25. В память о ней

What Is Love? - Frances

Свет.

И на этот раз не искусственный, а солнечный. Лучи осеннего солнца бьют прямо мне в окно, делая всё в этой комнате красным. Я поворачиваю голову и вижу мирно посапывающего парня. Достаточно симпатичного.

Такое ощущение, что мы знакомы, а иначе что мы делаем вместе в этой палате. Может он пострадал вместе со мной? А кстати обо мне, что вообще произошло?

Срываю с себя все приборы, отслеживающие мое состояние, выдергиваю капельницу. Хорошо, что хоть помню своё имя, осталось дело за малым: узнать сегодняшнее число и день недели. Ради этой информации решаю включить телевизор и сразу натыкаюсь на новостной канал. Здесь говорят что-то про всемирное потепление, налаживание международных отношений и всего подобного, ненужного мне.

Переключив передачу на новости нашего штата, вижу бегущую строку внизу экрана. На которой написано что-то о Миранде и Виктории Роджерс. Далее шла наша совместная фотография с этой симпатичной женщиной. Неужели это моя мать и её больше нет? В тот момент, когда начали рассказывать о ней поподробнее, проснулся силуэт около меня.

- Тори, Господи, ты очнулась, - такие глубокие голубые глаза, словно океан.

- Так значит это правда? Но почему? Ты знаешь, что произошло? - У меня начинается истерика, тело пробирают конвульсии, а слезы так и льются из глаз. Через всю эту пелену я вижу его беспокойство. Я что, впервые плачу перед ним? Как же сложно ничего не помнить. Хочется просто дать себе по голове, чтобы все мысли встали на место, и мозг продолжил нормально функционировать, но, к сожалению, я не могу так сделать.

Руки парня нежно обвивают меня, его запах успокаивает, и приступ постепенно стихает. В голове всплывает картина, как мы сидим на причале и тоже обнимаемся, правда немного по другому. Эриксон! Джастин Эриксон! Я вспомнила, как его зовут. Это уже хоть что-то.

- Я пойду за врачом. Он должен знать, что ты делаешь успехи, - говорит Джастин и постепенно встаёт с кровати.

- Только возвращайся быстрее, Эриксон, - сказав это, я откидываюсь обратно на койку и принимаю лежачее положение. Боковым зрением я вижу, как он улыбается. Значит всё-так Эриксон. Спасибо маленьким чертикам в голове за эту информацию.

Через десять минут в палату врываются все, как мне кажется, медсестры и врачи, которые недавно заступили на очередное дежурство. Вся эта суета на пару минут развеяла мои мысли. Каждый интересуется как я себя чувствую, но что нужно отвечать на этот вопрос? Непонятные ранки на моем теле, по всей видимости, уже давно затянулись, оставив многочисленные шрамы, но сердце не может затянуться так же.

Мне больно.

Больно от мысли, что её больше нет.

На минуту я чувствую пустоту в своей голове, словно гуляющий ветер прогнал всё оттуда. Но это происходит всего лишь минуту. Помимо голосов снаружи, кто-то внутри начинает со мной разговаривать. Это бурчание невозможно разобрать, и, если так продолжится, то тут и до дурки недолго. Из-за беспомощности я просто начинаю плакать. Опять. Мне хочется рассказать и передать кому-нибудь свою боль. Но я не могу.

Только человек, переживший это, сможет понять меня. А я таких не знаю или же попросту не помню.

- Сердцебиение участилось, ввести препарат! - Слышу я властный голос около себя и чувствую, как по венам течёт что-то инородное, мне незнакомое. Постепенно мой рассудок затуманивается, и я снова отправляюсь туда, откуда недавно вернулась.

Абсолютная пустота и сплошное бело пространство. Я иду, и мне даже не ясно где. Передо мной появляются два силуэта.

Это опять они.

Мои части, как бы глупо это ни звучало.

- Ну привет, подруга! Опять ты с нами. Тебя что, не любят в человеческом мире, что постоянно отправляют сюда? - Воскликнуло подобие меня с красными губами, злорадно ухмыляясь. С виду кажется, что в ней собрано всё самое плохое.

- Перестань, Чери! Она не заслуживает твоих издёвок. Она и так через многое прошла, - сказала полная её противоположность. Неясно почему части меня спорят обо мне же и почему у них есть собственные имена.

