала: 

— Слушай, а вдруг твой загадочный Дэнни тоже решит явиться на маскарад? Представь: все в масках, тайна, интрига… и ты в красивом кружеве.

Я не удержалась от улыбки: 

— Это было бы по-настоящему волшебно!

Я бережно положила телефон на стол, и в кафе тут же вернулась тишина, наполненная сладким ароматом корицы и молотого кофе. За стеклом едва розовел рассвет, окрашивая всё внутри мягкими золотистыми пятнами.  Первые посетители уже подходили — каждый из них был для меня как маленькая тайна, кусочек утренней атмосферы.

Каждую пятницу первым в кафе появляется мой любимый гость —  дедушка в аккуратной клетчатой кепке и с охапкой свежих газет под мышкой. Он всегда здоровается полушёпотом, будто наши стены — библиотека, а не кофейня. В его взгляде непременно читается ожидание маленького чуда — десерта с грушей, потому что без груши, как он говорит, "утро не начнётся". Пока он медленно снимает пальто и заботливо укладывает шарф, я уже готовлю его невысокий капучино, два миндальных печенья и, конечно, с грушей. Он кивает в мою сторону, слегка прищурившись, словно мы оба участвуем в особом ритуале, о котором знаем только мы.

Следом за ним влетела парочка — парень в темно-синей куртке и девушка, вся закутанная в длинный шерстяной шарф до самых ресниц. Они были совсем юные, с той смущённой лёгкостью, что бывает только у школьников-романтиков. Парень заказал себе двойной эспрессо и медовый круассан, а девушка тут же потянулась к витрине за марципановой розой.

Пока я готовила им кофе, заметила, как она рассыпается на салфетке строками: аккуратный блокнот, потёртая ручка и дрожащий почерк. Она что-то тихо диктовала себе, а парень терпеливо ждал, заглядывая ей через плечо, — будто сам был частью её стихотворения.

Я принесла им поднос, и она вдруг подняла на меня серые глаза, смущённо улыбнулась и попросила: 

— А можно у вас остаться подольше? Мне тут особенно хорошо думается.

— Конечно, — отвечала я, и сама почувствовала, как в душе становится светлее от таких простых утренних сцен.

Честно говоря, когда я убираю их столик, мне всегда хочется надеяться, что на оставленной салфетке появится строчка — хоть одна — о нас, о кафе, о той самой девушке за стойкой, что каждое утро греет им чашки и выслушивает тайны города. Но пока на салфетках только обрывки мыслей, недописанные рифмы и следы кофе. Наверное, мне просто приятно мечтать: вдруг когда-нибудь среди этих строк отыщу что-то о себе — пусть даже случайное слово или лёгкую благодарность, прячущуюся между строк.

Вот так — постепенно, с каждой улыбкой, с каждым словом и запахом свежей выпечки — моё маленькое кафе оживало, а я снова ощущала, как внутри всё наполняется уютом и каким-то волшебным ожиданием.  Иногда кажется, что самые добрые перемены просыпаются именно в такие рассветные часы среди чашек и булочек, когда мир ещё только набирает обороты.

А потом день тихо уходит на убыль. Последний гость пару раз благодарит и исчезает за дверью, оставив после себя лёгкий аромат духов и чуть заметный след на стекле. Я закрываю дверь, поворачиваю ключ — у нас теперь снова только тишина, в ней отзываются эхо шагов и шорох последних дел.

Считаю выручку, перебирая мелочь ладонями, раскладываю всё по коробкам и привычно вздыхаю. Потом надеваю наушники, включаю музыку погромче и принимаюсь мыть полы: прохожие уже не заглядывают, поэтому можно позволить себе танцевать с ведром, кружась между столами так, будто зал — это сцена, а я — её единственная актриса.

Снимаю фартук, сворачиваю аккуратно, как будто это часть какого-то особенного ритуала. Переодеваюсь в обычную одежду — чуть легче дышать, чуть свободнее двигаться. Накидываю пальто, вытягиваюсь потихоньку, чтобы приглушить усталость, и выхожу на вечернюю улицу, где пахнет прохладой и обещанием тихой радости.

Циферблат часов медленно перевалил глубоко за полночь. После долгой смены в уютной кафешке я выдохнула, перевернула табличку «Закрыто». Закрываю за собой дверь, слышу, как с лёгким щелчком встаёт сигнализация — будто кафе шепчет мне на прощание.

Холодно-стеклянный свет фонарей льётся полосами на аллею, по которой я шагаю — влажный асфальт сияет зеркально, отражая неоновые блики и мозаичные пятна от витрин. Лампочки, будто жёлтые ягоды, висят в ветвях, осыпая дорожку медовым светом; во тьме скользят тени редких прохожих, становясь призрачными и зыбкими на границе света и ночи.

В воздухе разлит тонкий аромат прелых листьев и далёких цветов, промелькнувший на ветру. Аллея кажется отдельным миром, обособленным от города, — здесь тише, здесь шаги глуше, и каждый звук отзывается эхом в вечерней тишине.