- Так уж и быть, твоя взяла, - после этих слов всё и вся исчезли. Меня больше не окружала белая материя. Если пять секунд назад я ощущала хоть какой-то пол, то сейчас я словно парила в воздухе.

Белое пространство, создающее эффект фотостудии, исчез, словно по щелчку. Вместо него передо мной появился океан и белый песок, который я чувствовала под ногами. Абсурд какой-то. Несколько секунд назад я летала у себя в сознании, а сейчас я черт знает где.

Всё это время я шла на звук и вскоре увидела до боли знакомую картину: маленькая девочка с распущенными волосами цвета пшеницы бежит вдоль океанского берега в объятия к своей матери.

К моей матери.

Бегу я.

Я отчетливо помню тот день. Он был последним из счастливых и беззаботных. Мне исполнилось шесть, и я не могла нарадоваться этому. Знала бы я, что меня ждёт впереди, так бы высоко не прыгала. Хотя, наверное, именно для этого жизнь и создана: чтобы радоваться каждому моменту, произошедшему с тобой.

Вот я уже у неё в объятиях. Женщина поднимает меня на руки и кружит в воздухе, пока я верещу от восторга. Откуда-то здесь появляется Хейден и разрушает эту идиллию, говоря, что нам уже пора уезжать.

Тёплые лучи заходящего солнца нежно освещают всё на побережье, создавая волшебную атмосферу. Некоторые лучики попадают в глаза и показывают всю их красоту. Её светло-серые глаза сияют ещё сильнее в это время суток. Они отдавали такой добротой и светлостью, которой я никогда ни у кого не видела.

Я всегда мечтала о таких глазах. Да что уж тут, я просто хотела быть как она.

Всегда видела только хорошее в людях. Всегда поддерживала меня и утешала в минуты грусти. Всегда говорила, что у меня всё получится.

Я не оправдала её надежд.

Картинка снова сменяется другой. Вместо океана и заката появляется куча оранжевых деревьев, закрывающих последние солнечные лучики. Осень. Все листья летят в одну сторону, и я иду за ними. Как же это абсурдно - идти за листьями в своём воображении.

Дойдя до тропинки, я пускаюсь бегом. Солнце пятнами пробивается сквозь листву, и я бегу через свет и тень, через тень и свет, через полыхающее бесцеремонное солнце и призрачную печальную тьму, и снова на солнце, и опять в тень, от одного к другому, и через участки, где они сливаются воедино в красно-золотом лиственном сне. Я бегу и бегу, и ткань смерти, что так плотно затуманивала мой рассудок несколько недель, начинает понемногу размываться и спадать. Я бегу, быстрая и свободная. Ноги мои едва касаются земли, и я лечу от секунды к секунде, минуте, часу, дню, неделе, году моей жизни.

Я успеваю подумать о всех недосказанных словах в её сторону, но дуновения ветра быстро уносят мои мысли неизвестно куда. Моё упрямство всегда брало вверх. Я стою перед могильной плитой, не в силах сказать ни слова, текст попросту не собирается в голове. Этот камень с датой и именем не являются доказательством того, что она действительно мертва.

Но эти цифры и буквы смотрят на меня, словно смеясь. «Смотри, какая неудачница. Она даже не успела поговорит с ней спустя столько времени», - говорит дата «16.10.2019» такому знакомому сочетанию «Миранда Роджерс».

- Нужно срочно откачивать, иначе мы её потеряем, - слышу я голос, идущий откуда-то с неба.

Листья слетали с дерева, укрывающего могилу, и вместе с потоками ветра летели мне прямо в лицо. Они догоняли друг друга, переплетаясь и танцуя неизвестный танец грусти, который решили показать именно мне. Один за другим они падали с дерева, заставляя его ещё сильнее оголить свои ветки. Когда умчался последний листок, всё, что было, исчезло.

Снова словно по щелчку пальца я оказалась в белом пространстве с двумя голосами. Они спорили о моем нахождении здесь. Спустя какое-то время гул прекратился, и они пришли к единому мнению: меня пора возвращать обратно.

И вот, распахнув глаза, я вижу всю ту же палату. Только теперь я в ней одна. Ни единой живой души. Полная тишина, лишь иногда прерываемая пиликаньем датчиков, которых стало ещё больше. Я сдергиваю их с себя и вылезаю из под одеяла.

Мне нужно проветриться.

С такими мыслями я надеваю одежду, мирно лежащую в углу на кресле. Джинсы больше не облегают ноги, а свитер не греет как раньше. Хорошо, что хоть кроссовки ещё подходят по размеру. Взглянув на себя в зеркало, мне хочется закричать. Так плохо я не выглядела даже после недельного тусовочного марафона. От прошлой меня практически ничего не осталось, только кости, обтянутые кожей. Страшное зрелище.

Схватив куртку с вешалки, я быстрым шагом направилась на выход, удивляясь тому, что в коридорах и на ресепшне никого не было. Рядом с больницей был небольшой парк, который плавно переходил в пляж. Ну как пляж, просто песочек, после которого шёл необъятный океан.

Шум воды всегда утешал и успокаивал меня, пока внутри меня бушевали разные мысли, наводя ещё больший беспорядок чем раньше. Казалось бы, то, что произошло, уже не вернуть, но люди всегда пытаются изменить ход истории в своей голове, прокрутить разные варианты прошлого. А что было бы, если бы я не исчезла несколько лет назад? Не выпорхнула из-под родительского крыла в самостоятельный полет?

Улететь никогда не поздно, но найти путь обратно - вот вопрос.

Если бы только можно было бы вернуться обратно, я бы ни за что не разрешила ей в тот день садиться за руль и ехать куда-либо. Я бы не выпустила её из дома. Всё могло случиться совсем по другому.

Тучи начинают сгущаться, постепенно заволакивая всё небо серой массой. Начинается дождь. Я сижу на песке, и по моей щеке скатывается одинокая слеза, смешиваясь с каплями дождя, который накрывают меня с ног до головы. Потом вторая, ещё несколько. Я полностью тону в своих мыслях и соображениях, пока капля сталкивается с другой, а затем они вместе разбиваются о морскую гладь. Одна за другой. Кажется, как будто погода хочет разделить со мной мою утрату.

Но это совершенно не так.

Люди смотрят на кровати, в которых уже никто не спит, на ботинки, в которых уже никто не ходит. Перестают покупать конкретную марку хлопьев или шампуня. Люди по всему миру стоят в очередях в кассы кинотеатров, покупают занавески, выгуливают собак, и сердца их при этом разрываются на части. Многие годы. Всю жизнь. Время не лечит. Я в это не верю, да и не хочу, чтобы оно лечило. Если мне станет лучше, это же значит, что я соглашусь, что в мире может не быть Роджерс Старшей?

В данный момент я чувствую себя маленьким котёнком, которого жестокая жизнь выбросила на улицу, подкидывая ему одно за другим испытание. Но всё это происходит только для того, чтобы понять. Миранда будет умирать столько же, сколько я буду жить. Горе живет вечно. Оно не уходит, а становится частью тебя, шаг за шагом, вдох за вдохом. Я никогда не перестану горевать, потому что теперь это останется во мне навсегда.

Время нельзя повернуть вспять и вырвать эти воспоминания из моего сердца.

Она никогда не познакомится с новым Джастином. Она никогда не узнает, что между нами происходит. Она не вернётся домой ни завтра, ни через три дня, ни через несколько месяцев. Она никогда не вернётся. Она ушла, и мир продолжает вертеться без неё. Я больше не могу спокойно ни дышать, ни думать, ни сидеть вот так на одном месте.

Не в силах больше находиться здесь, я встаю и иду обратно через пару в сторону больницы. Лишь иногда мне на глаза попадаются люди, идущие под своими чёрными зонтами кто куда. Все такие важные. Пока кто-то спешит по делам, я неспешно направляюсь в место, куда не хотела бы попасть снова. Мои ноги меня не слушаются, а руки пытаются убрать все капли с лица. Даже не знаю чего тут больше: моих слез или просто обычных капель дождя.

Я останавливаюсь просто для того, чтобы посмотреть в небо. Почему оно прекрасно, даже когда серого цвета? Кто-то его ненавидит, кто-то восхищается, но никто его не жалеет. Через него проходят бури и грозы, легкие перьевые и грузные кучевые облака, дождь и солнце. Может ему тоже бывает больно, но никто об этом не знает? Например, когда идёт дождь, оно переживает за очередную звездочку, погасшую на небосводе; когда в дерево ударяет гроза, оно злится из-за конфликтов Солнца и Луны, которые всё никак не могут решит, кто и когда господствует над нашими не вечными душами.

Никто этого не знает.

Так же, как и не знает причину моего недуга.