Но даже среди всей этой умиротворяющей красоты я чувствую мерцающий взгляд за спиной — как будто кто-то следит, скользит по мне глазами из теней. Впрочем, вполне возможно, что это всего лишь моя усталость, переодетая в паранойю: прохожие идут навстречу своим делам, и всё это — совпадения, не более. Я улыбаюсь — пусть сегодня ночь принадлежит только мне и мягкому свету фонарей.

Я захожу в подъезд — стальная дверь легко отъезжает в сторону, в холле тихо, только шорох шин на улице и отголоски городского гула за стеклом. Лифт встречает привычным гудком, и я, скользнув пальцем по кнопке вызова, тут же слышу за спиной звук шагов. Быстрых, но почему-то не спешащих.

Обернуться я не успеваю — кто-то высокий, в черном длинном пальто и балаклаве, закрывающей лицо, входит следом. Его лицо скрыто, взгляд поймать невозможно, от этого ледяной холод скользит по позвоночнику. Мелькает тревожная мысль: «А вдруг маньяк?» — но я тут же отгоняю её, заставляю себя не смешить внутреннего параноика.

Я жму кнопку своего этажа — он молча выбирает этаж выше. Мы стоим рядом, напряжение в воздухе почти зримое.

И вдруг — резкий стук, подрагивание кабины, и все заливает темнота. Свет гаснет, лифт останавливается. Мужчина бросается к панели, судорожно нажимает кнопку вызова и связывается с диспетчером. Я хватаю телефон — глухо, «нет сигнала». Холодок становится липким, я сползаю в угол, меня охватывает настоящая паника: с детства боюсь темноты, а тут — в замкнутом пространстве с незнакомцем.

Дышать становится тяжело, гортань будто сжимают стальные пальцы. Но тут парень — почти силуэт, размытый в тьме — подходит ближе. Его рука аккуратно ложится мне на плечо, он гладит, его голос звучит приглушённо, почти шепотом — властный, но совсем не грубый:

— Вдох… выдох. Глубоко. Давай… просто повторяй за мной. Ты справишься, я рядом.

Я, не в силах сопротивляться, сжимаю веки, пытаюсь следовать дыханию: медленный вдох, длинный выдох — как будто мы плывём в темноте, только наощупь. Но легче не становится — страх не уходит, даже усиливается, во мне разливается тревога, холодными волнами накрывает.

И вдруг — его рука ложится на мою талию. Одним резким движением он притягивает меня к себе. Его губы касаются моих — сначала осторожно, исследующе, будто спрашивая разрешения, затем смелее. Его губы мягкие, чуть припухлые, с привкусом сигарет и мятной жвачки. Я задыхаюсь уже не от страха: тревога меняет ритм, превращается из мучительной хватки в рой легких бабочек ниже диафрагмы.

Я сдаюсь моменту, отвечаю на поцелуй — моя ладонь тянется к его лицу, к краю балаклавы, но он мягко перехватывает руку, уводит на своё плечо, не позволяя узнать больше, чем хочет сам. Мы сливаемся в поцелуе нежном, влажном, долгом — как будто растворяемся друг в друге на границе света и тени, между паникой и восторгом. Я не верю происходящему: я, в темном лифте, целуюсь с шикарным незнакомцем. Не просто целуюсь — я полностью отдаюсь ощущению, забираю каждую крупицу этого дикого, невозможного мига.

Неожиданно лифт дрожит, свет вспыхивает. Он скользит пальцами по моей руке, вжимает в ладонь свернутый кусочек бумаги. И в тот же миг — как по команде — отстраняется, делает шаг в сторону, будто ничего не происходило. Когда двери открываются, он стремительно выходит, исчезает за поворотом, не оглядываясь.

Я бросаюсь к выходу, сердце колотится в бешеном ритме — пытаюсь окликнуть, но голос предательски срывается, теряется в гулком подъезде. Он уже исчез за углом, растворился в ночи, оставив после себя только отблеск непонятного чувства. Я замираю у двери, пальцы всё ещё дрожат, когда разворачиваю скомканную бумажку. Строчки всплывают перед глазами — аккуратный почерк: 

"Ты великолепна, MyThoughts_MyLife".

Я перечитываю эти слова снова и снова.

Что?

Данни?

В голове вспыхивает догадка, мгновенно окутанная сомнениями и неуверенностью. Это ведь не может быть правдой… Или может? Цветы — тоже он? Где граница между реальностью и сценами из переписки, которыми я жила так долго?

Как он узнал, что это я? Никто ведь не знает, кто скрывается за моим ником… Или я ошибаюсь, и эта встреча — просто совпадение, злой розыгрыш судьбы, плод моей переутомлённой фантазии?

Я стою одна в полутёмном холле, сжимая дрожащими пальцами клочок бумаги, и никак не могу поверить в происходящее. Может, мне только кажется, что возможна такая случайность. Может… Но где-то внутри уже начинает мерцать опасная, невозможная надежда.

Моя виртуальная жизнь внезапно стала опасно реальной, и впереди был новый, неизведанный поворот.

Ночь только начинается. И мне только предстоит узнать — кем был тот парень в черном, и почему его поцелуй до сих пор горит на моих губах.